§ 1. Провокация преступления в соотнесении с институтом соучастия в уголовном праве

Проведенный нами анализ признаков понятия провокации преступления существенно облегчает задачу по дальнейшему исследованию юридической природы провокации преступления. Хоть и не дав однозначного ответа можно ли относить провокатора к числу соучастников преступления, мы уже недвусмысленно дали понять читателю, что провокация преступления и соучастие в преступлении имеют различную правовую природу, в подтверждении чего мы ссылались на такие признаки провокации, как ее совершение без согласия провоцируемого лица, отсутствие единства умысла у провокатора и провоцируемого лица.

Не останавливаясь на сказанном, в настоящем параграфе мы продолжим исследование юридической природы провокации преступления в уголовном праве, и обсудим, пожалуй, самый популярный вопрос данной тематики - является ли провокация преступления одним из проявлений совместной преступной деятельности или же имеет отличительные особенности, которые позволили бы нам провести границу двух названных явлений и говорить об их самостоятельном уголовно-правовом значении, каковы эти особенности?

Действующий УК РФ определил исчерпывающий перечень видов соучастников преступления: исполнитель, организатор, подстрекатель и пособник. Такое деление порождено традиционным представлением о роли соучастников, об особенностях и характере функций, выполняемых ими в ходе совместной преступной деятельности. Вместе с тем в теории высказываются мнения и о наличии иных случаев соучастия, в частности, провокации преступления. На сегодняшний день вопрос о юридической природе и квалификации посреднических действий провокаторов остается открытым.

Многие авторы считают возможным квалифицировать действия провокатора в рамках предусмотренных УК РФ видов соучастия^[145]. Так, по мнению В. Д. Иванова, «действия провокатора должны оцениваться в зависимости от характера его деятельности по ч.З статьи 33 УК РФ и соответствующей статье Особенной части УК РФ при организации им преступления и по ч.

А. А. Мастерков также считает, что провокация преступления должна повлечь за собой уголовную ответственность, в зависимости от роли провокатора, в соответствии с положениями статей 33, 34 УК РФ^[147]. Ученый дает следующее определение провокации преступления: «Вовлечение другого лица в совершение преступления с целью вызвать впоследствии наступление неблагоприятных для него последствий».

Как подстрекательство расценивает действия провокатора Н.А. Егорова: «Лицо, склонившее служащего к получению взятки, способствовало

возникновению самого факта, а не сведений о факте, которые вполне достоверны. По моему мнению, в подобной ситуации действия субъекта, передавшего должностному лицу с согласия последнего имущественные блага в целях последующего изобличения должностного лица, нужно расценивать как подстрекательство к получению взятки и квалифицировать не по ст. 304, а по ст. ст. 33 и 290 УК РФ»^[148].

«... Следует признать, что деятельность провокатора может иметь не только подстрекательский, но и даже организаторский характер»^[149].

Думаем, что наличие подобных точек зрения основывается, прежде всего, на схожести объективной стороны действий, которые совершаются провокатором в процессе привлечения другого лица к совершению преступления с действиями, которые закреплены в ч.З и 4 статьи 33 УК РФ. Провокатор использует в своей деятельности такие способы стимулирования к совершению преступления как уговоры, советы, предоставление информации и т.п., и в итоге вызывает у провоцируемого лица решимость на совершение преступления. На первый взгляд провокатора можно назвать и организатором, и подстрекателем, и пособником.

То обстоятельство, что у провокатора имеется специальная цель, в юридической науке комментируется следующим образом: «Мотивы поведения подстрекателя для привлечения его к ответственности значения не имеют. Поэтому он отвечает и при провокации преступления, то есть когда подстрекает лицо не с целью совершения им преступления, а для привлечения этого лица к ответственности»^[150].

По мнению автора, более точно сформулирована сущность провокации применительно к институту соучастия М.И. Ковалевым. В монографии «Соучастие в преступлении» ученый пишет: «Вполне мыслимы случаи подстрекательства из ложно понятых интересов службы или каких-либо личных

интересов, когда подстрекательство носит характер провокации к преступлению и преследует цель последующего разоблачения исполнителя или сопровождается надеждой на то, что исполнитель после совершения преступления будет разоблачен и наказан, а ему - подстрекателю - удастся избежать ответственности»^[151].

Из вышеназванной цитаты хотелось бы подчеркнуть, что подстрекательство носит характер провокации. То есть подстрекательство, как вид соучастия, очень схоже с провокацией, но не есть одно и то же.

Итак, исходя из всех вышеназванных мнений, мы видим, что в науке уголовного права нет единого мнения об оценке действий провокатора, и нередко мы встречаем отнесение провокационной деятельности к соучастию. Провокатора называют подстрекателем, пособником, организатором.

Провокация и соучастие обладают как минимум одним сходством: участие двух или более лиц. Также в обыденном понимании глаголы склонять, побуждать, привлекать, уговаривать не представляются нам принципиально отличными. Поэтому на первый взгляд, кажется, что провокатор, активно принимающий участие в совершении преступления другим лицом, является соучастником. Однако такой подход, на наш взгляд, не учитывает особенностей юридической природы провокации преступления, что влечет неправильную оценку действий провокатора.

Для того чтобы определиться со значимостью обстоятельства провокации при оценке деятельности провокатора и соотнести изучаемое нами явление с институтом соучастия обратимся к понятийному аппарату.

В отличие от провокации преступления, понятие соучастия в преступлении получило закрепление на законодательном уровне. Согласно статье 32 УК РФ под соучастием понимается умышленное совместное участие двух или более лиц в совершении умышленного преступления.

- совершение преступления двумя и более лицами, отвечающими признакам субъекта преступления;

- совместность;

- общий преступный результат;

- осведомленность соучастников о наличии друг друга, наличие двусторонней субъективной связи;

- общность умысла¹³⁰.

Закон перечисляет различные виды соучастников: исполнитель, организатор, подстрекатель и пособник.

Деятельность провокатора имеет схожие черты с большинством вышеназванных видов соучастников, что и порождает дискуссионность вопроса о соотношении провокации преступления и соучастия в преступлении.

Внешне спровоцированное преступление будет совершено совместно двумя лицами. Достижение преступного результата наступает по причине действий как спровоцированного лица, подавшегося на стороннее влияние, так и провокатора, который инициировал начало преступной деятельности и всячески способствовал совершению преступления. Такое участие двух лиц в совершении преступления при определенных позициях, может быть оценено не как самостоятельная преступная деятельность каждого из двух лиц, а как совместное участие в совершении одного преступления.

Однако, на наш взгляд, такой вывод допустим не иначе, как путем обоснования общей природы соучастия и провокации, рассмотрения признаков этих двух явлений с выводом об их содержательном единстве - только в этом случае мы можем говорить о провокации, как разновидности совместной преступной деятельности и определить роль провокатора как одного из соучастников известных уголовному закону: исполнителя, организатора, подстрекателя, пособника. ^[152]

Итак, первый признак преступления, совершенного в соучастии - это совместность участия, что означает участие двух и более лиц в совершении преступления, при обязательной совместности их усилий^[153].

Применительно к преступлению, совершенному в результате провокации, данный признак может вполне определенно быть установленным.

Обобщенно ситуацию можно обрисовать следующим образом: лицо, в силу своих личных причин и целей оказывало влияние на другое лицо. Путем создания благоприятной обстановки, предоставления информации провокатору удалось спровоцировать к совершению преступления. В результате мы увидим, что причиной преступления явились не только действия спровоцированного лица, но и провокатор сыграл порой даже более активную роль в наступлении преступных последствий.

В качестве примера может служить реальная в нашей жизни провокация мошенничества в сфере компьютерной информации. Провокатор, желая подставить своего знакомого, предлагает ему установить на банковские терминалы специальные считывающие устройства. Говорится, что схема уже проработана, шансов попасться «ноль», есть надежный поставщик скиммеров, установить их несложно, вся информация с банковских карт будет доступна, что позволит распоряжаться денежными средствами, хранящимися на данных картах, в полном объеме. Провокатор сообщает всю информацию, сам не принимая участия в фактическом исполнении, тем временем проводя подготовку, слежку за спровоцированным лицом, и собирая всю информацию против него для передачи

правоохранительным органам, с целью дальнейшего уголовного преследования спровоцированного лица. После того как считывающие устройства будут установлены, произошел взлом информации и появляется фактическая возможность изъятия чужого имущества в свою пользу, все материалы передаются провокатором в следственные органы. В данном случае мы видим формальное участие двух лиц в совершении мошенничества.

Рассматривая провокацию в соотнесении с первым названным признаком соучастия, мы видим сходство двух явлений. В зависимости от фактически совершаемых провокатором действий, мы можем его назвать организатором, пособником, подстрекателем, или в самом общем виде - соучастником в совершении преступления.

Однако, во-первых, мы должны установить соответствие провокации и соучастия по всем признакам, наличие одного лишь количественного признака и совместности действий в объективном смысле, не говорит о соучастии.

Во-вторых, в случае отнесения приведенного нами примера к соучастию, деятельность провоцирующего лица с учетом уголовно-правового регулирования института соучастия в конечном счете по внешним признакам может быть оценена, как своевременное сообщение органам власти или иные предпринятые меры для предотвращения доведения преступления исполнителем до конца. Схема действий провокатора следующая:

лицо сообщает правоохранительным органам о готовящемся преступлении, не отрицает, что также имеет причастность, но сейчас осознает, что причинит вред гражданам, деньги которых предполагалось похитить,

- сообщаются детали готовящегося преступления: где, когда, кто придет и установит скиммеры на банкоматы,

- доведение преступления до конца будет предотвращено, так как спровоцированное лицо будет взято на месте преступления.

Описанные действия могут быть расценены по правилам добровольного отказа от преступления, что не влечет уголовной ответственности соучастника.

Подобная ситуация вызывает разные оценки научного сообщества. Например, А.А. Арутюнов, придерживаясь позиции о квалификации действий провокатора, как подстрекателя, допускает освобождение провокатора от уголовной ответственности: «Если сообщение провокатора привело к предотвращению последствий, то в соответствии с ч. 4 ст. 31 УК РФ он не подлежит уголовной ответственности. Таким образом, действующее законодательство, не упоминая о фигуре провокатора, позволяет тем не менее последнему при определенных условиях избежать уголовной ответственности. Прав П.С. Яни: «Выходит, что уголовный закон создал базу для провокационных, подстрекательских действий сотрудников оперативных служб, когда им не удается «вывести» лицо на инициативное, так сказать, преступное поведение: сотрудник милиции предотвращает доведение преступления, к совершению которого сам же и подстрекал, до конца»¹³²»^{[154] [155].}

Подобная квалификация вызывает у нас чувство несправедливости. Поэтому, на наш взгляд, даже в случае наличия количественного признака соучастия, необходимо более основательно рассматривать деятельность каждого из участников готовящегося или совершенного преступления, не ограничиваться формальным чтением закона и посмотреть на деятельность провокатора, как на особую преступную роль, имеющую свои внутренние мотивации, цели. Судебная и следственная практика показывает, что такая особая роль трудно установима. Количество судебных приговоров по статье 304 УК РФ ежегодно насчитывает единицы. Тем не менее, мы не можем исключать теоретическое осмысление провоцирующего воздействия, что явилось бы предпосылкой для формулирования более практически применимых положений закона о провокации преступления, чем существующая статья 304 УК РФ. Правильная оценка содеянного является важным условием реализации принципа индивидуализации

ответственности и наказания.

Из определения соучастия, приведенного в статье 32 УК РФ, следуют и субъективные признаки соучастия: умышленность совместного участия и совершение умышленного преступления.

«Законодатель вполне определенно указал на недостаточность для соучастия совместных действий, ибо наряду с этим требуется, чтобы совместность с субъективной стороны была умышленной, т.е. охватывалась сознанием и волей исполнителя и других соучастников. Другими словами, внутренняя субъективная связь между действиями участников объединенной преступной деятельности является обязательным элементом соучастия»¹³⁴.

Умышленная направленность действия провокатора не вызывает сомнения. Однако при соучастии должна присутствовать умышленность совместного участия, и в ракурсе темы провокации умышленная совместность касается совершения провоцируемого преступления.

Провокатор явно осознает общественную опасность своих действий, предвидит возможность или неизбежность наступления общественно опасных последствий и желает их наступления. Таким образом, с субъективной стороны действия провокатора совершаются с прямым умыслом.

В деятельности подстрекателя, в отличие от провокационной, имеет место направленность стараний подстрекателя на совершение лицом определенного, а не вообще преступления. Усилия же провокатора направлены на совершение лицом неопределенного преступления. Конечно, желая успешности своего агентурного плана, провокатор продумывает ход событий и то, каким образом он будет совершать провокацию, к чему склонять и что должно получиться в итоге. Тем не менее, думается, что если подстрекатель предлагал бы определенному лицу совершить мошенничество, а в ответ получил бы предложение совершить другое преступление, например, нанести тяжкие телесные повреждения обидчику этого лица, то подстрекатель, не имея интереса, отказался бы, так как подстрекателю значим только определенный результат, у него имеется ^[156]

определенная преступная идея, на реализацию которой он и подговаривает склоняемое лицо^[157]. Провокатор же в такой ситуации вернее всего поддержал бы смену настроения провоцируемого им лица, взяв время на более детальное обдумывание плана преступления и своих действий по последующему изобличению лица. Это обусловлено тем, что провокатор в отличие от подстрекателя желает наступления не определенных преступных последствий, как результата конкретного преступления, на которое подстрекается лицо, а возможности дальнейшего уголовного преследования спровоцированного лица, создания именно для данного спровоцированного лица неблагоприятных последствий.

Деяние провокатора отличается от соучастия отсутствием общего замысла. Соучастники, действуя совместно, всегда знают о своих ролях, о том, в чем заключается вклад каждого из них в общее преступное дело. Соучастники рассчитывают друг на друга, действия одного обуславливают действия другого. В итоге это сказывается и на ответственности соучастников, которые хоть и не без принципа индивидуализации наказания, но отвечают за преступление, совершенное сообща. В провокации же отсутствует единомыслие и распределение ролей.

Иными словами, и у подстрекателя, и у провокатора имеется умышленная форма вины, однако предметное содержание умысла у них разное. Как отмечает С.Д. Демчук: «В случае провокации интеллектуальный признак соучастия (двусторонняя интеллектуальная связь) в принципе невозможен»^[158].

Еще одной отличительной особенностью психического отношения провокатора к совершаемому деянию является первостепенная значимость для него не столько факта совершения спровоцированным лицом преступления, сколько возможность последующего раскрытия этого преступления правоохранительными органами и реальная возможность привлечения спровоцированного лица к уголовной ответственности. А.А. Пионтковский писал, что провокатор «руководствуется не стремлением в своей деятельности причинить вред объекту, на который направлено действие исполнителя, а стремлением изобличить преступника и передать его в руки государственной власти»^[159], тем самым проводя отличие от подстрекательства.

«Общественная опасность деятельности провокатора очевидна, ибо он не просто вносит свой вклад в совершение преступления, как это имеет место при подстрекательстве, а побуждает исполнителя совершить преступление, чтобы сообщить об этом в органы власти. В этом истинный смысл провокации. Не уменьшает ее общественную опасность и сообщение провокатора в органы власти о совершенном либо начатом преступлении, какими бы мотивами он при этом ни руководствовался»^[160].

Конечной целью провокатора является извлечение личной выгоды, то есть провокатор желает не столько наступления определенных преступных последствий, на которые он провоцирует, сколько того, чтобы противоправное поведение спровоцированного сыграло провокатору «на руку». Совершенное спровоцированным преступление является для провокатора средством достижения его действительных целей - наступления для спровоцированного неблагоприятных последствий в виде уголовного преследования и осуждения.

Выгодность преступной ошибки спровоцированного может быть необходима провокатору из личной неприязни к человеку, когда, например, провокатор желает отомстить своему обидчику, или в целях дальнейшего шантажа для достижения реализации любых других своих намерений под предлогом неразглашения того, что провокатору теперь известно, либо как средство в своем стремлении карьеры, повышений, попустительства. Не исключена и цель обогащения, когда провокатор за уничтожение имеющихся у него улик и доказательств совершенного спровоцированным лицом преступления требует от последнего денежного вознаграждения.

Спровоцированное лицо также действует умышленно. Его деяние может совершаться и с косвенным умыслом. Однако он не подозревает о совершенной в отношении него провокации и не мыслит о совершении совместного с провокатором преступления.

Умысел провокатора и спровоцированного отличаются от умышленной деятельности соучастников, которые желают наступления единого преступного результата и действуют в целях его достижения совместно.

Таким образом, провокатор не имеет умысла на совершение провоцируемого преступления, он не желает его совершить. Провокатор считает себя безучастным. Ему свойственно безразличное отношение к совершению определенного преступления провоцируемым лицом. В противном случае, если же провокатор желает, чтобы было совершено именно определенное преступление, так как в наступлении преступного результата кроются и интересы провокатора (корыстные, мести), то в таком случае мы могли бы говорить о соучастии. В последнем случае желание провокатора преступных последствий довлеет над умыслом «коварного плана», который в таком случае не должен получать юридической оценки провокации преступления, а как запасной выход в стремлении соучастника избежать уголовной ответственности и показать себя в выгодном свете перед сотрудниками правоохранительных органов.

Безусловно, преследование соучастниками различных целей при совершении преступления может и не исключать соучастия. Например, когда, совершая

заказное убийство, один участник (заказчик) желает получить наследство, а второй (киллер) желает получить гонорар. Однако в случае с провокацией речь идет о принципиально разном отношении участников к совершаемому преступлению. Если в соучастии подстрекатель, пособник или организатор действуют с исполнителем заодно, сообща, то провокатор стремится не иметь прикосновенности к действиям спровоцированного, добиваясь непричастности и позиционируя себя не как преступник (соучастник), а, наоборот, как разоблачитель преступников. Провокатор действует тайно не только в отношении всех других лиц, но и самого провоцируемого лица. Если соучастники действуют совместно, желают совершить преступление вместе, то действия провокатора представляют собой скрытую одностороннюю деятельность, направленную не на совершение совместного преступления, а на наступление для спровоцированного лица неблагоприятных последствий.

Еще одно отличие провокации от соучастия - это спорная возможность установления при провокации преступления признака осведомленности всех участвующих лиц о совместном совершении преступления. Например, в таком виде соучастия, как подстрекательство, подстрекаемое лицо должно осознавать сущность предложения и уговоров подстрекателя. Даже если в качестве способов склонения подстрекатель использует мимику, жесты, символические знаки (то есть внешне не явные способы воздействия)¹³⁹, то для соучастия обязательным является, что подстрекаемое лицо восприняло этот способ как руководство к действию и согласилось на совершение преступления. В случае же с провокацией, провоцируемое лицо не осознает ни совместности участия с провокатором в совершении преступления, ни факт воздействия на него, так как провокатор действует по отношению к провоцируемому лицу тайно. ^[161]

Деятельность провокатора, по сути, - предательство, что не предполагает открытости провокационных попыток склонить другое лицо к совершению преступления. Наоборот, как любой агент-предатель, провокатор стремится реализовать свою ловушку, как уже говорилось, без осведомленности провоцируемого лица о том, что будет совершено преступление. Даже если провокатор и провоцируемый хорошо знакомы, то доверительные отношения используются не для сговора, а для облегчения провокации: назначение встречи, использование знания обстановки рабочего кабинета провоцируемого лица, времени присутствия и отсутствия дома либо на работе.

Вышеизложенные отличия деяний провокатора и соучастников являются на наш взгляд определяющими, то есть разграничивающими провокацию и соучастие по существу. Тем не менее, учитывая, что вопрос о самостоятельной юридической природе института провокации преступления является спорным, считаем необходимым пояснить об особенностях института провокации преступления в сравнении с теми видами соучастия, которые в науке уголовного права отождествляют с провокацией преступления чаще всего: подстрекательством и пособничеством.

Неопределенность в разграничении провокации преступления с институтом соучастия появляется еще на первоначальном этапе их сравнения, после ознакомления с определениями соучастников, содержащимися в уголовном

законе.

Так, например, описание подстрекательства в некоторой степени похоже на провокацию. По определению действующего уголовного закона подстрекателем признается лицо, склонившее другое лицо к совершению преступления. Как мы видим, действия подстрекателя раскрываются через глагол «склонить». Склонять и провоцировать имеют схожие значения. Под «склонить» мы понимаем убедить^[162], что находит свое отражение и в тех, пусть и не исчерпывающих, но все же оговоренных способах подстрекательства, которые указаны в УК РФ: «путем уговора, подкупа, угрозы». Под «провоцировать» мы понимаем побудительные и

обуславливающие действия, которые направлены не столько на то, чтобы уговорить и убедить (т.е. воздействовать непосредственно и внешне), сколько на создание такой обстановки и условий совершения преступления, при которых у спровоцированного лица формируется желание совершить преступление (то есть воздействие не явное, опосредованное). В случае с провокацией потерпевший испытывает меньше непосредственного внешнего воздействия, чем при подстрекательстве. Представляется, что значения глаголов «склонить» и «спровоцировать» совпадают частично.

Отметим также, что подстрекательство предполагает использование явного способа воздействия на волю и сознание склоняемого лица. Так, в части 3 статьи 33 УК РФ отмечается, что подстрекателем признается лицо, склонившее другое лицо к совершению преступления путем уговора, подкупа, угрозы или другим способом. При совершении провокации действия провокатора носят скрытый характер. Провокатор предпринимает все усилия для того, чтобы провоцируемое лицо не догадалось о совершаемой в отношении него провокации, а значит и вообще о том, что совершается какое-либо преступление. Провокатор действует тайно, поэтому его попытки склонить к преступлению, как правило, не осознаваемы другим лицом и могут быть не заметны даже внешне ввиду воздействия провокатора не на провоцируемое лицо, а на окружающую обстановку.

В юридической литературе можно встретить позиции, когда действия провокатора квалифицируются как подстрекательство. Такая позиция высказывалась, например, П.Ф. Тельновым: «Сходно по юридической сущности вовлечение другого лица в совершение преступления с целью его последующего разоблачения - провокация. Обман в таком случае относится к мотивам и целям приобретения соучастника, т.е. к обстоятельствам, не влияющим на юридическую оценку деяния. Поэтому преступная провокация должна преследоваться как подстрекательство»^[163]. Комментируя приведенную научную позицию, хотелось

бы отметить, что ученый не раскрывает данную тему и проблемы отсутствия при провокации субъективных признаков соучастия. Также нельзя не заметить, что монография ученого была выпущена в 1974 году, а данный период (с УК РСФСР 1960г. до УК РФ 1996г.) отмечается отсутствием специального регулирования деяния провокатора. В научной литературе на этот счет даже высказана точка зрения^[164] о квалификации деяния провокатора как соучастника именно по причине отсутствия иных оснований ответственности провокатора в действующем на тот период уголовном законодательстве.

Согласно теории, представленной в настоящем диссертационном исследовании, провокация - это создание условий совершения преступления провоцируемым лицом. Часть 5 статьи 33 действующего уголовного закона определяет, что пособником признается лицо, содействовавшее совершению преступления советами, указаниями, предоставлением информации, средств или орудий совершения преступления либо устранением препятствий, а также лицо, заранее обещавшее скрыть преступника, средства или орудия совершения преступления, следы преступления либо предметы, добытые преступным путем, а равно лицо, заранее обещавшее приобрести или сбыть такие предметы. С учетом данного определения могут возникнуть сомнения в самостоятельном правовом значении института провокации преступления, ведь как мы видим, и пособник, и провокатор, содействуют совершению преступления.

Во-первых, следует сказать, что с учетом роли, отведенной пособнику в соучастии, пособник является наименее опасной фигурой совместного преступления. Провокатор же по нашему мнению выполняет функции, свойственные нескольким соучастникам (организатору, подстрекателю, пособнику) в связи с чем, назвать провокатора пособником означало бы недооценить роль провокатора, а юридически это бы повлекло назначение провокатору наказания неравноценного характеру и степени его участия в совершенном преступлении, то есть назначение не справедливого наказания.

Во-вторых, если посмотреть на совершаемые провокатором и пособником действия по существу, то мы увидим, что пособник только содействует, его деятельность не направлена на формирование умысла у другого лица. Даже если говорить о том, что пособник может укреплять решимость в совершении преступления, то очевидно, что такая роль пособника выражалась бы в заранее данном обещании, в то время как провокатор действует тайно и не имеет с провоцируемым лицом интеллектуальной связи, деятельность провокатора способствует формированию умысла на совершение преступления, а не укрепляет решимость в совершении преступления, которая развивалась у исполнителя с самого начала собственной волей и сознанием.

Соучастие, как особая форма преступной деятельности, является самостоятельным институтом общей части уголовного права. Каждый вид соучастия предполагает соответствие всем признакам, характерным для совместной преступной деятельности. Соучастие с распределением ролей (сложное соучастие) не является исключением. В этом смысле полагаем, что несоответствие провокации преступления признакам соучастия, представленным в статье 32 действующего уголовного закона, является достаточным для вывода о самостоятельном значении института провокации преступления. Даже если мы обнаруживаем некоторое совпадение роли провокатора с фигурами организатора, подстрекателя и пособника, это не преодолевает несоответствие провокации преступления признакам соучастия, как общим и обязательным признакам для каждого из видов соучастия.

Резюмируя наши соображения о провокации, о соучастии, их сходствах и отличиях, а также об их значении для оценки деятельности провокатора, можно сказать о главенстве различия в субъективной составляющей этих двух уголовно-правовых явлений: провокации и соучастия. При провокации преступления отсутствует внутренняя согласованность действий провокатора и провоцируемого, поэтому мы не можем их назвать соучастниками преступления, которое совершается в результате провокации, а значит, деяние каждого из них образует самостоятельный состав преступления.

Представляется, что роль провокатора отличается от роли каждого из соучастников более широким кругом совершаемых действий. Роль провокатора значительнее, чем роль одного лишь, например, подстрекателя. Провокатор и подстрекатель, и пособник, и организатор. Вся его провокационная деятельность направлена на то, чтобы и склонить, и посодействовать, и организовать, то есть на то, чтобы, было за что наказать спровоцированное лицо, а для этого необходимо событие преступления.

Мы считаем, что провокатор не является соучастником преступления, совершенного в результате его же провокации, что, тем не менее, не исключает общественной опасности его деяния, требующей уголовно-правовой оценки, но отличной от юридической оценки соучастия.

Так как следствием провокации является не только совершение преступления спровоцированным, но и привлечение его к уголовной ответственности (цель провокации - ее конструктивный признак), мы можем говорить о повышенной общественной опасности роли провокатора по сравнению с соучастниками. Учитывая это, а также практическую неприменимость действующей статьи 304 УК РФ, законодатель мог бы переосмыслить свой подход к регулированию явления провокации преступления, предусмотрев провокацию преступления в качестве самостоятельного состава преступления.