ГЛАВА 18 ПРИНЦИП ВЕРХОВЕНСТВА ПРАВА И ПРАВОВЫЕ СТАНДАРТЫ ОСУЩЕСТВЛЕНИЯ ПРАВОСУДИЯ: ПРОБЛЕМЫ ИХ РЕАЛИЗАЦИИ В РОССИИ

В.М. Жуйков, заместитель Председателя Верховного Суда РФ в отставке, доктор юридических наук, профессор, заслуженный юрист Российской

Федерации, главный эксперт Центра правовых и экономических исследований

«Верховенство права», «правовое государство», «правовые стандар­ты (выделено мной.

О построении правового государства в СССР было впервые официально заявлено в конце 1980-х годов. Очень значимыми для того времени шагами в создании правовых основ такого го­сударства были:

• принятие Верховным Советом СССР 6 марта 1990 года и введение в действие с 1 июля 1990 года «Закона о собствен­ности в СССР»;

• принятие Съездом народных депутатов СССР 5 сентября 1991 года и введение в действие с 17 сентября 1991 года Де­кларации прав и свобод человека (в качестве акта, имеющего обязательную силу для всех государственных органов, долж­ностных лиц, граждан и организаций).

Названная Декларация впервые предоставила каждому челове­ку не подлежащее никаким ограничениям право на судебную за­щиту прав, свобод и законных интересов, в том числе и в случа­ях их нарушения государством (его органами, должностными ли­цами и др.). Соответственно, с введением в действие Декларации кардинальным образом повысилась роль суда.

Закон о собственности также впервые в СССР, по сути, при­знал частную собственность, установил, что всем собственни­кам обеспечиваются равные условия защиты права собственно­сти (позднее этот принцип был воспринят в ст. 8 Конституции РФ, предусматривающей, что все формы собственности — частная, го­сударственная, муниципальная и иные — защищаются равным образом) и предоставил им (более, чем за год до принятия назван­ной Декларации) право оспаривать в суде акты государственных органов, нарушающие право собственности (ст.ст.

После распада СССР и провозглашения России в качестве су­веренного государства интерес к указанным понятиям и потреб­ность в их исследовании — в юридическом плане — связаны с дву­мя событиями, имеющими как для самой Российской Федерации в целом, так и для ее граждан (а также и для находящихся на ее территории иностранных граждан и лиц без гражданства), огром­ное правовое значение:

1) принятие 12 декабря 1993 года новой Конституции РФ (всту­пила в силу 25 декабря 1993 года), в которой Россия впервые была провозглашена правовым социальным государством. Также впер­вые для нашей Конституции было установлено, что общеприз­нанные принципы и нормы международного права и междуна­родные договоры Российской Федерации являются составной ча­стью ее правовой системы и имеют приоритет над федеральными законами; а также закреплено право каждого человека обращать­ся в межгосударственные органы по защите прав и свобод чело­века (ст. ст. 1,7, 15, 46);

2) вступление Российской Федерации в Совет Европы и ра­тификация Конвенции о защите прав человека и основных сво­бод (стала для России обязательной с 5 мая 1998 года), что озна­чало признание положений названной Конвенции действующи­ми на территории Российской Федерации и имеющими большую юридическую силу, чем федеральные законы, а также признание юрисдикции Европейского Суда по правам человека (который в своей деятельности последовательно «исповедует» принцип вер­ховенства права), осуществляющего свои полномочия на основе Конвенции, имеющего право давать ее толкования и являющего­ся для граждан России межгосударственным органом по защите их прав и свобод, указанным в ст. 46 Конституции РФ (в связи с этим Пленум Верховного Суда РФ в п. 4 постановления от 19 декабря 2003 г. № 23 «О судебном решении» разъяснил, что судам при вы­несении решения следует учитывать постановления Европейско­го Суда по правам человека, в которых дано толкование положе­ний Конвенции о защите прав человека и основных свобод, под­лежащих применению в данном деле).

Таким образом, понятия «правовое государство» и «верхо­венство права» (они теснейшим образом связаны друг с другом) легально заняли место не только в теории, как это было раньше, но и в правовой системе России. Между тем эти понятия и вы­текающие из них правовые стандарты осуществления правосу­дия, а также правила поведения судей (если судьи призваны осу­ществлять именно правосудие, а не творить произвол) вызывают много вопросов.

Начну с главного, как представляется, вопроса: «правовое го­сударство», «верховенство» права — это красивые слова, мечты многих поколений оторванных от жизни теоретиков, не имеющие никаких реальных перспектив либо — основы, на которых долж­ны создаваться конституционный строй государства и его право­вая система, определяться статус личности в государстве (права и свободы человека и гражданина), а также осуществляться дея­тельность всех ветвей государственной власти? Короче говоря: эти понятия остаются в мечтах, в теории или должны воплощать­ся в реальность?

На эту тему имеется немало серьезных научных исследований. Например, Концепция правового государства («в аспекте иллюзий и реальностей») с изучением опыта зарубежных государств, про­возгласивших себя правовыми (ФРГ и др.), обстоятельно (с прио­ритетом на иллюзии) рассмотрена в коллективной монографии «Российское государство и правовая система: современное разви­тие, проблемы и перспективы»[498].

Считаю, что, отвечая на указанный вопрос, надо исходить из следующего. Признаки правового государства очень многообраз­ны. В качестве самых важных, определяющих все остальные, сле­довало бы выделить три:

1) приоритет прав и интересов личности над правами и ин­тересами государства (естественно, в разумном балансе);

2) связанность государства правом;

3) приоритет права над законом.

Первый признак достаточно четко выражен в Конституции РФ, в положениях о том, что человек, его права и свободы являются высшей ценностью, а признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина — обязанность государства (ст.

Содержание этих конституционных положений, безусловно, свидетельствует о том, что Конституция РФ отдает человеку, его правам и свободам приоритет перед государством, обязывает го­сударство служить интересам человека (отсюда — одна из важней­ших проблем современности: поиск оптимального баланса част­ных и публичных интересов).

Что касается двух других признаков правового государства, основанных на разграничении закона и права, то они так прямо, как первый, в Конституции РФ не обозначены. Однако это во­все не означает, что Конституция РФ не признает необходимости разграничивать закон и право. Это признание логически вытека­ет из положений ее статей 2, 15, 18, 55. Ясно, что не любой закон может быть признан правовым, то есть отвечающим интересам людей. Законы могут и противоречить им, быть крайне жестоки­ми, несправедливыми, неоправданно ограничивать, а то и отме­нять права и свободы человека и гражданина. В государстве, про­возгласившим себя правовым, такие законы не должны издавать­ся. Запрет на издание законов, отменяющих, умаляющих права и свободы человека и гражданина или неоправданно их ограничи­вающих, установлен в Конституции РФ (ч.ч. 2 и 3 ст. 55).

Таким образом, толкование приведенных положений Консти­туции РФ позволяет сделать вывод о том, что она обязывает зако­нодателя издавать, а суды — применять только правовые законы. Правовым законом может признаваться только такой закон, кото­рый отвечает целям и задачам, определенным Конституцией РФ. Правовой закон — это закон, возведенный в степень нравствен­ности, разумности и справедливости.

Конечно, указание в Конституции РФ на то, что Россия — пра­вовое государство, скорее — цель, к которой надо стремиться («де­кларация о намерениях»), чем констатация факта. Правовое госу­дарство не может быть создано одним лишь голосованием по пово­ду принятия Конституции РФ, поскольку для этого недостаточно самых хороших и справедливых законов, а необходимо обеспечить соответствующий уровень правопорядка, жизни людей и реальное соблюдение их прав и свобод. Однако это обстоятельство вовсе не лишает указанное положение практического значения и необхо­димости основывать на нем, соизмерять с ним законодательные и правоприменительные акты.

Конституционное положение «Россия — правовое государст­во» при всей его декларативности не только может, но и должно реально действовать, как должны действовать и применяться все другие положения Конституции РФ. Его практическое значение должно проявляться в том, чтобы:

1) деятельность всех органов государственной власти и их должностных лиц была подчинена праву;

2) принимаемые в Российской Федерации законы, указы и другие нормативные акты не противоречили праву;

3) правоприменительная практика судов обеспечивала защи­ту нарушенных прав, пресечение неправомерных дейст­вий и решений государственных органов и должностных лиц, юридических и физических лиц, а также исключала возможность применения противоречащих праву законов, указов и других нормативных актов.

Принципы и критерии, на основе которых суды в необходимых случаях могут и должны разграничивать право и закон, обеспечи­вать действие права и его верховенство над законом, создавать пра­вовую основу для разрешения тех или иных дел, содержатся в ст. ст. 1, 2, 7, 17, 18, 55 и некоторых других статьях Конституции РФ, а также — в общепризнанных принципах и нормах международ­ного права.

Таким образом, указание в Конституции РФ на то, что Россия — правовое государство, не следует рассматривать только как цель; оно, во-первых, определяет границы поля, на котором могут дей­ствовать органы государственной власти, их должностные лица и которые они не вправе переходить, это — границы правового по­ля, во-вторых, создает критерии, по которым должна оцениваться деятельность органов государственной власти, качество и содержа­ние законов, правоприменительная практика (особенно судебная).

На формирование такой практики в судах общей юрисдикции Российской Федерации были направлены разъяснения Плену­ма Верховного Суда РФ (они, как известно, даются на основании ст. 126 Конституции РФ), содержащиеся в постановлениях «О не­которых вопросах применения судами Конституции Российской Федерации при осуществлении правосудия» (от 31 октября 1995 г. № 8) и «О применении судами общей юрисдикции общепризнан­ных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации» (от 19 октября 2003 г. № 5).

Важнейшее из этих разъяснений содержится в п. 2 постановле­ния от 31 октября 1995 г. № 8. Согласно высказанной в нем пра­вовой позиции Верховного Суда РФ, суд общей юрисдикции при разрешении дела, придя к выводу о том, что федеральный закон (принятый как до, так и после вступления в силу Конституции) на­ходится в противоречии с положениями Конституции, применяет непосредственно Конституцию как имеющую на территории Рос­сийской Федерации высшую юридическую силу и прямое дейст­вие, то есть отказывает в применении в конкретном деле данного федерального закона, обеспечивая таким способом защиту прав человека от законодательной власти, которая, приняв такой за­кон, нарушила его конституционные права.

Таким же образом, согласно указанным постановлениям Пле­нума Верховного Суда РФ, суды общей юрисдикции должны раз­решать коллизии между федеральными законами (естественно, и подзаконными актами), с одной стороны, и общепризнанными принципами и нормами международного права, международны­ми договорами Российской Федерации — с другой.

В судебной практике имеется немало примеров разрешения су­дами дел на основе прямого применения положений Конституции РФ, общепризнанных принципов и норм международного права, международных договоров Российской Федерации, то есть поло­жительного подхода судов к реализации принципа верховенства права при осуществлении правосудия[499].

Таким образом, берусь утверждать, что в Российской Федерации на конституционном уровне созданы юридические основы для дея­тельности судов на основе принципа верховенства права. Согласно ч. 1 ст. 120 Конституции РФ суды независимы и подчиняются толь­ко Конституции и федеральному закону. Это положение, с уче­том изложенного выше, требует уточнения: судьи подчиняются не любому федеральному закону, а только тому, который не противо­речит Конституции РФ, общепризнанным принципам и нормам международного права, международным договорам Российской Федерации. Суд не может слепо, бездумно и бездушно применять любой закон; его важнейшая задача, вытекающая из Конститу­ции РФ (ст.ст. 1, 2, 7, 10, 11, 15, 17, 18, 46, 55 и др.), защитить чело­века от произвола, от ошибок, глупостей, злонамерений законода­теля (не говоря уже о защите от других властей).

В связи с этим требуется серьезная корректировка в понимании принципа законности в судопроизводстве (ст. 6 АПК, ст. 195 ГПК, ст. 7 УПК, ст. 1.6 КоАП РФ). «Законность» бывает очень разная.

Одновременно с приведенным выше оптимистическим выво­дом должен, основываясь на реалиях нашего времени, признать, что с реализацией принципа верховенства права проблем у нас очень много. Как показывает жизнь, одних только самых совер­шенных юридических основ (даже на конституционном уровне) явно недостаточно для того, чтобы суды действительно стали но­сителями судебной власти, способными осуществлять подлинное правосудие, а не оставались второстепенными государственными органами, какими они были в прежние времена; чтобы судьи ста­ли подлинно независимыми и подчиненными только Конститу­ции РФ и законам (при указанном выше условии), то есть чтобы суды и судьи повсеместно и реально могли основывать свою дея­тельность на принципе верховенства права.

Основные проблемы с реализацией принципа верховенства права проявляются в двух сферах: которые для подавляющего большинства граждан невозможно вы­платить. Но ведь совершенно очевидно, что любое наказание, даже самое строгое, должно быть разумным (в соотношении с содеян­ным) и исполнимым. У нас же получилось, что отбыть самое стро­гое уголовное наказание (пожизненное заключение) — возможно, а самое мягкое (штраф) — нет.

Другой пример. УК РФ предусматривал уголовную ответст­венность за клевету (ст. 129). Федеральным законом от 7 декабря 2011 г. № 420-ФЗ она была исключена из УК в связи с декрими­нализацией и переводом этого деяния в разряд административных правонарушений. Однако, спустя всего лишь несколько месяцев, Федеральным законом от 28 июля 2012 г. № 141-ФЗ — она была восстановлена в УК (в новой статье 128.1) без каких-либо объек­тивных причин. Как показывала практика, ст. 129 УК РФ приме­нялась (естественно, до исключения из УК) в последние годы до­вольно часто, в том числе и к журналистам за публикации своих материалов (это становится вполне возможным и после ее восста­новления в УК).

Такое явление вызывает по меньшей мере недоумение. Уго­ловная ответственность за клевету была установлена и в СССР — в ст. 130 УК РСФСР 1960 г., которая считалась мертворожденной (практически не применялась) по следующей причине. Диспо­зиции ст. 130 УК РСФСР и ст. 129 (128.1) УК РФ по сути одина­ковы: клеветой признается распространение заведомо (выделено мной. — В.Ж.) ложных сведений, порочащих честь и достоинст­во другого лица или его репутацию. Следовательно, лицо, распро­странившее сведения, порочащие честь, достоинство или деловую репутацию другого лица, может нести уголовную ответственность за клевету только в том случае, если будет доказано, что оно зна­ло или сознательно допускало, что распространяемые им сведе­ния являются ложными. Доказать же это практически невозмож­но, как и опровергнуть утверждение обвиняемого в том, что он был убежден в достоверности указанных сведений либо добросо­вестно заблуждался в этом.

В таких случаях была и остается только гражданская ответствен­ность: ранее — ст. 7 ГК РСФСР, в настоящее время — ст. 152 ГК РФ (опровержение сведений, порочащих честь, достоинство или де­ловую репутацию, возмещение убытков и морального вреда, при­чиненных их распространением). Таким образом, «возвращение» ст. 129 в УК РФ — если строго соблюдать ее диспозицию — просто бессмысленно, однако какую-то цель (какую?) преследовало.

Многие законы содержат очень неопределенные формули­ровки, что порождает большие сложности в их толковании и применении, а также создает почву для злоупотреблений. Осо­бенно опасно это — с учетом значимости последствий приме­нения таких законов в отношении граждан — в уголовном зако­нодательстве. Так, например, в УК РФ установлена уголовная ответственность за «экстремистскую деятельность», за преступ­ления «экстремистской направленности»: публичные призы­вы к осуществлению такой деятельности (ст. 280), организацию «экстремистского сообщества» (ст. 282[500]). Из-за крайней неопре­деленности указанных понятий к уголовной ответственности за экстремизм можно — при желании — привлечь любого, кто кри­тикует власть, общественные и религиозные организации, опре­деленные социальные группы людей и т.д.

Перечень проблем в законодательной сфере и примеров крайне неудачного законодательного регулирования можно долго продолжать, однако, учитывая объем данного исследо­вания, необходимо перейти к проблемам другого рода.

Представляется, что еще больше проблем с реализацией принципа верховенства права имеется в сфере правопримене­ния. Именно в этой сфере выявляются и недостатки в деятель­ности законодателя, и недостатки в деятельности правоприме­нителей. Среди них можно выделить два вида:

1) ошибки в толковании и применении законодательства, вызванные его недостатками (в определенной мере это положение является естественным и присуще любому го­сударству, поскольку создать идеальные законы, не вы­зывающие никаких вопросов, невозможно);

2) злоупотребления со стороны правоприменителей (ис­пользование законодательства в противоречии с его на­значением, в личных интересах или в интересах других лиц).

Последнее, естественно, представляет особую опасность.

В принципе, правоприменитель (особенно суд, поскольку он является носителем государственной власти) может как «уг­робить» самый совершенный закон, так и не допустить или хо­тя бы минимизировать негативные последствия самого несо­вершенного закона.

Остановимся на указанных проблемах в сфере правоприме­нительной деятельности судов (судебной практики). Главное в деятельности судов, как отмечалось выше, — осуществление правосудия, в ходе которого каждому заинтересованному ли­цу должно быть обеспечено право на судебную защиту (на до­ступ к правосудию). Это право обеспечивается комплексом за­конодательных, правоприменительных, экономических, орга­низационных, кадровых и других мер в основном в трех сферах:

1) в сфере, относящейся к самому суду и судьям (их статусу, роли в обществе и государстве, полномочиям, устройст­ву судебной системы, гарантиям независимого и эффек­тивного функционирования);

2) в сфере осуществления правосудия, то есть деятельнос­ти суда по рассмотрению находящихся в его производ­стве дел (установление надлежащей процедуры рассмот­рения дел, обеспечивающей доступность суда для всех заинтересованных лиц, возможность равноправного участия сторон в состязательном процессе, вынесение законных и обоснованных решений, их обжалование и исполнение);

3) в сфере обеспечения каждому нуждающемуся в этом ли­цу получения квалифицированной юридической помо­щи при ведении дела в суде.

Из указанных проблем наиболее близкими к теме данного исследования являются:

власть ощущает себя вечной, она не заинтересована в незави­симом суде) и др.1

Итак: суд и судьи. С положением суда в Российской Федерации (с юридической стороны) все обстоит хорошо, просто и ясно: он провозглашен в качестве органа, осуществляющего судебную власть и действующего самостоятельно в системе разделения государст­венной власти на законодательную, исполнительную и судебную (ст.ст. 10 и 11 Конституции РФ). Что может быть лучше? Конститу­ционные основы осуществления судебной власти определены в гла­ве 7 Конституции РФ («Судебная власть»), что тоже великолепно. Эти положения Конституции РФ создают прочный фундамент для эффективной деятельности судов и реализации ими принципа вер­ховенства права, в связи с чем ни в каких изменениях не нуждаются.

Более важным является положение судей, поскольку именно оно определяет характер деятельности судов (какие судьи — такие и су­ды!). Юридическое положение судей, на первый взгляд, также пред­ставляется высоким (с позиций юридических гарантий их незави­симости, включающих в себя и их неприкосновенность — особый порядок привлечения к уголовной, административной и дисципли­нарной ответственности), однако в нем наблюдается очень тревож­ная тенденция — снижение уровня этих гарантий, что свидетель­ствует о незаинтересованности государства в независимости судей. Фактическое же положение судей (именно оно определяет характер судебной деятельности) разительно (в худшую сторону) отличает­ся от юридического, что и является главным препятствием реализа­ции принципа верховенства права при осуществлении правосудия.

Здесь необходимо остановиться на выработанных мировым со­обществом правовых основах осуществления правосудия и прин­ципах поведения судей, которые должны учитываться в России, если она стремится стать правовым государством и признает прин­цип верховенства права.

Основами осуществления правосудия при разбирательстве су­дами гражданских, уголовных и иных дел являются:

— справедливость разбирательства;

— публичность (гласность) разбирательства;

— беспристрастность, независимость, компетентность и закон­ность создания суда, осуществляющего разбирательство;

— разумные сроки разбирательства (ст. 14 Международного пакта ООН о гражданских и политических правах, ратифициро­ванного СССР, ст. 6 Конвенции о защите прав человека и основ­ных свобод, ратифицированной Российской Федерацией).

Относительно судей выработаны так называемые «Бангалор­ские принципы поведения судей», утвержденные 25—26 ноября 2002 года Комиссией ООН по правам человека[501]. Эти принци­пы разработаны на основе Всеобщей декларации прав человека и Международного пакта о гражданских и политических правах в качестве этических стандартов поведения судей; руководства для судей; норм, которые судебная власть может применять для регу­лирования поведения судей. В Преамбуле документа отмечается, что компетентная, независимая и беспристрастная судебная власть необходима для «поддержания судами верховенства конституции и правления права». В нем определены шесть принципов («цен­ностей»), которыми должны руководствоваться судьи:

1) независимость;

2) беспристрастность;

3) честность;

4) соответствие;

5) равенство;

6) компетентность и добросовестность.

Наибольшее значение для темы данного исследования имеет первая ценность — независимость судей, поэтому остановимся только на ней. Ее содержание состоит в следующем.

1. Судья — в общем плане — должен осуществлять судейскую функцию независимо, на основе собственной оценки фак­тов и в соответствии со своей совестью, без каких-либо ог­раничений, ненадлежащего влияния, воздействия, давле­ния, угроз либо вмешательства, прямого или косвенного, от кого бы и по каким причинам они ни исходили.

2. Судья — более конкретно — должен быть независим от:

1) общества в целом (это очень важно, поскольку, как из­вестно, «общество» нередко требует казни невиновных людей);

2) отдельных сторон, участвующих в деле, которое находит­ся на его рассмотрении;

3) влияния со стороны исполнительной и законодательной ветвей власти;

4) других судей.

По поводу первой составляющей этого принципа уместно вспомнить высказывание одного из видных деятелей английской правовой системы, лорда Деннинга, относительно ответственно­сти судей (она связана с их независимостью): «Ни один судья не должен перелистывать страницы своих книг дрожащими пальца­ми, спрашивая себя: “Если я поступлю таким вот образом, то бу­ду ли я нести ответственность за убытки?” До тех пор, пока он выполняет свою работу искренне уверенный, что она находит­ся в пределах его юрисдикции, он не отвечает по иску. Он может ошибаться в отношении фактов. Он может недостаточно знать за­кон. То, что он делает, может быть вне его юрисдикции, фактиче­ски или по праву, но до тех пор, пока он честно верит в то, что он действует в пределах своей юрисдикции, он не должен нести от­ветственности... Ничто не может заставить его нести ответствен­ность, если только не будет доказано, что он действовал незакон­но, заранее зная, что не имеет полномочий»[502].

Это высказывание имеет очень важное значение и в полной ме­ре согласуется с Бангалорскими принципами поведения судей, по­скольку страх очень сильно мешает судьям осуществлять правосу­дие (как и дрожащие от страха пальцы хирурга мешают ему делать операцию). Вместе с этим необходимо иметь в виду, что незави­симость судей не может вести к судебному произволу.

Независимость судей является не самоцелью, а одной из важ­нейших гарантий эффективности правосудия. Она должна слу­жить не столько судьям (судам), сколько обществу, когда речь идет о правосудии в целом, и участникам судебного разбирательства, когда речь о конкретном деле; она должна создавать условия для объективного рассмотрения судом каждого дела, а не для произ­вола суда, действующего по принципу абсолютной независимо­сти — «что хочу, то и ворочу».

Поэтому независимость судей (судов) не может быть абсолют­ной и пониматься в отрыве от другого конституционного положе­ния — подчинения судей Конституции РФ и федеральному закону (с соблюдением приведенного выше условия относительно зако­на), которое не только не препятствует, но во многом способству­ет реализации в судебной практике принципа верховенства пра­ва. Не случайно положения о независимости судей и подчине­нии их Конституции РФ сформулированы в одном предложении (ч. 1 ст. 120) и требуют их восприятия в неразрывной связи.

В определенной мере судьи — самые зависимые от права люди: они не могут, руководствуясь личными воззрениями, симпатиями или антипатиями, игнорировать подлежащие применению в рас­сматриваемом ими деле положения Конституции РФ, общеприз­нанных принципов и норм международного права и международ­ных договоров Российской Федерации и принимать, сознавая это, противоречащие им решения. Если же судья не согласен с этими положениями, имеющими высшую юридическую силу, он впра­ве использовать одну из гарантий своей независимости, установ­ленной ст. 9 Закона «О статусе судей в Российской Федерации», — уйти в отставку. В результате обеспечиваются и право судьи на его убеждения, и конституционные права других лиц, которые мог­ли бы пострадать от таких убеждений судьи.

Имел место случай, когда уже в период запрета применения в России смертной казни областной суд — в угоду общественно­му мнению, требовавшему «растерзать убийцу», и, очевидно, соб­ственным убеждениям судьи, в противоречие с Конституцией РФ назначил такое наказание одному из подсудимых (оно, естествен­но, было изменено Верховным Судом РФ). В такой ситуации су­дья, если он считал для себя необязательным соблюдение Консти­туции РФ, должен был, «не подчиняясь» ей и сохраняя свою «не­зависимость» от нее, подать в отставку.

Возвращаясь к Бангалорским принципам поведения судей и приведенному выше высказыванию лорда Деннинга, полагаю не­обходимым акцентировать внимание на следующем: судья имеет право на принятие решения по своему собственному, независимо­му от кого-либо убеждению, не опасаясь привлечения к ответст­венности за это решение (будучи свободным от всякого страха), но при условии, что он честно и добросовестно исполняет свой долг.

Представляется, в настоящее время «свобода от всяких стра­хов» стала важнейшим фактором обеспечения независимости, как каждого судьи в отдельности, так и формирования судебной власти в целом. Это вызвано тем, что в последние годы созда­ется обстановка тотального недоверия, подозрительности к су­дьям, вызывающая у них естественный страх быть обвиненными в коррупции, при понимании того, что их никто, в том числе и са­ма судебная система, защищать не будет, более того, эта система постарается от них избавиться. На это неоднократно указывалось в юридической литературе и в средствах массовой информации.

Известный юрист, один из разработчиков Концепции судеб­ной реформы в Российской Федерации, судья в отставке С.А. Па­шин по этому поводу писал: «Судебная власть как самостоятельная влиятельная сила, выступающая одной из ветвей системы сдержек и противовесов в государстве, устроенном по канонам теории раз­деления властей, в России отсутствует... Суды продолжают оста­ваться придатками правоохранительных органов, с которыми дей­ствуют согласованно, как близкие звенья одной технологической цепочки. Судьи боятся оправдывать, чтобы не прослыть взяточни­ками и не быть исторгнутыми из системы с формулировкой “стран­ная мягкость принимаемых решений” (в кавычках приведена фраза из одного решения квалификационной коллегии судей г. Москвы, которым были прекращены полномочия судьи районного суда)»[503].

К сожалению, с этим мнением нельзя не согласиться. У нас очень много честных, добросовестных, порядочных судей (утверж­даю это на основе собственного многолетнего опыта общения с су­дьями), но все вместе они при сложившемся положении не в со­стоянии образовать самостоятельную, независимую ветвь госу­дарственной власти.

Мне уже приходилось обращать внимание на парадоксальность судебной власти[504]. Очень коротко напомню. С одной стороны, су­дебная власть очень сильная, поскольку обладает огромными пол­номочиями. Еще в древние времена говорили: «Судья, да убоись могущества своей власти». С другой стороны, она — очень слабая, поскольку судья (при всем его «могуществе»), по сути, не имеет никаких средств для защиты самого себя от незаконных, неспра­ведливых обвинений, не говоря о реальных угрозах, и сам нуж­дается в защите (к сожалению, органы судейского сообщества, призванные защищать судей от необоснованных обвинений, эту функцию не выполняют).

Юридические гарантии независимости судей работают очень слабо (указанный выше фактор безоговорочно преобладает над ними), поэтому судьи и судебная власть в целом могут рассчиты­вать на защиту лишь со стороны гражданского общества (его ин­ститутов, включая средства массовой информации, которые, по большому счету, заинтересованы в существовании в государст­ве независимого суда, поскольку они сами и отдельные граждане в любое время могут оказаться нуждающимися в нем).

Для развития таких отношений суды должны быть максималь­но открытыми перед обществом, обеспечивая всем интересую­щимся деятельностью судов лицам свободный доступ к инфор­мации о ней. Речь идет о неукоснительном соблюдении принципа гласности при осуществлении правосудия, закрепленного в Кон­ституции РФ (ч. 1 ст. 123), нормах международного права (ст. 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод) и процес­суальном законодательстве, а также — Федерального закона «Об обеспечении доступа к информации о деятельности судов в Рос­сийской Федерации» от 22 декабря 2008 г. № 263-ФЗ.

Важную роль в создании подлинно независимой судебной власти играет заинтересованность в ней у других ветвей государ­ственной власти. Эта заинтересованность может появиться толь­ко в том случае, когда они («эти ветви») станут сменяемыми и под­контрольными обществу.

В настоящее время подлинное отношение «других ветвей го­сударственной власти» к судам можно проследить по тенденции развития российского законодательства, которая, естественно, по­влияла на реальное положение суда и судей в России[505].

Начало было замечательным. 26 июня 1992 года был принят, без всяких преувеличений, великолепный Закон «О статусе су­дей в Российской Федерации», положивший начало второй (по­сле 1864 года) судебной реформы в России (в 2000-е годы в него будет внесено много ухудшающих его изменений). Федеральным законом от 10 января 1996 г. № 6-ФЗ были установлены дополни­тельные гарантии социальной защиты судей и работников аппа­ратов судов. В целях привлечения на судебные должности опыт­ных специалистов им также было установлено, что в стаж работы судьи, дающий право на серьезные социальные льготы, включает­ся время работы по некоторым другим юридическим специально­стям (в том числе — время работы адвокатом). Затем аналогичные основы статуса судей были закреплены на более высоком уров­не — в Федеральном конституционном законе «О судебной систе­ме Российской Федерации». На этом позитив в данной сфере пра­воотношений закончился.

В 2001 году началась судебная контрреформа (в этом обнару­живается сходство с судебной реформой в России 1864 года — че­рез некоторое время после ее блестящего начала была проведена контрреформа. Как показывает история, независимая судебная власть для других ветвей власти зачастую — «кость в горле», от ко­торой необходимо избавиться). В декабре 2001 года была введена дисциплинарная ответственность судей (ее отсутствие ранее во­все не делало их безнаказанными, так как за совершение судьей проступка, порочащего честь и достоинство судьи, его полномо­чия подлежали прекращению), а также изменен порядок наделе­ния полномочиями председателей и заместителей председателей судов: ранее они назначались на свои должности, как и другие су­дьи, пожизненно, теперь — на шесть лет и не более двух раз под­ряд, что значительно ослабило их независимость (для того чтобы быть переназначенным на второй срок председатель, заместитель председателя суда должен «хорошо» себя вести).

Федеральным законом от 25 декабря 2008 г. № 274-ФЗ внесены изменения в упомянутый выше ФЗ № 6 от 10 января 1996 г. Пре­доставленные последним законом в интересах судебной системы и людей, которым приходится с ней общаться, социальные льго­ты для адвокатов (и некоторых других профессий) при их назначе­нии на судебные должности были отменены: время работы адво­катом перестало включаться в стаж работы судьи, дающий право на социальные льготы. Естественно, после этого многие опытные адвокаты (а их переход на судебные должности представляется очень полезным для правосудия) утратили интерес к работе в суде.

Также в 2008 году внесены изменения в УПК РФ, сократив­шие перечень категорий уголовных дел, рассматриваемых с уча­стием присяжных заседателей (введение суда присяжных было серьезным вкладом в судебную реформу и положительно себя зарекомендовало).

В 2009 году изменен Федеральный конституционный закон «О Конституционном Суде Российской Федерации» и установле­но, что Председатель Конституционного Суда и его заместители назначаются на свои должности Советом Федерации по представ­лению Президента РФ. Ранее они избирались судьями Конститу­ционного Суда РФ. Таким образом, судей лишили права решать, кто в суде, который они образуют, будет председателем, замести­телем председателя; отныне за них это решат Президент РФ и Со­вет Федерации. Как себя должны вести судьи, которые хотят за­нять эти должности? Риторический вопрос.

В 2010 году в названный Федеральный конституционный за­кон внесены новые изменения: для Председателя Конституцион­ного Суда РФ отменен предельный возраст пребывания в должно­сти (70 лет); для остальных судей этот предел сохранен. В 2012 году это же ограничение отменено для Председателя Верховного Суда РФ. Кроме того, для Председателя Верховного Суда РФ и его за­местителей отменен запрет на занятие этих должностей более двух раз (для всех остальных председателей и заместителей председа­телей судов он сохранен). Высший Арбитражный Суд РФ эти из­менения не затронули. Чем же он их не заслужил?

Все это не может не вызывать недоумения и вопроса: зачем были произведены эти новации? Совершенно очевидно, что изменения, касающиеся председателей Конституционного Суда РФ и Верхов­ного Суда РФ, а также заместителей Председателя Верховного Су­да РФ, противоречат основам статуса судей в Российской Феде­рации, установленным Федеральным конституционным законом «О судебной системе Российской Федерации». Согласно его ст. 12 все судьи в Российской Федерации обладают единым статусом и различаются между собой только полномочиями и компетенцией.

Для любого юриста ясно, что норма должна соответствовать принципам (основам) права. Здесь — все наоборот. Норма по во­ле законодателя проигнорировала основы: для нескольких судей (и то — в неравной степени) сделаны существеннейшие отступле­ния от этих основ, поставившие всех других судей Российской Фе­дерации в неравное с ними положение.

Во всем этом имеется определенный смысл и просматриваются определенные цели. Указанные изменения совершенно ясно ха­рактеризуют тенденцию развития законодательства о статусе су­дей: она направлена на подчинение судебной системы, в том числе через подбор угодных и освобождение от неугодных руководите­лей судов, которые обладают большими полномочиями по отно­шению к судьям и по формированию судебной практики, от ко­торой зависит, будет ли соблюдаться при осуществлении право­судия принцип верховенства права или нет.

Важнейшим фактором, влияющим на реализацию принципа верховенства права при осуществлении правосудия, является лич­ность судьи: его мировоззрение, интеллектуальные, нравственные, психологические и другие качества, его отношение к людям, уме­ние их услышать и понять. Если судья, в силу своего мировоззре­ния, не воспринимает принцип верховенства права или по дру­гим своим качествам (зависимость от настроения, вспыльчивость и т.п.) при рассмотрении конкретного дела забывает либо вооб­ще не помнит о нем, то жизни этого принципа угрожает серьезная опасность (смогут ли этот принцип в рассмотренном таким судьей деле возродить вышестоящие судебные инстанции? есть ли другие судьи, свободные от таких недостатков? — серьезнейшие вопросы).

Для формирования правового мировоззрения у судей требует­ся много времени — долгая жизнь в правовом пространстве, в ко­тором с уважением относятся к человеку (эта жизнь начинается с детства, а пространство — с отношения государства к челове­ку). Двадцати лет нашей судебной «реформы» явно недостаточно для возникновения у власти (в том числе — у судей) и большин­ства нашего общества такого мировоззрения. И это естественно. В других государствах этот процесс длился веками («через тер­нии к звездам»), продолжается до настоящего времени и никог­да не будет завершен (по правилу выращивания английского га­зона, которое кажется очень простым: «двести лет газон стричь и поливать»). Однако нельзя ждать «двести лет», когда такое миро­воззрение сформируется; надо каждый день «стричь и поливать».

Тяжелейшее бремя в этом деле несет Российская академия пра­восудия, которая занимается не только обучением студентов, но и подготовкой кандидатов в судьи и повышением квалификации действующих судей.

Кроме мировоззрения судей большое значение для их право­мерной деятельности имеет умение судей противостоять так на­зываемой профессиональной деформации, которая представляет опасность для людей, чьи дела рассматривают судьи. Это явление, по наблюдению специалистов (психологов и др.), присуще мно­гим профессиям.

Представляется интересным привести наблюдение выдающе­гося писателя (к тому же врача по образованию): «Люди, имею­щие служебное, деловое отношение к чужому страданию, напри­мер судьи, полицейские, врачи, с течением времени, в силу при­вычки (выделено мной. — В.Ж.), закаляются до такой степени, что хотели бы, да не могут относиться к своим подопечным иначе как формально»[506].

Судья, сколько бы лет он ни проработал в этой должности, дол­жен помнить об этом негативном явлении и всеми силами про­тивостоять ему, иначе профессиональная деформация перера­стет в профессиональную деградацию, и человек для такого «су­дьи-профессионала» просто перестанет существовать. Тогда о правосудии можно забыть, ибо правосудие «без души» (без раз­умности, нравственности, душевности) не существует.

В завершение данной работы полагаю сделать следующие вы­воды.

Главными условиями реализации в российском правосудии принципа верховенства права (они же — проблемы его реализа­ции) являются:

1) независимость суда;

2) мировоззрение судей;

3) соблюдение судьями общепризнанных принципов пове­дения судей;

4) замещение освобождающихся судебных должностей дос­тойными профессионалами (особенно полезно привлече­ние адвокатов, для чего необходимо вернуть им прежние, указанные выше преимущества);

5) реформирование системы судов общей юрисдикции (пре­образование ее в четырехзвенную систему);

6) изменения в сфере судопроизводства (унификация граж­данского и арбитражного процессов и реформирование порядка проверки судебных постановлений судов общей юрисдикции)[507].