§ 1. Возникновение и развитие технико-криминалистической экспертизы документов как системы методов получения доказательственной информации

Приступая к рассмотрению вопроса о зарождении и развитии техникокриминалистической экспертизы документов как системы методов изучения реквизитов, их составляющих, представляется целесообразным остановиться на рассмотрении сущности понятия «документ - объект исследования в техникокриминалистической экспертизе документов».

Изучение литературы по данной тематике позволяет заключить, что термин «документ» в многочисленных отраслях науки и практической деятельности используется для определения различных по своей сущности объектов.

Так, например, В.П. Лютов пишет: «Документ - понятие многозначное. Документы предоставляют права, освобождают от обязанностей, удостоверяют юридически значимые факты, сообщают общественно-полезную информацию и пр. Можно с уверенностью утверждать, что сегодня нет такой отрасли знаний, в которой не использовались бы документы. Каждая отрасль знания формирует собственное определение документа на основе его функциональных признаков. Учитывая широкий круг отраслей знаний, в которых применяются документы, а также многоплановость использования документов, существует большое число определений термина «документ» ^[1].

И.Н. Подволоцкий, соглашаясь с мнением А.Н. Трайдина и В.А.

Камышина, которые под документами предлагают понимать всякую значимую

для уголовного дела и процессуально неформализованную социальную

информацию, зафиксированную на материальном носителе любым лицом и

любым способом, допускающим его расшифровку, доброкачественность которой определяется по свободному усмотрению органа уголовного судопроизводства^{[2] [3], высказывает мнение: «...определение понятия документа отличается особым, специфическим именно для определенной отрасли права содержанием и невозможно дать какого-то общего определения - «пригодного}

3

для всех случаев жизни» .

Основываясь на выше изложенной позиции, полагаем, что

формулирование уточненного определения «документ - объект исследования ТКЭД» может быть осуществлено, исходя из понимания рассматриваемой дефиниции в различных сферах науки, права и практической деятельности.

Многочисленные источники свидетельствуют: термин «документ» происходит от латинского «dokumentum», что означает «свидетельство, доказательство». В российских письменных источниках оно впервые встречается в документах времен Петра I ^[4].

Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона содержит определение термина «документ» в широком и узком смыслах:

- «всякий материальный знак, служащий доказательством юридических отношений и событий»;

- «преимущественно бумаги, способные служить письменными доказательствами юридических отношений и событий»^[5].

В России понимание документа как письменного доказательства юридически значимого факта использовалось долгое время, впоследствии значение рассматриваемого термина выходит за пределы юриспруденции. Т.В.

Орлова отмечает, что c того момента, когда термином «документ» начинают определять любое удостоверение личности или историческое свидетельство, он приобретает бытовое и публицистическое значение^{[6] [7].}

Обобщение различных определений позволяет высказать мнение, что в общеупотребительном смысле под документом понимают носитель информации, при помощи которого: подтверждается какой-нибудь юридически значимый факт или право; удостоверяются сведения о личности предъявителя; определяется содержание ретроспективного события.

Вышеизложенное позволяет заключить, что одним из основных признаков в традиционном понимании термина «документ» является наличие информации, подтверждающей какой-либо факт.

Традиционные способы запечатления и хранения информации (в виде графических знаков) определяли и вид ее носителя: глиняные блоки, береста, деревянные дощечки, пергамент, бумага и т.п.

C развитием технологий, позволяющих быстро запечатлевать, а в последующем и трансформировать информацию в электронно-цифровую форму, появилась возможность хранить и использовать ее огромное количество на носителях совершенно другого рода, таких как: фотоснимки, записи на магнитных лентах и других накопителях (как встроенных в ЭВМ, так и съемных - компакт-дисках, картах памяти и т.п).

Возможности использования указанных технологий предопределили появление определений документа, базирующихся на информационной основе. Так, например, «Документ - это материальный объект, содержащий информацию в закрепленном виде» .

Более развернутое понятие со ссылкой на философские источники приводит Т.В. Орлова: «Документ - это любая осмысленная (точнее, могущая быть осмысленной) информация, зафиксированная вне памяти человека любым способом, на любом материальном носителе с целью обращения (циркуляции) в динамической, изменяющейся со временем, информационной системе,

о

называемой документальной системой» .

Приведенное определение относит к категории документов все материальные объекты, содержащие доступную для осмысления человеческим разумом информацию. Если применять данный подход в рамках криминалистики, то следы необходимо рассматривать как разновидность документов, поскольку они отображаются вне памяти человека, на материальном носителе, доступны для осмысления и используются в динамических информационных системах.

По нашему мнению, сложившаяся и научно-обоснованная позиция ученых правоведов в целом и криминалистов в частности, не предполагающая включение материальных следов в состав документов, является абсолютно верной. В связи с этим в определение понятия «документ» необходимо включать характеристику запечатлеваемой в нем информации, которая позволит четко разграничивать информацию, являющуюся продуктом интеллектуальной деятельности, и информацию, которая существует и отображается на материальных носителях независимо от ее осознания или неосознания человеком.

Изучение подходов к определению документов с правой позиции показывает, что многие ученые в той или иной формулировке отражают вышеуказанную характеристику информации, содержащуюся в документе.

В уголовном кодексе Российской Федерации понятие документа не содержится, используя данный термин для формулирования содержания диспозиций многих статей особенной части (ст. ст. 164, 234, 183, 188, 275, 276, ^[8] 284 и т.д.), законодатель лишь уточняет вид документа, необходимого для квалификации совершенного деяния по конкретной статье.

Предусмотренные главой 28 УК России «Преступления в сфере компьютерной информации» также предполагают незаконные действия с использованием документов особого рода - «Электронных документов».

В процессе расследования и рассмотрения уголовного дела всегда осуществляется получение, изучение и оперирование теми или иными документами.

Как отмечает И.Н. Подволоцкий: «УПК Российской Федерации не дает исчерпывающего перечня документов, имеющих процессуальное значение, однако в нем уделено большое внимание форме, которой должны соответствовать документы, отражающие ход и результаты следственных

~ 9

действий» .

В процессуальном отношении документы делятся на следующие группы:

- документы - вещественные доказательства (ст. 81 УПК России);

- протоколы следственных и судебных действий (ст. 83 УПК России);

- иные документы (ст. 84 УПК России).

Поскольку одной из задач, разрешаемой в рамках настоящего исследования, является выделение признаков не документа в широком (общеприменительном) смысле и даже не в правоведении в целом, а только определяющих значение понятия «Документ - объект исследования в техникокриминалистической экспертизе», мы полагаем возможным основываться на понятии «документ» в криминалистическом смысле этого слова.

В 1947 году Р.С. Белкин определяет документ как «материальный объект, ^[9]

на котором c помощью знаков, символов и т.п. элементов естественного или искусственного языка зафиксированы сведения о фактах» ^[10]. Он писал об использовании в раскрытии и расследовании преступлений документов рукописных, машинописных, полиграфических, фото- и кинодокументов и других.

Однако другие авторы научных работ по данной тематике вплоть до семидесятых годов ХХ века высказывали характерную для того времени позицию, что документ - только письменный акт. Так, Н.В. Терзиев в 1949 г. пишет: «... надлежит определить документ в криминалистическом смысле как письменное вещественное доказательство»^[11].

В последующем, как уже было отмечено выше, развитие технических возможностей запечатления значимой для судопроизводства информации приводит к более широкой трактовке понятия «документ» в криминалистике. Например, А.П. Копьева в своей работе, посвященной правовой составляющей документов, указывает: «Письмо - это только один из способов фиксации звуковой речи, поскольку звуковая речь может быть зафиксирована не только при помощи письма, но и путем составления фонограммы. Фиксировать можно не только звуковую речь, а также расположение объектов на местности, действия людей и механизмов и т.д.»^[12]

По нашему мнению, определение документа, используемое в рамках криминалистики, сыграло немаловажное значение и для его законодательного определения: «Документ - материальный носитель с зафиксированной на нем в любой форме информацией в виде текста, звукозаписи, изображения и (или) их сочетания, который имеет реквизиты, позволяющие его идентифицировать, и предназначен для передачи во времени и в пространстве в целях общественного

13

использования и хранения».

В приведенных выше определениях сделан акцент на признаки материальности и насыщенности информацией в любой форме, однако специализированность научной и методической базы ТКЭД позволяет работать не со всеми видами фиксации информации и, следовательно, не со всеми видами документов в широком смысле слова. Считаем, что для формирования уточненного понятия «документ - объект исследования в ТКЭД» существенное значение имеет анализ объектного состава этого вида экспертизы. Традиционно к объектам технико-криминалистической экспертизы документов относят:

- реквизиты документов;

- материалы документов;

- орудия, приспособления, используемые для их изготовления.

Орудия и приспособления, используемые для создания документов, не являются их составной частью, в связи с чем, в рамках настоящего исследования не рассматриваются.

Под реквизитами документов понимают образующие их элементы. Сам термин «Реквизит» происходит от латинского слова requisitum - необходимое. Говоря о реквизитах, В.П. Лютов называет их составными элементами документа и отмечает: «Элементы называются формальными, поскольку их наличие не проистекает из сущности самого документа, а объясняется установлением их компетентными юридическими лицами. Реквизитами являются: бланк документа и его составные части, оттиски печатей и штампов, фотокарточки, подписи уполномоченных на то лиц и т.п.»^{[13] [14]}

В рамках классификации реквизиты подразделяются на фиксированные

постоянные и вносимые (заполняемые). Постоянные образуются при изготовлении документа в целом или его составной части. Вносимыми реквизитами документ комплектуется при выдаче или при дополнении письменной информацией.

C целью изготовления документов используют различные материалы: основу документа (бумага специализированная, писчая, газетная, печатная, оберточная, картон и т.п.), красящее вещество штрихов (чернила, паста для шариковых ручек, тушь, штемпельная и типографическая краска, красящее вещество копировальной бумаги и машинописных лент, чернила для фломастеров, специализированные красители и т.д.), вид и состав которых во многих случаях производства экспертизы имеет решающее значение.

Как показывает изучение экспертной практики, эксперту могут быть представлены объекты такого рода как: куски фанеры, части бытовых предметов, двери, ткань, металлические пластины с нанесенными записями и т.п. Так, например, в ЭКЦ УВД по Костромской области в апреле 2011 г. для производства, в том числе и технико-криминалистической экспертизы документов была представлена дверь.

Перед экспертом были поставлены вопросы:

1. Имеются ли на представленной двери светлого цвета какие-либо надписи? Если да, то каково содержание надписей, каким способом и чем они выполнены?

2. Были ли ранее на двери какие-либо затертые надписи? Если да, то возможно ли установить их содержание? Если да, то каково их содержание?

3. Лица какого возраста могли сделать данные надписи, исходя из почерка?

4. Каким предметом, пишущим средством нанесена надпись на дверь?

5. Выполнена ли данная надпись намеренно измененным почерком?

Следует отметить, что вопросы № 3 и 5 выходят за рамки предмета ТКЭД, тем самым, определяя комплексный характер экспертизы, однако большинство вопросов

определяют задачи, разрешаемые именно в рамках данного вида исследований. Примечательно, что экспертиза проводилась в рамках расследования преступления террористической направленности, и в результате ее производства была получена значимая для расследования дела информация.^[15]

Возникает закономерный вопрос, стоит ли рассматривать аналогичные объекты как документы? Или их следует относить к особой группе объектов ТКЭД, с учетом того, что применение методов ТКЭД при исследовании указанных объектов дают хорошие результаты? Исходя непосредственно из названия данного вида экспертизы «технико-криминалистическая экспертиза документов», приведенного выше объектного состава и определений документа в криминалистическом понимании этого слова, документом является любой материальный носитель информации, доступной для изучения методами ТКЭД, в рамках применения соответствующих специальных знаний.

Несомненно, значимой для формируемого определения является и процессуальная природа - вещественное доказательство. Поскольку документ - письменное доказательство имеет юридическое значение благодаря своему содержанию, он может быть заменен копией или другим документом, содержащим эти сведения. Если же документ хранит на себе всевозможные следы совершенного деяния (отметки, надписи, невидимые изображения, специальную защиту и т.п.), то он относится к вещественным доказательствам.

Основаниями для отнесения документов к вещественным

доказательствам являются:

1. Искажение сведений в правильном по форме документе.

2. Неправильное указание источника, времени, места и иных условий составления и оформления документа.

3. Изменения, связанные со способом совершения преступления или его сокрытия (травление, дописки и т.п.).

4. Время, место и иные обстоятельства обнаружения документа, его состояние, если эти факты имеют значение для дела.

5. Принадлежность конкретному лицу.

6. Использование участником преступления.

Исходя из анализа этих признаков, документы, по характеру связанные с расследуемым преступлением, делятся на четыре вида вещественных доказательств:

- служившие орудиями совершения преступления;

- сохранившие на себе следы преступлений;

- являвшиеся объектом преступных действий;

- являющиеся средствами для раскрытия преступления и изобличения преступника.

Основываясь на вышеизложенном, предлагаем определять «Документ - объект исследования в ТКЭД» следующим образом.

Документ - объект исследования в ТКЭД - это любой материальный носитель, являющийся вещественным доказательством, за исключением информации хранящейся в электронном виде, связанный с расследуемым событием и доступной для изучения методами технико

криминалистической экспертизы документов в рамках применения специальных знаний в сфере технологии создания реквизитов документа.

Анализ исторической литературы дает основание утверждать, что подложные документы с давних времен использовались для достижения корыстных и иных целей. По свидетельству дошедших до современников письменных источников, подлоги документов были нередким явлением во времена Древнего Рима. По высказыванию Цицерона, даже честные люди не брезговали обогатиться таким путем.

Те же источники содержат сведения о существовании специалистов, занимавшихся распознаванием подложных документов, используемых при разрешении судебных споров. В литературе по Римскому праву имеются сведения об умении сведущих лиц заметить самую искусную подделку документа. При этом наряду с почерком, исследованию подвергались: стиль документа, материал, печати и другие реквизиты^{[16] [17] [18].}

Значительным являлось количество случаев использования подложных документов и в средние века. Неслучайно Римские папы в своих постановлениях неоднократно указывали на необходимость привлечения к ответственности лиц, занимавшихся подлогами.

Борьба с подлогами в России имеет не менее давнюю историю. Так, в Псковской судной грамоте XIV-XV веков содержится статья 61, в которой о возможных подлогах пишется так: «А князю и посаднику грамот правых не посужати, а лживых грамот и доски, обыскавши правда, судом посудить». Из этого текста следует, что сомнительные грамоты должны были подвергаться исследованию. В случае подтверждения подложности «лживая грамота» должна быть признана недействительной.

В те времена к лицам, использующим подложные документы, применялись публичные наказания. В летописях содержатся сведения о том,

что в конце XV века в Москве был публично бит на Красной площади

18

архимандрит Кремлевского Чудова монастыря за документальные подделки.

В Судебнике 1550 г. подлог документов признавался преступлением, находящимся в одном ряду с такими опасными преступлениями, как разбой и убийство. Ст. 59 Судебника гласила: «А доведут на которого разбой или душегубство, или ябедничество, или подписку, или иное какое лихое дело, а

будет ведомой человек; и боярину того велети казнити смертною казнию».^{[19] [20]}

В Соборном уложении 1649 г. подлогам документов посвящена отдельная глава: «О подпищиках и которые печати подделывают». Первые три статьи этой главы предусматривали наказание за изготовление поддельных грамот и печатей, изменения, вносимые «своим вымыслом» в подлинные грамоты и в приказные письма, перенесение печатей с подлинных грамот на

воровские, использование заведомо «нарядных» (подложных) писем «для своих

20

пожитков и корысти». Все эти преступления карались смертью.

Имеются исторические свидетельства о борьбе с подлогами документов в период царствования Петра I. Наряду с делами о различных преступлениях значительное место занимали дела о подлогах документов, чему есть документальные свидетельства. Так «В 1687 г. Феодосии Филиппов сын Хвощинский пытан из Стрелецкого приказа в воровстве; и за то его воровство на площади чинено ему наказание, бит кнутом, за то, что он своровал, на порожнем столбце составил было запись». В этом же году «князю Петру Крапоткину учинено наказание перед Московским судным приказом, бит кнутом, за то, что он в деле своровал, выскреб и приписал своей рукою» ^[21].

Наиболее регламентированный порядок исследования документов, направленный на установление подложности документов в России, был установлен указом от 9 декабря 1699 г. «О порядке исследований подписей на крепостных актах в случае возникшего о подлинности оных спора или сомнения, о писании крепостей в поместных и вотчинных делах в поместном приказе, а не на Ивановской площади, и о потребном числе свидетелей для подписания крепостных актов».

Основанием для издания его послужил следующий случай из судебной практики: князь Трубецкой оспаривал в суде свою подпись на документе,

предъявленном неким Аграмаковым. В связи c этим «великий государь указал и бояре приговорили... которые такие же крепости явлены или впредь кто явит в поместном приказе, а писаны до сего великого государя указа и боярского приговору, а на те крепости спор и челобитье в Поместном приказе есть, а в том спорном челобитье учнут писать те крепости составными и воровскими, и руки у тех крепостей лживят: и про такие крепости розыскивать и руки

свидетельствовать дьяками и подьячими, которые сидят в приказах, а не

22

площадными подьячими».

Из текста указа следуют два важных вывода: 1) законодатель признал обязательным «руки свидетельствовать» по всем спорным делам, находящимся в производстве Поместного приказа, если челобитчики заявляют, что «руки у тех крепостей лживят», т. е., другими словами, признал обязательным в таких случаях производство экспертизы; 2) в то же время законодатель установил, что экспертизу производить («руки свидетельствовать») могут впредь только дьяки и подьячие, «которые сидят в приказах», а не площадные подьячие, как это было установлено ранее.

Приведенный указ не оставляет сомнений в том, что свидетельство (экспертиза) спорных документов производилось до 1699 г. площадными подьячими. К сожалению, законодательный акт, установивший этот порядок, до нас не дошел, но зато сохранились отдельные судебные дела, содержащие экспертные заключения площадных подьячих.

Так, например, в 1686 г. в Поместном приказе разрешался спор между Петром Лопухиным и Елисеем Синявиным о владении пустошью Тайдашево. В связи с тем, что по делу потребовались эксперты «для свидетельства письма Елисея Синявина», в Стрелецкий приказ была послана (в ведении которого находилась тогда Ивановская площадь) «память» с предписанием прислать в Поместный приказ для производства экспертизы ивановских площадных ^[22] подьячих. Явившись туда во главе со своим старостой Г аврилой Пошехоновым, подьячие дали следующее заключение (скаску): «194 г. июня в 26 день в Поместном приказе перед князь Иваном Борисовичем Троекуровым Ивановские площади подьячие староста Гаврила Пошехонов с товарищи сказали, смотря в деле у скаски руки имянем Елисея Синявина 159 года да на челобитной руки ж имянем ево ж Елисея Синявина 161 году ноября 2-го числа: и те вышеписанные руки у скаски и на челобитной имянем Елисея Оинявина подписью и словами сходно. А скаску писал и писма смотрил тое ж Ивановские площади подьячий Аксенко Феоктистов».

Специально изучавший организацию и деятельность подьячих

Ивановской площади в Москве в XVI и XVII вв. М. Ф. Злотников пришел к выводу, что экспертиза документов была для площадных подьячих хотя и не

23

главным, но постоянным занятием.

Указ от 9 декабря 1699 г. явился вторым после Уложения 1649 г. законодательным актом, вводившим государственное регламентирование судебной экспертизы. В то же время это был первый акт, непосредственно касавшийся исследования документов. Именно им, было, положено начало законодательной регламентации экспертизы документов. Регламентация была пока еще не полной. Закон определял лишь возможные объекты исследования (крепостные акты) и очерчивал круг лиц, которым эти исследования могли поручаться (приказные дьяки и подьячие). Процессуальной стороны экспертизы, т. е. порядка ее назначения и производства, законодатель еще не затрагивал. Это было сделано позднее.

В течение целых столетий исследования документов не имели научного характера. Внимание обращалось лишь на внешнюю сторону почерка документа. Исследовались очертания букв, особенности выполнения отдельных их элементов, изучались нажим, разгон, наклон и т. д. Внутренняя сторона ^[23]

(содержание, слог, стиль и другие признаки) подвергалась исследованию в очень редких случаях.

Одно из таких исследований было проведено в 1622 г. Оно касалось «раздельной записи», т. е. акта раздела имущества. Необходимость в нем появилась вследствие спора, возникшего между подьячим приказа Большого дворца Иваном Дедковым и князьями Тимофеем и Федором Долгорукими по поводу беглых кабальных девушек Марии и Варвары Фофоновых. В подтверждение холоповладельческих прав на них князья Долгорукие представили суду «раздельную запись», в которой отец названных девушек Яков Фофонов значился в числе доставшихся им крестьян.

Иван Дедков представленную запись оспаривал. Сомнение в ее правильности возникло и у судей, заметивших, что «в Яку-шкове имени слова починиваны». Судьи решили обратиться к сведущим в письме людям. Были вызваны в суд подьячие Василий Ворон и Безсон Козни. Исследовав «раздельную запись», они отметили, что раньше в ней «было написано „Юшко Фофонов", а ныне де написано в Юшкино место „Яшку Фофонов", а коли б деи было прежде написано „Яшку", ино бы де написано было дали Яшку „Фофонова", а не Фофонов, и в Фофонове де имяни у „веди" было написано „аз", а не „ер", да и во всей той раздельной записи такова, „ику" нет написано, и писаны во всей той записи „ики" свертные, стоячий, а не круглый».^[24]

Таким образом, подьячие наряду с исследованием начертаний отдельных букв остановились на грамматическом анализе написания имени Якова Фофонова.

Чрезвычайно интересный случай исследования содержания документов был связан с той острой политической и идеологической борьбой, которую вела в России феодальная церковь за свое господство. В этой борьбе церковь

никогда не гнушалась пользоваться подложными документами. C помощью таких документов она, в частности, пыталась в начале XVIII в. убедить старообрядцев в том, что защищаемые ими догматы были осуждены еще в XII в. на церковном соборе, якобы происходившем в 1157 г. в Киеве. Но старообрядцы не поверили словам. Они захотели осмотреть подлинные документы, желая «видеть самое сущее». Их интересовало, «какое оно, на хартии или на бумаге писано и русскими ли, или иным языком и прочая». Рукопись, носившая название «Соборное деяние на еретика арменина на мниха Мартина», якобы нашлась в книгохранилище Никольского пустынного монастыря. По описанию старообрядцев, она была «в полдесть, на пергаменте писанная, плесних аки сединою красящаяся и на многих местах молием изъядена». Однако внешний вид не убедил старообрядцев в древнем происхождении найденного документа. Заподозрив подлог, они решили произвести исследование рукописи. В качестве экспертов выступили представители старообрядчества начала XVIII в. Андрей Денисов, Мануил Петров и Леонтий Федосеев. Условия для экспертизы были трудными. Чтобы ознакомиться с исследуемой рукописью, Мануилу Петрову пришлось несколько раз ездить в Москву, где на Печатном дворе рукопись хранилась «прикованная суть к стене изрядною цепию», а при ней «аки на страже присно стояше монах... зело быстрыми очима на смотрящих острозрительно книги тыя смотряше и якобы каждого мысли о тех хотяше ведати». Преодолев эти трудности, Петрову удалось тщательно исследовать рукопись и открыть «дивное смешение новости з древностию, простым очесам почти и непонятное».^[25]

На основе собранных таким путем материалов А. Денисов подверг рукопись деяния еретика Мартина всестороннему анализу. Не были оставлены

без внимания ни писчий материал, ни чернила, ни графические признаки, ни содержание рукописи. В Поморских ответах указывалось: «... дивимся чернилам имиже деяние оно писано понеже четкостию своею различествуют качества письма залежалого древлехаратейных книг... Сомняемся и буквам, в нем писанным - Белорусским, нынешняго века пописи, яже в древлехаратейных мы не видохом. Чудым, и еже буквами Белорусскими писано, а речьми Московскими, чесого в древних книгах не случися нам видети.

Недоуменно нам и сие, яко егда разгнется деяние оно, все листы распрягаются, не якобы улежалые за 500 лет: но яко бы нынешняго времене с старых хартий новосложении шарплются.

Сомненно нам и иная, яже в переплете резания знаки и краев обрезывания, и явствование негде древняго письма и серая бумага вместо досок оболочена кожею и прочая, какова в древлехаратейных книгах не прилучися нам видети»^{[26] [27].}

Результаты исследования А. Денисова оказались настолько

неопровержимыми, что церковники не решились после этого отстаивать подлинность рукописи. Саму рукопись они изъяли из обращения и около двух столетий хранили ее в запечатанном виде. Анализируя Поморские и Нижегородские ответы А. Денисова, П. А. Мельников обоснованно писал, что «критический разбор его сделал бы честь и современному археологу» . С этой оценкой нельзя не согласиться. Следует лишь дополнить, что исследование А. Денисова не прошло незамеченным. Примененные им приемы и методы обогатили теорию и практику исследования подложных документов. Впоследствии они с большим успехом находили себе применение в судебной экспертизе документов.

В ХІХ веке значительно чаще применяются различные методы естественных наук и судебной фотографии.

В России в первой половине ХІХ века публикуется ряд книг по вопросам расследования преступлений Долгова «Основные формы уголовных следствий», СПБ, 1846, Колоколова «Правила и формы о производстве следствий», М., 1849, Орлова «Опыт краткого руководства для произведения

л©

следствий» М., 1833 и др. .

Развитие экономики и товарно-денежных отношений в этот период способствуют увеличению разнообразного документооборота и как следствие использованию поддельных документов, о чем свидетельствуют нижеследующие исторические факты.

В 1769 году в Петербурге и Москве были открыты ассигнационные банки, продукция которых начинает подделываться преступниками. Так, в 1772 году некие Пушкины были изобличены в изготовлении фальшивых ассигнаций при помощи привезенных из-за границы инструментов^{[28] [29]. В связи с чем в уставе ассигнационного банка, датированном 23 декабря 1776 года, предусматривается строгое наказание для тех: «...кто изготовит потребную на них (т.е. на ассигнации) особливую бумагу, стемпель, литеры или кто иные для подделки ассигнаций потребные инструменты и материалы достанет или нумеры в подписи нарисует или во всем том спомоществовать будет.»}

23 февраля 1868 года в Московском окружном суде слушалось дело наследников Л. Бермана о 25 000 рублей по расписке. Ответчики высказали сомнение в подлинности документа. В рамках разбирательства помимо сличения почерка осуществлялось химическое исследование документа, для производства которого пригласили профессора Московского университета

Лясковского, который, исследовав документ в канцелярии суда, указал на

необходимость лабораторных исследований. Исследование в лабораторных условиях осуществлялись профессором Гивартовским, химиком-технологом Поржезинским и лаборантом Семеновым, которые установили, что при воздействии раствором щавелевой кислоты на штрихи текста расписки и подписей от имени Л. Бермана штрихи текста исчезли почти мгновенно, тогда как буквы в обеих подписях гораздо более медленно и, что особенно важно, в одинаковой мере (несмотря на то, что первая подпись была датирована на двадцать лет раньше второй) сопротивлялись влиянию реактива и оставляли буроватые следы однородного оттенка. Интересным представляется и случай осуществления исследования в Тифлисе, когда в результате воздействия на документ раствором железисто-синеродистого-калия и последующего

фотографирования (для усиления контраста) оказалось возможным прочесть первоначальный текст расписки, который был вытравлен, а на его месте

- 30

выполнен другой текст .

В конце ХІХ начале ХХ веков публикуется ряд работ, закладывающих научный фундамент ТКЭД. Г. Гросс в своей книге «Руководство для судебных следователей как система криминалистики» рассмотрел известные в то время способы, применяемые при «технической» экспертизе документов . В

указанный период времени применение технических способов при исследовании документов осуществляется преимущественно судебными медиками, которые применяют методы физики, химии и во многом фотографии.

Особое значение фотографических методов для техникокриминалистического исследования документов подтверждается

высказыванием Е.Ф. Буринского: «фотография позволила нам переступить ^{[30] [31]}

один из пределов непосредственных ощущений, разрушила одну из преград поставленных природой на пути нашей зрительной способности» . Наглядной иллюстрацией состоятельности приведенного высказывания является

историческая, как ее называет Н.В. Терзиев, экспертиза, осуществленная Е.Ф. Буринским по делу Р. и Ю., слушавшемся в 1889 году в Петербургском окружном суде. Р. и Ю. обвинялись в изготовлении подложного извещения о внесении в товарную кассу Николаевской Ж.Д. в Петербурге наложенного платежа на сумму 9000 рублей и в получении в г. Козлове денег по этому извещению. Е.Ф. Буринскому было необходимо: установить, является ли подпись от имени кассира Бернгарда на упомянутом извещении подлинной или поддельной; вывить залитую большим чернильным пятном подпись получателя на дубликате железнодорожной накладной. Решение указанных задач впервые стало возможным в результате применения фотографических методов исследования, в том числе и разработанных Е.Ф. Буринским .

В начале советского периода большой вклад в развитие методологии исследования документов внес С.М. Потапов, который усовершенствовал технику последовательности пересечения штрихов, разработал рекомендации по применению метода копирования для дифференциации материала штрихов. Значительными являются исследования, осуществленные А.А. Эйсманом, С.М. Соколовым, В.П. Колмаковым, Н.В. Терзиевым и другими учеными.

В целом в течение советского периода развития техникокриминалистической экспертизы документов осуществлены:

- усовершенствования судебно-исследовательской фотографии в целом;

- методы выявления невидимых следов и записей путем усиления контраста;

- разработаны подходы по применению люминесцентного анализа; ^{[32] [33]}

- предложены алгоритмы исследования документов в инфракрасных лучах и т.п.

В постсоветский период заложенный ранее научный и методологический фундамент позволил продолжить совершенствование методов исследования с учетом развития науки и техники. Так, например, появление и развитие электрофотографии, новых воспроизводящих и копировальных аппаратов, полиграфических технологий и механизмов, видов защиты специальной продукции обусловливает разработку методов исследования документов, изготовленных с применением динамично развивающихся технологий.

Основываясь на изложенном в данном параграфе, возможно заключить:

- основным объектом исследования в рамках рассматриваемой экспертизы является документ, под которым понимается - материальный носитель информации, за исключением хранящейся в электронном виде, связанной с расследуемым событием и доступной для изучения методами ТКЭД в рамках применения специальных знаний в сфере технологии создания реквизитов и их комплектования, являющийся вещественным доказательством;

- технико-криминалистическая экспертиза документов зарождается и в последующем развивается как система методов исследования документов с учетом технологических особенностей их изготовления или изменения в конкретный исторический период.