§ 1. Особенности и состояние правового регулирования использования специальных познаний на современном этапе

Научную основу правового регулирования использования специальных познаний в уголовном судопроизводстве России составляет уголовно-процессуальное право, которое направляет разработку не только ведомственной нормативной базы по указанным направлениям, но, осуществляя обратную связь практики и теории, обосновывает и предлагает пути совершенствования правовых основ^[149] этой специфической сферы общественных отношений.

В работах ученых и специалистов-практиков обосновываются различные классификационные признаки системы юридических норм, составляющих правовую основу использования специальных познаний в уголовном судопроизводстве России^[151]. Несмотря на различие высказываемых мнений по вопросам, касающимся правовых основ использования специальных познаний, в целом они создают хорошую методологическую базу для развития теории, постановки и решения новых вопросов, которые ставит перед наукой практика. Фундамент правовой основы использования специальных познаний в уголовном судопроизводстве, объединивший все лучшие разработки и взгляды различных ученых и практиков до 2001 г., представляет УПК РФ.

Принятый в 2001 г. Уголовно-процессуальный кодекс РФ существенно изменил возможности использования специальных познаний в уголовном судопроизводстве.

Прежде всего отметим, что законодатель не стал вводить в уголовное судопроизводство дополнительные процессуальные субъекты, обладающие специальными познаниями. В уголовном процессе, как и раньше, существуют два самостоятельных процессуальных участника, обладающих специальными познаниями, – «специалист» и «эксперт». Взгляд на «эксперта», по сути, не изменился: как и раньше это лицо, обладающее специальными познаниями, задачей которого является производство экспертизы. А вот трактовка положения в уголовном процессе «специалиста» существенно изменилась.

Новым является законодательное определение понятия «специалист». Уже в самом определении содержатся ответы на вопросы: кто он такой, какими знаниями он обладает, как привлекается к участию в производстве по делу, каковы его функции. При этом, если в УПК РСФСР 1960 г., исходя из смысла статей, декларирующих возможность привлечения специалиста, таковым следовало рассматривать лицо, обладающее специальными знаниями, и привлекаемое к участию только в следственных действиях и то лишь, где это предусматривалось законодательством (ст. 133¹, 180, 159, 179, 180, 183, 170 и др.), то в УПК РФ функции специалиста трактуются значительно шире. Согласно п. 1 ст. 58 УПК РФ, специалист может привлекаться для участия во всех без исключения процессуальных действиях, включая следственные. Этот взгляд находит подтверждение в ст. 115 УПК РФ («Наложение ареста на имущество»), где прямо предполагается возможность участия специалиста; ст. 168 УПК РФ («Участие специалиста»), где говорится о праве следователя привлечь специалиста к участию в любом следственном действии.

Таким образом, наблюдается дальнейшее расширение возможных областей применения знаний специалиста в судопроизводстве, что, бесспорно, является положительным достижением.

Если обратиться к определению понятия «специалист», то следует отметить, прежде всего, что формулировка «содействует в обнаружении, закреплении и изъятии предметов и документов» вызывает вопросы.

При этом норма ст. 58 УПК РФ о привлечении специалиста к участию в процессуальных действиях для содействия в применении технических средств в исследовании материалов уголовного дела несколько не ясна. С одной стороны, речь идет о привлечении специалиста в качестве помощника лицам, привлекшим его (видимо, следователю или защитнику) именно для оказания содействия в применении технических средств. С другой стороны, эти средства должны целенаправленно использоваться лишь в исследовании материалов уголовного дела, а, скажем, не для исследования материалов, еще не приобщенных к нему. В чем здесь противоречие? Если поставить акцент именно на исследование материалов уголовного дела, то надо заметить, что специалисту не обязательно требуется использование технических средств. Например, грубая подчистка в документе и так для него очевидна, а если речь идет о специалистах в некоторых гуманитарных областях, то им технические средства часто не нужны вообще. Если же рассматривать именно «содействие в применении технических средств в исследовании материалов уголовного дела», то следует отметить, что лица, привлекающие специалиста – защитник, следователь (иное лицо, ведущее дознание) или суд крайне редко сами используют технические средства для исследования материалов уголовного дела (конечно, если рассматривать «исследование материалов» шире, чем организацию прослушивания или просмотра кассет и т.п.). В их арсенале имеются совсем иные юридические методы. Это положение развила А.С. Лазари, отметив, что «если же здесь имеется в виду предоставление права обвиняемому, его защитнику ксерокопировать (или иным образом снимать копию) материалы дела для использования их в целях подготовки ходатайств или постановки вопросов эксперту, то такие действия скорее следует рассматривать как изучение, а не как исследование»^[153].

Поэтому для большей конкретности следовало бы дать ст. 58 УПК РФ в следующей редакции: «Специалист – лицо, обладающее специальными знаниями, привлекаемое к участию в процессуальных действиях в порядке, установленном настоящим Кодексом, для содействия в обнаружении, закреплении и изъятии объектов, применении технических средств, для постановки вопросов эксперту …». Термин «объекты» расширяет область деятельности специалиста, которая в настоящее время ограничена «предметами и документами», а «применение технических средств» конкретизирует форму его привлечения.

Интересно и то, что в настоящее время специалист привлекается для участия во всех процессуальных действиях, тогда как в УПК РСФСР их круг, как отмечалось, был ограничен. Подробно этот вопрос рассматривался автором в ряде работ, однако здесь все же стоит отметить такое следственное действие, как допрос^[154].

Простота допроса кажущаяся, допрос – сложное следственное действие, имеющее четкую регламентацию и требующее от следователя опыта и знаний, а в некоторых случаях и определенного таланта. Одним из важнейших положений тактики допроса является необходимость установления и поддерживания психологического контакта с допрашиваемым. Существует мнение, что присутствие специалиста может нарушить этот контакт^[155]. Может быть это и правильно. Однако практика показывает, что в ряде случаев провести результативный допрос, особенно при расследовании дел, связанных с использованием достижений науки и техники, без участия сведущего лица практически невозможно. В таких случаях у следователя возникают проблемы даже с правильной формулировкой вопроса об интересующей его информации, а неправильное истолкование полученных сведений может направить следствие про ложному пути. Также нередко допрашиваемые, зная об отсутствии у следователя познаний по ряду специальных вопросов, стремятся его запутать, например, используя специальную терминологию. Поэтому решение законодателя о возможности привлечения специалиста к участию во всех следственных действиях, включая допрос, можно рассматривать как естественный отклик на требования практики.

Специалист может играть активную роль – давать пояснения следователю по вопросам, возникающим в ходе следствия; задавать вопросы (с согласия следователя); участвовать в формировании версий. Но участие специалиста не должно перерастать практически в непосредственное производство им следственного действия. Иногда желание специалиста помочь следствию выходит за рамки его процессуальных возможностей. Встречаются случаи так называемых бесед специалистов с подозреваемым без соответствующего процессуального оформления, с последующей дачей показаний об их содержании в ходе судебного разбирательства в качестве свидетелей. Верховный Суд РФ справедливо признал такие беседы незаконным допросом^[156].

Эти проблемы использования специалиста при допросе в принципе решены в УПК РФ, где говорится, что специалист имеет право с разрешения дознавателя, следователя, прокурора и суда задавать вопросы участникам следственного действия, которым, собственно говоря, является и допрос. Следователь может отвести вопрос, но он, тем не менее, подлежит занесению в протокол. Таким образом, специалисту дается право участия в допросе, однако оговариваются контролирующие функции лиц, ведущих расследование.

Если механизм привлечения специалиста к участию в следственных действиях в УПК РФ детально отработан, то возможность их привлечения к участию в целом в процессуальных действиях или для постановки вопросов эксперту всего лишь декларируется, так же, как и введение права защитника на привлечение специалиста. Убедимся в этом, проанализировав соответствующие положения УПК РФ. В п. 2 ст. 58 УПК РФ указывается, что вызов специалиста и порядок его участия в уголовном судопроизводстве определяются ст. 168 и 270 УПК РФ. Но при обращении к упомянутым статьям мы видим, что ст. 168 УПК РФ («Участие специалиста») разъясняет лишь правила привлечения следователем или дознавателем (ст. 223 УПК РФ) специалиста к участию в следственном действии, а ст. 270 УПК РФ относится к участию специалиста в судебном разбирательстве.

Значительно расширены права специалиста. Если в УПК РСФСР оговаривалось лишь право «делать подлежащие занесению в протокол заявления, связанные с обнаружением, закреплением и изъятием доказательств» (ст. 133¹ «Участие специалиста»), то в УПК РФ уже вводятся следующие права: отказаться от участия в производстве по уголовному делу, если он не обладает соответствующими специальными знаниями; задавать вопросы участникам следственного действия с разрешения дознавателя, следователя, прокурора и суда; знакомиться с протоколом следственного действия, в котором он участвовал, и делать заявления и замечания, которые подлежат занесению в протокол; приносить жалобы на действия (бездействие) и решения дознавателя, следователя, прокурора и суда, ограничивающие его права (п. 3 ст. 58 «Специалист»).

Право задавать участникам следственного действия с разрешения дознавателя, следователя, суда вопросы является новым положением. На практике это существовало и раньше. Обычно специалист ставил интересующий вопрос перед следователем, который и задавал его при проведении следственного действия. Иногда следователь разрешал специалисту задавать такие вопросы и напрямую. Поэтому это нововведение не вызвало трудности у практических работников. Тем не менее, при анализе законодательства выясняется несколько важных обстоятельств. Во-первых, вопросы задаются, только если это нужно для выполнения профессиональных функций специалиста, основной задачей при этом является получение специалистом информации, могущей повысить результативность его работы. Во-вторых, это делается только с разрешения дознавателя, следователя, суда. Интересно, что защитник не входит в перечень. При этом существует и общее правило участия в следственных действиях специалиста – руководит производством следственного действия следователь, «специалист» же только оказывает ему помощь.

Право специалиста на ознакомление с протоколом следственного действия, в котором он участвовал, и дачу заявлений и замечаний, которые подлежат занесению в протокол, не является принципиально новым. В УПК РСФСР (ст. 133¹) речь шла о праве специалиста «делать подлежащие занесению в протокол заявления, связанные с обнаружением, закреплением и изъятием доказательств», а в УПК РФ – «делать заявления и замечания, которые подлежат занесению в протокол» (ст. 58). Заявления и замечания не имеют отношения к умозаключениям. Поэтому автор поддерживает мнение, высказанное, например А.С. Лазари: «практикой давно уже выверено положение о том, что на стадии досудебного расследования уголовного дела никакие суждения, выводы специалиста, входящего в состав следственно-оперативной группы, не рассматриваются в качестве доказательств и, наравне с суждениями следователя, не заносятся в протокол следственного действия»^[158].

Изменения претерпели и обязанности специалиста. Раньше он был обязан: явиться по вызову; участвовать в производстве следственного действия, использовать свои специальные знания и навыки для содействия следователю в обнаружении, закреплении и изъятии доказательств; обращать внимание следователя на обстоятельства, связанные с обнаружением, закреплением и изъятием доказательств; давать пояснения по поводу выполняемых им действий (ст. 133¹ УПК РСФСР). В такой трактовке косвенно оговаривались и функции специалиста – использовать свои специальные знания и навыки для содействия следователю в обнаружении, закреплении и изъятии доказательств; обращать внимание следователя на обстоятельства, связанные с обнаружением, закреплением и изъятием доказательств; давать пояснения по поводу выполняемых им действий. В УПК РФ отсутствует понятие «обязанности» специалиста, осталось лишь положение об его «ответственности», которая регламентируется ст. 58, а в УПК РСФСР оговаривалась ст. 139.

Первоначально в ст. 58 УПК РФ речь шла об ответственности именно за разглашение данных предварительного расследования, ответственность, например, за неявку или невыполнение специалистом своих прямых обязанностей не предусматривалась. Получается, что следователь или иной участник процесса, имеющий соответствующие полномочия, мог обратиться в организацию или непосредственно к специалисту с просьбой об участии в процессуальном или следственном действии и не получить никакого ответа. Поэтому законодатель изменил редакцию ч. 4 ст. 58, дополнительно оговорив, что специалист не вправе уклоняться от явки по вызовам дознавателя, следователя или в суд.

Однако следует обратить внимание на различия условий деятельности специалиста и эксперта в уголовном судопроизводстве. Так, ст. 58 УПК РФ не содержит, по сравнению со ст. 57 УПК РФ, запрета специалистам без ведома следователя и суда вести переговоры с участниками уголовного судопроизводства по вопросам, связанным с деятельностью специалиста, а также давать заведомо ложные заключения. Автор разделяет мнение А.С. Лазари о создании явно коллизионной ситуации, при которой эксперты и специалисты поставлены в неравные условия, что может привести к разночтению норм закона, толкованию их не по логике вещей, а с учетом выгоды для одной из сторон^[159]. Для снятия указанной коллизии, по мнению автора, следует внести в ст. 58 положения, вносящие указанные выше запреты^[160].

Совершенно отдельное направление совершенствования законодательства касается экспертных исследований. В целом здесь прослеживаются те же тенденции, что и в практике привлечения специалистов – конкретизация понятий, дальнейшая специализация и дифференциация, но только в рамках уже устоявшегося процессуального понимания судебной экспертизы.

Прежде всего, как и в УПК РСФСР 1960 г., за экспертным заключением сохранено его доказательственное значение. Такое положение заключения эксперта в теории доказательств общепризнанно и не нуждается в каких-то особых комментариях. Новым здесь является лишь официальное включение в список возможных доказательств еще и показаний эксперта, что отсутствовало в ранее действующем уголовно-процессуальном законодательстве, хотя и подразумевалось, исходя из общего смысла статей.

Относительно нового понятийного аппарата в первую очередь следует отметить, что в УПК РФ сам термин «экспертиза» заменяется на иной – «судебная экспертиза». В ст. 5 («Основные понятия, используемые в настоящем Кодексе») дается разъяснение понятий «судебная экспертиза» и «экспертное учреждение» – «если не оговорено иное, основные понятия, используемые в настоящем Кодексе, имеют следующие значения: ...49) судебная экспертиза – экспертиза, производимая в порядке, установленном настоящим Кодексом;...60) экспертное учреждение – государственное судебно-экспертное или иное учреждение, которому поручено производство судебной экспертизы в порядке, установленном настоящим Кодексом».

Такой подход окончательно снимает вопрос о том, можно ли считать экспертизой исследования, проведенные лицами, имеющими специальные познания, на основании частной инициативы одной из сторон и предоставленные в распоряжение следователя или суда. Теоретики уголовного процесса и раньше рассматривали эти заключения не иначе как вид доказательств – «иные документы», со всеми вытекающими отсюда правилами приобщения к делу^[161]. Однако на практике иногда возникали сомнения, особенно если такое исследование было оформлено с учетом норм, регламентирующих написание экспертного заключения, и внешне очень напоминало его. Введение четкого понятия судебной экспертизы обратило внимание на этот вопрос, прямо указав на необходимость ее производства в порядке, установленном Уголовно-процессуальным кодексом РФ, в том числе только по решению следователя или суда, с учетом ходатайств подозреваемого, обвиняемого, его защитника.

Отдельного внимания заслуживает ст. 196 УПК РФ «Обязательное назначение судебной экспертизы». Перечень обстоятельств, для установления которых назначение и производство судебной экспертизы обязательно, по существу не отличается от аналога, имеющегося в УПК РСФСР. Важным исключением являются два момента.

Первый связан с введением обязательной оценки не только психического (как раньше), но и физического состояния подозреваемого, обвиняемого, когда возникает сомнение в его вменяемости или способности самостоятельно защищать свои права и законные интересы в уголовном судопроизводстве (ст. 196 УПК РФ). Мы наблюдаем явное расширение гарантий соблюдения прав подозреваемого и обвиняемого, в том числе и в результате того, что оценка их психического или физического состояния проводится не только для устранения сомнений в их вменяемости, но способности самостоятельно защищать свои права и законные интересы в уголовном судопроизводстве.

Второй момент связан с отсутствием указания на необходимость обязательного назначения и производства судебной экспертизы, если требуется установление психического или физического состояния свидетеля. УПК РСФСР 1960 г. содержал следующее положение (ст. 79): для определения психического или физического состояния свидетеля или потерпевшего в случаях, когда возникает сомнение в их способности правильно воспринимать обстоятельства, имеющие значение для дела, и давать о них правильные показания. Нынешний УПК РФ ограничился необходимостью проведения экспертизы лишь в отношении потерпевшего (ст. 196). Этот факт вызывает некоторую настороженность. Достоверность показаний свидетеля играет существенную роль в свершении правосудия. Это требование было и остается вполне обоснованным и направленным на установление истины по делу. Естественно, что, являясь доказательствами по делу, показания свидетеля подлежат оценке с точки зрения относимости, допустимости, достоверности, а все собранные доказательства в совокупности – достаточности для разрешения уголовного дела (ст. 88 УПК РФ). При необходимости следователь имеет право назначить экспертизу для установления психического или физического состояния свидетеля, но только с его согласия (ст. 56, 195 УПК РФ).

Проведение экспертизы в отношении свидетеля только с его согласия вызывает двойственное восприятие.

С одной стороны, для расследования противоправного деяния, когда возникает сомнение в способности свидетелей правильно воспринимать обстоятельства, имеющие значение для дела, и давать о них правильные показания, крайне важно быть уверенным в его нормальном психическом или физическом состоянии, позволяющем давать достоверную информацию, за которую он несет ответственность. Особенно это важно в делах, где обвинение строится в значительной части на показаниях ограниченного круга или даже одного свидетеля. В какой-то степени эта норма защищала подозреваемых и обвиняемых и способствовала свершению правосудия. Вряд ли можно считать достаточным для оценки достоверности показаний свидетеля проведения одного освидетельствования, разрешенного нормой ст. 179 УПК РФ. Не следует забывать, что это действие не может заменить экспертизу, так как проводится только для обнаружения на теле человека особых примет, следов преступления, телесных повреждений, выявления состояния опьянения или иных свойств и признаков, имеющих значение для уголовного дела, если для этого не требуется производство судебной экспертизы.

С другой стороны, это положение можно рассматривать и как расширение прав свидетеля, так как относительно такого участника процесса, как свидетель, в демократическом обществе вряд ли применимы действия, несущие элемент принуждения. Рассудить правильность позиций по этому вопросу может только практика.

В УПК РФ по сравнению с УПК РСФСР расширены права и обязанности эксперта (ст. 57 УПК РФ и ст. 82 УПК РСФСР). Смысл расширения прав вполне ясен – эксперту дается возможность более качественно проводить экспертное исследование, реализуя свои специальные знания. Проводя их анализ, можно отметить, что само производство судебной экспертизы, по сути, рассматривается как право эксперта. Он всегда может отказаться от дачи заключения по вопросам, выходящим за пределы специальных знаний, а также в случаях, если представленные ему материалы недостаточны для дачи заключения (ст. 57 УПК РФ). Эту же мысль подтверждает ст. 199 УПК РФ: «Эксперт вправе возвратить без исполнения постановление, если представленных материалов недостаточно для производства судебной экспертизы или он считает, что не обладает достаточными знаниями для ее производства». Очевидно, что обладает или не обладает эксперт достаточными знаниями, устанавливает он сам. Такой подход, с одной стороны, открывает возможности для злоупотреблений, например, необоснованных отказов от производства экспертиз, а, с другой – демонстрирует рост доверия к эксперту.

Отдельного обсуждения заслуживают обязанности эксперта.

Применительно к экспертам, также как и к специалистам, законодательство пошло по пути исключения термина «обязанности» из текста статей. Вместо этого вводится перечисление действий, которые эксперт не вправе осуществлять. Хотя запрет на действие и есть обязанность этого не делать, поэтому перечисление того, чего эксперт делать «не вправе», следует рассматривать как перечень процессуальных обязанностей, направленных на запрет ряда действий. Так, согласно ст. 57 УПК РФ эксперт не вправе: без ведома следователя и суда вести переговоры с участниками уголовного судопроизводства по вопросам, связанным с производством судебной экспертизы; самостоятельно собирать материалы для экспертного исследования; проводить без разрешения дознавателя, следователя, суда исследования, могущие повлечь полное или частичное уничтожение объектов либо изменение их внешнего вида или основных свойств; давать заведомо ложное заключение; разглашать данные предварительного расследования, ставшие известными ему в связи с участием в уголовном деле в качестве эксперта, если он был об этом заранее предупрежден в порядке, установленном ст. 161 УПК РФ; уклоняться от явки по вызовам дознавателя, следователя или в суд.

При этом в этой же статье говорится о двух случаях, когда эксперт несет ответственность: в соответствии со ст. 307 УК РФ за дачу заведомо ложного заключения и в соответствии со ст. 310 УК РФ за разглашение данных предварительного расследования. Указанные случаи ответственности эксперта не являются новыми, они оговаривались и в УПК РСФСР. Правда, в ст. 139 УПК РСФСР («Недопустимость разглашения данных предварительного следствия»), которая и упоминала о возможном наступлении ответственности эксперта по ст. 310 УК РФ, имелась расплывчатая формулировка – эксперт указывался среди «лиц, присутствующих при производстве следственных действий».

Интересно также отметить, что кроме ответственности за дачу заведомо ложного заключения, до принятия УК РФ 1996 г. существовала и ответственность эксперта по ст. 182 УК РСФСР 1960 г. за отказ от дачи заключения, которая предполагала наказание исправительными работами на срок до шести месяцев, или штрафом до ста рублей, или общественным порицанием (в редакции Закона РСФСР от 25 июля 1962 г. и Указа Президиума Верховного Совета РСФСР от 3 декабря 1982 г.). Поэтому с 1996 г., хотя ст. 73 УПК РСФСР и допускала предупреждение эксперта об ответственности за отказ или уклонение от дачи заключения по ст. 308 УК РФ, но самой ответственности по этой статье уже не существовало. В принципе, непосредственная трактовка ст. 164 УПК РФ и сейчас подразумевает возможность предупреждения об ответственности эксперта, «участвующего в производстве следственного действия» по ст. 308 УК РФ. Однако, положения ст. 57 УПК РФ, посвященные регламентации обязанностей и ответственности эксперта, не содержат даже упоминания об этом, а возможным субъектом преступления по ст. 308 УК РФ и сейчас является только свидетель или потерпевший. Поэтому все упоминания о возможности ответственности эксперта, впрочем, так же как и специалиста, по ст. 308 УК РФ лишены всякого смысла и являются, видимо, следствием пробела законодательства^[162].

Следует также отметить и тот факт, что сама ст. 73 УПК РСФСР, к которой обращались в случае невыполнения экспертом своих обязанностей, была посвящена обязанностям свидетеля. Такое приравнивание обязанностей эксперта к обязанностям свидетеля можно рассматривать, как своеобразный отголосок прошлого^[163].

В целом в положениях УПК РФ ощущается тенденция к росту доверия к эксперту, как к лицу, которое, являясь специалистом в своей области, само может не только объективно оценить свои возможности, но и помочь следователю в организации получения информации по делу, в частности за счет ходатайств о предоставлении дополнительных материалов, необходимых для дачи заключения, либо о привлечении к производству судебной экспертизы других экспертов. Такой подход весьма перспективен и, видимо, отражает идеальное представление об эксперте. Квалифицированный эксперт, любящий свою работу и понимающий нужды следствия, не нуждается в дополнительном контроле. Но, по мнению автора, на современном этапе преждевременно полагаться только на сознательность человека. В некоторых ситуациях, например в случае вызова эксперта в суд, видимо, необходимо введение в законодательство определенных гарантий его присутствия, хотя бы в форме привода. Но и на этот вопрос точный ответ сможет дать только практика.

Тот же подход ощущается и при регламентации проведения экспертизы в различных учреждениях. Можно выделить два направления: производство судебной экспертизы в экспертном учреждении и вне его. Они существовали и в УПК РСФСР, но появились некоторые нюансы, объясняемые в значительной степени все тем же увеличением доверия к эксперту.

Особенности производства экспертизы вне экспертного учреждения в целом не изменились, только его детали стали не столь регламентированы, как в УПК РСФСР, где этой теме была посвящена целая ст. 189 «Производство экспертизы вне экспертного учреждения». Среди прочего она содержала указания о необходимости следователю удостоверяться в личности привлекаемого эксперта, специальности и компетентности, устанавливать его отношение к обвиняемому, подозреваемому и потерпевшему, а также проверять, нет ли оснований к отводу эксперта^[164]. В настоящее время согласно ст. 199 УПК РФ, если судебная экспертиза производится вне экспертного учреждения, то следователь вручает постановление и необходимые материалы эксперту и разъясняет ему права и ответственность, предусмотренные ст. 57 УПК РФ.

Относительно производства судебной экспертизы в экспертном учреждении законодатель ввел несколько новых моментов, например, выделил такого субъекта, как руководитель государственного судебно-экспертного учреждения. Как и раньше, при производстве судебной экспертизы в экспертном учреждении следователь направляет руководителю соответствующего экспертного учреждения постановление о назначении судебной экспертизы и материалы, необходимые для ее производства. После получения постановления руководитель экспертного учреждения поручает производство судебной экспертизы конкретному эксперту или нескольким экспертам из числа работников данного учреждения и уведомляет об этом следователя. Далее в п. 2 ст. 199 УПК РФ сказано: «при этом руководитель экспертного учреждения, за исключением руководителя государственного судебно-экспертного учреждения, разъясняет эксперту его права и ответственность, предусмотренные ст. 57 настоящего Кодекса». Получается, что разъяснение эксперту его прав и ответственности становится в разряд обязанностей руководителя, но не каждого, а только того, кто возглавляет негосударственное судебно-экспертное учреждение. Если подразумевается, что все эксперты, исходя из своих должностных обязанностей, должны знать свои права и ответственность, то непонятно, почему исключение сделано для экспертов негосударственных учреждений. По мнению автора, следовало бы ввести единообразие и вменить разъяснение эксперту его прав и ответственности в обязанности всех руководителей экспертных учреждений.

Существует и еще одно противоречие. Согласно ст. 57 эксперт может нести ответственность в соответствии со ст. 307 УК РФ – за дачу заведомо ложного заключения и в соответствии со ст. 310 УК РФ – за разглашение данных предварительного расследования. Значит, согласно ст. 199 УПК РФ, руководитель экспертного учреждения, за исключением руководителя государственного судебно-экспертного учреждения, должен разъяснить эксперту его ответственность, предусмотренную как ст. 307 УК РФ, так и ст. 310 УК РФ. Но ст. 161 УПК РФ («Недопустимость разглашения данных предварительного расследования») среди лиц, которые могут предупреждать участников уголовного судопроизводства о недопустимости разглашения без соответствующего разрешения ставших им известными данных предварительного расследования, и соответственно, брать у них подписку с предупреждением об ответственности в соответствии со ст. 310 УК РФ не оговаривает ни руководителя экспертного учреждения, ни самого эксперта. Этим правом наделены только прокурор, следователь или дознаватель. Поэтому получается, что руководитель экспертного учреждения может предупреждать об ответственности не по всем позициям ст. 57 УПК РФ, а только относительно дачи заведомо ложного заключения.

В принципе лишь об этой ответственности говорилось и в соответствующих положениях старого УПК РСФСР. Так, при производстве экспертизы в экспертном учреждении его руководитель по поручению следователя разъяснял сотрудникам, которым поручено производство экспертизы, права и обязанности эксперта, а также предупреждал их об ответственности за дачу заведомо ложного заключения по ст. 307 УК РФ, о чем отбирал у них подписку, которая вместе с заключением эксперта направлялась следователю (ст. 187 УПК РСФСР). Если экспертиза проводилась вне экспертного учреждения, то следователь сам разъяснял эксперту его права и обязанности, а также предупреждал об ответственности за дачу заведомо ложного заключения, о чем делал отметку в постановлении о назначении экспертизы, которая удостоверялась подписью эксперта.

При этом интересным положением УПК РФ можно считать введение подписки о предупреждении эксперта об ответственности за дачу заведомо ложного заключения в перечень того, что должно быть обязательной составляющей экспертного заключения (ст. 204 УПК РФ). Этот факт является прекрасной иллюстрацией того, как наработки практики находят свое отражение в законодательстве. Действительно, несмотря на то, что УПК РСФСР разрешал различные варианты написания подписок, которые разнились в зависимости от ситуации, уже давно сложилась практика оформления подписки на том же листе, что и текст экспертного заключения, но только перед ним.

Вообще следует отметить более четкую регламентацию в УПК РФ оформления самого экспертного заключения (ст. 204 «Заключение эксперта»). Их перечень продуман и вполне обоснован, так как в совокупности они дают информацию для оценки объективности, достоверности, полноты и правильности выводов эксперта. Для заключения, признаваемого одним из видов доказательств в уголовном судопроизводстве, это крайне важно. Среди новых требований следует отметить, как безусловно необходимые: отображение в заключении данных о лицах, присутствовавших при производстве судебной экспертизы; необходимость описания содержания и результатов проведенных исследований с указанием примененных методик; обязательность обоснования выводов по поставленным вопросам. В этом же плане крайне важно введение положения о том, что «материалы, иллюстрирующие заключение эксперта (фотографии, схемы, графики и т.п.), прилагаются к заключению и являются его составной частью». И, опять же, нельзя не отметить, что все эти положения уже существовали на практике, но, как правило, лишь в форме сложившихся традиций или внутриведомственных рекомендаций, выполнение которых являлось совершенно необязательным для эксперта.

Отдельной оговорки заслуживает факт законодательного закрепления новых видов экспертиз. Теперь наряду с существующими ранее первоначальной, дополнительной и повторной экспертизами допускается проведение комплексной и комиссионной экспертиз. Последние широко использовались в судопроизводстве и раньше, но в УПК РСФСР упоминания о них не было. Поэтому факт их законодательного закрепления в УПК РФ можно рассматривать как ответ законодателя на сложившиеся нужды практики и дальнейшее развитие науки. Однако уже сейчас следует отметить, что в ст. 201 УПК РФ дается неполная характеристика комплексной экспертизы. Принципиальным является то, что она проводится не только экспертами разных специальностей, но и по общему интересующему их вопросу. Нынешняя норма ст. 201 УПК РФ формально относит к комплексной, например, самостоятельные экспертизы, объединенные одним объектом изучения (например, часто в качестве комплексной назначается баллистическая и дактилоскопическая экспертиза огнестрельного оружия, изъятого с места происшествия). Поэтому автор поддерживает предложение А.С. Лазари о внесении соответствующих дополнений ст. 201 УПК РФ^[165]. Например, «Судебная экспертиза, в производстве которой участвуют эксперты разных специальностей, разрешающие общий вопрос, является комплексной».

При этом естественно, что мы наблюдаем не только введение новых понятий (комиссионная и комплексная экспертизы), но и дальнейшее совершенствование старых. Так, определение условий назначения повторной экспертизы, не меняясь по существу, становится более конкретным. Теперь она назначается «в случаях возникновения сомнений в обоснованности заключения эксперта или наличия противоречий в выводах эксперта или экспертов по тем же вопросам» (ст. 207 УПК РФ), тогда как ранее – «в случае необоснованности заключения эксперта или сомнений в его правильности» (ст. 81 УПК РСФСР). Перечень оснований для назначения дополнительной экспертизы увеличивается. Если ранее она назначалась только «в случае недостаточной ясности или полноты заключения» (ст. 81 УПК РСФСР), то теперь не только «при недостаточной ясности или полноте заключения эксперта, а также при возникновении новых вопросов в отношении ранее исследованных обстоятельств уголовного дела» (ст. 207 УПК РФ). Во избежание неправильных трактовок вводится даже положение о том, что повторные и дополнительные экспертизы назначаются и производятся в соответствии со ст. 195 – 205 УПК РФ, т.е. по общим правилам.

Отдельного разговора заслуживают те особенности, которые связаны со значительным расширением в УПК РФ прав сторон, особенно стороны защиты. Все это направлено на более полное воплощение в жизнь принципа состязательности сторон, а, в конечном счете, – на торжество правосудия. Среди них можно указать следующие моменты, связанные с особенностями использования специальных познаний в рамках экспертизы.

Теперь следователь при производстве экспертизы не является просто пассивным наблюдателем, ст. 197 УПК РФ наделяет его правом получать разъяснения эксперта по поводу проводимых им действий. Причем факт его присутствия отражается в заключении эксперта.

Если ранее следователь знакомил с постановлением о назначении экспертизы только обвиняемого и разъяснял ему права (ст. 184 УПК РСФСР), то сейчас, кроме обвиняемого, следователь знакомит с постановлением и его защитника, а также подозреваемого, соответственно разъясняя им их права (ст. 195 УПК РФ). Об этом составляется протокол, подписываемый следователем и лицами, которые ознакомлены с постановлением.

Как продолжение указанного направления можно рассматривать и прямое расширение прав стороны защиты. Статья 198 УПК РФ вводит в уголовный процесс понятие о правах подозреваемого, потерпевшего и свидетеля. При этом права подозреваемого приравнены к правам обвиняемого и его защитника.

К тому же в настоящее время допрос эксперта для разъяснения данного им заключения возможен не только по собственной инициативе следователя, но и по ходатайству подозреваемого, обвиняемого или его защитника (ст. 205 УПК РФ).

Свидетель и потерпевший, в отношении которых производилась судебная экспертиза, вправе знакомиться с заключением эксперта. При этом потерпевший пользуется правом знакомиться с постановлением о назначении судебной экспертизы, а также заявлять отвод эксперту или ходатайствовать о производстве судебной экспертизы в другом экспертном учреждении (ст. 42, 56, 198 УПК РФ). Законодатель предусмотрел право свидетеля и потерпевшего, в отношении которых производилась судебная экспертиза, знакомиться с протоколом допроса эксперта (ст. 198 УПК РФ), который проводится после получения его заключения, в целях разъяснения или уточнения данного заключения в соответствии с требованиями ст. 205 и 282 УПК РФ, что является вполне логичным.

Касательно особенностей участия эксперта и специалиста в суде, следует отметить, что в соответствии с изменением общего подхода к восприятию прав и ответственности эксперта и специалиста были изменены и статьи, относящиеся к их участию в судебном производстве. Так, ст. 269, 270 УПК РФ не говорят уже об обязанностях эксперта, а только об их правах и ответственности.

Несколько изменился порядок производства допроса эксперта в суде. После оглашения заключения эксперта ему могут быть заданы вопросы сторонами. При этом первой вопросы задает сторона, по инициативе которой была назначена экспертиза, а не суд, как было раньше. Также в качестве положительного момента следует отметить, что при необходимости суд вправе предоставить эксперту время, необходимое для подготовки ответов на вопросы суда и сторон (ст. 282 УПК РФ).

Таким образом, можно утверждать, что институт «сведущих лиц» в УПК РФ 2001 г. продолжил свое развитие. Более того, современное его состояние является естественным продолжением тех тенденций, которые были заложены еще в законодательстве царской России, и одновременно отражением современного уровня научных достижений. Положения УПК РФ показывают, что законодатель пошел по пути дальнейшей дифференциации и совершенствования каждого из направлений использования лиц, обладающих специальными познаниями, т.е. раздельного развития института специалистов и экспертов.

При этом необходимо учитывать и тот факт, что в России, в сущности, единственным источником права является нормативный правовой акт, хотя роль юридической практики и велика. В самом общем виде иерархическую систему нормативных правовых актов России можно представить в следующем виде: Конституция РФ, федеральные конституционные законы, федеральные законы; указы Президента РФ, постановления Правительства РФ, нормативные акты федеральных органов исполнительной власти^[166]. Имея в виду взаимосвязь и взаимоувязанность перечисленных выше правовых документов, они в совокупности и составляют определенную систему правового регулирования использования специальных познаний в уголовном судопроизводстве. Эта система является многоуровневой по областям действия входящих в ее состав правовых норм (конституционный, федеральный, ведомственный уровни), иерархической по их значимости (Конституция РФ, федеральные законы, указы Президента и постановления Правительства, ведомственные нормативные акты), а также скоординированной и согласованной^[167].

Таким образом, существуют основания для проведения определенной дифференциация элементов правовой системы применения специальных познаний в уголовном судопроизводстве России. Некоторые авторы, применительно к своей области исследования, выделяют четыре уровня правовых систем: конституционный, законодательный, подзаконное и ведомственное правовое регулирование^[168]. Однако анализ правового регулирования применения специальных познаний в уголовном судопроизводстве позволяет выделить три наиболее значимых уровня: конституционный, законодательный и ведомственное правовое регулирование.

Первый уровень – конституционный.

Конституционные нормы оказывают косвенное влияние на правовую основу использования специальных познаний в уголовном судопроизводстве. По нашему мнению, на этом уровне следует выделить ряд статей Конституции Российской Федерации, играющих концептуальную роль в системе правовой основы использования специальных познаний в уголовном судопроизводстве.

Так, ст. 1 Конституции РФ провозглашает Россию демократическим федеральным правовым государством. Статья 2 Конституции РФ закрепляет признание человека, его прав и свобод в качестве высшей ценности государства, а также обязанности государства по их защите. Предшествующее законодательство закрепляло иные приоритеты в правоохранительной функции государства. Это концептуальное положение получило дальнейшее развитие и конкретизацию в регулировании конкретных прав и свобод человека и гражданина в гл. II Конституции РФ. Будучи непосредственно действующими, права и свободы человека и гражданина определяют смысл, содержание и применение законов, деятельность законодательной и исполнительной власти, местного самоуправления и обеспечиваются правосудием (ст. 18 Конституции РФ).

Этим утверждаются принципы приоритетности права, правовой защищенности человека и гражданина, единства права и закона, правового разграничения деятельности различных ветвей государственной власти, характерные именно для правового государства^[169].

Применительно к рассматриваемой теме особое значение имеет абсолютность принципа правовой защищенности человека и гражданина, состоящего в том, что все взаимоотношения индивида с государством (его органами, должностными лицами) должны строиться исключительно на правовой основе. В содержательном плане это выражается в равенстве сторон и взаимной ответственности государства и гражданина, стабильном правовом статусе гражданина и системе юридических гарантий его осуществления, особом типе правового регулирования и т.д. При этом, как отмечают В.Д. Перевалов и А.А. Алексеев, в конкретных правоотношениях у правового государства и гражданина равные права и соответствующие им обязанности^[170]. Поэтому именно эти принципы должны присутствовать в регулировании общественных правоотношений в области применения специальных познаний, в том числе и в сфере уголовного судопроизводства.

Исходя из положений ст. 46 Конституции РФ, гарантирующих каждому судебную защиту его прав и свобод, а также ст. 19, 47, 50, 118 и 123 Конституции РФ, закрепляющими равенство всех перед законом и судом, право каждого на рассмотрение его дела в том суде и тем судьей, к подсудности которых оно отнесено законом, право на обжалование и пересмотр неправосудных судебных решений, осуществление правосудия только судом и принцип осуществления судопроизводства на основе состязательности и равноправия сторон, следует, что конституционное право на судебную защиту как основное, неотчуждаемое право человека, выступающее гарантией реализации всех других прав и свобод, – это не только право на обращение в суд, но и право на эффективное правосудие, отвечающее требованиям справедливости.

Конституция Российской Федерации, гарантируя каждому право на судебную защиту его прав и свобод, предполагает обеспечение всем субъектам права свободного и равного доступа к правосудию, отвечающему требованиям справедливости и осуществляемому независимым и беспристрастным судом на основе состязательности и равноправия сторон. Так, в ст. 123 Конституции РФ установлено, что «судопроизводство осуществляется на основе состязательности и равноправия сторон». С учетом положений ст. 1 Конституции РФ, можно полагать, что данный конституционный тезис распространяется не только на судебное, но и на досудебное производство, поскольку термин «уголовное судопроизводство» употребляется именно применительно к ним (ст. 1, п. 56 ст. 5 УПК РФ). Этот вывод поддерживается и постановлением Конституционного Суда Российской Федерации от 14 февраля 2000 г. № 2-П – «принципы состязательности и равноправия сторон распространяются на все стадии уголовного судопроизводства»^[171].

Согласно принципу единства права и закона, в правовом государстве любой нормативный правовой акт должен не только по форме, но и по смыслу быть правовым, т.е. отражать естественно-правовые начала, соответствовать международным правовым нормам о правах человека и гражданина. При его разработке невозможно обойтись без всего комплекса правовых средств и приемов, а также иных достижений мировой науки.

Эти конституционные положения применительно к общественным отношениям, складывающимся в области использования специальных познаний, как показано выше, частично получили развитие в уголовно-процессуальном законодательстве. Особенностью реализации названных конституционных принципов в сфере уголовно-процессуального регулирования является, с одной стороны, соответствие предусматриваемых законом мер социальным реалиям, а, с другой стороны, максимальная защита конституционно значимых ценностей. Такой вывод согласуется с положениями Всеобщей декларации прав человека, в частности п. 2 ст. 29, в силу которого при осуществлении своих прав и свобод каждый человек может быть подвергнут только таким ограничениям, какие предусмотрены законом исключительно с целью обеспечения должного признания и уважения прав и свобод других и удовлетворения справедливых требований морали, общественного порядка и общего благосостояния в демократическом обществе.

Таким образом, конституционный уровень правового регулирования создает исходную правовую базу по регулированию отношений, связанных с использованием специальных познаний в сфере уголовного судопроизводства.

Учитывая, что законы и иные правовые акты, принимаемые в Российской Федерации, не должны противоречить Конституции Российской Федерации (ст. 15 Конституции РФ), можно сказать, что положения, заложенные в Конституции РФ, определили концептуальные основы разработки соответствующих документов на законодательном, межведомственном и внутриведомственном уровнях, рассматриваемых ниже.

Второй уровень – законодательный. Важнейшим нормативным актом этого уровня правового регулирования использования специальных познаний в уголовном судопроизводстве является Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации, краткий содержательный анализ которого дан выше.

Существенный элемент системы правового регулирования использования специальных познаний на законодательном уровне составляют нормы других законов РФ, которые по своему содержанию с полным основанием могут относиться к правовой системе использования специальных познаний в уголовном судопроизводстве.

К таким законодательным актам в первую очередь следует отнести Федеральный закон от 31 мая 2001 г. № 73-ФЗ «О государственной судебно-экспертной деятельности в Российской Федерации», который определяет правовую основу, принципы организации и основные направления государственной судебно-экспертной деятельности в Российской Федерации в гражданском, административном и уголовном судопроизводстве. Свой вклад вносит и Закон РФ от 18 апреля 1991 г. № 1026-I «О милиции», в котором закреплена обязанность милиции (ст. 10) в соответствии с поставленными перед ней задачами проводить экспертизы по уголовным делам и по делам об административных правонарушениях, а также научно-техни-ческие исследования по материалам оперативно-розыскной деятельности. Анализ указанных и других нормативных предписаний данной группы правовых источников использования специальных познаний в уголовном судопроизводстве позволяет сделать вывод о том, что отдельные из содержащихся в них норм вступают в коллизию с некоторыми нормативными правилами УПК РФ^[172]. Очевидно, что при возникновении на практике затруднений следует руководствоваться предписаниями УПК РФ, как концептуального правового акта, предназначенного для регулирования уголовно-правовой деятельности (ч. 3 ст. 7 УПК РФ).

Особое место занимают УК РФ и ФЗ «Об оперативно-розыскной деятельности».

В целом, при определении роли Уголовного кодекса по отношению к использованию специальных познаний в уголовном судопроизводстве можно отметить, что в УК России в Особенной части, во-первых, излагаются так называемые законодательные модели общественно опасных деяний лиц, обладающих специальными познаниями (ст. 307 УК РФ), а также совершаемых в отношении лиц, обладающих специальными познаниями (специалистов, экспертов) (ст. 295, 296, 302, 309 УК РФ).

Несомненно, они являются определяющими для регламентации деятельности рассматриваемой категории лиц в уголовном судопроизводстве.

Относительно роли ФЗ «Об оперативно-розыскной деятельности» нельзя забывать, что вместе с УПК РФ они демонстрируют связь непроцессуального и процессуального, которая предполагает наряду с добыванием информации ее использование, принятие решений как процессуального, так и оперативно-розыскного характера. Учитывая основные направления использования результатов оперативно-розыскной деятельности (ст. 11 ФЗ «Об оперативно-розыскной деятельности»), регламентация применения специальных познаний в оперативно-розыскной деятельности в ряде случаев должна коррелировать с их применением в уголовном судопроизводстве, особенно если речь идет о перспективах использования их результатов в доказывании.

Заключая рассмотрение законодательного уровня правового регулирования использования специальных познаний, хотелось бы привести совершенно справедливое замечание И.А. Горюновой, состоящее в том, что «Законы должны также коррелироваться, дополнять друг друга, логично вытекать один из другого, учитывать жизненные реалии, быть надежным орудием в руках государственных органов, защищающих интересы граждан и общества в целом от посягательств преступных сообществ. К сожалению, не все положения принятых в последнее время законов соответствуют указанным требованиям»^[173].

Подзаконные акты высших органов законодательной и исполнительной власти и управления Российской Федерации, включающие указы Президента России, постановления Федерального Собрания и Правительства Российской Федерации, как показывает исследование, прямо не регулируют рассматриваемые отношения. Поэтому третий уровень составляет ведомственное правовое регулирование деятельности по использованию специальных познаний в уголовном судопроизводстве.

В порядке реализации этой нормотворческой функции МВД РФ, Генеральная прокуратура РФ и иные ведомства издали ряд действующих нормативных актов. Среди них следует отметить: приказ МВД России от 30 мая 2003 г. № 366 «О вопросах организации деятельности экспертно-криминалистических центров органов внутренних дел», приказ МВД России от 15 июля 1999 г. № 520 «Об утверждении Устава государственного учреждения «Экспертно-кримина-листический центр Министерства внутренних дел Российской Федерации», приказ МВД России от 20 июня 1996 г. № 334 «Об утверждении Инструкции по организации взаимодействия подразделений и служб внутренних дел в расследовании и раскрытии преступлений», приказ Генеральной прокуратуры РФ от 16 марта 2006 г. № 12 «О совершенствовании системы приема, регистрации и проверки сообщений о преступлениях в органах прокуратуры Российской Федерации» (вместе с «Инструкцией о едином порядке приема, регистрации и проверки сообщений о преступлениях в органах прокуратуры Российской Федерации») и др.

Анализ содержания ведомственных актов показывает, что:

используется терминология, не соответствующая УПК РФ^[174]. Однако намечается тенденция по приведению ведомственных актов в соответствие с федеральным законодательством. Так, в упомянутом выше приказе Генеральной прокуратуры РФ от 16 марта 2006 г. № 12, отменившем приказ Генеральной прокуратуры РФ от 21 октября 2003 г. № 45, уже не упоминается о назначении должностными лицами, осуществляющими проверку по зарегистрированным сообщениям о преступлениях, исследования специалистов, так как УПК РФ такой процедуры не предполагает;

большинство нормативных актов носит смешанный характер. В них наряду с регулированием общих проблем деятельности, например, органов внутренних дел, решаются отдельные аспекты использования специальных познаний в уголовном судопроизводстве. Примером такого комплексного правового акта служит приказ МВД России от 11 сентября 1993 г. № 423 «Об утверждении Инструкции о порядке применения химических ловушек в раскрытии краж имущества, находящегося в государственной, муниципальной, частной собственности и собственности общественных объединений (организаций)», где упоминается, что сравнительное исследование химических веществ, изъятых с кожных покровов и одежды подозреваемого лица и образца химического вещества, установленного и нарушаемого на заблокированном объекте, производится экспертно-криминалистическими подразделениями. Другим примером служит приказ МВД РФ, Минюста РФ, Минздрава РФ, Минэкономики РФ, ГТК РФ, ФСБ РФ и ФПС РФ от 9 ноября 1999 г. № 840, 320, 388, 472, 726, 530, 585 «Об утверждении Инструкции о порядке изъятия из незаконного оборота наркотических средств, психотропных веществ и их прекурсоров, инструментов и оборудования, находящихся под специальным контролем и используемых для производства и изготовления наркотических средств и психотропных веществ, а также их учета, хранения, передачи, использования и уничтожения».

Важное место в системе правового обеспечения использования специальных познаний в уголовном судопроизводстве имеют документы, определяющие порядок использования специальных познаний в оперативно-розыскной деятельности, так как именно они предопределяют возможность дальнейшего использования результатов их применения в уголовном судопроизводстве.

Их анализ, применительно к использованию специальных познаний, показывает наличие противоречий, ведущих к различным вариантам толкования. Например, приказ МВД России от 12 сентября 1995 г. № 353 «Об обеспечении внедрения полиграфа в деятельность органов внутренних дел» предназначен для сотрудников оперативных подразделений и согласно ч. 1 Инструкции (Приложение к приказу МВД России от 12 сентября 1995 г. № 353) опрос с применением полиграфа проводят согласно оговоренной в приказах регламентации сотрудники оперативно-технических и оперативных подразделений ОВД, имеющие «допуск» установленного образца на право работы с полиграфными устройствами. Одновременно, этим же приказом на ВНИИ МВД России возлагается обеспечение практической помощи подразделениям криминальной милиции «в проведении наиболее сложных опросов граждан при раскрытии тяжких преступлений» (п. 3.3.). Однако получение «допусков» на работу с полиграфными устройствами сотрудниками ВНИИ МВД России приказом МВД России № 353 не предусматривается. При этом, согласно ст. 6 ФЗ «Об оперативно-розыскной деятельности», должностные лица органов, осуществляющих оперативно-розыскную деятельность, могут использовать помощь любых специалистов, в том числе и сотрудников ВНИИ МВД России, обладающих научными, техническими и иными специальными знаниями, в том числе и не имеющими отношения к подразделениям МВД России, а соответственно, не имеющими «допуска» установленной приказом № 353 МВД России от 12 сентября 1995 г. формы.

Проведенный выше сравнительный анализ системы правовых актов позволяет сделать ряд теоретических выводов о состоянии правового регулирования использования специальных познаний в уголовном судопроизводстве:

правовое обеспечение на уровне правового регулирования использования специальных познаний в уголовном судопроизводстве отстает от потребностей практики;

внутриведомственные правовые акты часто содержат расширительные или излишне зауженные варианты толкования положений федерального законодательства (УПК РФ, ФЗ «Об оперативно-розыскной деятельности» и др.), регламентирующих использование специальных познаний;

конституционные принципы (правовая защищенность человека и гражданина, единство права и закона) не нашли исчерпывающей реализации на законодательном и внутриведомственном уровнях правового регулирования. Это приводит к неоднозначным толкованиям правовых актов, «искажениям» их содержания в процессе правоприменения, а в итоге – к нарушениям конституционных прав человека и гражданина. Иллюстрацией может служить практика применения полиграфных устройств, где отказ от прохождения опроса часто расценивается как информация, свидетельствующая о возможной виновности лица.

Для устранения возникающих проблем из-за несовершенства правового регулирования использования специальных познаний было бы целесообразно разработать единое учение о специальных знаниях сведущих лиц. Его применение плюс проведение юридической экспертизы действующих нормативных актов с целью выявления и устранения имеющихся в них противоречий позволят выработать единый системный подход и полностью реализовать конституционные принципы, что приведет к повышению эффективности судопроизводства.