§1. Проблема обособления комплекса норм международно-правовой борьбы с терроризмом в международном праве

В науке международного права отсутствует ясность в определении места в международном праве комплекса норм о международно-правовой борьбе с терроризмом^[288]. И.И. Лукашук, И.И.

Кроме того, в научной литературе высказана точка зрения, согласно которой мировая борьба с терроризмом осуществляется в рамках отрасли международной безопасности^[292].

В.В. Устинов, В.Ф. Антипенко последовательно отстаивают позицию, согласно которой имеется международное антитеррористическое право, которое представляет самостоятельную отрасль международного права^[293].

М.М. Зайончковская считает антитеррористическое право межсистемной отраслью, понимая под ним «...совокупность норм внутригосударственного и международного права, являющейся основой для создания и функционирования институциональных национальных и международных контртеррористических систем»^[294].

Зарубежные авторы придерживаются более осторожных оценок. Я. Броунли писал, что «права о терроризме» нет; борьба с этим явлением должна регламентироваться в соответствии с рядом разделов международного права: юрисдикция, международное уголовное правосудие, ответственность государства^[295].

Б. Сол утверждает, что не существует единого «международного права терроризма». По его мнению «террористическое право» объединяет в себе правила конкретного метода, его можно найти среди правил уголовного права, в уточнениях общих норм в праве о применении силы, в гуманитарном праве и праве прав человека³⁰².

С. Алегре, опираясь на положения Резолюции СБ ООН 1456 (2003)³⁰³, полагает, что борьба с терроризмом в мировых масштабах должна осуществляться в рамках совместного действия международного уголовного права, международного сотрудничества по уголовным делам, международного гуманитарного права, права беженцев и права в области прав человека. По ее мнению, ни одна из сфер международного права не может действовать независимо, без участия широкого конвенционного регулирования (no sphere of international law is entirely independent of the wider framework)³⁰⁴.

Близкую позицию высказывают К. Самюэл, Н.Д. Уайт, которые исследуют борьбу с терроризмом в рамках международного права прав человека, международного гуманитарного права, международного уголовного права и права беженцев / права убежища³⁰⁵.

С. Лим видит основную причину неоформленности свода международных правил о борьбе с терроризмом (которые не поглощаются полностью ни одной частью международного права) в отсутствии согласованного определения «терроризм»³⁰⁶.

Д. Моэкли является сторонником выделения специального международноправового режима борьбы с терроризмом. По его мнению, можно констатировать наличие специально разработанного кластера правовых норм, институтов и ^{[296] [297] [298] [299] [300] механизмов для борьбы с терроризмом, которые в совокупности могут быть названными уникальной международно-правовой системой[301].}

М. Коскенниеми, как основной автор Доклада Исследовательской группы, признает наличие «права о терроризме», но считает, что его самостоятельность носит условный характер, обозначает «произвольное название области профессиональной специализации»^[302].

Р. Хиггинс считает, что терроризм не является дискретной темой международного права, не имеет собственной международно-правовой нормативной базы. По ее мнению, он представляет сложную юридическую проблему, позволяющую показать возможности ООН реагировать на новые вызовы^[303].

Вряд ли можно согласиться с мнением Р. Хиггинс, что активное международное антитеррористическое правотворчество является ответом на новизну терроризма как социального явления. Проведенное в рамках настоящей диссертационной работы исследование показало, что терроризм и международноправовая реакция на него насчитывают более чем столетнюю историю. Этим международно-правовая борьба с терроризмом отличается от международноправового регулирования относительно новых сфер общественных отношений (например, космос, экология, культурное сотрудничество), обособление которых является дискуссионным вопросом в доктрине международного права.

Дополнительную сложность дискуссии создает активное использование в научных и правоприменительных целях правовых предписаний

антитеррористических актов в рамках иных международно-правовых институтов и отраслей. Анализ Токийской 1963г., Монреальской 1970 г. конвенций, иных международных актов, посвященных борьбе с терроризмом в воздушном пространстве, в связи с исследованием вопросов международного воздушного права, содержится в работах А.П. Мовчана, А.С. Конюховой, А.В. Павлинова^[304].

Международная конвенция о борьбе с финансированием терроризма 1999 г. рассматривается некоторыми авторами как источник международного валютного права^[305], международного финансового права^[306].

Антитеррористические конвенции и протоколы, в которых регламентируется борьба с морским вариантом терроризма, неоднократно анализировались в научных исследованиях, посвященных международному морскому праву^[307].

Вопросы недопущения ядерного терроризма рассматриваются, в том числе, в праве международной безопасности^[308].

В рамках международно-правового режима информационной безопасности разрешаются вопросы борьбы с «информационным» терроризмом (кибертерроризмом)^[309].

Показанная картина позволяет сделать вывод, что вопросы борьбы с терроризмом включены в различные международно-правовые комплексы; в доктрине отсутствует лидирующий взгляд на место международно-правовой борьбы с терроризмом в системе международного права.

Представляется неоспоримым и не нуждающимся в специальном доказывании тезис, что международная борьба с терроризмом предполагает использование инструментов, предусмотренных правовой системой международного права, представляющей собой самостоятельный правопорядок. Необходимо разобраться, какое место занимает комплекс правовых норм, посвященных этой теме, в системе международного права, под которой, в данном случае, предлагается понимать способ распределения международноправовых норм на относительно самостоятельные элементы (отрасли, подотрасли, институты).

Вопрос строения системы международного права не имеет однозначного научного решения. Развитие международного права идет по пути усложнения и роста нормативной специализации. Относительная молодость феномена международного права, масштабность и сложность регулируемых отношений, задач, стоящих перед ним, обусловливает отсутствие единства во взглядах на его составляющие части, их структурное соотношение. Спорными остаются базовые критерии отнесения правовых норм к различным отраслям международного права, подходы к определению количества и качества элементов системы, их взаимосвязи в иерархическом расположении^{315 [310]. В науке международного права отсутствует единство взглядов в вопросе деления международного права на отрасли и институты[311], на общее количество отраслей, на их состав, на критерии для признания комплекса правовых норм самостоятельной отраслью / институтом. Приведенный выше обзор доктринальных взглядов на статус совокупности международно-правовых норм, посвященных борьбе с терроризмом, в системе международного права наглядно демонстрирует сложность и злободневность этой проблемы.}

Тем не менее не подлежит сомнению, что международное право объективно обладает внутренней структурой, что все его элементы обладают признаками взаимосвязи, системного и интегрированного действия, находятся во взаимозависимости по отношению друг к другу^[312]. Международно-правовая система обладает признаком когерентности (внутренней согласованности).

международного права — это сложное явление, находящееся в процессе становления^[315].

Представляется, что имеющиеся в доктрине разногласия по поводу количественных и качественных характеристик объектов в системе международного права не свидетельствуют о ее «разрушении» или «отсутствии»^[316], а скорее говорят о проблеме «роста» международного права, вызванной расширением сферы охвата и диверсификацией общественных отношений. Исследуемая диссертантом международно-правовая борьба с терроризмом является примером относительно «нового феномена» в международном праве, не получившем пока своего стабильного места в существующей системе. Представляется, что в этом аспекте уместно говорить о естественно-правовом, объективном характере фрагментации международного права, вызванной необходимостью международно-правового ответа на новые или сильно трансформировавшиеся вызовы мировому сообществу, среди которых терроризм занимает одно из первых мест. Игнорирование таких проблем, как и попытки их решить с помощью специально не приспособленных международноправовых инструментов, представляются недостаточно эффективными и адекватными, способными повлечь, используя фразеологию М. Коскенниеми, последствия, «лишенные правовой перспективы»^[317].

Рассмотрим, имеются ли основания выделять международно-правовую борьбу с терроризмом как самостоятельный элемент системы международного права.

В отечественной правовой доктрине сложился превалирующий подход, согласно которому основными структурными элементами системы права являются отрасли, подотрасли, институты и нормы. С.С. Алексеев видел взаимосвязь между ростом значения правового регулирования и образованием структурных объединений юридических норм; эта связь обусловлена комплексным характером как предмета и метода правового регулирования, так и субъектов и объектов правовых отношений, она - есть следствие воздействия на право и на общественные отношения объективных и субъективных факторов^[318].

В науке международного права справедливо отмечается, что параметры, используемые для разграничения системы национального права на отрасли и институты, не могут быть безусловно применимыми в целях определения внутренней структуры международного права^[319], своеобразие которого требует повышенного внимания к субъективным моментам, во многом определяющим особенности внутренней иерархии структурных элементов, характер взаимодействия и взаимосвязи между ними. Тенденция их превалирующего влияния на формирование системы права в свое время была отмечена Д.И. Фельдманом^[320]. Это, по мнению исследователя, должно учитываться, в том числе, при выделении отраслей и подотраслей права^[321]. Представляется, что именно субъективные факторы, оказали решающее воздействие на появление комплекса норм, связанных с противодействием террору в глобальном масштабе.

В первую очередь мотивацией создания международно-правовых норм, направленных на борьбу с терроризмом, стала насущная необходимость реакции на новые вызовы системе международной безопасности. Иначе говоря, сформировались специальные самостоятельные задачи, решение которых представляется возможным только путем применения механизмов международного права. Растущая дифференциация задач, стоящих перед различными правовыми комплексами, в свое время была отмечена С.С. Алексеевым в качестве одной из тенденций современного правового развития. Автор отмечал, что благодаря автономизации («плазменному строению») структурных элементов системы права, при наличии определенных системообразующих факторов, становится возможным создание новых структурных ассоциаций: «Проблемы, возникающие из естественных потребностей общественного развития, обусловливают цели законодателя по их урегулированию. Цель законодателя «притягивает» к себе из нормативного массива различные по своему назначению и функциональной специализации нормы для эффективного и быстрого ее достижения^[322]».

Среди важных для международного сообщества задач, связанных с международно-правовой борьбой с терроризмом, отметим следующие.

Во-первых, исключительная опасность терроризма для всего мира требует масштабной системной реакции со стороны субъектов международного права. Д. Моекли пишет об этом как о факторе повышения качества антитеррористической деятельности: «...особенность международного терроризма является в том, что государства воспринимают его как особо опасную форму насилия, что ставит под угрозу их существование и, следовательно, требует ... принятия исключительных мер противодействия. Таким образом, они не только придают своей внутренней борьбе с терроризмом [статус] политики глобального масштаба, но и насыщают ее с международной легитимностью»^[323].

Во-вторых, эффективная борьба с терроризмом на международном уровне не представляется возможной с помощью существующих инструментов международного права. Требуется создание специальных норм, отличных от уже существующих международно-правовых предписаний. М. Коскенниеми выделяет особую категорию в международном праве: «защищаемый интерес», новая сформированная грань которого порождает новые специальные правовые

режимы^[324]. Таким образом, эффективность борьбы с терроризмом требует создания специализированных международно-правовых предписаний,

устанавливающих базовые правила поведения субъектов международного права в данной сфере общественных отношений.

В-третьих, только в рамках международного права можно организовать наиболее эффективный контроль в случае нарушения правовых норм антитеррористической направленности субъектами международного права и современными организованными террористическими группировками.

В-четвертых, современная борьба с терроризмом, осуществляемая как на национальном, так и международном уровнях, требует согласования государственных подходов. Международное право приспособлено для формирования общих правовых антитеррористических стандартов, способных стать основой для гармонизационных процессов в этой сфере в национальных правовых системах государств - участников борьбы с терроризмом. В докладе Исследовательской группы КМП отмечается, что достижение единообразия в применении международно-правовых норм является одной из причин роста сегмента «специализированных режимов»^[325].

В-пятых, в условиях глобального распространения террористической угрозы международное право предоставляет уникальные возможности для создания свода правил, посвященных искоренению условий, предпосылок и причин терроризма.

Обращает внимание, что все выделенные задачи имеют практическую окраску, ориентированы на создание безопасных международных условий и более эффективное взаимодействие государств по этому вопросу.

Какое место в структуре международного права следует отвести комплексу международно-правовых норм, связанных с борьбой с терроризмом? Диссертант скептически относится к попыткам признания исследуемого правового комплекса самостоятельной отраслью международного права. В исследованиях, посвященных системе международного права, предлагаются различные критерии для обоснования данного элемента правовой системы. Безусловным «маркером» отрасли международного права традиционно считается предмет (объект) регулирования в виде определенной сферы международных отношений. Но, как верно отмечено Е. Т. Усенко, Д.И. Фельдманом, Л.П. Ануфриевой, специфика международного права обусловливает необходимость учета и иных факторов при конструировании его отраслей; в ином случае многообразие международноправовых отношений станет причиной волюнтаристского, ненаучного подхода по созданию излишнего перечня отраслей международного права^[326]. Можно согласиться, что подобная практика ведет к подрыву целостности системы международного права. В доктрине предлагаются многовариантные подходы к определению критериев: автономность комплекса правовых норм, новизна и специфичность нормативного материала, масштабность и специфичность правового регулирования в рамках той или иной области^[327], наличие собственных субъектов, принципов^[328], заинтересованность международного сообщества в развитии данной отрасли^[329].

Все эти критерии носят условный характер, не могут претендовать на абсолютную объективность в целях отраслевой дифференциации. В отношении международно-правовой борьбы с терроризмом вряд ли можно говорить об автономности как о необходимом и полезном качестве; вряд ли можно выделить какие-либо специфические источники и субъекты, не характерные для иных правовых отраслей и институтов международного права. Сомнительным кажется критерий «заинтересованность международного сообщества», так как одна из важнейших черт международного права - основанность на согласовании воль государств - объективно предполагает наличие государственного интереса в появлении и реальном регулятивном характере новых международно-правовых норм, соответственно все международно-правовые нормы создаются в связи с существующей международной (межгосударственной) заинтересованностью.

Вызывает интерес категория «собственные принципы» как критерий выделения отрасли международного права. О его значимости для идентификации структурных элементов международного права писал Е.Т. Усенко: «...[принципы, составляющие] основу соответствующей отрасли международного права ... [позволяют] говорить, что определенная совокупность норм образует отрасль международного права»^[330]. По мнению автора, данный критерий обладает качеством объективности: благодаря принципам можно установить с научной достоверностью наличие или отсутствие отрасли международного права и более глубоко раскрыть целостность и гомогенность природы «нормативных взаимосвязей управления в целостной системе»^[331].

Близкую позицию занимает Л.П. Ануфриева, считая, что свойства специальных принципов (высокий уровень внутренней общности и специфические качества по отношению к иным нормам данной отрасли) позволяют обособить комплекс норм в отдельную категорию^[332]. В целом можно поддержать данную точку зрения.

Вопрос принципиальной основы международно-правовой борьбы с терроризмом относится к разряду слабоисследованных и «проблемных». Решение этого вопроса представляется исключительно важным. Верховенство права, как один из основополагающих принципов в международных правоотношениях, предполагает высокий уровень системности норм, связанных с обеспечением мировой безопасности^[333].

В антитеррористических международных конвенциях системы ООН не называются специальные принципы, которыми должны руководствоваться государства. Однако в преамбулах большинства универсальных конвенций указывается, что государства-участники принимают во внимание цели и принципы Устава ООН, касающиеся поддержания международного мира и безопасности, развития добрососедства и дружественных отношений между государствами^[334].

Также во всех антитеррористических конвенциях системы ООН содержится норма, прямо не названная принципом, но по своему содержанию соответствующая статусу отраслевого принципа международного права: Aut dedere aut judicare^[335]. Нормы аналогичного содержания имеются во многих региональных международных договорах, посвященных борьбе с терроризмом^[336], в проекте Всеобъемлющей конвенции о международном терроризме^[337].

В ряде конвенций системы ООН имеются специальные правила о гарантиях соблюдения прав человека в отношении лиц, подозреваемых/ обвиняемых в совершении террористического преступления^[338]. Более четко о принципиальном характере правила «уважение прав человека» говорится в некоторых региональных антитеррористических договорах^[339].

Также в антитеррористических конвенциях упоминается о необходимости уважения и соблюдения принципов суверенного равенства и территориальной целостности в ходе борьбы с терроризмом^[340].

Проведенный обзор показывает, что в международных договорах, посвященных борьбе с терроризмом, отсутствуют специальные принципы, на основании которых можно было бы вести речь об отраслевой самостоятельности международно-правовой борьбы с терроризмом.

Необходимость конкретизации принципиальной основы анализируемого правового режима осознается государствами - участниками борьбы с терроризмом и ООН. Например, во время обсуждения проекта Всеобъемлющей конвенции о международном терроризме представители государств и международных организаций неоднократно ставили вопрос о важности включения в текст конвенции принципов, в соответствии с которыми должна вестись борьба с терроризмом^[341].

Среди таковых отмечались:

- принцип верховенства права и принцип соблюдения прав человека (предлагались представителями Европейского Союза, Вьетнама, Швейцарии);

- принцип приоритета роли ООН в борьбе с терроризмом (предлагался представителями России, Европейского Союза);

- принцип предупреждения терроризма посредством устранения условий, способствующих его распространению (предлагался представителями Египта, Европейского Союза);

- принцип недопустимости оправдания терроризма какими-либо мотивами, целями, его формами и проявлениями (предлагался представителями Египта);

- принцип уважения суверенитета государств (предлагался представителями Вьетнама, Организации Исламская Конференция).

В существующем проекте Всеобъемлющей конвенции о международном терроризме четко не говорится о правовых принципах борьбы с ним. Но, учитывая всеобъемлющий характер документа, идею создания в нем системы базовых правовых предписаний в международной антитеррористической сфере, предположим, что ряд правил Проекта могут расцениваться как международноправовые принципы, управляющие сферой международной борьбы с терроризмом. Назовем их:

- принцип соблюдения прав человека (преамбула);

- принцип признания актов терроризма нарушающими систему поддержания международного мира и безопасности (преамбула);

- принцип обеспечения суверенитета государств (преамбула);

- принцип выдачи или преследования по национальному закону лиц, виновных в совершении террористических преступлений (преамбула);

- принципы суверенного равенства, территориальной целостности государств и невмешательства во внутренние дела других государств (ст. 21 [20]).

Все выявленные принципы являются основными (общими) в международном праве (за исключением принципа Aut dedere aut judicare, который носит отраслевой характер и относится к международному уголовному праву), соответственно, не могут являться основанием для признания комплекса нор международно-правовой борьбы с терроризмом отраслью международного права.

В научных исследованиях тема принципов международно-правовой борьбы с терроризмом затронута слабо. Авторы - сторонники признания отраслью анализируемого правового режима (прежде всего В.Ф. Антипенко, В.В. Устинов) - системно не раскрывают сущностные черты принципов международноправовой борьбы с терроризмом. Но тем не менее можно привести мнения отдельных ученых о необходимости выделения специальных принципов исследуемого правового режима.

М.А. Кулагин предлагает считать таковыми признание противоправности терроризма во всех его формах и проявлениях, обеспечение неотвратимости наказания за совершенное террористическое преступление, соблюдение баланса национальных интересов при международном сотрудничестве в борьбе с терроризмом^[342].

Т. Отой считает необходимым вести борьбу с терроризмом в соответствии с принципами защиты прав человека, суверенного равенства государств, коллективной ответственности государств в противодействии терроризму^[343].

Дж. Карилло-Салседо формулирует систему международно-правовых принципов, на основе которых, по мнению автора, должна вестись борьба с терроризмом:

- Государства обязаны удерживаться от организации, подстрекательства, помощи или участия в террористических актах.

- Государства обязаны сотрудничать с другими государствами в предотвращении террористических актов.

- Государства обязаны придерживаться принципа «или выдай или суди».

- Уважение фундаментальных прав человека в отношении лиц, подозревающихся в причастности к террористическим актам.

- Недопустимо считать опасные умышленные преступления, которые покушаются на жизнь или здоровье человека, политическими.

- Государства, нарушающие свои обязанности, несут ответственность за участие в незаконных международных событиях и подлежат привлечению к международной ответственности.

- Государства имеют право на самооборону против государств, оказывающих поддержку или не осуществляющих репрессии против террористических актов^[344].

Перечень приведенных выше правовых установлений позволяет отметить, что Дж. Карилло-Салседо включил в «принципы» международно-правовой борьбы с терроризмом разнопорядковые элементы: основные принципы международного права, международные права государств, основания международно-правовой ответственности, отраслевые международно-уголовные принципы. При этом без внимания автора остался ряд правовых положений, которые уже справедливо учитываются в сфере международно-правовой борьбы с терроризмом (например, принципы поддержания международного мира и безопасности, уважения суверенитета государств и их территориальной целостности). Все это позволяет критически отнестись к предложенному автором подходу. При этом необходимо отметить, что Дж. Карилло-Салседо правильно определяет некоторые правовые установки, которые должны учитываться при выработке новых антитеррористических международно-правовых норм. Можно согласиться с тем, что государства должны нести ответственность за участие в террористической деятельности или за ее попустительство; что любое террористическое деяние, не только теракт, должно считаться преступным.

Проведенный анализ позволяет сделать вывод, что в международноправовых актах, доктрине международного права не сформулированы правовые нормы, касающиеся борьбы с терроризмом, способные претендовать на статус специальных отраслевых принципов. Все принципиальные положения носят либо общий (основной) характер, либо относятся к уже существующим иным отраслям международного права.

Хотелось бы отдельно отметить три правовых положения, имеющих важнейшее значение в сфере международно-правовой борьбы с терроризмом.

Во-первых, недопустимость ассоциации терроризма с любой религией, национальностью, цивилизацией или этнической группой^[345].

Во-вторых, недопустимость оправдания терроризма какими бы то не было идеями политического, философского, идеологического, расового, этнического, религиозного или иного аналогичного характера^[346].

В-третьих, признание приоритетным правового внимания к мерам предупреждения терроризма.

Названные идеи должны в обязательном порядке учитываться при формировании международно-правового антитеррористического управления. Их реализация позволит сформировать стратегически правильный вектор правовой борьбы с терроризмом в международных масштабах.

Можно ли признать эти правовые положения принципиальными для международно-правовой борьбы с терроризмом? Для ответа на этот вопрос воспользуемся критериями, предложенными Л.П. Ануфриевой для отраслевых принципов международного права. По мнению исследователя, специальные принципы, во-первых, призваны регулировать соответствующую категорию отношений и сложившийся комплекс норм, во-вторых, должны создать условия для обособления комплекса правовых норм в отдельную категорию, и, в-третьих, должны обладать специфическими качествами по отношению к иным нормам данной отрасли^[347]. Как представляется, названные нами выше правовые нормы не полностью соответствуют всем трем критериям: они не способны регулировать все варианты общественных отношений в международной антитеррористической сфере и вряд ли можно выделить какие-то особые их «специфические качества», сильно отличающие их от остальных норм антитеррористического правового режима.

Отметим, что юридическая значимость вышеприведенных положений не может расцениваться как очевидное обстоятельство, свидетельствующее об их принципиальном характере. Принципы права имеют объективную природу. Попытка дедуктивного создания «нового» принципа, без учета его объективного характера, не отвечает критериям истинности и научности. Представляется уместным в данной части диссертационной работы привести мнение К. Томушата, который предостерегал от волюнтаристского изобретения новых принципов международного права: они «легко могут приобрести излишне широкое толкование и даже привести к злоупотреблениям. Ученые в области международного права могут просто «изобрести» фундаментальный принцип, из которого они впоследствии станут выводить конкретные заключения»^[348]. Возможно, в перспективе развитие международно-правового регулирования антитеррористической сферы приведет к приданию вышеназванным положениям статуса принципов отраслевого значения, но пока нет оснований говорить об этом.

Дополнительно подчеркнем, что придание исследуемому правовому режиму отраслевого значения не представляется целесообразным в практическом плане: в сфере борьбы с терроризмом потенциально опасно настаивать на полной обособленности всех антитеррористических правовых норм и на их самостоятельном отраслевом характере.

Во-первых, многоаспектность и социально-политическая полиформность феномена терроризма, его существование в разных классификационных правовых плоскостях создают необходимость правил о его предупреждении и о борьбе с ним в различных областях жизни. Их выделение из общего комплекса в данном случае будет носить искусственный, неестественный характер.

Во-вторых, это может создать недопустимое ограничение применения статьи 30 Венской конвенции^[349] в отношении договоров, относящихся к «одному и тому же вопросу», позволило бы государствам отходить от их обязательств лишь посредством отнесения нового договора к новому «другому вопросу»^[350].

Можно ли признать комплекс международно-правовых норм, посвященный борьбе с терроризмом, институтом международного права? По мнению Е.Т. Усенко, наличие институтов в международном праве обусловлено потребностью в особой регламентации отдельных видов международных общественных отношений^[351].

Понятие «правовой институт» в теории международного права, как неоднократно отмечалось исследователями, еще не до конца исследовано^[352]. В научных работах, посвященных системе международного права, как правило, рассматриваются особенности отраслевого строения международного права. По поводу специфических институциональных черт говорится значительно меньше. Большинство авторов лишь отмечают разницу правовых ролей институтов в системах международного и внутригосударственного права и уникальность общесистемных («сквозных», «общих») международно-правовых институтов. Относительно подробно исследовали эту тему Т.Е. Усенко, Д.И. Фельдман, Л.П. Ануфриева. В частности, ими отмечалось многообразие (многоплановость, неодномерность) института в международном праве: «Особые свойства правового института в международном праве, которые по существу сводятся к его неодномерности, обусловливают то, что внутри конкретной совокупности норм, относящихся к одному и тому же крупному образованию, присутствуют и складываются в соответствующую более мелкую правовую общность связанные с этим группы норм»^[353]. Также отмечалось такое свойство, как «взаимопроникновение» и «частичное совмещение» различных институтов.

Думается, что названные качества отражают важную отличительную черту системы международного права. Многообразие и сложность международных общественных отношений создают поливариативность сочетаний регулятивных элементов. В международном праве это порождает новые качества правовых предписаний и объединение правил в новые внутренне логичные конструкции. При этом важным остается их непротиворечивость и согласованность действия в системе. Подобное свойство, по мнению И.И. Лукашука и Д.И. Фельдмана, обеспечивает дифференцированное и вместе с тем интегрированное воздействие разноплановых норм международного права^[354]. Тем, что «одни и те же нормы и институты могут быть отнесены к различным отраслям международного права...» объясняет многовариантность системы международного права С.В. Черниченко^[355]. П.Н. Бирюков пишет о комплексном характере значительной части норм (которые входят в состав двух или нескольких отраслей или институтов)^[356]. Думается, что это тонко подмеченное свойство показывает взаимодействие отраслей, их эволюцию и приспособление под новые, нередко революционные условия внешнего мира, но не их слияние и самоаннигиляцию.

Думается, что названные специфические черты международно-правового института имеют значение для определения места международно-правовой борьбы с терроризмом в системе международного права. Как было показано выше, для управления данной сферой общественных отношений задействовано нескольких отраслей международного права; правовой режим борьбы с терроризмом не может претендовать на наличие «автономного и замкнутого механизма регулирования»^[357]. Сложно определить «основную привязку» исследуемого правового комплекса к какой-либо отрасли права. Попытки ограничить правовую борьбу с терроризмом рамками одной отрасли международного права не имеют объективного основания.

С другой стороны, международно-правовые отношения, возникающие в связи с борьбой с терроризмом обладают высокой специфичностью, позволяющей говорить об их относительно обособленном характере. Можно назвать ряд субъективных факторов, оказывающих побудительное воздействие на обособление международно-правовой борьбы с терроризмом: ее актуальность и значимость; активное международное правотворчество по этому направлению;

сформировавшийся международно-социальный запрос на регулирование сферы борьбы с терроризмом и т.п. Можно ли считать это достаточным основанием для признания международно-правовой борьбы с терроризмом сложившимся институтом?

К.А. Бекяшев называет определенный объект (предмет) правового регулирования центральным признаком института международного права: «институт права - это совокупность (комплекс) международно-правовых норм, касающихся отношений субъектов международного права по какому-либо ограниченному (определенному) объекту правового регулирования или устанавливающих международно-правовой статус или режим использования какого-либо района, сферы, пространства или иного объекта»^[358]. Борьба с

терроризмом формально может быть признана особым объектом правового регулирования, в отношении которого сложился комплекс международноправовых норм. Но как отмечал С.С. Алексеев, не всегда по одному лишь предметному признаку можно отличить один правовой комплекс от другого, так как существуют такие общественные отношения, которые регулируются несколькими отраслями и/или институтами^[359]. Кроме того, свойство системности права требует учета не только материального качества, но и иных характеристик.

В теории права предлагаются черты, характеризующие юридические свойства правового института:

- устойчивость и систематичность, связанные с длительностью и стабильностью внутренней организации института;

- наличие комплекса однопорядковых нормативных положений, имеющих вид обособленной системы источников права;

- способность обеспечивать разностороннее воздействие на данный участок общественных отношений;

- наличие между правовыми нормами закономерных связей, выраженных в юридических конструкциях и общих предписаниях^[360].

С учетом этих положений возникают сомнения в обоснованности признания международно-правовой борьбы с терроризмом самостоятельным институтом международного права. В следующем параграфе будет показано, что все названные признаки не в полной мере реализованы в исследуемом комплексе международно-правовых норм. При этом отметим, что объективный процесс фрагментации, диалектическое развитие содержания и формы международного права не исключают в будущем видоизменения международно-правового режима, направленного на борьбу с терроризмом и придания ему иного статуса в иерархической структуре международного права.

* * *

Таким образом, подведем итоги параграфа.

Борьба с терроризмом признается важным вопросом международноправового управления. Однако современное состояние и тенденции развития международно-правовой борьбы с терроризмом не позволяют сформулировать однозначный ответ о его месте в системе международного права. Наблюдаются многогранные взаимные связи и взаимодействие международно-правовых антитеррористических норм с различными признанными элементами системы международного права. Такое свойство исследуемого международно-правового комплекса обеспечивает реализацию интегративной функции международного права^[361], способствует его более качественному развитию.

Выявлена относительная обособленность международно-правовых отношений, возникающих в связи с борьбой с терроризмом. Это обстоятельство признается научным сообществом, находит подтверждение в международноправовых документах. Отмечаются сформулированные международным сообществом задачи, решение которых возможно лишь с использованием международно-правовых антитеррористических инструментов, формирование разностороннего комплекса специальных правовых норм и механизма правоприменения в международной антитеррористической сфере.

Среди антитеррористических задач назовем наиболее важные: создание правовых предписаний для согласованных антитеррористических действий субъектов международного права и международно-правовых механизмов эффективного контроля в антитеррористической сфере; гармонизация национально-правовых инструментов борьбы с терроризмом; формирование международно-правовых норм, посвященных искоренению условий, предпосылок и причин терроризма.

Таким образом, очевидна функциональная ориентация международноправовой борьбы с терроризмом, что в целом соответствует общей модели развития международного права ^[362].

Необходимо отметить, что исследуемый правовой режим не может in nullo считаться самодостаточным, замкнутым на самом себе^[363] и совершенно

автономным. Правовая борьба с терроризмом должна вестись в полном соответствии с нормами jus cogens, должна подчиняться общим законам международно-правового развития.

Мнение о самостоятельном отраслевом характере международно-правовой борьбы с терроризмом представляет завышенную оценку ее содержательных характеристик. Принципиальная основа исследуемого международно-правового комплекса построена на использовании уже имеющихся общих и специальных отраслевых принципов международного права. Отметим, что намечается обособление группы значимых по своему регулятивному значению правовых предписаний (недопустимость ассоциации терроризма с любой религией, национальностью, цивилизацией или этнической группой; недопустимость оправдания терроризма какими бы то не было идеями политического, философского, идеологического, расового, этнического, религиозного или иного аналогичного характера; признание приоритетным правового внимания к мерам предупреждения терроризма).

Вопрос о признании международно-правовой борьбы с терроризмом институтом международного права также не может быть решен положительно. Совокупность признаков, выделяемых общей теорией права, теорией международного права для правового института не находит своего полного воплощения в исследуемом комплексе норм. При этом отметим, что предмет (объект) международно-правовой борьбы с терроризмом обладает признаком обособленности. Международно-правовые отношения, возникающие в связи с борьбой с терроризмом требуют особого правового регулирования. Это обстоятельство можно расценивать как аргумент в пользу возможного будущего институционального статуса международно-правовой борьбы с терроризмом.