В начале 60-х гг. XIX в. в публицистике развернулась дискуссия о судьбе дворянства. Поскольку господствующее положение последнего во многом базировалось на крепостном праве, то с его отменой возник вопрос: нужно ли дальнейшее существование дворянства? Инициатор полемики И.С. Аксаков выступил за добровольную самоликвидацию дворянства как сословия. По его мнению, утрата основных привилегий и неизбежное распространение оставшихся на всех фактически упраздняют сословие, а его разобщенность с другими слоями населения вредит ему же. Поэтому поместному дворянству следует перейти в разряд личных землевладельцев, образуемый из всех сословий на равноправной, бесцензовой основе и не имеющий преимущества перед общинами, а беспоместному слиться с городскими сословиями. Недооценивая глубины социальных антагонизмов деревни и считая общину таким же землевладельцем, как и помещик, Аксаков полагал, что неприязни между личными землевладельцами и общинниками не будет[140]. Реакция дворянства на предложения Аксакова была резко отрицательной. Исследователь В.В. Гармиза, указав, что Чичерин первым выступил в печати за сохранение сословия, далее необоснованно утверждал, что он не желал сближения дворянства с другими сословиями и что даже М.Н. Катков, отчасти поддержавший Аксакова был прогрессивнее его, ибо признавал необходимость уничтожения юридического неравенства при сохранении фактического[141]. В действительности Чичерин не хуже Аксакова и Каткова понимал, что ликвидация крепостного права ведет к ликвидации сословий и что в пореформенную эпоху помещики либо научатся вести хозяйство по-капиталистически, либо разорятся. И если большинство дворян рассматривали такую перспективу как трагедию, то Чичерин полагал, что в целом помещики только выиграют, ибо их состав укрепится сильными хозяевами, в руки которых перейдут имения разорившихся обломовых. Так же думали Аксаков, Катков, К.Д.Кавелин и другие дальновидные представители господствующего класса. Но если Аксаков полагал, что упразднение дворянства необходимо уже в 60-е гг., то Чичерин считал, что для этого потребуются десятилетия, а поспешность обернется непоправимым ущербом для страны. Что же касается Каткова, то фактически он был ближе именно к Чичерину. В его проекте все поместные дворяне получали пожизненное право личного участия в земских собраниях. Другие землевладельцы, не наделяясь пожизненным, получали личное, если их поземельная собственность оценивалась не менее, чем в 40 тысяч рублей. Существовавший же ценз на право участия в дворянских собраниях, по словам Каткова, был меньше. Считая сословную корпорацию устаревшей, публицист хотел заменить ее землевладельческой, основу которой составили бы дворяне. Как и Чичерин, Катков одной из отличительных черт дворянства полагал его способность заниматься не только своими, но и общественными делами, подчеркивал, что народы, лишенные этого класса, неспособны не только к политической жизни, но даже к отстаиванию независимости]^ 142]. Как поборник буржуазного строя, Чичерин понимал, что его утверждение невозможно без установления гражданского равноправия. Но пристрастие к дворянству побуждало его отодвигать решение проблемы на отдаленное время. Тем не менее он реальнее оценивал перспективы слияния сословий, нежели Аксаков. Дворянство, писал ученый, отделено от других сословий не только правом, но и образом жизни, который разделяет больше, чем закон[143]. Естественный ход событий, подчеркивал ученый, ведет к постепенному сближению сословий, но его искусственное ускорение принесет только вред. Излюбленным занятием демократической и большей части либеральной журналистики было бичевание сословных предрассудков дворянства, которые.объявлялись одним из основных препятствий на пути к равноправию. Чичерин же отводил дворянству важную роль в установлении общегражданского порядка. Только оно, утверждал ученый, усвоило европейское образование, европейский образ жизни и осознает свои права. Правда, оно пренебрегало правами других сословий, доходя до дикого произвола, но у последних осознание своих прав не развито. Наконец, только дворянство имеет опыт государственного управления и в силу всего этого является единственным политическим деятелем в России. Его устранение в лучшем случае передаст ведение всех дел бюрократии[144]. Преувеличение позитивной роли дворянства у Чичерина было и проявлялось прежде всего в недооценке пережитков крепостничества в высшем сословии. Но мнение ученого о том, что быстрое растворение дворян в общей массе понизит политический и культурный уровень страны, справедливо. Видел Чичерин и своекорыстие дворянства, его раздражение реформой, предпочтение сословных интересов государственным, но был убежден, что верховная власть способна не допустить расширения прав одного сословия в ущерб другим. "Дворянство, как сословие, писал он, не должно быть поставлено во главе государства, но, сдержанное высшею властью... оно может стать вместе и опорою престола и защитником свободы"[145]. Естественным препятствием к слиянию сословий, продолжал ученый, является недорешенность крестьянского вопроса. До тех пор, пока крестьяне остаются временно обязанными и не завершена выкупная операция, они и помещики будут антагонистами. Выкупная же операция рассчитана на длительный срок, сокращение которого нежелательно. Очевидно, Чичерин опасался, что ускорение помешает помещикам перестроиться и разорит их. Но и после превращения крестьян в собственников, полагал он, сословное деление сохранится надолго. Дворянство останется крупным землевладельцем и поэтому будет иметь особый социальный статус. И только тогда, когда сложатся образованные, богатые, имеющие политический вес средние слои, т.е. буржуазия и верхушка интеллигенции, вопрос о слиянии сословий встанет на практическую почву. Среднее сословие постепенно сольется с дворянством "в общую массу образованного общества"[146]. Что же касается времени образования среднего слоя, то на этот вопрос ученый не брался отвечать, заявив, что это будет длительный процесс. Явными достоинствами, по Чичерину, обладало крестьянство. Государственное могущество и национальное единство покоилось во многом именно на нем, и при умелом руководстве оно всегда стояло на страже общественных устоев. Поэтому и забота о его благосостоянии должна быть одной из первоочередных задач правительства. "Но воображать, что крестьяне могут быть мыслящей и деятельной частью государства, что мы можем от них заимствовать гражданские начала и политические мысли, - это...литературная фантазия..."[147]. Говоря о дворянстве ученый имел в виду прежде всего помещиков. Их основными занятиями, писал он, была служба, главным образом военная, и сельское хозяйство. Это дворянство имело особое политическое положение в государстве. От потомственных и независимых землевладельцев Чичерин отличал формирующуюся из разных сословий бюрократию. Только солидные чины выводили ее представи телей в потомственное дворянство. Таково было положение дворянства со времен Екатерины II и до середины XIX в. По мнению Чичерина, правомерность этого порядка подтверждена его столетним существованием. Однако в положении дворянства был серьезный изъян. Владение крепостными ему было дано под условием обязательной службы. Поэтому Жалованная грамота одному дворянству водворяла сословную несправедливость. Но, продолжал Чичерин, Жалованная грамота и привела к последующему шагу, т.е. к освобождению крестьян. Позднее вопрос о расширении прав дворянства при сокращении их обязанностей более детально был освещен В.О.Юиочевским. И если Чичерин писал об изъяне, то он обоснованно назвал такое положение законодательной аномалией, а ее появление связывал не с Жалованной грамотой, а с вышедшим ранее манифестом 1762 г. о вольности дворянства, освободившим последнее от обязательной службы[148]. Говоря о перспективах дворянства, Чичерин отмечал, что теряя половину земли, отходившую по реформе 1861 г. крестьянам, а также потеряв монополию на земельную собственность, дворянство приобретает себе соперников, которые с неизбежностью перекупят значительную часть оставшейся у них земли и вследствие этого получат немалый общественный вес. Рушится, подчеркивал ученый, существенная часть материальной опоры дворянства[149]. Понимая, что пореформенное развитие вызовет изменения в социальной структуре, Чичерин прогнозировал распад дворянства как единого сословия. Тем не менее он был убежден в необходимости сохранения за ним на длительный срок господствующего положения, подчеркивая, что руководящие посты в государстве должно занимать именно оно. Какими же путями он собирался укрепить пошатнувшееся положение высшего сословия? В отличие от большинства помещиков, Чичерин был категорически против оказания им материальной помощи, справедливо полагая, что она усилит паразитизм, помешает обновлению дворянства, но не даст экономического эффекта. Осуждал он и предложения, ведущие к превращению его в замкнутое сословие. В России основным способом получения дворянства (Чичерин считал его правильным), была служба. Но существовали и другие возможности. Ими нередко пользовалось купечество. По мнению Чичерина, подобные каналы необходимо закрыть. Эти люди, писал он, должны принадлежать не дворянству, а быть цветом среднего сословия, которое надо не ослаблять, забирая его лучшие силы, а, напротив, укреплять 150]. Такую позицию нетрудно интерпретировать как проявление дворянского высокомерия, не допускавшего смешения с буржуазией, прикрытого заботой о среднем сословии. Но это неверно. Во-первых, при всем пристрастии к дворянству, Чичерин будущее страны во многом связывал со средним сословием. Во-вторых, позднее некоторые видные представители буржуазии высказывали мысли сходные с чиче- ринскими [151]. Отмечая извечное различие между поместным и беспоместным дворянством, Чичерин пришел к выводу, что после реформы 1861г. оно усилилось. В конечном счете личное дворянство (в большинстве своем беспоместное - Л.И.), писал Чичерин, сольется с купечеством, мещанством, почетными гражданами и постепенно из этих групп населения сформируются средние слои, без которых невозможна общественная и государственная стабильности 152]. Детальнее и глубже эта проблема освещалась Чичериным позднее в его фундаментальных произведениях, например, в "Курсе государственной науки", где он, в частности, дифференцируя средние слои, писал о необходимости сближения верхушки интеллигенции с крупной, а рядовой со средней и мелкой буржуазией. Ученый правомерно считал, что упрочение и развитие капитализма невозможно без обуржуазивания интеллигенции. Однако хотя этот процесс и шел в России, но к 1917 г. был весьма далек от завершения. Немалая часть интеллигенции была настроена антибуржуазно. Более того, в той или иной степени она увлекала за собой и некоторых представителей капитала. Что же касается личного дворянства, то с буржуазией сливалась та его часть, которая по роду занятий сама фактически была буржуазией. Немалая же часть, став интеллигенцией, разделила ее судьбу. Если помещики с нескрываемой враждой относились к перспективе появления слоя крупных землевладельцев недворянского происхождения, то более дальновидный Чичерин считал, что интересы дворянства заключаются в объединении с ними, иначе соперники превратятся во врагов. Вместе с тем он был против ликвидации дворянства и превращения его "в сословие землевладельцев, подчеркивая, что "в дворянстве владение землею соединяется с политическим значением", которое характеризуется наследственным господствующим положением в государстве, привычкой к власти и независимости, в постоянной государственной и выборной службе, в образовании, "наконец, в сословной чести, которая соединяет в себе чувство политического долга с сознанием своего достоинства"[153]. Сама же по себе земельная собственность, продолжал ученый, рождает только землевладельческие интересы. Поэтому дворянство должно принимать в свою среду не всякого землевладельца, а только того, кто способен к ассимиляции с ним. Именно этим путем Чичерин хотел укрепить дворянство. Средство для достижения этой цели ученый видел в имущественном цензе и образовании, считая, что последнее необходимо для участия в политической жизни, а материальный достаток дает возможность его получить. Кроме того, обеспеченный человек привязан к существующему порядку и занимает общественное положение, позволяющее ему более широко смотреть на вещи. Преимущество ценза, по Чичерину, в том, что, обеспечивая преобладание богатых и образованных, он не превращает их в сословие, давая возможность подняться на верх всем, кто на это способен[154]. Со временем, когда сословия сольются в единое гражданство, ценз будет отменен, но до тех пор, пока необходимо дворянство, должен сохраняться и ценз. Что же касается размеров последнего, а также уровня образования, то здесь Чичерин был солидарен с предложением, высказанным на совещании московского дворянства, по которому для получения дворянства необходимо 500 десятин земли и университетский диплом. Но ученый вносил поправку, согласно которой этот ценз давал только личное дворянство. Лишь третье поколение новых землевладельцев при условии сохранения ими материального и культурного уровня получали потомственное дворянство[155]. Думается, что такая поправка затруднила бы процесс консолидации нового помещичьего класса. Вопрос о цензе в публицистике возбудил И.С.Аксаков, отрицавший его связь со способностью к общественным делам. "Защитни- ки ценза, - писал он, утверждают, что люди "имущие” более заинтересованы в сохранении твердого порядка... Другими словами: эгоизм, материальный интерес служит порукою в том, что ничего противного видам этого эгоизма не будет предпринято!" Признав такой подход безнравственным, Аксаков считал его несостоятельным и с социально- экономической точки зрения, утверждая, что он западного происхождения, где общество разделено на имущих и неимущих. В России же самым крупным землевладельцем, более других заинтересованным в порядке, является народ[156]. Однако в числе защитников ценза оказались не только западники, но и такие славянофилы, как А.И.Кошелев. Полемизируя с ним, Аксаков писал, что имущие способны приносить в жертву своим интересам неимущих. Так, западнорусское дворянство ради сохранения имений предало Польше свой народ и веру[157]. Выступление Аксакова за гражданское равноправие было прогрессивным, но для его введения тогда не было объективных условий. По мнению Гармизы, Аксаков не видел начавшегося социального расслоения и боялся такой возможности, усматривая в патриархальном крестьянстве "гарантию нужного для имущих классов "по- рядка"[158]. В действительности славянофилы предусматривали расслоение, поскольку выступали за выход богатых крестьян из общины. Кошелев даже утверждал, что богатые и не должны оставаться в общине, ибо станут в ней либо деспотами, либо жертвами зависти и недоброжелательства^^. Другое дело, что славянофилы не хотели появления пролетариата. И Чичерин, и Аксаков понимали, что развитие капитализма чревато социальным взрывом. Но если первый надеялся предотвратить его ростом мелких и средних частных собственников, обуржуазиванием интеллигенции, то второй стремился к некапиталистическому пути, важным компонентом которого являлась община. Но ни он, ни другие славянофилы не осознали, что без серьезной модернизации и государственной помощи община не может сыграть предназначенной ей роли. Одним из злободневных вопросов, неоднократно обсуждавшихся в пореформенное время, был вопрос о дворянских привилегиях. Как сторонник гражданского равноправия, Чичерин не мог выступать за их незыблемость, но со свойственным ему стремлением к постепенности в переменах он ратовал за сохранение этого принципа и здесь. Так, он призывал не спешить с распространением на всех освобождения от телесного наказания и заменой его штрафом или тюремным заключением. Рассуждения Чичерина не привлекательны, но порождены реальной действительностью. Сами крестьяне особенно в страдную пору боялись тюрьмы больше телесного наказания, а штрафы в условиях мучительного приспособления к новым капиталистическим отношениям могли нанести существенный вред. И все же сохранение такого пережитка крепостничества было серьезным противоречием пореформенной эпохи, а хладнокровие Чичерина в этом вопросе не украшало его работу. Большой привилегией дворянства было его освобождение от налогов. Полагая ее несовместимой с новым порядком вещей, Чичерин советовал и здесь не спешить, доказывая, что поскольку дворянская собственность расстроена отменой крепостного права, то облагать ее податями пока нельзя. Недопустимым Чичерин считал и распространение рекрутской повинности на дворян. Привилегированное же положение их в армии оправданно, ибо "военная служба держится на чести, а военная честь ближе всего подходит к понятию чести дворянской"[160]. Подобные мысли в демократических кругах расценивались как проявление сословной спеси, но думается, что в целом они были справедливы. Долгие годы русский офицерский корпус был дворянским, и его блестящая история оправдывает мнение Чичерина. В начале XX в. его социальный состав во многом изменился, но вековые традиции сохранялись. Даже иностранные авторы, которые стремились к объективному изучению нашей истории, высоко оценивали качества русских офицеров. Так, Р.Мэсси отмечал их беспримерное, а порой и безрассудное мужество, побуждавшее во имя чести не щадить себя в бою чего не делали немецкие и австрийские офицеры. Американский историк отмечал рыцарство русских, считавших безнравственным допрашивать пленных офицеров[161]. Определяющим началом гражданской службы, по Чичерину, была не честь, а способности и образование. Поэтому он не только одобрял правило, по которому все выпускники университетов независимо от происхождения поступали на службу с одинаковыми правами, но и желал распространения этого правила на гимназии[162]. Главной привилегией дворянства ученый называл право на местное самоуправление. Но это утверждение противоречит его же суждению о том, что дворянство более дорожило крепостным правом, нежели уездными и губернскими собраниями, было слабо заинтересовано в общественных делах, нерасчетливо и небрежно в финансовых тратах, поскольку деньги брались не у него, а у крестьян. Пренебрежение к местным делам обернулось тем, что их прибрала к рукам бюрократия. Чичерин явно хотел подтолкнуть дворянство к активной деятельности в будущем земстве. Уверенный в установлении, пусть и в отдаленном будущем, конституционного режима, ученый считал, что он вырастет из местного самоуправления. Следовательно, если дворянство не займет в нем видного места, то утратит политическое влияние. Итак, ратуя за гражданское равноправие, Чичерин предусматривал длительный период постепенного сближения, а затем слияния сословий. На всем его протяжении за дворянством должно было сохраняться политическое преобладание, а в результате сформироваться бессословное общество, где юридическое равенство граждан сочетается с имущественно-образовательным неравенством. В середине же XIX в. объективных условий для введения гражданского равноправия, по справедливому мнению Чичерина, не было. Конечно, если бы крестьяне получили больше, нежели им давала реформа, то процесс ускорился, что отвечало интересам страны. Но для этого необходимо было ущемление дворянства, чего правительство не хотело, а вынудить его к этому никто не мог. Поэтому возможны были не радикальные изменения, а лишь углубление преобразований и их большая последовательность. Кучка же нетерпеливцев только озлобляла власть и дворянство, но решить проблему не могла. К концу века верхушка буржуазии сравнялась в культуре и образовании с дворянством. Тогда же начался подъем и других слоев населения, показавший, что долгожданная цель близка. Отметим, что если в начале 60-х гг. Чичерин особенно настаивал на необходимости длительного сохранения дворянского сословия, то в конце века акцентировал внимание на то, что преобразования 60-х гг. положили начало общегражданскому порядку, который нуждается в дальнейшем упрочении. Этим он как бы указывал дворянству, что время его господства кончилось, процесс необратим и движется к логическому финалу, в силу чего только благодаря личным усилиям можно остаться на вершине социальной лестницы. Исходя из вышесказанного, очевидно, что мнение Гармизы о совпадении позиции Чичерина и реакционеров по вопросу о дворянст- ве[ 163], необоснованно. Высказывания Чичерина во многом перекликались с работой Кавелина "Дворянство и освобождение крестьян" (1862г.). Кавелин, правда, был более резок в предостережениях дворянству, подчеркивал, что если оно не перестанет озлоблять крестьян, урезая у них вопреки закону земли, не перестанет противопоставлять себя другим сословиям и не откажется от мотовства, то оно разорится и сойдет со сцены. Категоричнее указывал Кавелин и на то, что дворяне не должны плакаться на судьбу, ибо при всех потерях сохранили большую часть владений, и если правительство является инициатором реформы, то ее реализация фактически передана дворянству[164]. По уверениям Кавелина его расхождения с Чичериным были принципиальны[165], но, видимо, здесь сказалось ожесточение, связанное с разрывом личных отношений. В свою очередь демократы крайне негативно отнеслись к работе Кавелина, а его друг А.И.Герцен порвал из-за нее с ним отношения. Герцен обвинял Кавелина в поддержке терпящего, по его словам, полный крах дворянства, во взгляде на народ как на скот, неспособный к земским выборам и т.д.[166]. Необъективность Герцена в отношении Кавелина, непонимание им ни реального положения дворянства, ни его значения для страны несомненны. Видным участником дискуссии о судьбе дворянства был А.И.Кошелев. Ратуя за упразднение сословий и соглашаясь оставить дворянству только его название без каких-либо юридических преимуществ, он подобно Чичерину, был против растворения дворянства в народной массе, указывая на различия образов жизни и понятий. Допуск разбогатевших крестьян в помещичью среду, по кошелеву, был проще, чем по Чичерину, но, как и он, славянофил полагал, что крестьянская масса никогда не сможет "стать на степень первенствующего сословия... "[167]. Демократы и реакционеры также много говорили о дворянстве. Не вдаваясь в подробности отметим, что обе стороны были нереалистичны. Первые желали ликвидации господствующего класса, вторые восстановления его прежнего влияния. Конструктивной же была позиция консерваторов понимавших, что дворянство при всех его недостатках преобладает не только в силу привилегированного положения, но и благодаря своей общественно-государственной значимости. Учитывая, что развитие страны идет к юридическому равенству и изменению господствующей элиты, они хотели, чтобы ее основу составило дееспособное поместное дворянство, оставляя на произвол судьбы недееспособную часть последнего. Разница же у консерваторов была в представлении о темпах и глубине этого процесса. У Чичерина позиция была умереннее, нежели у Кавелина, Кошелева и отчасти Каткова. Однако она лучше учитывала сложности перестройки господствующего класса. Предложения же Аксакова, желавшего немедленно ввести гражданское равноправие, при сохранении помещиков, являлись наиболее прогрессивными, но опережали события и были не осуществимы в то время. Однако неумение, да нередко и нежелание приспосабливаться к новым условиям у дворянства оказалось сильнее, нежели ожидали консерваторы. Не было на высоте и правительство, уступавшее требованиям дворянства и искусственно поддерживавшие его, вопреки государственным интересам, хотя в высших сферах и были люди, понимавшие ошибочность такой политики. Беспощадный приговор им вынесла революция 1917г. Во второй половине 90-х гг. Чичерин возвращается к специальному рассмотрению проблем дворянства. Напомнив о своем выступлении против упразднения его как сословия, он, заявил, что надежды на способность дворянства принести пользу отечеству в новых условиях, в значительной степени оправдались. Из его среды вышли мировые посредники, реализовавшие "Положения" 19 февраля. Им обеспечены достижения земства, а его руководящее положение в нем использовалось не для сословных интересов, а для общей пользы. Так, земские средства шли на школы и больницы, обслуживавшие преимущественно крестьян[168]. В советской литературе неоднократно утверждалось, что земская контрреформа проводилась в интересах дворянства[169]. Лишь немногие исследователи стремились выяснить велик ли был его выигрыш от нее. Так, Н.М. Пирумова указав на полученные дворянством преимущества, в виде увеличения представительства, понижения ценза и выделения в отдельную курию, показала, что сами дворяне не считали, что реформа улучшила их положение. Усиление же административной опеки над земством не устранило его оппозиционности 170]. Но мнению Чичерина, меры направленные на поддержание дворянства принесли ему только вред. Сокращение прав земства ударило прежде всего по дворянам которые в нем преобладали. Со времен Екатерины II они были хозяевами уезда, а теперь и его прибрала к рукам бюрократия. Внедрение же сословного принципа в земство, обособляя дворянство от других слоев населения, наносит ему ущерб. Последняя мысль ученого разделялась целым рядом представителей дворянства таких как К.Ф.Головнин, Н.Н.Сомов и др.[171]. Одной из правительственных мер, направленных на поддержание помещиков, было учреждение дворянского банка в 1885г., который предоставлял им дешовьй кредит и целый ряд других льгот. По мнению Чичерина, все это только развращало дворян, но не предотвращало их разорения. Указывая на тяжелое положение помещиков, Чичерин в отличие от большинства последних, причину этого видел не в реформе 1861 г., которая, по его словам, хотя и пошатнула благосостояние дворянства, но роковой оказалась только для никчемных хозяев; хорошие же напротив, выиграли от нее, ибо появились факторы, способствовавшие доходности имений: оживление торговли, железнодорожное строительство, рост цен на землю. "Лично я, подчеркивал ученый, - не знаю примера помещика, который разорился бы не по своей вине"[172]. Переход же земель от бесхозяйственных владельцев к умелым выгоден государству Помещичьи убытки ученый связывал с падением цен, вызванным массовым ввозом в Европу дешевого американского хлеба, породившего аграрный кризис. Другая и главная причина, по Чичерину, заключалась в росте таможенных пошлин, которые защищали отечественную промышленность от иностранной конкуренции за счет и без того находящихся в кризисе землевладельцев, вынужденных переплачивать за промышленную продукцию. Все банковские льготы, предоставляемые помещикам, по мнению Чичерина, ничто по сравнению с ущербом, который им наносит таможенная поли- тика[173]. Несомненно, что аграрный кризис и повышение тарифов тяжело сказывались на сельском хозяйстве, но понижение последних, в котором Чичерин видел единственный выход, противоречило государственным интересам, ибо промышленное развитие обеспечивало независимость России. Конечно, деревня, в известной степени, приносилась в жертву, но альтернативой могло быть только ограбление национальных окраин, на что самодержавие в отличии от цивилизованного Запада, никогда не шло. По Чичерину, в отличие от Англии, где общественный строй зиждется на союзе крупных землевладельцев и капиталистов и от Франции, где место дворянства заняло богатое и образованное среднее сословие, в России, за исключением столиц и нескольких больших городов, все держится на землевладельцах. Поэтому разорение дворянства является бедствием для страны. Но и при этой угрозе, искусственная поддержка его недопустима, ибо признание ее необходимости означает, что оно не является самостоятельной силой, способной быть опорой государства. Поэтому дворянство должно само выйти из сложного материального положения и стать ядром класса независимых землевладельцев, руководящего местными делами и в силу этого влияющего на государственные дела. "Без сомнения, многие падут в борьбе с неблагоприятными условиями жизни; но останется здоровое ядро, - те, которые в состоянии устоять на своих ногах, а это именно то, что требуется для государства и отечества"[\14\. Статья Чичерина вызвала противоречивые отклики дворянства, суммируя которые московский губернский предводитель П.Н.Трубецкой заявил, что она производит двойственное впечатление и из нее неясно, за или против дворянства она написана. Это побудило Чичерина дать разъяснения. Выделив в положении дворянства экономический и сословный вопросы, он с удовлетворением констатировал, что Трубецкой солидарен с ним в оценке покровительственной политики промышленности и что ее начало разделять и дворянство, которое ранее из патриотических побуждений приветствовало таможенную войну с Германией. Однако мнение Трубецкого о естественности для дворянства обращаться за пособиями к правительству, Чичерин отвергал, подчеркивая, что сословное достоинство заключается в нравственной независимости, в силу которой из кризиса надо выходить самостоятельно. Просить же правительство мбжно только об устранении административного произвола и о не стеснении частной самодеятельности. Благотворительность же в пользу дворянства побуждает недееспособных помещиков не искать нового жизненного поприща, а надеяться на сохранение имений. В результате они теряли все и становились нищими. Это похоже "на жалость недальновидных родственни ков, которые обрекают больного на смерть, чтобы избавить его от своевременной операции"[175]. Большой моральной поддержкой для Чичерина было одобрение его воззрений на дворянство Д.А.Милютина. ’’Статья Ваша, -писал он в июне 1897 г., прекрасная и совершенно кстати при настоящих нахальных вожделениях известной группы ярых вожаков ультра - дворянской партии... я очень опасаюсь, чтобы им не удалось добиться кое- чего из уродливых их идеалов и окончательно извратить главные реформы шестидесятых годов" Два года спустя, в ответ на сетования Чичерина, что его труды не находят отклика в обществе, Милютин писал, что действительно и публика, и государственные деятели не читают книг, ограничиваясь газетными и журнальными статьями. "С этим фактом надо примириться и воспользоваться им как последним имеющимся еще средством воздействия на общественное развитие. Ваши собственные статьи появляющиеся в последнее время (о дворянстве, о земстве и др.), сколько мне известно, произвели все-таки впечатление на некоторую часть публики"[176]. Если в начале 60-х гг. Чичерин выступал за сохранение оставшихся дворянских привилегий и выдвигал предложения серьезно затруднявшие переход в дворянство, то тридцать пять лет спустя, ученый учтя происшедшие изменения ратовал за широкое обновление сословия. По-прежнему полагая, что поместное дворянство должно преобладать в стране, он подчеркивал, что преобладание не может вытекать из привилегий, ибо перестав быть служилым сословием и будучи уравненным по службе со всеми, имеющими гимназическое и университетское образование, дворянство фактически потеряло последние из них. Только крупная земельная собственность дает первенствующее положение. Но сохранение преобладания невозможно без правильных взаимоотношений с богатыми и деловыми землевладельцами - не дворянами. Предсказав в начале 60-х гг. быстрый рост последних, Чичерин констатирует спустя 35 лет, их превращение в многочисленный класс. Стремление к обособлению от них реакционного дворянства он оценивал как грубую ошибку и подчеркивал, что земельная собственность порождает общие интересы новых и старых землевладельцев, а средством их объединения является совместная деятельность в земстве. Вместе с тем ученый полагал, что объединение дворянства с другими слоями на базе общих интересов совместимо с сохранением его сословной организации. Резюмируя свою точку зрения, Чичерин писал, что он против того направления в дворянстве, которое смотрит назад, уповает на правительственную помощь, стремится к обособлению и выступает за то, "которое бодро глядит вперед, не отчаивается в соб ственных силах и стремится к единению с другими классами народа на почве общих интересов" Еще раз к проблеме высшего сословия Чичерин вернулся в статье "Об историческом значении дворянства", в которой по существу повторил высказанные ранее мысли[177]. Таким образом, в решении проблемы дворянства Чичерин выступал и как крупный ученый и как дальновидный общественный деятель. Приверженность к своему сословию порождала идеализацию, но многие его суждения и выводы были верны. Ученый верно считал, что в русской истории дворянство сыграло выдающуюся роль и сохранение его преобладания в пореформенную эпоху-это не только следствие господствующего положения сословия, но и проявление государственной необходимости. Другое дело, что он растягивал это преобладание на чрезмерно длительный срок. Более того, в начале 60-х гг. ученый, настаивая на предоставлении дворянству отдельного представительства в земстве, оказался ограниченнее правительства. Но в дальнейшем он отстаивал бессословный принцип. Постоянно проводимые Чичериным мысли о недопустимости материальной поддержки дворянства, о неизбежности обновления его состава и изменения положения вследствие реформ 60-начала 70-х гг. недальновидным представителям высшего сословия казались антидво- рянскими, в чем они глубоко заблуждались. Ученый показал, что реформы Александра II лишили дворянство монопольного положения, как в землевладении, так и в государственной и общественной службе. Отсюда неизбежность конкуренции других сословий, устранить которую невозможно. Но, имея гораздо лучшие исходные позиции, нежели другие, и располагая солидным запасом во времени, дворянство должно успеть перестроиться и сохранить господствующее положение. Стремление же к тепличным условиям и сословному обособлению приведет его к краху. Материальная поддержка правительства, наделение дворянства дополнительными льготами отодвинет его срок, но зато последствия окажутся еще тяжелее, ибо скажутся не на части, а на всем дворянстве. Только избавленное от балласта, подстегнутое конкуренцией и усиленное богатыми и деловыми людьми, оно способно сохранить ведущее положение в обществе. Более того, дворянство, но Чичерину, фактически сохранится и при бессословном строе, но только в качестве помещиков. Ратуя за переход на капиталистические рельсы, он не хотел превращения самих помещиков в крупную сельскую буржуазию, а напротив, желал одво- рянить последнюю. Другими словами, новые помещики, происходя из разных сословий, должны соединить деловую хватку с дворянской культурой и дворянскими традициями. Следовательно, костяк новых помещиков проектировался из старых. Беспоместные же дворянству вообще не нужны и их ждет слияние с буржуазией и интеллигенцией. Однако убедить в своей правоте ни правительство, ни дворян, Чичерин не смог. Конечно, осуществление его планов требовало от последних больших усилий и не всем они были по плечу, но иного выхода не было. Барские привычки в условиях капитализма обрекали их носителей на неизбежное крушение. Постепенно это начало понимать и дворянство, но расставалось с ними с трудом, предпочитая требовать себе особых условий, не понимая, что никакое правительство не может обеспечить ему безмятежное существование, а оказываемая помощь, ведет к социальному взрыву, ибо осуществляется за счет народа. В этой ситуации правительство должно было вынудить помещиков ускорить приспособление к новым условиям и отказаться от иждивенческих настроений. Для этого, по Чичерину, достаточно было не допускать искажений реформы в пользу помещиков и не оказывать им помощи. Конечно, процесс разорения последних мог тогда принять более широкие размеры, нежели предполагал Чичерин, а устоявшие, оказавшись в меньшинстве, не смогли бы стать основой новой формации помещиков. Такого исхода не хотели ни власти, ни ученый. Но шансы для осуществления чичеринского плана тоже были. Страна же выигрывала и при первом и при втором варианте, ибо получала землевладельцев, способных хорошо вести хозяйство. Проблема дворянства неотделима от проблемы эксплуатации. Чичерин не обходил ее совершенно, но касался только мимоходом. Признавая корыстолюбие дворянства, он был склонен куда более решительно опровергать нападки на него в печати, более подчеркивать дворянскую благотворительность, нежели осуждать свое сословие за неблаговидные действия. Между тем аппетиты дворян дорого обходились стране и в конечном счете они за них поплатились. Не волновало Чичерина и угасание национального сознания в дворянстве. Он не осознавал, какую опасность таила пропасть между европеизированными верхами и народом. В немалой степени усиление эксплуатации было связано со стремлением дворян жить не хуже элиты развитых западных стран. То обстоятельство, что для достижения европейского уровня потребления, который обеспечивался и большим экономическим потенциалом, нежели в России и громадными доходами от колониального грабежа, необходимо крайнее напряжение русского народа, дворян не волновало. Когда это не получалось, они возмущались и обвиняли народ в лени и отсталости. Собираемая же с него дань меша ла ему подняться на ноги, но зачастую не приносила пользы и помещикам, которые ее проматывали, нередко в той же Европе. Атрофия национального чувства имела множество проявлений, веками дворянство было неразрывно связано с военной службой. Еще в первую половину XIX в. большинство дворян считали делом чести служение в армии, к началу же XX в. лишь меньшинство придерживалось этого убеждения. Более того, росло негативное отношение к военной службе вообще. Антимонархические и антиправославные течения также находили питательную почву в дворянстве. Конечно, немалы были здоровые силы, но они не были организованы, а нега- тивистские явления росли, не встречая серьезного отпора. В заключении скажем, что реализация предложений Чичерина, несомненно, укрепила бы позиции дворянства, но без возвращения на национальные позиции и ограничения классового эгоизма во имя социального мира и общегосударственных интересов, удержаться в качестве ведущей силы общества, оно не смогло бы.