§ 1. Б. Н. Чичерин о сущности государства и его составных элементах. Проблема власти. Государство и общество. Государство и общественный строй. Вопрос о правах и обязанностях граждан. Проблемы государственной политики. Вопрос о размерах государства
Б. Н. Чичерин известен прежде всего как выдающийся государственник. Почти во всех его работах присутствует проблема государства, через призму которой он фактически рассматривал остальные вопросы. Не случайно его фундаментальные труды, представляющие собой синтез всех общественных наук, называются «Курс государственной науки», «Собственность и государство». Гегель, оказавший л а Чичерина большое влияние, считал государство не только высшей формой общественного развития, но и божественной идеей, осуществленной на земле1. Всесторонне проблемы государства были впервые разработаны ученым в его лекционном курсе, который он читал в Московском университете с 1861 по 1868 г. 25 лет спустя он решил издать их, внеся туда небольшие изменения, ибо, по его мнению, за это время государственное право не продвинулось вперед. Разница, по его словам, была в том, что раньше ему приходилось выступать против антигосударственных тенделций, а позднее — бороться с социализмом, стремящимся поглотить личность в государстве 2. В начале 80-х гг. государству была посвящена 3-я книга его сочинения «Собственность и государство». Содержащиеся там суждения были сходны с тем, что он писал в 60-е и 90-е гг. Проблема государства и непосредственно связанные с нею проблемы личности и общества освещались ученым в «Философии права» (1900 г.), а также в его известном сочинении «История политических учений». Государству отведено центральное место в исследовании русской истории. Неизменно присутствует оно и в публицистических работах ученого. По определению Чичерина, «государство есть союз народа, связанного законом в одно юридическое целое, управляемое верховною властью для общего блага»3 Составные элементы, из которых слагается государство: власть, закон, :вобода, общая цель, входят и в другие человеческие союзы: кровнородственный, гражданский, церковный и, следовательно, подчеркивал Чичерин, являются основными элементами всякого общежития, но в каждом из союзов один из этих элементов преобладает и этим определяется специфика союза. Так, в кров.ном союзе преобладает общая цель, в 1ражданском — личность с ее частными правами и интересами (заметим, что на одной и той же странице Чичерин дважды определял составные элементы человеческих общежитий и в первом случае назвал свободу, а во втором личность; в этом нет противоречия, ибо свобода для Чичерина неотделима от личности), в церковном союзе — религиозно-нравственный закон, а в государстве — власть. Государство, продолжал ученый, отличается от других союзов прежде всего тем, что последние ему юридически, подчинены. Следовательно, «можно вкратце определить государство... как союз народа, живущего под верховной властью» 4. Однако краткие определения, привлекательные своею доступностью и выразительностью, имеют существенный недостаток: они не охватывают предмет всесторонне и могут быть превратно истолкованы. Понимая это, Чичерин тут же уточняет свою позицию. Государственное единство, писал он, создается не физиологическим происхождением, ибо люди одной национальности могут оказаться в разных государствах, не общими интересами, ибо они существуют и между государствами, имеющими постоянные торговые отношения или общих врагов. Недостаточно и единства мыслей и верований. Государственное единство создается только общей для всех властью5 Многие, продолжал он, понимают государство как учреждение, но это неверно. Есть учреждения, представляющие собой систему должностных мест и занимающих их лиц. Если государство построить по такому принципу, то оно становится над народом, а граждане превращаются в управляемых подданных, а между тем они должны быть членами государства. Подчеркнув еще раз, что государство есть союз народа, он останавливается па самом понятии народ и указывает, что оно имеет два значения этнографическое и юридическое. Этнос это совокупность людей, имеющих общее происхождение, язык и духовное единство. Но он может входить в разные государства. «В юридическом же смысле народ... образуется именно соединением людей в государство» 6 Юридическое понимание слова «народ» несет, по Чичерину, двоякий смысл — .народ как единство и народ как множество. В первом случае народ отождествляется с государством, ибо входит в него наряду с правительством, во втором рассматривается как совокупность граждан, подчиняющихся правительству. Но, подчеркивал Чичерин, подчинение не абсолютно, ибо у граждан, как у свободных лиц, есть права, вплоть до права участия в верховной власти7 Другими словами, по Чичерину, человек в государстве и управляемый, и соуправитель. Соуправление выражается в участии в выборах, а если есть соответствующие способности, то непосредственным участием. Нарушение этой двойственности ведет либо к тирании, либо к анархии. По нашему мнению, ученый прав. Заметим, что и обыденное сознание зафиксировало эту двойственность. В зависимости от конкретной ситуации каждый человек то отождествляет себя с государством, то противопоставляет себя ему. В. И. Ленин рассматривал досоциалистическое государство именно как учреждение, точнее, как орудие угнетения в руках эксплуататорского класса8 И. А. Ильин же полагал, что государство как учреждение — это свойство тоталитаризма, как левого, так и правого. Однако нельзя строить государство исключительно на началах самоуправления. Оно должно сочетать в себе черты корпорации с чертами учреждения. «Есть государственные дела, в которых уместно и полезно корпоративное самоуправление; и ...такие ...в которых оно... недопустимо» 9 Думается, что Ильин, равно как и Чичерин, прав. Что же касается российского государства, то оно имело корпоративные элементы, но учреждение преобладало. Большевистское же государство не только не выправило дисбаланс, а, напротив, ужесточило бюрократизацию. Наряду с народом и правительственными учреждениями к неотъемлемым элементам государства Чичерин относил также территорию и общий закон. Юридический закон, пи сал он, определяет права и обязанности граждан. И повиновение последних властям, и их свобода основаны не на произволе, а на законе. Он определяет устройство и компетенцию властей, «ибо власть может повелевать только во имя законного права». Закон же «связывает народ в единое юридическое целое» 10 Дав определение государству, Чичерин в дальнейших своих рассуждениях вносит дополнения: государство — это единый союз, постоянный, самостоятельный, имеющий национальную специфику. Единый союз характерен для унитарных государств. Здесь наличествуют еди.ное юридическое тело, единая цель и единая верховная власть. В сложных, т. е. федеративных и конфедеративных, государствах власть распределяется между целым и частями. Постоянство союза заключается в том, что государство при всех изменениях не меняет своей сути. Самостоятельность государственного союза это опять-таки особенность унитарной державы. В сложных же государствах образуются полусамостоятельные образования. И, наконец, в любом государстве выражаются национальные особенности ее народа. В этом смысле «государство есть организованное отечество»11. Ключевым элементом государства Чичерин считал верховную власть. Определяя ее сущность, он писал, что «власть есть воля, имеющая право повелевать»12. Обратим внимание на терминологию, она очень характерна. Наиболее общее определение власти — это управление. Чичерин неоднократно употреблял его. Но термин «управление» несет много оттенков. Управление может быть мягкое, а то и слабое — это когда речь идет о направлении или координации. Жесткое управление — приказное. Это повеление. Именно им Чичерин наделял власть, не забывая подчеркнуть, что повелевать можно только в рамках закона. Рассуждая о целях государства, ученый первой назвал осуществлелие безопасности. Эта цель, по Чичерину, носит чисто отрицательный характер и выражается в применении силы против правонарушителей. Поскольку зло устраняется 'юлько насилием, постольку власть и государство «не что иное, как неизбежное зло, установленное для избежания зла еще большего. Если бы все люди были добродетельны, то государства были бы вовсе не нужны... Софизм... в том, что отрицание зла не есть зло, а добро. Насилие только тогда есть зло, когда оно является нарушением права... Частному лицу воспрещается самоуправство, ибо оно не может быть судьею собственного права, но в обществе необходим орган, охраняющий и восстанавливающий право, и таковым является государство» 13. Сегодня чичеринские рассуждения могут вызвать негативную реакцию. Но при непредвзятом взгляде на проблему они выглядят правомерными. Ученый называл вещи их настоящими именами. Весь человеческий опыт свидетельствует, что увещеваниями нарушителей не остановить, что мягкость только усугубляет положение. Если же государственное управление действительно сводится к направлению и координации, а правом повелевать не располагает, то оно в критической ситуации бессильно. Конечно, можно, реальное государственное повеление прикрыть более благозвучной терминологией, тем более что XX в. в этом отношении достиг виртуозности, .но суть от этого не изменится. Необходимость государственного насилия признавалась многими выдающимися мыслителями. Так, Гегель прямо призывал к расправе над теми, кто вредит государству 14 Вслед за Гегелем и Чичериным авторитетный сегодня М. Вебер писал, что государство «является таким союзом, который обладает монополией на легитимное насилие...» Там, где невозможно осуществление права, пусть даже и силой, нет государства 15 Но, подчеркивал Чичерин, люди покоряются государственной власти не только потому, что она обладает силой, но и ио нравственным соображениям. Высшей целью государства является общее благо, и во имя его оно и требует подчинения частных интересов общественному. Человек же вне общества и государства не может осуществить свои личные цели, но соединение в общежитие требует отказа от части притязаний. В результате, поступаясь эгоистическими инстинктами, человек совершает .нравственный поступок. Однако вслед за "Гегелем, полагавшим, что государственные законы не распространяются на убеждения 16, Чичерин писал, что покушаться на внутренний мир нельзя и нравственными являются только продиктованные совестью поступки. Принудительная же нравственность — безнравственна. Воздействовать на совесть может только церковь. «Государство же имеет целью исполнение нравственного закона, насколько он осуществляется в общественной жизни. Нравственный закон исполняется установлением прочного законного порядка и справедливых норм жизни»17 Конечно, есть немало примеров, когда государство только прикрывается общим благом и высасывает все соки из граждан, но такое государство, по Чичерину, безнравственно и обречено на гибель. Одним из самых злободневных вопросов является сейчас вопрос о правах человека. Широко распространена идея о том, что право личности выше права государства и народа. Чичерин же думал иначе и подчеркивал, что при необходимости государство имеет право требовать от граждан самопожертвования. Крайние индивидуалисты, писал он, полагали, что человек живет только для себя. Но если бы это было так, то он остался бы на низшей ступени развития. Только служение другим пробуждает и развивает высшие способности. Крайние индивидуалисты допускают свободные объединения, вроде товариществ, но человек всесторонне проявит себя, лишь являясь членом союза, воплощающего в себе высшие цели, т. е. государства. Оно олицетворяет идею отечества, которое «для человека дороже, нежели те мелкие гражданские союзы, к которым он примыкает, как-то сословия и общины» 18.Но не всякое государство вызывает к себе возвышенные мысли. Если его роль свести до роли полицейского, как желают индивидуалисты, то за него добровольно умирать никто не будет, ибо благоговение перед полицией невозможно. Только государство, которое в глазах граждан является выражением национальных интересов, вправе требовать самоотверженного служения19 Государственные же беззакония оправдывают народные восстания 20 На наш взгляд, интересы отечества, безусловно, выше интересов самой гениальной личности. Что же касается государства, то оно является организованным отечеством только тогда, когда действует в национальных интересах. Если же оно проводит антинациональный курс, причем речь идет не об отдельных ошибках, пусть и многочисленных и тяжелых, а о системе, то оно антинародно и содействие ему есть измена, а восстание — долг перед отечеством. Несовпадение реальной власти с идеалом неизбежно. Учитывая это, Чичерин считал, что сокращение разрыва осуществляется постепенно в ходе исторического процесса. Подчеркивая, например, что цель государства — гармоническое сочетание порядка и свободы, он писал, что осуществить на практике эту гармонию непросто. Каждый народ решает ее по-своему и в соответствии со своими особенностями выдвигает на первый план то порядок, то свободу. Более того, даже один народ в разную эпоху поступает по-разному в зависимости от степени развития и практической потребности данного времени. Велика роль объективных условий и национальных особенностей. Так, огражденная морем от вражеских вторжений Англия и в еще большей степени США могли обходиться без мощного государственного аппарата. Большое значение имела высокая самодеятельность англичан и американцев, а чем предприимчивее народ, тем ограниченнее деятельность его государства. Поэтому, подчеркивал Чичерин, делать из Англии или США идеал для других стран нельзя. Более того, даже там, при всей нелюбви населения к государственному вмешательству, практическая необходимость последних десятилетий вызвала расширение государственной сферы21. Это наблюдение соответствовало действительности. Данные суждения сходны и с высказываниями Гегеля о том, что каждый народ имеет соответствующее именно ему государственное устройство 22 Высоко оценивая деловитость американцев, Чичерин полагал, что она имеет и оборотную сторону, порождая преобладание материальных стремлений над духовными. Отсюда довольно низкий умственный и нравственный уровень американцев, что сказывается и на политической области 23 Как уже было сказано, основная цель государства, по Чичерину, общее благо. Она состоит из специальных целей, первой из которых является обеспечение безопасности. Вторая заключается в «определении и охранении свободы и прав лица»24. Наконец, свобода в государстве подчинена нравственному порядку, а его осуществление составляет еще одну цель государства. Наибольшее влияние на государственное устройство оказывает, по Чичерину, общественный строй. Представление о роли последнего он заимствовал у Л. Штейна. По Штейну, писал ученый, каждый общественный строй стремится создать соответствующий ему политический порядок. Конкретно же влияние общества на государство проявляется в стремлении господствующих классов к преобладанию в последнем. Такое стремление, считал Чичерин, отвечает государственным потребностям, ибо предоставляет власть наиболее образованным и зажиточным. Вместе с тем государство устанавливает предел преобладания и происходит это потому, что, в отличие от общества, оно подчинено принципу единства. Общество же, напротив, стремится к разнообразию 25 Его элементы живут для себя, и если их не цвести в определенные рамки, то государства не будет. В свое время Гегель писал, что распространенное представление о том, что государство держится на силе, неверно, в действительности основой является присущее всем чувство порядка 26. Вслед за ним и Чичерин подчеркивал, что стремление к единству, рождающее госоударство, имеет не материаль- ную, а духовную природу. Люди соединяются в государство и подчиняются власти во имя высших потребностей: свободы, правды, порядка и т. д. Государственное единство связывает людей всех поколений, и такая связь может быть только духовной. Таким образом, государство является воплощением высшей идеи и именно это делает его священным в глазах граждан27 Конечно, преувеличение духовной сущности государства у Чичерина имеется, но несомненно, что она действительно есть. Без нее государство было бы просто машиной. А между тем даже самые жестокие режимы пользовались поддержкой не только господствующего класса, но и достаточно широких слоев населения. Объяснить это страхом по меньшей мере наивно. Вспомним крепостных, громивших захватчиков в 1812 г. Они сражались не только за отечество, но и за царя, который был в их глазах воплощением государства. Конечно, отечество выше государства, ибо оно категория вечная и неизменная, а государство меняется от эпохи к эпохе и далеко не всегда вызывает симпатии. Однако тезис Чичерина о том, что государство — это организованное отечество, обоснован. Начальство ругают всегда, но государственная идея, цементирующая общество, отвергается только в революционные эпохи. Те же крестьяне, так не любившие начальников, смотрели на царя как на своего защитника, устроителя правды, добра и справедливости. С марксистской точки зрения это следствие темноты и невежества, но если взглянуть на вещи непредвзято, то увидим, что' царь, лично заинтересованный в благополучии всего государства, не мог не учитывать интересы народа. Нередко он был плохим защитником, но лучшего не было. Поэтому не стоит абсолютизировать наивность крестьян, верящих царю. Благодаря этой вере российская держава стояла веками. С потерей же веры рухнуло не только самодержавие, но и фактически государство. Восстановить его удалось большевикам, сумевшим внедрить в народное сознание вместо самодержавной свою идею. Что это за идея и какими методами она внедрялась — это другой вопрос. Но чем же советские люди, десятилетиями ругавшие генсеков, местные и центральные власти, но принявшие коммунистическую идею, просвещеннее дореволюционных мужичков? Проще всего назвать тех и других слепцами, а бескорыстных энтузиастов вообще осудить за облагораживание и укрепление режимов. Но, видимо, и в той и другой идее было нечто такое, что побуждало людей служить им, нередко воп реки действительности. При желании можно назвать такую духовность извращенной, но сути дела это не меняет. Думается, что краеугольным камнем ни государства, ни семьи материальный фактор при всем его громадном значении не может быть. Он неотделим от выгоды, но выгода изменчива, и если сегодня она побуждает к единству, то завтра к разделению. Признание приоритета за духовным фактором в государстве ведет к выводу о его надклассовое™. Марксистская теория настаивает на противоположном, но и она признает относительную самостоятельность абсолютной монархии по отношению к любому классу. Правда, К. Маркс и Ф. Энгельс, анализируя западноевропейский абсолютизм, сочли его утверждение следствием равновесия сил буржуазии и дворянства, позволившего монархической власти стать кажущейся посредницей между ними 28 Оставляя в стороне вопрос о том, была ли последняя кажущейся или действительной посредницей, мы полагаем, что природу русского абсолютизма этим не объяснить, ибо русская буржуазия вплоть до пореформенного времени не могла конкурировать с дворянством. Это понимали и многие советские ученые. Отсюда острые дискуссии о природе русского абсолютизма 29 Однако стремление непременно сохранить марксистскую позицию делало выводы неубедительными. Если сравнить, например, аргументы А. М. Давидовича и С. А. Покровского с аргументами Н. И. Павленко, то можно сказать, что первые ближе к классикам марксизма, но дальше от русской действительности, последний наоборот. Чичеринская концепция — государство, имея собственные законы возникновения и развития, допускает классовое преобладание, йо не полное господство. Основания для такого подхода есть. Вспомним, ;что и реформы Петра I, и отмена крепостного права были проведены вопреки желанию широких помещичьих слоев. Можно, конечно, сказать, что реформы учитывали долговременные интересы помещиков, но последние осознали это не скоро и, будь их воля, они бы провели их по-другому. Видимо, государство все-таки стоит над всеми, но защищает интересы прежде всего господствующего класса и опирается преимущественно на него. Наиболее полно надклассовая природа государства соответствует, по Чичерину, капитализму, или, как он его предпочитал называть, общегражданскому строю. Рассматривая последний как венец общественного развития, Чичерин писал, что ему предшествуют переходные ступени — родовой и сословный строй. Эта периодизация была заимствована им у Щтейна 30. Родовой строй, отмечал Чичерин, порождает крепкое, но маленькое государство, зависимое от общества более, чем при любом другом строе. Власть же принадлежит знатным родам. Однако вследствие завоеваний происходит расширение государства, а следовательно, и прилив инородцев, ведущий к разложению кровнородственных связей и разрушению единства. Последнее восстанавливается в конце древнего мира введением абсолютной монархии, ставшей над обществом. Причина же ее появления в том, что и государство, и общество одинаково необходимы и незаменимы. По если общественные силы недостаточны или односторонни, то недостаток восполняется государством. Отсюда закон, «определяющий взаимодействие обоих союзов... чем меньше единства в обществе, тем больше долж,но быть единства в государстве...» 31. Государство, продолжал ученый, не только восполняет недостатки общественного строя, но и преобразует его в соответствии со своими требованиями. Неизбежная, социальная борьба разделяет общество. Поэтому необходима независимая сила, не допускающая перерастания этой борьбы в войну. Ею и является государство. Удерживает оно не только силой, ибо тогда единство #было бы внешним, но и обеспечением социальной .справедливости. При своем появлении государство опирается прежде всего на сильнейшие классы, подчиняя им остальные. Подобное положение сохраняется и при упадке государственности и разложении общественного порядка. Но отличительным свойством государства является представительство всех общественных интересов. Реализуя его, окрепшее государство сохраняет господствующее положение элиты и ограждает низших от притеснений высших. Чем независимее государство от общества, тем более оно стремится защищать слабых 32 Именно государство, по Чичерину, переводит один общественный порядок в другой. В родовом строе для инородцев нет места. Но если они остаются свободными, то государство их защищает, поскольку они, видя в нем свою единственную опору, поддерживают его, создавая ему этим независимое положение. С усилением же инороднического элемента возрастают его требования, что ведет к разложению родового строя, а следовательно, и к утрате единства 33 Дальнейшее изложение выглядит у Чичерина противоречиво. Так, он утверждал, что государство воздействует на общество, стремясь заменить кровные связи новыми. В результате под влиянием государства раздробленные интересы группируются в союзы и родовой порядок заменяется сословным 34. Однако далее ученый подчеркивает, что такое было в античности, но не на Древнем Востоке. В античности обширные завоевания создали многочисленный класс рабов, удовлетворявших все хозяйственные нужды. Это дало наро- дам-завоевателям возможность заняться политической и духовной деятельностью. Разложение родовых отношений сопровождалась борьбой аристократов с плебеями, завершившейся уравнением политических прав. Но это не привело к уничтожению классовых различий, ибо теперь в их основу лег экономический фактор. При родовой строе имущественные различия были невелики. Но завоевания сосредоточили богатства в руках рабовладельцев, что вызвало резкую социальную дифференциацию и породило не имевшую для древнего мира позитивного исхода борьбу богачей и бедняков. Свободные земледельцы, составлявшие главную силу античных республик, не могли конкурировать с латифундистами и исчезли. В результате остались рабовладельцы и враждебная им неработающая, но имеющая право голоса и желающая жить за их и государства счет чернь. Поскольку промежуточного звена в виде среднего класса не существовало, ибо отсутствовал свободный труд, то невозможна была и общественная свобода. Единственным выходом оказалось создание деспотического государства, ставшего над классами и отведшего каждому из них определенное место. Отсюда начало перехода к сословному строю. Но и эта система не могла стать устойчивой, подчеркивал Чичерин, поскольку, оторвавшись от общества, государство повисало в воздухе, обрекая себя этим на неизбежное падение. На Востоке же, по словам Чичерина, переход от чисто родового строя ве; не к гражданскому обществу, как в античностй, а к религиозному союзу, следствием чего было возвышение теократического государства над продолжавшей жить родовыми обычаями массой 35 Однако на вопрос, чем была вызвана восточная специфика, учелый убедительного ответа не дает. Вопрос же о природе восточных деспотий дискуссионен. Не берясь за его решение, отметим только, что мнение Чичерина о принципиальном отличии Древнего Востока не лишено основания, поскольку многие ученые считают, что там было не рабовладение, а азиатский способ производства. По мнению же И. Р Шафа- ревича, восточные деспотии имели социалистические тенден ции 36. Но мысль Чичерина о существовании государств, основанных на родовом строе, неверна, ибо последние возникают только при его разложении. Гибель древних государств, продолжал ученый, не привела к падению сословного строя, напротив, он еще более укрепился, ибо с исчезновением сдерживающей власти каждая социальная группа замкнулась и преследовала только свои личные интересы. «Так установился средневековый порядок...» 37 Будучи необходимой ступенью развития, он нес всеобщую рознь и порабощение слабых сильными, что привело к установлению частной зависимости, т. е. крепостного права, явившегося его характерной особенностью. Другими словами, после крушения древних государств длительное время существовали сложившиеся самостоятельно безгосу- дарственные общества. Но это положение Чичерина противоречит другому его положению, согласно которому именно государство переводит один общественный строй в другой. После разрушения государства, созданного на родовом начале, писал Чичерин, оно вторично возникает на определенном этапе сословного строя, но уже не на физиологической, а на сознательной основе. Но ведь, судя по исследованиям самого Чичерина, абсолютные монархии древности тоже возникли на сознательной основе. Получается логическая неувязка. Сословное государство, возникшее в средневековье, сыграло, по Чичерину, выдающуюся роль. Оно постепенно сплачивало общество, направляло частные союзы к общей цели, регламентировало экономические отношения внутри общественных корпораций, создавало цехи там, где их не было, соединяло рассеянные экономические силы. Опираясь на первоначальном этапе на высшие сословия, оно расширило крепостное право, ибо материальное обеспечение за службу мог тогда дать только подневольный труд. Однако сословный порядок и связанное с ним крепостничество противоречат как личной свободе, так и надклассовой природе государства. Последнее, укрепившись, перестает терпеть феодальный произвол и обращается за поддержкой к городскому сословию. В отличие от древности в средневековье принудительный труд не захватил все производство, которое сохранило свободу в городах. Поэтому, когда регламентация, ранее способствовавшая подъему производительных сил, стала тормозить их развитие, они пришли в противоречие с общественным строем. Городское сословие, накопив силы и капитал, поддержало государство против феодалов. На стороне горожан была и развивающаяся бюрократия, выступившая во имя государственных интересов за постепенную отмену привилегий. Поскольку же силы, соединившиеся против сословного строя, несли в себе и богатства и образование, то они его сокрушили38 В результате установился общегражданский порядок, при котором всеобщее юридическое (но не материальное) равноправие сочеталось с экономической свободой. Отличительной особенностью его стало разделение гражданских и политических сфер. В первой было формальное равенство, во второй права зависели от способности понимать и решать государственные задачи. Резюмируя свои мысли, ученый писал: «На низшей ступени и государство и гражданское общество находятся под влиянием физиологических союзов; на средней... государство поглощается гражданским обществом или состоит под его влиянием; на ...высшей... оно выделяется и образует свой собственный строй, который... воздействует на гражданское общество, полагая предел господству частных сил и порабощению одних другими... На первой ступени... единство физиологическое... на второй... распадение... Свобода человека заменяется сословной свободой или сословною зависимостью... на третьей ...с выделением политического союза, как целого владычествующего над частями, восстановляется ...единство, но... уже не физиологическое, а духовное. Оно не поглощает лица, а господствует над ним, оставляя ему в гражданской областц, собственную сферу деятельности, преграждая только насильственные захваты и приходя на помощь там, где это требует общий интерес» 39. Общегражданский, т. е. капиталистический, строй представлялся Чичерину венцом развития, и он подчеркивал, что о новом общественном строе не может быть речи. Однако наилучшее устройство общества и государства не дает, по Чичерину, ни покоя, ни всеобщего благополучия. Более того, социальная борьба приобретает опасные формы. Поскольку представительное правление, свойственное общегражданскому строю, позволяет влиять на государственное управление всем слоям общества, постольку эта борьба распространяется на политическую область, создавая возможность захвата власти народными массами. Опасность тем более велика, что ситуацией стремятся воспользоваться социал-демократы. Поэтому важнейшую задачу государства он видел в предотвращении подобного исхода. Надежнее всего это, по Чичерину, осуществляется в монархии, ибо монархическая власть наиболее независима от общества. При общегражданском строе высшее призвание монархии «заключается в том, чтобы в живом общении с общественными элементами держать между ними весы и привести их к гармоническому соглашению, составляющему конечную цель человеческого совершенствования» 40 Чичеринская концепция не раз критиковалась. До революции наиболее глубоко это делал JL А. Тихомиров, считавший, однако, ученого выдающимся исследователем. По его мнению, Чичерин лучше других сформулировал получившую всеобщее признание общегражданскую теорию государства. Ее ошибки легче всего обнаружить именно в чичерин- ском изложении. Главная же ошибка заключается в юридическом подходе к общественным явлениям. Конечно, изучение последних с юридической точки зрения необходимо. «Но объяснять общественность и государственность, наблюдая на самом деле только юридическое их строение — совершенно невозможно... Даже идея экономического материализма (Маркса — Энгельса) несравненно глубже и правильнее объясняет строение общественности и государственности, нежели идея юридическая» 41 Поскольку юридический крен у Чичерина был, то доля истины в такой оценке есть. Но анализ всей совокупности его высказываний показывает, что они не укладываются в юридическую схему. Нетрудно найти такие, на основе которых можно сделать вывод, аналогичный выводу Тихомирова. Однако когда Чичерин переходил к социально-экономическому фактору, то он выдвигал его на передний план. По нашему мнению, первоначально государственная теория Чичерина формировалась под влиянием отвлеченных философских идей. Позднее он серьезно занялся изучением социально-экономических проблем и новые данные наложились на старые представления. В результате теория получилась недостаточно сбалансированной. Тем не менее политический аспект при всем учете социально-экономического в ней превалирует. Из сочинений Чичерина следует, что государство — не только представитель всех социальных слоев, но и самостоятельный организм, развивающийся в соответствии со своей природой. В силу этого оно может регулировать социальные отношения и преобразовывать общественный строй. С этим можно согласиться. Но мысль о решающей роли государства при переходе от одного общественного строя к другому неверна. Сам же Чичерин выделил в истории безгосударствен- ный период. А могло ли государство перевести общество из капитализма в социализм? Конечно, примеров, когда госу дарство действительно переводит один общественный строй в другой, немало. Вспомним реформу 1861 г. Но далеко не всегда правители оказываются на высоте положения, и тогда новый строй утверждается в результате ниспровержения старого. Чичерин об этом знал, но подчеркивал, что утверждение нового порядка осуществляется именно государством. В качестве доказательства он ссылается на французскую революцию. Она, писал ученый, уничтожила сословный порядок вместе с монархией. Однако разрушительная деятельность третьего сословия породила всеобщий хаос, который вызвал потребность в наполеоновском деспотизме, утвердившем новый строй42 Но ведь наполеоновское государство было качественно иным, нежели государство Людовика XVI. Однако Чичерин этого в расчет не брал. Мысль же о том, что слабое государство более зависимо от верхушки общества, нежели сильное, правильна. Что же касается представления Чичерина об общегражданском строе как о венце развития и невозможности нового, то еще Л. А. Тихомиров писал, что не успел общегражданский строй укрепиться, как появилось учение Маркса и Энгельса, его отрицающее, и с которым пришлось бороться самому Чичерину. Последний полагал, что социализм — это фантазия, но сам же признавал усиление фактического неравенства при излюбленных им порядках, однако оно-то и открывает дорогу социалистам43. Тихомиров упрощал Чичерина, ибо последний признавал возможность победы социалистов, но только временно. В целом же замечания правомерны. Основной проблемой науки о государстве Чичерин считал вопрос о различии последнего с обществом. Государство целенаправленно связывает людей в единый союз во имя общей цели. Отношения же людей между собой устанавливаются ими самостоятельно. Это частные отношения. Они могут быть экономическими, юридическими, духовными и нравственными. «Совокупность частных отношений между людьми, подчиняющимися общей политической власти, и есть то, что называется обществом. С юридической стороны, насколько оно управляется нормами частного права, оно получает название гражданского общества»44 Частные отношения, продолжал Чичерин, могут распространяться за пределы государства, и это составляет важный аспект их жизнедеятельности. Государство осуществляет общенациональные задачи, но в личной деятельности, как материальной, так и духовной, человек свободен. Здесь влияние государства мо жет быть только косвенным и только во имя общих интересов. Государство не может заботиться о частном благе своих граждан. Частное благо — это цель гражданского общества. Каждый человек, по Чичерину, преследует личные цели. Поскольку их реализация во’зможна только в обществе, постольку они приобретают общественный характер. Частное хозяйство зависит от уровня экономики страны, а «личное образование — от состояния народного просвещения». Поэтому государство обязано создавать условия для промышленного развития, образования, ввести частную деятельность в законные рамки и т. д., но, как этим воспользуется частное лицо, это его личное дело. Социалисты же, писал Чичерин, хотят невозможного — чтобы государство осуществляло личные интересы граждан, но если оно возьмет на себя такие функции, то личность будет поглощена им. Между тем личные и общественные элементы, будучи связанными, не должны поглощать друг друга 45 Бесспорно, чрезмерное расширение государственных функций ведет, с одной стороны, к порабощению, а с другой — к социальному иждивенчеству. Но Чичерин явно преувеличивал позитивные возможности свободной конкуренции. Отсутствие социальной защиты порождает социальную ненависть, неизбежно ведущую к великим потрясениям. Ни науку, ни культуру, ни образование, ни здравоохранение, ни многое другое нельзя переводить на рыночные отношения. Государство, если оно действительно выражает национальные интересы, обязано в этой области главные материальные тяготы брать на себя. Конечно, аппетиты наиболее удачливых сограждан будут урезаны. Чичерин считал это несправедливым и губительным для общества в целом. Однако именно неограниченная конкуренция и породила социалистические революции. В так называемых цивилизованных странах это давно поняли. Как уже отмечалось, по Чичерину, первоначальная связь между людьми носила кровнородственный характер. С распадом родовых отношений образуется бесформенная масса, и только государство способно установить в ней единство, превращая ее этим в общество. Как видим, согласно чиче- ринской концепции, не общество создает государство, а государство — общество. Государственное же строительство начинается с появления власти. Думается, что это двухсторонний процесс, и мы бы однозначно не дали приоритета ни обществу, ни государству. Когда последнее прочно, то, на наш взгляд, преобладает оно, но с ослаблением государ ственности на передний план выходят жаждущие коренных перемен общественные силы. При этом для большинства отсутствие государственной стабильности оборачивается настоящим бедствием. Чичерин же указывал на взаимовлияние общества и государства4б, но первенство отдавал последнему. Указав далее на то, что государство налагает на общество чисто внешнее единство, Чичерин подчеркивал, что постоянные общения людей в рамках этого единства ведут к установлению внутренних связей. Многие исследователи, изучая их, писал Чичерин, сочли общество организмом. Подобный, взгляд был действительно широко распространен в XIX в. Его носителями были такие корифеи философии, как, например, Г Спенсер47 Отдадим должное русскому мыслителю, и разделявшему эту, казалось бы, убедительную теорию. Сходство общества с организмом, по его мнению, есть, поскольку каждая социальная группа имеет свою функцию, но оно поверхностно. Органическая клетка не самостоятельна, ибо служит целому/ Человек же — центр жизни и в сущности «составляет цель, для которой существует... общественный организм. Он по собственному изволению может переходить не тс^аько из одной части организма в другую, но и из одного организма в другой»48. Самоценность человека признавал и Спенсер, но он считал, что сходство общества с организмом значительно превышает различия. В политической жизни обычным приемом являются ссылки на общественное мнение, требование общества и т. д. Чичерин заявлял, что это не более чем фигуральное выражение, ибо у общества нет ни единого разума, ни единой воли. В реальности же под видом общественного мнения и требований общества скрываются вожделения различных социальных слоев. Некоторые из них становятся господствующими, но это доказательство силы их носителей, а не того, что они всеобщие. Наиболее последовательны в проведении иллюзорных идей, по Чичерину, социалисты 49. Думается, что мысль о фигуральности общественного мнения не лишена основания, но в мифотворчестве буржуазная идеология не уступает социалистической. Как видим, в чичеринской концепции человек, безусловно подчинясь государству, в то же время стоит выше общества. Определяя государство как организованное отечество, ученый ставил ‘его выше личности, оговариваясь, что государственная власть, пренебрегающая общим благом, теряет право на повиновение со стороны граждан. Нам эти сужде- ния представляются правомерными. Но если государство понимать как учреждение, то принимать их нельзя. Поскольку частные дела, по Чичерину, движутся благодаря деятельности личности, постольку общество как совокупность част-*' ных отношений не может быть выше ее. Представления Чичерина о личности и обществе в полной мере вписываются в систему свободного предпринимательства, доказавшую свою эффективность на Западе. С марксистской точки зрения, взгляды Чичерина индивидуалистичны. Во многом это верно. Правда, сегодня многие воспринимают индивидуализм позитивно. Так, современный философ Ю. А. Замошкин пишет: «Индивидуализм у нас было принято схематически изображать как тотальную противоположность коллективизму. И хотя некоторые типы и варианты индивидуалистической ориентации подходят под эту схему, изучение и истории и современных реалий Соединенных Штатов Америки убедило меня в следующем: именно личность... обладающая чувством своей значимости и своего достоинства, часто проявляет и гораздо большую способность к коллективно организованным действиям» 50 Однако исследователь С. Г Кара-Мурза указывает, что насаждение индивидуализма, ставшего основным рычагом западной индустриализации, осуществилось на Западе за счет разрушения традиционных общественных структур. Это был невероятно мучительный и длительный процесс, принесший тяжелые потери и давший множество негативных явлений, которым еще предстоит проявиться. В то же время Япония, поражающая нас своим динамизмом, осуществила экономическое чудо, не разрушая, а умело используя свои традиции и привычные структуры 51. Если к Японии добавить Южную Корею, Тайвань, Сингапур, Таиланд, поступающих так же, то очевидно, что западный путь не является эталоном. Традиционные структуры, вроде общины, патриархальной семьи и т. д., безусловно, противостоят индивидуализму, заставляя личность подчиняться принятым нормам поведения. Ревнители независимости личности видят в этом только порабощение. Однако патриархальный коллектив не только берет, но и многое дает. Человек находится под его защитой и ощущает его заботу. Но поддерживая слабых, он лишает их инициативы и предприимчивости, а сильным связывает руки, возразят ревнители независимости. Так же думал и Чичерин, выступая против крестьянской общины. Но, видимо, это справедливо, если традиционные структуры остают- tv, Неизменными. Однако дальневосточные народы доказали возможность совершенствования, казалось бы, отживших средневековых институтов. Ю. М. Бородай справедливо писал, что в Японии не город возобладал над деревней, а «деревня перенесла свои обычаи и законы в город» 52. В результате японские, фирмы, организованные по принципу больших семей, обеспечили расцвет страны. Патерналистический принцип смягчает социальные коллизии и, по убеждению Бородая, закладывает фундамент грядущего превосходства Востока, поскольку внедрение новейших технологий невозможно без высочайшей добросовестности работников, которая присуща именно семейному коллективу. Отметим, что исконные традиции русского народа также противоречат индивидуализму. Предпосылки для развития в чем-то похожего на развитие передовых дальневосточных стран в России были. О. Платонов, специально исследовавший трудовые, бытовые, мировоззренческие основы русской народной жизни и показавший их дееспособность, а также отличие русского менталитета от западного, хотя и не ставил вопрос в такой плоскости, но дал ^материал, подкрепляющий наш вывод53. Говоря об отношении государства к гражданскому обществу, Чичерин писал, что, предоставленное себе, последнее «противоречит собственному основному началу — срободе лица», ибо, расширяя свободу до произвола, оно подчиняет ему слабых. Поэтому существование свободы и правды невозможно без государственной охраны, а отсюда подчинение гражданского общества государству.. Но подчинение имеет предел, и «если общие нормы права установляются государством, то действительные права» отдельных лиц «приобретаются и отчуждаются частными актами, совершаемыми законным порядком». Вмешательство в эту область государства было бы деспотизмом, а потому недопустимо. Однако разграничительной линии между государством и гражданским обществом, продолжал ученый, с резкой определенностью не* провести, ибо тут две взаимосвязанные стороны народного союза. Так, государство не может ограничиться лишь верховным надзором, ибо общие и частные интересы переплетаются. Поэтому «государство имеет право ограничивать деятельность частных лиц в видах общей пользы»54. Отсюда его право накладывать подати, повинности, а при крайней нужде и право экспроприации. Если общество, по мнению Чичерина, не является организмом, то государство является таковым. Отводя главную роль в государстве верховной власти, Чичерин пишет, что она не может действовать одна, ей необходимы органы, т. е. бюрократия. Но кроме органического элемента в государстве есть неорганические. Последние порождены человеческой свободой, которая сама явление неорганическое. Личность, повинуясь власти, сохраняет право на самостоятельность. Поэтому, несмотря на органический характер государства, в нем существует и неорганическая область, где частное преобладает над общим. Это относится и к политике. «Влияние общественного мнения, газеты, политические собрания, партии — все это явления неорганической стороны политического порядка». Однако доминировать должно органическое начало, ибо на нем держится государственное единство. Объем же свободы зависит от ее способности «сочетаться с органическим началом». Только во время революций неорганический элемент доминирует, но революции — это переходный и непродолжительный момент развития55 Ученый прав. Негосударственные политические силы должны иметь определенный простор деятельности, ибо через них осуществляется влияние обдцества на государственные институты. В противном случае последние либо окостенеют, либо превратятся в орудие деспотизма. Но приоритет всегда должен оставаться за властью. И если журналистская статья или демонстрация способна парализовать государственный механизм, то лк)ди, отвечающие за 'его ход, должны уйти и быть заменены такими, которые умеют прислушиваться к народному мнению, но которые не позволят крутить государственный руль дилетантам. Таким образом, по Чичерину, помимо гражданского общества существует и политическое. Последнее представляет собой неорганические элементы государства или, йначе, людей, занимающихся политической деятельностью, но не входящих в государственные структуры. Вслед за Гегелем, на которого он прямо ссылается, Чичерин полагал, что человеческое общество слагается из трех ступеней. Первая — семья, обнимающая всю человеческую жизнь. На второй ступени развития находятся церковь и гражданское общество. Церковь стремится к мировому единению, а гражданское общество — к дроблению на мелкие единицы. На высшей ступени находится государство, подчиняющее себе все человеческие союзы, но не поглощающее их, а предоставляющее им самостоятельное развитие 56. Именно на такой основе строятся отношения государства с наукой, искусством, религией. Наука и искусство в теоретической области, по мнению ученого, совершенно самостоя тельны, и здесь государственное вмешательство недопустимо. Но как только встанет вопрос о практическом применении теории, так понадобится содействие государства. В свою очередь оно зависит «от разлитых в обществе мыслей и убеждений, от степени его образования...» 57 Обязанностью государства является содействие просвещению, но поскольку последнее независимо в силу своей природы, то направлять его власти не в состоянии. Чем более мысль становится самостоятельной, тем менее она поддается руководству. Во всей Европе раздраженные этим власти попытались преградить просвещению путь — и везде неудачно. Наибольшая реакция была в России, особенно после 1848 г. Следствием ее стала ненависть образованных людей к правительству, что содействовало успеху крайних течений. Но признание независимости науки, литературы и искусства, продолжал Чичерин, не абсолютно и меры пресечения необходимы. Их формы и методы зависят от состояния общества. Чем оно свободна* и просвещеннее, тем меньше стеснений. Предварительная цензура необходима для журналистики, но не для теоретических сочинений, не для книг. Последние создаются в результате кропотливого труда и по мере углубления в предмет радикализм, если он был у автора, рассеивается под воздействием многообразных фактов. Именно солидные сочинения должны питать идеями и общество, и государственных деятелей. Если же они содержат вредные мысли, то наказывать за них может только суд. Зная заранее, чего нельзя делать, писатель не примется «за долголетнюю работу, рискуя тем, что ее плод будет уничтожен...» 58 Чичерин во многом прав. В СССР на общественные науки, по существу, возлагалась задача подбора фактического материала под уже сделанные незыблемые выводы. Истинная же наука начинается тогда, когда выводы делаются свободно, на основе изученного материала, причем не выборочного, а всего. При оценке выводов следует исходить из того, обоснованны они или нет. Иначе рождается псевдонаука, не дающая государству правильной информации и наносящая вред стране. Однако государство, вопреки мнению Чичерина, не ограничивается защитой от вредных идей и не отказывается от направляющей роли. Если же оно уходит в тень, то это означает, что господствующая элита предпочитает негосударственные методы воздействия. В противном случае утрата фактического контроля означает потерю влияния на общество, а следовательно, и грядущую потерю власти. Отвергая пря мое вмешательство, свойственное деспотизму, демократия снимает юридические запреты. Но нежелательное направление блокируется, замалчивается, лишается финансовой поддержки. Желательное же всемерно поощряется. Чем богаче страна, тем большие возможности у ее хозяев для подкупа интеллектуалов. В результате немногие правдоискатели способны вынести сравнение своего материального положения с положением бездарных, но удачливых коллег. К тому же 'на Западе отсутствие преуспевания давно является свидетельством несостоятельности человека. Он воспринимается как неудачник, и таких там презирают. В бедных странах за невозможностью финансового воздействия прибегают к административному. Отсутствие же его чаще всего вызывается не приверженностью к демократии, а зависимостью правительств этих стран от господствующих держав, интересам которых выгодно существование там антиправительственных течений. Что же касается свободомыслящей общественности, то, вопреки ее заявлениям, в подавлении инакомыслия она не уступает, а иногда превосходит государство. Клановость, амбиции, вознесение до небес угодных и травля неугодных ученых, писателей, деятелей культуры, использование связей с властями в CBOIQ пользу и против .конкурентов — факт общеизвестный. Власть государства, по Чичерину, распространяется также на семью и церковь. Семья содержит в себе, по его мнению, как юридический, так и .нравственный элемент, в силу чего она подчиняется и церкви, и государству. В советском обществе приоритет за государством, ибо семенные законы находятся в его ведении, но оно согласует их с религией. Церковь же самостоятельна в своем внутреннем устройстве. Но поскольку религиозный закон действует в пределах государства и касается граждан, то оно не остается безучастным. Государство «одно может дать ему юридическую силу и оно же властно отвергнуть то, что несовместно с основами гражданского строя. Отсюда право государства не терпеть внутри себя сект и учений, действующих разрушительно на общественный быт». Степень религиозной свободы в разных государствах различна, но устанавливается только властью, причем вопрос «решается не правом, а политикою». Задача состоит в согласовании права совести с правом государства на поддержание общественного порядка 59 Поскольку церковь нуждается в материальных средствах, постольку она и в этом зависит от государства, ибо имущественные отношения регулируются последним. Оно же дает льготы и пособия, определяет политическое положение церкви, которая бывает и единственной, и господствующей, и равноправной, и неполноправной, и просто терпимой. Но и государство нуждается в церкви. Политический порядок держится не только силой, но и нравственным духом граждан, который проистекает из человеческой совести, подвластной лишь религии. Если учесть, подчеркивал ученый, что только в ней нравственная опора народа и без нее философии недостаточно даже для образованных, то необходимость церкви для государства очевидна. Не без основания ученый полагал, что классовая борьба доходит до предела там, где пало религиозное влияние60. Выгоднее всего, писал Чичерин, когда церковь господствующая, тогда она связана со всей исторической жизнью народа и является опорой государственного порядка. Верховная власть, освященная ею, священна для народа. Но если в стране*разноверие, то покровительство одной в ущерб другим порождает конфликты. Хуже всего, если сама господствующая церковь станет притеснительницей. Этим она вызовет не только ненависть у угнетенных, но и негодование своих наиболее благородных приверженцев. Использование объединенных сил церкви и государства может обернуться против них же. Так, по мнению Чичерина, гонения во Франции на гугенотов не только закончились изгнанием их из страны, но и вызвали литературное движение, направленное против церковно-государственного союза. Оно и привело к революции 61. Данное утверждение ученого противоречит его же высказываниям о том, что французская революция произошла вследствие нежелания монархии удовлетворить притязания третьего сословия. Просветительская же литература, духовно подготовившая революцию, была выразительницей интересов последнего. Безусловно, такие просветители, как Вольтер, сыграли выдающуюся роль в борьбе за веротерпимость, но это был лишь один аспект их деятельности. Учтем, что судьба гугенотов волновала просветителей лишь постольку, поскольку создавалась возможность протестовать и расшатывать общественный строй. Не будь их, нашелся бы другой повод. Не забудем, что благодаря вольтерианской веротерпимости были подорваны религиозные основы вообще. По Чичерину, привилегированное положение ослабляет способность церкви к соревнованию, что ведет к потере приверженцев. Отсюда обращение за помощью к государству, вызывающее полную зависимость от него. Но это невыгодно и государству, ибо нуждающаяся в опоре церковь укрепить его не может62. Чичерин не совсем прав. Привилегированное положение церкви не всегда снижает ее энергию. Сошлемся для примера на современные исламские страны. На Западе же церкви 'свободно соревнуются, а их реальное влияние падает. Ученый, подчеркивая зависимость церкви от государства, все же не пошел вслед за Гегелем, который, признавая важность религии, тем не менее полагал, что современная ему государственная власть окрепла настолько, что не нуждается в церкви 63. Большое место в концепции Чичерина занимал вопрос о соотношении нравственного и юридического законов. Первый, писал ученый, основан на свободном сознании долга, он обязывает, но не принуждает. Второй и обязывает, и принуждает. Государственный закон не может основываться на чисто нравственном законе, поскольку люди не идеальны. От него можно требовать только учета интересов всех 64. Перейдя затем к поистине вечному вопросу о том, как должен решаться конфликт между нравственным и государственным законом, Чичерин отмечает, что гражданин обязан подчиняться последнему, даже если считает его несправедливым и безнравственным. Необходимость этого ученый объяснял по-разному. По первому объяснению личная совесть может быть судьею только в вопросах отвлеченной нравственности. Закон же выражает не личное, а общественное мнение, следовательно, подчинение ему — нравственный долг. Славянофилы, как известно, не принимали подобной казуистики и считали, что русский человек в отличие от западного предпочтет не подчиниться юридическому закону, если считает его не праведным. Второе объяснение Чичерина чисто прагматическое. Нарушение закона ведет к произволу и анархии, поэтому, пока он не отменен, его соблюдение обязательно. Но есть и предел терпению. Если государство само начнет творить беззаконие, то повиновение ему прекращается. Но это крайность, которую следует избегать65. Многократно подчеркивая, что власть обязана действовать только на основе закона, Чичерин, однако, считал верховную власть «выше положительного закона»66. Противоречия тут нет. Верховная власть не может нарушить закон, но может его изменить. Следовательно, она выше. Более того, в чрезвычайных обстоятельствах верховная власть имеет право нарушить законный порядок. Но это должно быть исключе нием, ибо иначе неизбежен произвол. Думается, что Чичерин прав. Как юрист, ученый знал, что нередко правовые нормы вызывают разночтение. Это дает возможность использовать юридические тонкости в политической игре. Такой метод он считал недопустимым, а для государства — опасным. Лживым толкованием закона ради своей пользы власть способна вызвать всеобщее негодование вплоть до восстания. Существует, писал Чичерин, разница в оценке переворота с юридической и с политической точки зрения. Согласно первой его оправдать нельзя. Вторая требует конкретного учета как пользы, так и вреда от него. Если же власть попирает собственные законы, то восстание оправданно даже с юридической точки зрения 67 Политика и нравственность несовместимы. Этим древним как мир принципом руководствуются многие. По существу это признавал и Гегель, взявший под защиту макиавеллизм. Он же полагал, что удовлетворяются только интересы, за которым*! стоит сила, а право юридически оформляет происшедшее68. Чичерин тоже разграничивал политику и нравственность, но считал, что существует и определенная связь между ними, игнорирование которой оборачивается крахом. Так, Наполеон, по его мнению, правильно разогнал директорию и много сделал для благосостояния Франции. Но в проведении внешней политики он не признавал никаких нравственных'норм. В результате обиженные народы объединились и разгромили его. На Венском конгрессе народы делились как стадо, и кончилась эта политика крахом. По Чичерину, очень важно, чтобы преследуемая цель была нравственная. Но если она проводится безнравственно, то этого нельзя оправдать. Так, позитивно оценивая объединение Германии, Чичерин осуждал методы Бисмарка, а также установленный им режим. Вместе с тем если от человека, полагал ученый, можно требовать соблюдения нравственности, ибо его цель — личное счастье, то благоденствие народа нельзя приносить в жертву моральным принципам. Поэтому во имя общего блага позволительно уклониться от этики. Следовательно, в политике нравственность должна соблюдаться по возможности. Будет ли нравственность возрастать или убывать в политике? Прогноз Чичерина противоречив. Так, он отмечал исчезновение влияния королевских любовниц, фаворитов, роль гласности в сдерживании властей. Считал, что в современную эпоху безнравственная политика отталкивает людей. Меры Макиавелли, во имя бла гой цели, допустимы только в грубом и развращенном обществе. Однако рост демократии, по Чичерину, ведет к аморализму в политике, примером чего служит партийная борьба в США и Франции. Ученый даже говорил о перемещении политической безнравственности из высших сфер в низшие69. Будучи сторонником конституционной монархии, он указывал на нее как на наиболее приемлемый выход. Но если проследить на йротяжении XX в. политику монархической Англии и республиканской Америки, то разве можно кому- либо отдать предпочтение? Что же касается тенденции к повышению‘морального облика коронованных особ, то тут Чичерин прав. Так, поведение современных монархов и членов их семей сравнительно редко вызывает нарекания. Но это относится и к главам нелюбимого Чичериным демократического большинства. Политическая конкуренция заставляет их держаться в рамках. Что же касается повышения нравственности в политике, то, видимо, это иллюзия. XX век дал такие примеры безнравственности, какие и не снились в XIX веке. Думается, что подчинение политике нравственности неоправданно. Такое допустимо лишь при соблюдении этики обеими сторонами, но история подобного не знала. Особенно опасно благодушие в международных отношениях. Попытки беспристрастия, уступчивости партнеру во имя взаимопонимания или во искупление мнимых или действительных грехов оканчивались материальным и стратегическим ущербом народа, правители которого забыли азы политики. В результате неизбежная жажда отмщения и возвращение к безнравственной политике. Поэтому разумное соблюдение национальных интересов и является лучшей политикой. Своя страна, благополучие и безопасность ее граждан — это первичные ценности. Можно ли национальные интересы предпочесть общечеловеческим, которые не соблюдаются никем? Но предпочтение собственных интересов не означает их полное противопоставление другим. Разве мать, любящая своего ребенка больше всего на свете и желающая видеть его самым счастливым на земле, учит его грабить, убивать ради своей корысти? Она знает, что это не только аморально, но за это карают и, кто пожелает получить все за счет других, потеряет и то, что имел. То же самое и в государственной политике. Поэтому искусной следует считать, ту политику, которая создает благоприятные условия для своей страны, но не превращает ее во врага другим. Циничное же попрание чужих интересов дает лишь временный успех, но конец всегда печален. Еще одно замечание. Любовь к дальнему никогда не вызывает ответной любви. Если человек заботится о чужих, но оставляет свою семью, то уважаем он не будет. Если руководители страны предпочитают приобрести авторитет за счет заботы о чужих странах, нанося при этом ущерб своей, то престижа они не получат нигде. Одариваемые будут, конечно, льстить, но лишь до тех пор, пока идут дары. С их прекращением они первые же забросают дарителей грязью. Невозможно приобрести расположение соперника за счет уступок. Они не только не вызывают благодарности, но и рассматриваются как слабость и увеличивают притязания. Как уже Говорилось, согласно концепции Чичерина, народ — это составная часть государства, а сам он складывается из отдельных граждан. Граждан Чичерин отличал от подданных, а разницу видел в том, что у подданных преобладают обязанности, а у граждан — права. Гражданин — свободный‘человек, и государство слагается из свободных людей для общего блага. Но свобода небезгранична и человек подчиняется гражданскому порядку. Примечательно, что Чичерин категорически отрицал созданное просветителями XVIII в. учение о естественных правах человека, нашедшее практическое применение в американской и французской революциях. Человеку, писал ученый, приписываются прирожденные права, которые неподвластны обществу, а государство призвано только охранять их. Само оно образуется в силу договора, и от воли граждан зависит его соблюдение или расторжение. Власть также рождается из договора и находится в зависимости от народа, его составившего. В результате государство оказывается договорным соединением лиц, наподобие товарищества. А поскольку все люди сохраняют свои права и являются их судьями, то такой союз неминуемо разрушится 70 Естественен вопрос: как же сохраняется государство, объявившее права человека краеугольным камнем общества? Ответ один: провозглашенная декларация далека от реальности. На самом деле все держится на правящей элите, умело манипулирующей общественным мнением. Несостоятельность теории «общественного договора» показал И. А. Ильин, писавший, что государство не создается на его основе и не одно из них не допускает произвольного выхода из него граждан, а тем более областей. Отказ от гражданства создает статус беженца или эмигранта, а попытки территориаль ного отделения либо подавляются силой, либо вызывают гражданскую войну. В XX в. теория «общестзенного договора» служит расчленению России 71 Чичерин отрицал и наличие неотъемлемых прав человека. Любое из них, подчеркивал он, в реальной жизни может быть ограничено законом и даже отменено. Существование смертной казни и экспроприации означает право государства на жизнь человека и его имущество. Небезгранична и свобода совести, ибо секты, признаваемые вредными, запрещаются. Мысль совершенно свободна, но как только она приобретает внешние проявления, так появляются ограничения 72. Верно в теории «общественного договора», считал Чичерин, только то, что государство держится не только силой. В признании же власти господствует идея обязанности. Она может быть и не выражена. Достаточно молчаливого подчинения. Сходные мысли годы спустя можно найти и у М. Вебера 73 Думается, что оба мыслителя правы. Отвергая теории «естественных прав человека», «общественного договора» как неверные в научном отношении, Чичерин отдавал им должное в политическом и историческом плане. Действительно, их возникновение было связано с появлением притязаний западноевропейской буржуазии на изменение общественно- политического строя, под предлогом нарушения монархами договора с народом и попрания высшими сословиями прирожденных прав человека. В крушении старых монархий и утверждении буржуазных демократий роль этих теорий велика. По Чичерину, декларация прав человека служит также оплотом против социализма. Подчеркнув, что признание человека свободным было величайшим шагом вперед, ученый полагал, что Россия, сделавшая это позднее других, показала свою умственную и гражданскую отсталость. Новая эра в ней началась только с царствования Александра II 74. Говоря это, Чичерин не брал во внимание, что крепостное право в России оформилось сравнительно поздно, а до этого веками основная масса была свободна. Гражданскую свободу Чичерин подразделял на собственно гражданскую, регулирующую отношения людей в частной сфере, и политическую. Политическая принадлежит человеку как члену государства. Ученый специально выделил личные права, к которым относил личную свободу, т. е. свободу от частной зависимости и государственного произвола, свободу совести, печати, преподавания, собраний, экономиче- скои деятельности, неприкосновенности дома и переписки,' права прошений. Личные и политические права, по его мнению, относятся к государственному праву. От произвола граждане защищаются законом, но поскольку он исполняется властью, гарантом является не он, а суд. Полная же гарантия дается только участием в управлении государством, которое обеспечивается политическими правами. Последние делятся на пассивные, принадлежащие всем свободным граж* данам, и активные, для получения которых нужна политическая способность. Под нею ученый понимал умение «сознавать потребности порядка и государства и действовать сообразно с этим сознанием» 75. Государство же и устанавливает наличие или отсутствие политических способностей, которые определяются переменными и постоянными условиями. К первым Чичерин относил пол, возраст, здравие ума, ко вторым — происхождение, род занятий, независимость общественного положения, образовательный и имущественный цензы, оседлость76. Суммируя все это, ученый полагал, что править должны богатые и образованные. Причем если, первые, как правило, образованны, то вторые обязательно должны иметь материальный достаток, в противном случае они используют свое образование против существующего строя. Соединение же озлобленной бедности с образованием ведет к катастрофе. Но народные массы не исключаются из общественной жизни. Их участие необходимо для создания противовеса богатым и образованным, иначе последние не будут считаться с народом, что кончится взрывом. Однако доминирующее положение должно оставаться за элитой. Массы, по мнению Чичерина, не должны считать себя ущемленными, поскольку в личной свободе все равны, а именно она является наивысшей. Политическая же свобода служит ее гарантом, а для реализации этой гарантии более подготовлена элита. Поэтому, подчеркивал ученый, гражданская свобода должна быть шире свободы политической. Идеи Чичерина родились на реальной основе. И в его время, и сейчас в капиталистических странах при всем учете требований' народа правит имущественно-интеллектуальная элита. Другое дело, что это реальное правление тщательно закамуфлировано. Чичерин же выступал открыто. Коммунисты, считая, что в буржуазных странах утвердилась не подлинная, а буржуазная демократия, правы. Но и их собственная демократия подлинной не стала. Заметим, что демократии, понимаемой в буквальном смысле слова как на- родовластие, нет нигде. Вспомним также, что Аристотель вообще считал демократию неправильной формой правления, противопоставляя ей политию 77 И если соблюдать терминологическую точность, то Чичерин был сторонником именно политии, которая под видом демократии и укрепилась в конце концов в развитых странах. Что же касается элиты, то она, по нашему мнению, имеет право на управление только в том случае, если она действительно луч’шая часть общества, умеющая проводить национальную политику, выражать общегосударственные интересы и, не забывая о себе, учитывать потребности других. Обязанности граждан Чичерин разделил на личные и политические. Личные заключаются в повиновении власти, в уплате налогов и в верности государству. Все законные требования власти и даже незаконные, но вызванные исключительными обстоятельствами, для гражданина обязательны. Проблему Чичерин видел только в одном — если толкования законности гражданина расходятся с толкованиями власти. Тогда возможен либо отказ в повиновении, ведущий к отдаче под суд, либо подчинение с последующей жалобой в соответствующие инстанции. Что более правильно, Чичерин не говорил, ограничиваясь указание^ на то, что разные законодательства решают этот вопрос по-разному. Уплата податей должна, по Чичерину, осуществляться соразмерно с имуществом граждан. Причем налогоплательщики вправе не только знать, куда идут их деньги, но и участвовать в их распределении. Но и здесь Чичерин вводил ограничения. Для малосведущего большинства, по его мнению, достаточно участия в распределении местных средств 78 Личной обязанностью граждан, причем не только юридической, но и нравственной, Чичерин считал верность, понимая под нею «образ мыслей и действий, клонящийся к сохранению государства и поддержанию существующей власти». Поэтому сношение с неприятелем, подчеркивал он, есть измена. Весьма осторожно подошел Чичерин к вопросу о содействии граждан по пресечению антигосударственной деятельности. Характерно, что он не употреблял обтекаемых терминов вроде информировать, сигнализировать, а называл это доносительством. По его словам, «донос есть нарушение частного доверия, нередко сопровождаемое даже, обманом, ибо трудно узнать что-нибудь Достоверное, не притворясь участником. Поэтому правительство, которое не может обойтись без тайных агентов, принуждено употреблять для этбго людей весьма низкого свойства, сопоставление с которыми унижает человека в глазах общества... На политические преступления вообще смотрят весьма снисходительно. Они нередко бывают следствием благородного увлечения, а потому доносчики осуждаются» 79 Ратуя за строгое наказание политических преступников и понимая, что без доносчиков не обойтись, Чичерин призывал к снисходительности к тем, кто не желает ими быть. Делая свои выводы, Чичерин ссылается на общественное мнение по этому поводу, и оно действительно было таковым до 1917 г Общественное мнение сказывалось даже на верных слугах самодержавия. Показательны в этом отношении свидетельств® жандармского генерала А. Спиридовича. Прекрасно понимая необходимость тайных агентов для своей службы, он без обиняков называл их предателями своих товарищей и считал, что такой путь они избрали по самым низменным побуждениям. Спиридович полагал, что их порождает сама революционная среда с ее беспринципностью и жестокостью. Это, конечно, односторонний подход. Лишь единицы, по компетентному свидетельству генерала, стояли на идейных позициях, и только их он уважал. Более того, многие сотрудники не выдерживали груза предательства, ломались и тогда, по сущестствующим в жандармерии правилам, их выводили из игры. В противном случае они могли совершить и совершали покушения на своих начальников 80 Думается, что присущая русскому обществу ненависть к фискальству была доведена до крайности и, как и всякая крайность, имела оборотную сторону: ею беззастенчиво пользовались отъявленные враги державы. Вопрос о причинах возникновения государства в разных работах Чичерина решается не совсем одинаково. Так, в «Собственности и государстве» он заявил, что почти все государства основаны на завоевании, а в «Курсе государственной науки» — иногда на завоевании, иногда в результате смешения племен, когда племя выходит за пределы своей ограниченности. Но в последнем случае неясно, как рождается власть, а ведь именно она, по Чичерину, главный компонент государственности. В первом же все просто. Господствующее племя приобретает власть, а вместе с нею и политическое /сознание. Первый вариант явно доминирует у Чичерина. Он неоднократно подчеркивал, что власть — это прежде всего сила. Даже там, писал он, где государство возникло не в результате завоевания, а по внутренней потребности общества, упрочивается оно лишь насилием. Так, преодоление средневековой анархии стало возможно только на- сильственным подчинением противоборствующих элементов 8I. Впоследствии государство, покончившее с личным произволом, создает условия для подлинной свободы. Верховная власть, являющаяся, по Чичерину, стержнем государства, имеет такие признаки: она единая, постоянная, безответственная, независимая ни от кого, священная, ненарушимая, т. е. требующая полного повиновения, повсеместная, т. е. действующая на всей территории. Наконец, она источник любой власти 82. Из всех этих пунктов явное возражение вызывает положение о безответственности верховной власти. Ученый понимал, что это ведет к произволу, но, указав на то, что злоупотреблять способен не только монарх, но и какое угодно большинство, он заявил, что искоренение этого зла невозможно. Остается бороться с ним по возможности, в соответствии с уровнем общественного развития. По нашему мнению, следовало бы сказать не по возможности, а с максимальной возможностью. Признание же власти безответственной недопустимо. Заметим, что противозаконные действия власти Чичерин именовал злоупотреблением, а восстание против власти — преступлением. Думается, что здесь он не объективен. Говоря о независимости верховной власти, "Чичерин указывает, что она держится прежде всего на собственной силе. Она не верховная, если не преобладает над всеми. Поэтому власть, которая не в силах установить в государстве порядок и заставить исполнять свои распоряжения, будучи юридически правомочной, фиктивна и подчиняться ей никто не обязан. Фактическая же власть, не имеющая законного титула, но обладающая силой, вынуждает к повиновению83 В нормальных же условиях куэидическое и фактическое положение власти сохраняется. Верховная власть, по Чичерину, разделяется на законодательную, правительственную и судебную. Для нас более привычен термин «исполнительная власть», но Чичерин считал его неточным, поскольку управление хотя и ограничивается законами, но действует самостоятельно. Более того, правительство «издает обязательные нормы, определяющие способы действия в пределах закона...»84. Выдающимся вкладом в науку было разработанное Чичериным положение о национальной основе государства и национальной государственной политике. Выше мы писали, что ученый различал народ в юридическом и народ в этнографическом смысле. Нередко он первый именовал просто народом, а второй — народностью. Народность, по Чичерину, вырастает из племени или же образуется в результате смешения племен при доминирующем влиянии одного из них. Разница же между племенем и народностью в том, что в племени преобладает связь, основанная на единстве происхождения, а в народности — на сознании духовного единства. Когда у последней появляется стремление иметь общую волю и общую организацию, т. е. стремление образовать государство, она превращается в народ. В свою очередь государство побуждает граждан к сознанию своего единства. Поскольку «субъект государства есть народ», постольку оно «не может бЙть основано на отвлеченно-нравственном или общечеловеческом начале. Общечеловеческим союзом может быть только церковь». Общие интересы и выражающая их единая воля возможны только в народе. «Поэтому государства, далеко заходящие за пределы народности, естественно стремятся к распадению»85. В учении Гегеля есть положение об исторических и неисторических народах. К последним философ относил народы, не способные, по его мнению, создать государство86. Чичерин воспринял эту идею. По какому же признаку можно определить способность народа к государственной жизни? По Чичерину, это проявляется прежде всего в уважении к законному порядку. «Народ, который неспособен разумно и добровольно подчиняться верховной власти и поддерживать ее всеми силами, никогда не образует государство...»87 Если даже он и создаст нечто похожее на него, прочным оно не будет. Революционные стремления в народе, подчеркивал ученый, признак его неспособности к государственному строительству. Помимо уважения к власти нужна еще и сила, ибо иначе невозможно отстоять самостоятельность. Неспособные к государственности народы вынуждены войти в чужие государства и подчиняться их порядкам. Так образуются многонациональные государства, прочность которых обеспечивается опорой на преобладающую народность. Если этого нет, то в государстве не будет духовного единства и сепаратизм неизбежен. Но преобладание — это не угнетение. Ученый всегда выступал за равенство граждан независимо от национальности и вероисповедания, был противником какого-либо ущемления национальной культуры, традиций, языка. Более того, он полагал недопустимым использование языка преобладающего народа в официальных учреждениях края, населенного другим народом. Это неверно, ибо оптимальный вариант — двуязычие. Преобладание, по Чичерину, заключает ся в прямой ответственности доминирующего народа за состояние и судьбу государства. Другие народы мирятся с приоритетом господствующего только в том случае, если им с ним лучше, чем без него. Что же касается ассимиляции, то она может быть добровольной, если ассимилируемый народ CTQHT на низкой ступени. Но если он уже располагает высокой культурой, то уважение к его особенностям необходимо. Если же имеет место не преобладание, а угнетение, то такие государства непрочны и рано или поздно развалятся. Поддержание единства в них возможно только силой, что и осуществляется абсолютизмом. Установление же политической свободы порождает многонациональную борьбу, устранение которой требует большого искусства, но и оно ненадежно. Всякое потрясение оборачивается опасностью распада. В качестве поучительного примера Чичерин привел австрийскую монархию. Предвидя ее судьбу, он писал, что ее распад более чем вероятен 88. Однако держаться за абсолютизм ради сохранения державы, по его мнению, бесполезно, ибо он обречен самой историей. Мнение Чичерина о том, что слабые народы неспособны к государственному строительству, не является шовинизмом. Оно отражало реалии его времени. И годы спустя после его смерти* положение не изменилось. Конечно, есть и маленькие государства. Но чаще всего их существование обеспечивалось противоречиями больших стран. Немало было народов, которые из-за малочисленности, низкого экономического и культурного уровня не могли создать государства. Наконец, в создании непременно своего государства нет необходимости. Во-первых, если этого захотят все народы, то кровопролитие невиданных масштабов неизбежно; во-вторых, реальной независимости все равно не получить. В настоящее время сильные мира сего не стремятся к открытому господству. Куда надежнее формально оставить все атрибуты суверенитета, но фактически управлять зависимой страной. Мысль же Чичерина о необходимости доминирующей, но не угнетающей нации в многонациональном государстве справедлива. Именно такова была роль русских в российской империи, которая никогда не была тюрьмой народов. Об этом убедительно писали И. А. Ильин, И. Л. Солоневич и другие мыслители 89 Вместе с тем из концепции Чичерина неясно, как быть, если некогда негосударственные народы приобретут необходимые качества. Отметим, что Чичерин при всем влиянии на него Гегеля отнюдь не был его компилятором и соглашался Далеко fte со бсеми его мыслями. Так, он не разделял шовинистическую идею философа о том, что новая история является плодом германского духа 90. Отводя власти, главным образом монархической, ведущую роль в создании государства и подчеркивая, что в ходе объединения формируется и сам народ, Чичерин указывал на важность содействия последнего. Связанная духовно народность, писал ^)н, естественно стремится к политическому объединению. Но если в ней возобладают областнические тенденции, то единого государства не получится. Тем не менее на протяжении истории, особенно при абсолютизме, главным аргументом оставалась сила. Однако с развитием свободы он слабеет. Великая Французская революция, провозгласившая право каждого народа на самоопределение, оказала огромное влияние на рост национального самосознания, и хотя сама Франция постоянно нарушала его, эта идея получила распространение и во второй половине XIX в. оказалась в центре европейской политики, вследствие чего была изменена карта Европы91. Но как уже говорилось, далеко не каждый народ способен реализовать право на самоопределение. В XIX в. для достижения независимости, по Чичерину, помимо умения подчиняться своим руководителям и силы, необходимо также общенациональное стремление к освобождению и благоприятные географические условия. Народу, живущему вперемешку с другими, выделиться трудно. Редкий народ может при освобождении обойтись без иностранной помощи. На нее же он может рассчитывать лишь тогда, когда его независимость будет выгодна помогающим державам. Играет роль и симпатия, которую он может вызвать героической борьбой, но она яе решающий фактор, ибо политика движется не сентиментами92. Отсутствие же трезвого расчета приносит только вред. В качестве примера Чичерин привел освобождение Болгарии. Ради нее Россия понесла материальные и человеческие жертвы, а спасенная страна отблагодарила разрывом. Но Чичерин не осуждал болгарское правительство. Если оно, по его мнению, и действовало не совсем этично, но зато сумело соблюсти свои государственные интересы. Россия же, сделав болгар независимыми, должна была понять, что теперь с ними надо считаться как с само1 стоятельными партнерами и вместо расчета на благодарность следовало направить их интересы в выгодное для себя русло93. Доля истины в рассуждениях Чичерина есть. Царское правительство проявило прямолинейность й амбициозность, но его расположение к Болгарии было искренним. Последняя же в конечном счете поплатилась за антирусскую политику. Германия и Австро-Венгрия были гибче, но гораздо своекорыстнее, а союз с ними привел Болгарию к разгрому в первую мировую войну. Думается, что причину конфликта глубже других русских ученых и политиков определил К. Н. Леонтьев, рассмотревший его в социальной плоскости. Для не знавшей дворянства мещански-буржуазной Болгарии, писал он, естественно было тяготение к западному буржуазно-либеральному укладу, но не к российской дворянско- монархической традиции 94. Выступая за национальную независимость славян, Чичерин в отличие от славянофилов правомерно утверждал, что в состав России они не войдут. Будущее славян, по его мнению, в создании мелких самостоятельных государств, соединенных в федерацию и находящихся под покровительством сильной державы. Последней должна быть Россия, но до тех пор, пока у нее сохраняется абсолютизм, преимущество будет за Австро-Венгрией, парламент которой дает возможность бороться за самобытное развитие. Россия же не только не предоставляет ничего подобного, но, угнетая Польшу, подрывает представление о себе как об освободительнице славянства 95 Сопоставление Австрии с Россией имело для Чичерина как научное, так и в еще большей степени политическое значение. Уж если старинный враг славян Австрия, став конституционной монархией, лучше удовлетворяет их чаяния, нежели искренне любящая Россия, то вывод напрашивается сам собой. Может показаться, что Чичерин противоречит самому себе, ибо выше он писал, что политическая свобода ведет Австро-Венгрию к разрушению. Но из дальнейшего изложения видно, что первопричиной грядущего краха является малочисленность господствующего народа. Поэтому искусство австрийских политиков, удерживающих политическое равновесие в империи, способно только отсрочить падение. Военного испытания, когда понадобится не только изворотливость, но и сила, Австрия не выдержит. Русские же в отличие от австрийцев многочисленны и родственны славянам. Поэтому конституционный режим укрепит как саму Россию, так и ее влияние на славян. В рассуждениях Чичерина немало верного, но не все аспекты проблемы им выявлены. Действительно, малочисленность австрийцев создавала большие затруднения, однако главное было в национальном неравноправии, которое ужи-, валось в лоскутной монархии с парламентаризмом. Чичерин видел это, но не акцентировал на нем внимание, вероятно, не желая лишний раз критиковать конституционную монархию. Не оценил он и того, что экономический центр находился не непосредственно в Австрии, а в Чехии. Недооценивал он и политику самодержавия, ведь конституцию Болгарии дало именно оно. Средняя Азия, Финляндия и т. д. пользовались особым положением, несмотря на отсутствие парламентаризма. Самобытному развитию народов царской России препятствий не чинилось, а русские не только не имели привилегий, но и несли дополнительные обязанности. Так, военная служба почти целиком лежала на великорусах, украинцах и белорусах. Конечно, русификация в отдельных районах была. Было и ущемление отдельных наций. Чичерин неоднократно подчеркивал угнетенное положение Польши, выражал надежду, что появится новый Александр I, который залечит ее раны. Вместе с тем он упрекал поляков в отсутствии политического смысла, который не дал им воспользоваться великодушием Александра I и привел к двум безумным восстаниям. Сочувствие к полякам Чичерин выражал не только в общих, но и в специальных, посвященных польскому вопросу, работах 96. Это вызвало горячую признательность к нему польской интеллигенции. Так, К. Моравский подчеркивал, что никто из немецких мыслителей в отличие от Чичерина не% выступил за поляков; М. Страшевский предпочел ученого JI. Н. Толстому и В. С. Соловьеву; А. Соколовский утверждал, что обрусительный национализм захватил русское общество и поэтому противодействовавший этому Чичерин заслуживает особой любви и уважения. Дань признательности ученому отдали также Ю. Мошинский, А. Шарловский, М. Здзеховский и др.97 Заметим, что поляки оценили работы Чичерина гораздо выше, нежели его критик Г В. Плеханов, считавший, что они не имели практического значения98 Сочувственное отношение к полякам вообще было свойственно русской интеллигенции. Правда, степень сочувствия была различной. Так, если Чичерин осуждал польские восстания, то Герцен был их горячим сторонником. Удивительно то, что российскую общественность не волновала судьба украинских и белорусских крестьян, находившихся под пятой польских панов. Получается, что она находила их существование под панским ярмом небольшой компенсацией за угнетение Польши. Чичерин хвалит Александра I за спра- ведливость по отношению к Польше, сожалеет, что поляки, не имея, по его мнению, политического смысла, не оценили дара царя. Между тем Н. Я- Данилевский показал отсутствие у царя понимания национальных интересов99 Уже в XX в. видный русский историк, работавший в США, Н. И. Ульянов более убедительно обосновал это же положение 100 В. О. Ключевский вскрыл истоки воззрений Александра I, коренившиеся в полученном им воспитании. Будущему самодержцу привили отвлеченные республиканские, просветительские идеи и презрение к русской действительности как к явлению низшего порядка 101. И действительно, воспитанный в космополитических принципах, Александр I решил восстановить большую часть Речи Посполитой, правда, под своим скипетром. Царь испытывал стыд за раздел Польши, в котором приняла участие его бабка Екатерина II. Но ему не пришло в голову, что если бы Польша не аннексировала в свое время Юго-Западную Русь, то не пришлось бы делить ее саму. Хваля Александра I, Чичерин не заметил, что это противоречит его же научной концепции, согласно которой не следует включать в свое государство чуждые ему элементы, а Польша и была ими. Поразительны ссылки Чичерина на вечный мир с Польшей, заключенный в XVII в., нарушать который Россия, по его мнению, не могла. Он восхвалял Петра I, который его соблюдал, и заявлял, что Екатерина II без всякого повода захватила древнерусские области, чем возмутила душу юного Александра 102. Но тот же Чичерин утверждал, что. Франция, несмотря ни на какие трактаты, не может отказаться от Эльзаса и Лотарингии. Примирение с германским захватом означало бы для нее отречение «от того, что составляет нравственную силу народа... Это может сделать только народ, совершенно утративший нравственное сознание и погрязший в материальных интересах» 103. Выходит, что для России недопустимо и безнравственно, то естественно для всего мира. Пожалуй, нигде несостоятельность западничества не проявлялась нагляднее, чем здесь. Запад во многом превосходил Россию, прежде всего в материальной сфере. Естественно стремление взять' оттуда все ценное. Лучшие из западников, включая Чичерина, которые не скатились до охаивания отечества, искренне считали себя патриотами, но патриотами просвещенными, стремящимися приобщить Россию к более высокой цивилизации. Однако непомерно увлекаясь западной культурой, они через ее призму смотрели на собственную страну и поэтому не видели агрессивности Запада по отношению к другим культурам, не замечали, что Россия имеет свои преимущества, и в ряде случаев служили проводниками русофобии. Можно спорить с Н. Я. Данилевским, считавшим Европу вечным врагом России, но его мысли о том, что Запад рассматривает Россию не просто как чуждую стихию вроде Китая, Индии или Африки, но как опасного конкурента, которого следует устранить, не брезгуя ничем, представляются обоснованными. Поэтому россияне, полагавшие, что негативное отношение к их стране происходит из-за ее нелиберальности, не понимали, что Западу нужна не либеральная, а слабая, еще лучше распавшаяся Россия. Либеральная политика, либеральные реформы второй половины XIX в., справедливо писал Данилевский, не изменили отношения Европы к России, поскольку она избежала смуты и осталась сильной104. Чичерин, указавший на угнетение Польши, опирался на реальные факты, но учитывал далеко не все. Тот же Александр I простил польским помещикам участие в войне против него на стороне Наполеона. М. И. Кутузов же, требовавший конфискации у них за это имений, был логичнее царя, оставившего украинских и белорусских крестьян в руках польской шляхты. Заметим, что к Наполеону паны уходили не одни, а уводили своих православных крепостных. Российская демократия пролила немало слез по польским повстанцам 1830—1831 гг. и ни словом не обмолвилась об участи крестьян, которые оказывали содействие правительственным войскам и были оставлены на произвол шляхты, жестоко мстившей за своих родственников. Наиболее усердных в защите целостности империи после зверских избиений в кандалах отправляли в Сибирь. Об этом с возмущением напоминал Ю. Ф. Самарин, но его голос остался ^гласом вопиющего в пустыне. Он же писал, что, как только было произнесено «автономия Польши», причем не политическая, а административная, русские чиновники были уволены, в то же время в Киеве, Житомире, Каменце администрация была заполнена поляками 105 Н. И. Ульянов, исследовавший происхождение украинского сепаратизма, показал, что он в немалой степени был сфабрикован поляками. Будучи благодаря неумному великодушию Александра I самой богатой, а следовательно, й самой влиятельной силой Правобережной Украины и пользуясь беспечностью российских властей, они доминировали в ее культуре. Ими контролировался Киевский и даже Харь ковский университеты. Они же сумели внедрить в украинский национализм ряд абсурдных идей, вроде мысли о коренном этническом различии великорусов и малорусов 106 Помимо польской проблемы Чичерин ставил также еврейскую, остзейскую и финскую. Выступая последовательным защитником евреев, он ратовал за их равноправие, осуждал все обвинения в их адрес и утверждал, что их деятельность полезна для страны107 Защищая остзейских немцев, он осуждал ту часть русской печати, которая выступала против них. Чичерин счел крупным грехом Ю. Ф. Самарина публикацию книги, посвященную критике порядков в остзейских губерниях 108. Ученый явно №е вник в суть проблемы. Наверное, у Самарина были спорные мысли, но он требовал не русификации края, а пресечения антирусской политики баронов, которая во многом облегчалась потворством российских властей, отстаивал права эстонцев и латышей109. На последнее обстоятельство Чичерин вообще не обратил внимания. Его не смутил и тот факт, что Самарин вынужден был опубликовать свою книгу за границей и подвергался из-за нее преследованиям. Это наглядно свидетельствует о том, что угроза русского национализма была мифом. Столь же безоговорочно выступил Чичерин и в защиту Финляндии110. Вместе с тем Чичерин был несогласен с В. С. Соловьевым, призывавшим любить другие народы, как свой. Полемизируя с ним, Чичерин писал, что это не согласуется с обязанностями гражданина по отношению к отечеству, жертвовать которым он не вправе. Будучи обязанным защищать его, он не имеет подобного обязательства по отношению к другим. Но, разумеется, «любовь к своему не требует вражды к чужому» ш. Как государственник Чичерин не мог пройти мимо территориальной политики. Важнейшей задачей здесь, по его мнению, является достижение государством своих естественных границ. На ее решение, писал он, иногда тратятся столетия. Она в значительной степени определяет как внешнюю, так и внутреннюю политику. Лучшими естественными границами являются горы и море, причем морские предпочтительнее. Горы не остановили Наполеона, а море защитило от него Англию. Только владение морским побережьем делает государство независимым от соседей, ибо благодаря ему оно может сноситься со всем миром. Поэтому государства, 'не имеющие выхода к морю, не могут играть всемирной роли и гений Петра I проявился прежде всего в решении этой задачи. Екатерина II довела Россию до естественных границ и с этого времени русский рарод мог «заняться своим внутренним благоустройством, не подчиняя всей внутренней жизни целям внешней политики»112 Вслед за Чичериным сходные мысли развивал и видный историк эпохи империализма А. А. Корнилов113 Думается, что ученый не преувеличил ни значения естественных границ, ни роли морского побережья. И хотя даже после завоеваний Екатерины II далеко не все геополитические задачи были решены, но безопасность, а следовательно, и возможность переключиться на внутренние проблемы появилась. Важное геополитическое значение имеют, по Чичерину, и реки. Народ, населяющий равнину и не имеющий естественных границ, писал он, всегда стремится распространиться до широкой реки. Отсюда вечное стремление Франции к Рейну, но немцы были против. В результате территориальная политика сталкивалась с национальной. А поскольку в настоящее время на первый план выдвинулся национальный принцип, постольку территориальные расчеты малоперспектцвны114. Как известно, стремления Франции остались безуспешными. Большие реки, продолжал ученый, текут в море, и поэтому сильные народы пытаются их заселить и обязательно овладеть устьем. В этой связи польское дворянство, рвавшееся не к устью Вислы, а на Восток, представляется Чичерину лишенным политического смысла. Десятилетия спустя И. Л. Солоневич писал, что Польша, столетиями пренебрегавшая морем, но-не оставлявшая надежды покорить Восток, проявляла политический идиотизм 115 Важное место в территориальной политике Чичерин отводил роли железных дорог. С их сооружением, писал он, значение рек отодвинулось на второй план. Живя в эпоху завоеваний, Чичерин не обошел и эту проблему. По его мнению, завоевывать нужно только то, что можно удержать. Легче удержать ближнюю область, нежели дальнюю, полудикую и дикую, нежели цивилизованную. Но это правило не абсолютно, подчеркивал Чичерин. Иногда полудикие племена способны на неожиданное сопротивление. Удержать же цивилизованную страну, да еще привыкшую к самостоятельности, невероятно сложно. Наконец, и это главное, завоевывать следует ту область, население которой либо заинтересовано в этом, как например Остзейский край, либо, по крайней мере, не сопротивляется. Но расширение территории имеет пределы. Недопустимо растворение господствующего народа среди других. Государство тогда становится пестрым смешением народов, связанных лишь общим правительством, «а правительство, которое не опирается на народный дух, лишается главной своей поддержки» П6. Свойственный для Чичерина поиск позитивных и негативных сторон предмета проявился и в сравнении больших государств с маленькими. Преимущество первых он видел 1) в силе; 2) в большей исторической и политической роли; 3) в больших материальных возможностях для внутренней жизни; 4) в большем числе способных людей; это преимущество порождено не только большим выбором, но и тем, что выдающимся людям нужно широкое поприще, а оно возможно лишь в крупной стране; 5) в обилии выбора возможностей для талантов; 6) в отдаленности власти. «При самом суровом деспотизме можно в отдаленных от центра местностях жить привольно» 117 Невыгоды: 1) в трудностях управления; 2) в том, что в крупных государствах от граждан требуется больше жертв, нежели в малых. Чем ниже материальный и культурный уровень страны, тем больше нужно жертв. В России они приобрели колоссальный размер. Народы, не желающие их нести, обречены на бессилие. Выгоды маленьких государств: 1) в преимущественном внимании к внутреннему благоустройству; 2) в возможности извлекать больше пользы из меньших средств; 3) в более простом административном устройстве; 4) в доступности общих интересов для граждан; 5) в большей устойчивости политической жиз,ни; 6) в более благоприятных условиях для политической свободы. Подводя итог, Чичерин писал, что общественный быт лучше устроен в малых государствах, но высшие задачи разрешимы в больших118. Для своего времени рассуждения Чичерина о выгодах и невыгодах, связанных с размерами государства, в целом справедливы. Им обойден лишь вопрос о безопасности, которую малым государствам поддерживать труднее, чем большим. С точки зрения международных отношений, по Чичерину, необходимы как большие, так и малые государства. Развивая эту мысль, он пришел к выводу, что ликвидация мелких германских государств и создание мощной Германской империи породили угрозу для Европы, вынудившую все страны тратить средства не на благосостояние, а на оборону. Признав такое положение ненормальным, Чичерин писал, что более достойный человека порядок наступит в Европе лишь с ниспровержения Германии с ее теперешней высоты. Предвидя неизбежность новой войны Германии с Францией, он полагал, что гибель последней была бы несчастьем для человечества, а гегемония первой низвела бы до второстепенного уровня не только Францию, но и Россию, которая обязана этого не допустить. Предсказывая большое кровопролитие, Чичерин предвидел участие России в мировой войне. Прочный же мир в Европе, по его мнению, наступит лишь с поражением Германии, причем пользу от этого получит не только человечество, но и сами немцы, дарования которых будут использоваться не на милитаризм, а на мирные задачи. Но расчленение Германии Чичерин считал недопустимым 119 Наблюдая сегодняшнее процветание ФРГ, невольно приходишь к мысли, что военный разгром пошел Германии на пользу, по крайней мере, в материальной сфере. В духовной же области и у Германии, и у Запада в целом серьезнейшие проблемы. Чичерин предвидел многое, но далеко не все. Прежде всего он це предусмотрел Октябрьской революции, внесшей огромные изменения в международные отношения. Отметим, что двойной разгром немцев не избавил человечество от опасности. Не исчезла она и с окончанием холодной войны. Тем не менее Чичерин был дальновиднее многих политиков. Видя в Германии потенциального агрессора, он стремился к обузданию немецкого милитаризма, но не к унижению немцев. Унижение же их версальской системой стало одной из причин появления нацизма. Однако сетования Чичерина по поводу ликвидации мелких немецких государств Бисмарком противоречат его же высказываниям о пробуждении национального самосознания в XIX в. Совершенно очевидно, что следствием его явилось стремление немцев к объединению, осуществленное Бисмарком. Это противоречие можно объяснить тем, что Чичерин исключительно важное значение придавал необходимости поддержания политического равновесия в Европе, а возникновение Германской империи нарушило его. Ученый не был одинок в заботе о европейском равновесии. Его разделяли государственные деятели России XIX — начала XX в., а корни этой традиции уходили в XVIII в. В противоречие с нею Н. Я. Данилевский считал, что, во-первых, участие России в поддержании европейского равновесия не соответствует ее интересам; во-вторых, Европа* придет к нему сама, ибо это ее органическая потребность; в-третьих, европейское равновесие создает угрозу другим странам и прежде всего России. Разобщенная Европа, ищет дружбы с Россией, объединенная выступает против нее120. В словах Н. Я. Данилевского есть резон. Заметим, что и СССР достиг пика своего международного влияния именно в период раскола Запада. Объединившись же, последний победил СССР в холодной войне. По Данилевскому, участие России в европейской войне на чьей бы то ни было стороне недопустимо. Десятилетия спустя Н. И. Ульянов доказывал, что и семилетняя, и мировая, и войны с Наполеоном велись Россией, по существу, в защиту чуждых ей интересов, истощали ее силы, не давая возможности сосредоточиться на внутренних проблемах121. Ошибочность вступления России в семнлетнюю войну признавал еще Н. М. Карамзин122. Действительно, войны с Наполеоном, например, прославили русское оружие, но стоили огромных жертв, привели к присоединению к России враждебной ей Польши, к вступлению в Священный союз, что противоречило русским интересам. Данилевский справедливо полагал, что именно в период наполеоновских войн Россия, не участвуя в них, могла бы прорваться на Балканы. Владычество же Наполеона, по нашему мнению, не могло быть долговечным. Европейские народы, если не при жизни, то после смерти завоевателя, все равно бы сбросили французское иго. Что же касается нападения Наполеона на Россию, то Данилевский и Ульянов полагали, что оно было вызвано политикой Александра I. Солидную долю вины за нашествие возлагал на царя и советский историк Н. А. Троицкий 123. Вообще же в советской историографии позицию Александра I объясняют классовой солидарностью с феодальными монархиями. Отчасти это справедливо. Но почему же тогда буржуазная Англия была злейшим врагом буржуазной Франции? Потому, что это отвечало национальным интересам Англии. Проблемы геополитики не ставились Чичериным специально, поэтому нет оснований говорить о его большом вкладе в эту науку. Тем не менее идеи, выдвинутые им в этой области, заслуживают внимания. Ученый не случайно отодвинул этический аспект проблемы на задний план, ибо здесь несомненно доминирует целесообразность. Ни один народ не может пренебречь своею безопасностью, а она невозможна без защищенных границ. В этой связи огромность России объясняется не мифической агрессивностью русского народа, а стремлением обезопасить себя, что достигалось только овладением евразийским пространством. Без этого русский народ, брошенный исторической судьбой на открытую равнину и окруженный врагами, просто погиб бы. Чичерин это понимал. Немало рационального и в его мыс- Лях об особенностях больших й малых государств, но они приложимы главным образом к его времени. Высказывания Чичерина о проблемах международных отношений свидетельствуют, что он был их глубоким знатоком. Но отсутствие национального подхода сказалось на ряде его положений. Это прежде всего относится к пресловутому европейскому равновесию. § 2. Б. Н. Чичерин о формах государственного устройства Солидное место в сочинениях Чичерина занял вопрос о формах государственного устройства. Рассмотрим сначала общие определения. По его мнению, значение образов правления относительно. Теоретически та или иная политическая форма может обладать преимуществами, но необходимы объективные условия для их проявления, иначе она останется либо фантазией, либо источником смуты. Каждый из образов правления, по Чичерину, имеет свои выгоды и невыгоды, а принимается тот, который в большей степени отвечает общественным потребностям и национальным особенностям данного народа. Но и один народ на протяжении своей истории может менять образы правления, поэтому никакой из них нельзя вводить в религиозный догмат. Ученый, которого обвиняли в апологетике самодержавия, писал, что если монархия низвергнута революцией, то ее реставрация возможна лишь вследствие пожелания народа. Но если ход событий явно против этого, то мечта о прошлом является политическим безумием. В той же степени не могут быть фетишем ни республика, ни конституционная монархия 124. Изучение форм государственного устройства Чичерин начал с теократии. Она, по его мнению, сложилась на Востоке и характерна подчинением всех сфер человеческой деятельности религии и строжайшей регламентацией. Дальше всех в последнем зашла империя инков. Более того, «Перу представляет наибольшее приближение к социалистическому государству, какое встречается во всемирной истории»125. Но если теократия сродни социализму, то его элементы надо искать и в Ватикане, но Чичерин этого не делал, а потому его суждения неубедительны. Ошибочно отнес Чичерин к теократии и все исламские государства. Вопрос же об инкской империи заслуживает серьезного изучения, и мы за 'йего не беремся. Отметим только, что И. Р. ШафаребМ прямо назвал инкское государство социалистическим. Он же напомнил курьезный эпизод, когда один из членов французской академии поднял вопрос о влиянии инкских порядков на сочинения Т. Мора, так много было обнаружено сходного. Курьез же в том, что во времена Мора инкская империя не была еще открыта 126 Следующую форму государственного устройства Чичерин назвал чистой монархией, подразумевая под нею абсолютизм, который он не отличал от самодержавия, расходясь в этом как со славянофилами, так и с такими идеологами монархизма, как Л. А. Тихомиров. Сущность чистой монархии Чичерин видел в принадлежности верховной власти монарху, подчеркивая, что при других образах правления она распределяется между разными лицами, а единство поддерживается искусственным путем. Преимущества абсолютизма, по Чичерину, заключаются 1) в единстве власти; 2) в силе власти; 3) в ее прочности; 4) в надпартийности; 5) в способностях охранять в обществе внешний порядок; 6) в особой приспособленности для свершения крупных преобразований; 7) в неограниченных возможностях для гения. В последнем случае ученый имел в виду Петра I. В силу своей надпартийности, продолжал он, монархия является защитником низших классов от высших, и, только опираясь на низшие классы, монархи в борьбе с аристократией достигли неограниченной власти. Лишь забывая свое призвание, «они становились исключительными защитниками привилегий»127 Недостатки же неограниченной монархии, по Чичерину, в том, что 1) по наследственному принципу престол может быть отдан недостойному, а то и злодею; 2) полная власть портит человека; 3) порождает доступность любых соблазнов; 4) способствует окружению монарха раболепием; 5) создает возможность произвола; 6) предпочтения внешнего порядка внутреннему; 7) отсутствия правовых гарантий против произвола; 8) подавления личной и общественной самодеятельности в условиях произвола. Преимущества и недостатки неограниченной монархии, продолжал Чичерин, по-разному проявляются в различных исторических условиях. При создании государства, при росте его сил, при переводе одного общественного порядка в другой все выгоды абсолютного правления проявляются особенно ярко. Ученому следовало бы добавить, что в такой ситуации монарху необходимо быть на высоте положения, что не всегда бывает, но он этого не сделал. По мере упро чения внутреннего благоустройства, подчеркивал Чичерин, на первый план начинают выходить отрицательные стороны абсолютизма. Постепенно он перестает удовлетворять общественность, стремящуюся к самодеятельности. Происходят столкновения, рост антагонизма, завершившегося в XIX в. в З.ападной Европе падением абсолютных монархий. «Не столько влияние новых идей, сколько развитие новых общественных потребностей привело к этому результату» 128 Главной опорой монарха, отмечал ученый, является любовь к нему народа, который может долго возлагать вину за свои страдания на администрацию. ,Но если его привязанность исчезает, то восстановить ее будет практически невозможно. Как видим, Чичерин принадлежал к числу трезвых монархистов, которые понимали, что существование царской власти зависит от отношения к ней народа и что она может исчезнуть. Допускал подобное и такой горячий поборник монархии, как И. А. Ильин. Подчеркивая необходимость любви подданных к монарху, Чичерин затронул психологическую подоснову монархизма, имеющую большое значение. К сожалению, он не развил выдвинутое здесь положение, но это сделали другие мыслители. Так, по Ильину, для монархического сознания характерна персонификация власти и государства в лице монарха. В свою очередь монарх отождествляет себя со своим народом и отечеством. Громадную роль играют религиозные чувства, вследствие которых мистическое начало в восприятии монархической власти играет основную роль. Монархия невозможна без любви и верности к монарху, ибо он олицетворение отечества. Президент же на подобные чувства рассчитывать не может. Ослабление мистического начала ведет либо к гибели государства, либо к изменению его устройства. Возрождение же монархии связано с возрождением персонификации власти, что может вызвать удачливый полководец, ставший национальным героем 129 С И. А. Ильиным можно согласиться, но с учетом того, что иррациональная вера распространяется не только на монархов. По М. Веберу, она вызывается харизматическими лидерами. Последними же могут быть и пророки, и полководцы, и политические деятели 130 По мнению Чичерина, орудиями монарха являются постоянная армия и бюрократия, причем первая непременно должна быть национальной с высоко развитым чувством чести. «Независимость войска от народа, — подчеркивал ученый, — ведет к полному разобщению между верховной вла- стью и подданными. Оно показывает, что монарх держится не внутреннею, а внешнею силой»131. Заметим, что независимой от народа может быть только наемная армия. Указав на необходимость бюрократии, Чичерин писал, что она способна из орудия власти превратиться в самостоятельную силу и стать между народом и монархом. Подобные обвинения в адрес бюрократии характерны и для либералов, и для многих консерваторов. Полагая, что Россия в силу естественного хода вещей идет к изменению политического устройства, Чичерин выступал за уменьшение влияния бюрократии и за постепенное предоставление обществу определенной самостоятельности. Последнее же рано или поздно приведет к представительным учреждениям. Надпартийность монарха, по Чичерину, побуждает его защищать народные массы и заниматься преобразованием общественного строя, что задевает привилегированное сословие, которое является опорой монархии. Это порождает двойственность положения и задач последней. Справиться с ними нелегко и поэтому преобразования, подобные крестьянской реформе в России, редко происходят без внешнего толчка, вроде Крымской войны132. Кроме того, монархия, подчеркивал Чичерин, обязана Привязывать к себе таланты. Если способный человек не найдет себе надлежащего места в правительственной сфере, то обязательно окажется в оппозиции. Талант невозможен без собственных убеждений, а последние требуют независимости. Поэтому способный человек не может быть слепым орудием, он неудобен особенно для монарха, привыкшего к беспрекословному повиновению. Отсюда нередкое удаление таких людей, но оно лишает престол опоры, ибо раболепные придворные ею быть не могут. В обществе же распространяется дух оппозиции. Короче говоря, существование неограниченной монархии в новое время, по мнению Чичерина, возможно лишь при наличии незаурядных, а еще лучше гениальных способностей монарха. Можно, конечно, довериться какому-нибудь таланту, но для государя передача власти в чужие руки опасна. Думается, что вывод, к которому подводил ученый царизм, ясен: в новое время бремя неограниченной монархии способен нести разве что Петр Великий. Возникнув вследствие неспособности общества к самоуправлению, вызванному раздорами, перешедшими в кровопролитие, абсолютизм дал людям мир и порядок. Объединяя общество, уничтожая средневековые привилегии, содействуя развитию средних классов, он способствовал появлению условий, необходимых для политической свободы. Упразднение сословного строя ведет к общегражданскому, основанному на личной свободе и равенстве всех граждан. Но гражданская свобода в свою очередь требует свободы политической. «Воображать, что можно оставаться при старом политическом порядке, когда весь гражданский быт изменился, значит, вовсе не понимать государственной жизни...»133. Как видим, будучи сторонником конституционной монархии, Чичерин различными путями пытался убедить царизм в .неизбежности ее водворения в России, в том, что она является логическим завершением самодержавного же развития, и противоречить этому — значит зачеркивать собственную историю и становиться поперек прогресса, что чревато революцией. Но и общественности необходимо благоразумие и терпение. Ибо «установление общегражданской свободы не ведет непосредственно к свободе политической». Более того, «когда обе перемены совершаются зараз, они могут даже произвести такие глубокие потрясения, которые отдаляют самую возможность политической свободы». Первым условием политической свободы, по Чичерину, является материальное благосостояние. Именно на нем держатся независимые силы общества. В противном случае обществу не избавиться от засилия бюрократии. «Относительно больших государств в особенности, можно признать общим правилом, что народ бедный есть всегда народ порабощенный»134 Вторым условием политической свободы Чичерин считал умственное развитие, полагая, что оно важнее материального благополучия. Третьим и самым важным — материальное и умственное преуспевание средних классов. Они связующий элемент общества, обеспечивают промышленное и интеллектуальное развитие. Наконец, необходим союз средних классов с высшими, который гарантирует как политическую свободу, так и нереволюционное развитие страны135. История Запада подтвердила это мнение Чичерина. На протяжении XIX в. русские общественные деятели создали немало проектов, доказывавших совместимость самодержавия с совещательными учреждениями, но последнее видело в этом скрытое желание конституционного режима и соответственно этому реагировало. По мнению Чичерина, совещательные учреждения своими корнями уходят в средневековье и наиболее характерными из них являются сословные собрания. Таковыми были Земский собор и французские Генеральные штаты. Но далеко не все сословные собрания были чисто совещательными. Там, где сословия образовали самостоятельные корпорации с полудержавными правами, там устанавливалась ограниченная монархия. Главное же право сословий заключалось в согласии на уплату податей. Преимущество сословного представительства, по Чичерину, заключалось: 1) в твердом ограждении прав сословий от произвола; 2) в учете интересов всех общественных групп; 3) в сохранении единства власти; 4) в живой связи правительства и общества. Однако недостатки были существеннее, ибо 1) каждое сословие является судьею своих прав, что противоречит государственному принципу — подчинению части целому; 2) выборные одного сословия неспособны проникнуться интересами других, а менее всего интересами государства; 3) следствием этого является сословная вражда; 4) забота только о сословных правах порождает большую свободу для королевской власти, нежели при конституционном режиме; 5) «сословные собрания часто не ограничиваются охранением своих прав, а стремятся захватить всю государственную власть...» 136 Последнее, как правило, следствие преобладания аристократии. Но аристократическое правление, соперничающее с монархом, это наихудшее правление. Полновластная аристократия еще может соблюдать государственные интересы, но полумонархия, полуаристократия способны только к раздорам. При таких условиях монархическая власть сохраняет силу либо при опоре на низшие сословия, но тогда монархия меняет образ правления, либо при передаче верховной власти могучему иностранному монарху. Последний исход, по Чичерину, является лучшим. Выходит, что предпочтительнее покориться чужеземцам, чем допустить чрезмерное, по мнению Чичерина, влияние трудящихся на государство. Думается, что здесь сказались худшие качества элитарного мышления. Сословная организация общества, продолжал ученый, не допускает иного представительства, кроме сословного. Полезным же оно будет только при сохранении за монархом преобладания, ибо сословия представляют сословную рознь, а монархия единство. Возвращаясь к сословным собраниям, имевшим чисто совещательный характер, Чичерин дает им невысокую оценку, считая, что польза от них ограниченна, а сами они временны. Они нужны во времена государственного неустройства, когда отсутствие дорог, почты и т. д. делало необходимым созывы земских соборов. Без них правительство не знало бы ни положения в стране, ни собственных средств 137 Однако в новое время низводить сословные собрания до совещательных органов нельзя. Некоторые полагают, писал Чичерин, имея в виду прежде всего славянофилов, что народ имеет право выражать свои мысли, а правительство — принимать решения. Назвав эту идею детской, он подчеркнул, что общественная мысль обязательно попытается перейти в дело и остановить ее .невозможно. Совещательные собрания не обеспечивают охраны права, а ведь в этом назначение представительства. Созванное же со всей страны собрание является бесправной, но громадной общественной силой. Располагая только нравственными средствами, что недостаточно для государственной жизни, протекающей в юридических формах* собрание ради восполнения этого недостатка «будет стараться преувеличивать свое значение, выдавать себя за непреложный орган общественной мысли, возбуждать агитацию, производить внешнее давление на правительство. Это оно может делать тем безопаснее, что ответственности на нем не лежит никакой. Оно будет играть на народных чувствах, предоставляя правительству принимать, хотя необходимые, .но непопулярные меры. Особа монарха, конечно, останется в стороне, но советники будут предметом ожесточенных нападений». Поэтому, если только собрание из-за тщетности усилий не погрузится в апатию, оно «непременно будет стремиться к приобретению прав, и это будет вполне разумно, ибо производить всенародные выборы, организовать такую великую общественную силу для того, чтобы правительство окончательно могло действовать как ему угодно, есть способ действия, противоречащий здравому пониманию общественных отношений» 138 Тем не менее ученый не отвергал совещательного собрания, полагая, что оно может стать переходной мерой к настоящему представительству. Полезным признавал он и его созыв в случае государственной необходимости. Но постоянным государственным органом совещательное собрание, но его мнению, быть не может: «Лучше дать выборным людям более тесный круг действий, но с определенными правами и ответственностью, нежели созывать крупное учреждение, служащее органом народной мысли и воли, но лишенное всяких прав» 139 Переход же сословного представительства в народное неизбежен, ибо неизбежен переход от сословного строя к общегражданскому. Формы же, в которых произойдет этот переход, будут порождены состоянием общества. Ясно одно, подчеркивал ученый, что высшее сословие будет мешать, следовательно, инициатором должен стать монарх. В противном случае представительство осуществится через революцию, что дорого обойдется, стране. Справедливо не желая России такого, он убеждал царизм, что рано или поздно его прерогативы изменятся и лучше заранее к этому готовиться. Анализируя воззрения Чичерина на абсолютную монархию, следует сказать, что им был высказан ряд глубоких мыслей, но далеко не со всеми его суждениями можно согласиться. Возникновение абсолютизма он связывал с неспособностью общества преодолевать распри. Но из такого объяснения следует, что он может появиться в любую эпоху, что не соответствует воззрениям самого ученого, считавшего, что из средневекового хаоса может возникнуть как ограниченная, так и неограниченная монархия. В другие эпохи .возможны и иные варианты, вроде республиканской диктатуры. По Чичерину* если монарх юридически неограничен, то его власть абсолютна. Но ведь фактическое положение может быть иным. Думается, что здесь сказался юридический крен, свойственный ученому. Вместе с тем он же показал, что неограниченной монархия становится при опоре на заинтересованные в ней социальные слои. Как видим, несбалансированность юридических и социально-экономических компонентов в концепции Чичерина проявилась в его высказываниях об абсолютизме, порождая их противоречивость. Однако представления ученого о том, что абсолютизм сам способствует появлению объективных условий для изменения политического строя, справедливы. В этой связи он и пытался убедить царизм осознать необходимость его постепенной трансформации в сторону конституционной монархии, не дожидаясь насильственного решения проблемы, которое чревато ликвидацией монархии вообще. Призывы же к общественности проявить благоразумие и показать способность к пониманию государственных потребностей .— свидетельство не трусости, а трезвого политического расчета. Ученый понимал, что царю трудно поступиться даже частью власти. И если общество даст повод думать, что оно употребит свободу во вред стране, то он на уступки не пойдет, тогда перемены произойдут только насильственным путем со всеми вытекающими отсюда последствиями. Ученый не разделял самодержавие и абсолютизм, что неверно, поскольку первое в разные исторические периоды имело разные формы. Возникнув при Алексее Михайловиче и утвердившись при Петре I, абсолютизм в том виде, в каком он существовал при жизни Чичерина, не устраивал ке только прямых противников, но и дальновидных монархи стов. Либералы и подобные Чичерину консерваторы ориентировались на конституционную монархию, но поскольку консервативной партии не было, то, учитывая глубину пропасти, разделявшую образованную общественность и русскую государственность, полагаем, что шансы избежать потрясений у России на пути к конституционализму практически отсутствовали. Поэтому попытки ряда русских мыслителей найти иное решение заслуживают внимания и изучения. Объединяло их воззрение, согласно которому истинное самодержавие отлично от абсолютизма. Так, славянофил К. С. Аксаков считал, что царь ограничен верой, обычаями страны и не может покушаться на внутреннюю жизнь народа. Самодержавие совместимо со свободой, ибо если за царем сохраняется вся полнота власти, то за народом — право мнения, которое он доносит до престола через имеющий совещательные функции Земский собор140. Признание права народа на самостоятельное развитие является сильной стороной воззрений Аксакова, но разделение народной и государственной жизни не только неверно, но и не осуществимо. У Чичерина были основания отрицательно относиться к подобным идеям. Гораздо весомее выглядят воззрения Л. А. Тихомирова. Он относил абсолютизм к искаженной, а самодержавие к истинной форме монархии. Самодержавие руководствуется религиозным началом, видит свою миссию в осуществлении воли Бога. Отсюда его нравственный характер. Абсолютизм же — это власть, зависящая только от себя. Его отличительной особенностью является бюрократизация всей государственной жизни, следствием чего монарх сведен до уровня высшего администратора, а фактическая власть находится у бюрократии. Как видим, Тихомиров не усматривал социальных корней абсолютизма, ибо при всей надклассовое™ последнего они все же имеются. Но думается, что власть бюрократии действительно его отличительный признак. Правда, с не меньшим успехом подобное всевластие бывает и в республике, на что указывал и Тихомиров. Монополизм бюрократии, считал он, порождает застой, оторванность чиновников от общества, привычку к повиновению, убивающую способность к самостоятельности. В критике бюрократии Тихомиров шел за Чичериным, на которого он ссылался, но полагал, что тот не исчерпал предмета. Помимо всего сказанного чиновники утратили еще и гражданственность, что оборачивается хищничеством и равнодушием к национально-государственным интересам. Поэто му даже партийное правление при всех его пороках лучше бюрократического. Энергичный мошенник, хотя бы ради собственных выгод, способен сохранить государство. Бюрократический же режим ведет к вырождению власти, которая в критический момент остается бессильной. Поэтому развитое самоуправление, способное своей конкуренцией подтянуть и дополнить бюрократию, не только не исключается, но и жизненно необходимо в монархии 141. В последнем вопросе взгляды Тихомирова и Чичерина совпадали. Но в остальных они существенно расходились. По Чичерину, самодержавие несовместимо с политической свободой. Тихомиров признавал это только для абсолютизма. При самодержавии же, считал он, для политической свободы есть место, только сфера ее приложения уже, чем при демократии. Но зато монархия лучше обеспечивает личную свободу, ибо не позволяет большинству господствовать над меньшинством. Подавление же личности разрушительно действует на само государство, ибо никакая организация не способна компенсировать безынициативность и несамостоятельность ее граждан. Такие проявления политической свободы, как народное представительство, ответственное перед ним министерство, независимый суд, право граждан на участие в политической жизни, могут быть и даже необходимы при самодержавии. Разница же с конституционной монархией в том, что, во-первых, самодержец сохраняет всю полноту власти, а во-вторых, народное представительство формируется не по партийному, а по социально-сословному принципу. .Самодержец должен не подменять собою министров, а привлечь к управлению лучшие силы страны, направлять, контролировать государственный аппарат, менять его персональный состав и устройство. В случае необходимости он может взять в свои руки любую отрасль управления, но это должно быть не правилом, а исключением. Государственный механизм надо устроить так, чтобы слабость монарха не имела пагубных последствий. Особая роль в этом отводится сословному представительству. Оно должно привлечь к управлению лучшие силы нации и обеспечить интересы всех социальных групп. Характерно, что Тихомиров предусматривал 'не только создание зaкoнoдateльнoгo органа, но и регулярные созывы земских соборов. Роль же социального арбитра принадлежит монарху. Партийное же представительство, считал Тихомиров, обеспечивает интересы только партии 14,2. Не следует думать, что Тихомиров хотел восстановить средневековую сословно-представнтельную монархию. В последней не было равноправия подданных, за которое он ратовал. Его систему правильнее было бы назвать корпоративным представительством. Чичерин к подобным проектам относился отрицательно, считая, что представительство со^ циальных интересов разобщает людей, не позволяет выработать общей линии, на что способна только политическая партия. Право голоса в представительном собрании «может быть предоставлено единственно тем, которые понимают общие интересы, а отнюдь не всем гражданам без различия. Исключенные классы могут быть внакладе, но при широком развитии политической свободы они всегда найдут своих представителей. Во всяком случае, это — гораздо меньшее зло, нежели приобщение к верховной власти классов, неспособных понимать политические вопросы» 143. Чичеринская критика корпоративного представительства не лишена основания. Действительно, определить общий интерес при такой системе нелегко, а решение проблемы ложится на монарха. Поэтому с Чичериным можно было бы согласиться, если бы не ряд обстоятельств. В общественно- политическом движении России преобладали либеральные и революционные направления. Консервативное не сложилось, а реакционное не укрепляло, а компрометировало монархию.. Поэтому формирование законодательного органа по партийному принципу рано или поздно дало бы перевес антисамо- державным силам. Либералы были за монархию конституционную, и на западный манер. Между тем в конце XIX — начале XX в. быстрое развитие капитализма в стране сопровождалось разрастающимся социальным кризисом. Ширилось революционное и сепаратистское движение. Колоссальные усилия по разрушению России прилагали ее заграничные враги. Отсюда необходимость сильной и дееспособной власти. Путь назад, куда тянули монарха реакционеры, вел в тупик. Углубление и ускорение капиталистического развития страны, создание конституционного режима, на чем настаивали либералы, было бы приемлемым вариантом, если бы не угроза социального взрыва. Такая опасность существовала в любой капиталистической стране того времени, но в России она приобрела особые размеры. Корпоративное представительство, предложенное Тихомировым, было попыткой сохранить империю. Он явно стремился вызвать к политической жизни социальные силы, способные нейтрализовать как революционеров, так и лнбера- лов-западников. Но для осуществления его системы необ- холимо, чтобы царь не декларативно, а на самом деле, в равной мере учел интересы и бедных, и богатых. А это невозможно без ущемления последних, привыкших к преимуществу. Отсюда неизбежный конфликт с ними. Обуздать же их можно, только опираясь на народные массы. Уступка господам здесь недопустима, ибо она ведет к утрате веры народа в царя. Другими словами, самодержавный царь должен быть народным царем. Сочинение Тихомирова позволяет если не утверждать, для этого недостаточно данных, то предполагать, что он предусматривал такой вариант. Годы спустя И. JI. Солоневич прямо назвал самодержавную монархию народной. По его мнению, она существовала в Московской Руси и благодаря ей возвысилось русское государство. Московские государи смогли подавить феодалов, собрать русские земли и отразить бесчисленных агрессоров именно потому, что опирались на народные массы, имевшие реальное влияние на государственные дела 144. Заметим, что Тихомирова Солоневич предпочитал и В. О. Ключевскому, и С. Ф. Платонову, и другим известным исто- рикам. Оставим в стороне дискуссионный вопрос о Московской Руси и посмотрим, были ли условия для претворения в жизнь идей народной монархии в конце XIX — начале XX в. Теоретически это было возможно. Сама она являлась одним из вариантов авторитарного правления, допускающего экономическую и ограниченную политическую свободу. Но для ее установления, на наш взгляд, необходима была радикальная чистка господствующего класса от реакционеров, с одной стороны, и от поборников вестернизации любой ценой — с другой. Большая же часть господствующего класса подчинилась бы монарху и приспособилась бы к новым условиям. Обузданию подлежала и интеллигенция, как демократическая, так и либеральная. Наконец, необходимо было формирование новой, национально мыслящей монархической элиты. Таким образом, установление народной монархии невозможно без монархической революции сверху, способной предотвратить как социалистический переворот, так и либеральный развал. Помещики и капиталисты в народной монархии остались бы и продолжали занимать ведущие позиции. Однако нм пришлось бы серьезно сократить аппетиты и примириться с неизбежным перераспределением части материальных благ в пользу трудящихся, а также с принятием законов, обеспечивающих социальную гарантию последним. Уменьшилось бы и их политическое влияние. Несомненно, усилилась бы роль православия на общество и государственную политику Со- лоневич не придавал особого, значения религиозному фактору, но Тихомиров, Ильин, славянофилы не мыслили без него самодержавной монархии, Они были правы. Однако монарха, способного осуществить подобное, не было. Ни Николай II, ни никто другой из Романовых того времени на это не был способен. Что же касается корпоративного представительства, то, думается, в чистом виде вряд ли оно просуществовало бы долго. Мы уже писали, что появление хотя бы одной партии порождает .другие. Можно, конечно, запретить партии вообще, но раз есть государственные выборные учреждения, то они в той или иной форме все равно возникнут. В конечном итоге сложилась бы смешанная партийно-корпоративная система. Вслед за самодержавной Чичерин анализирует аристократическую форму правления. «Аристократия, — писал он, — в буквальном смысле, есть правление лучших людей, или способнейшей части общества» 145. Аристократия делится на естественную и искусственную. Первая основана на естественном превосходстве одних людей над другими, вторая — на привилегиях. Фактическое равенство было лишь в первобытную эпоху. Развитие породило неравенство. Оно вечно, ибо потребность в огромном количестве физического труда сохранится, а занятие умственным, к которому относится и политическая деятельность, останется уделом меньшинства. Ценя естественную аристократию, ученый отрицательно относился к искусственной, поскольку последняя не могла предъявить ничего, кроме происхождения. Ее привилегии, отмечал он, вызывают в народе озлобление, а сама она, напыщенная и пустая, «составляет одно из самых противных явлений общественного быта» 146. Но даже если юридические привилегии совпадают с естественным превосходством, то и в этом случае аристократическое правление — историческая редкость, ибо массы охотнее подчиняются стоящему над всеми монарху, нежели привилегированному сословию, положение которого вызывает зависть и нередко справедливое недовольство. Распространение же образования и материального достатка на другие сословия «ведет к падению аристократии или к смешению ее с другими элементами» 147. Подробно остановившись на достоинствах и недостатках аристократического правления, Чичерин показал последние намного рельефнее и убедительнее первых. Более того, заявив, что при аристократическом господстве почти невозможны переме.ны, ученый фактически перечеркнул его достоинства 148 Отметим, что взгляды ученого на роль аристократии менялись в зависимости от общественно-политической ситуации в стране. Во второй половине 50-х гг XIX в. его позиция была жесткой, что было вызвано появлением возглавляемой знатью крепостнической оппозиции, направленной против готовящихся реформ и стремящейся к усилению роли дворянской верхушки в государственных делах. В опубликованной в герценовском издании статье Чичерин, сделав исключение для английской аристократии и указав, что ее время уходит, доказывал вредность любой другой, а особенно русской 149. Однако в пореформенный период подход Чичерина переменился. Упрочение преобразований, стабилизацию положения в России он не мыслил без содействия поместного дворянства, ибо, во-первых, прежде всего в нем видел социальную базу консерватизма, а во-вторых, учитывал его навыки управления страной, чего не было у других сословий. Высоко ценя преемственность, традиции в государственной и общественной жизни, Чичерин писал, что массы более склонны к новизне, ибо от нее ждут изменения своего материального положения. Причем чем оно хуже, тем негативнее отношение к традициям. Еще менее дорожат ими средние классы, отличительной чертой которых является стремление вперед. Аристократия же, находящаяся на высоте положения, идет на постепенные уступки, не разрывая традиций, и развитие* осуществляется без скачков и революций. Однако единственным примером такой аристократии Чичерин считал английскую аристократию. По его мнению, она деятельно участвовала в экономической жизни, умела понять дух времени, а в -период конфликта с абсолютизмом заключила союз со средними классами, победила монархию и возглавила управление. Позднее, в эпоху демократического развития, она сумела своевременными уступками удержать господствующее положение150 Конечно, идеализация английской аристократ тии ученым несомненна. Но в умении править, в способности к компромиссам ей отказать нельзя. Недаром и в XX в. она была политической силой. И французская, и немецкая аристократии оказались, по Чичерину, исторически несостоятельными. Что же касается русской знати, то, смягчив к ней отношение, Чичерин в целом считал ее малоспособной, Однако поместное дворянство Рос- сии, куда входила и знать, могло, по его мнению, решить стоявшие перед страной задачи. Деление аристократии на естественную и искусственную не было новым в политической литературе. Еще в XVIII в. Э. Берк к естественной относил не только дворян, но и богатых коммерсантов, а также верхушку интеллигенции. По Берку, невозможность для французской буржуазии, сравнявшейся и даже превзошедшей дворянство, по богатству и образованию занять с последним равное общественное положение была едва ли не главной причиной революции151. Отмеченные Берком социальные слои и Чичерин относил к элите общества. Но хотя он и употреблял выражения «умственная, денежная, служебная аристократия», все-таки подлинной аристократией считал только родовую. Вместе с тем он полагал, что последняя, даже если она стоит на высоте положения, не удержит Господства, ибо ему положит конец естественное развитие средних классов. В результате новая элита составится из лучших представителей дворянства, крупной буржуазии, высшей интеллигенции. По Чичерину, это оптимальный вариант и для общества, и для самой аристократии.. «Мы видели, — писал он, — что лучшие ее качества развиваются не там, где она владычествует безгранично, а там, где она встречает сдержки со стороны других. И в свою очередь, как независимый политический элемент, она служит самою сильною сдержкой как монархии, стремящейся к неограниченной власти, так и демократии...» 152. Определяющим признаком высшего дворянства в России Чичерин считал не родословную, а крупное землевладение. Отнюдь не пренебрегая родословной, ученый считал, что при отсутствии личных достоинств, включая умение поддерживать свое состояние в пореформенный период, она мало что значила. Что же касается собственно аристократического правления, то для России, по Чичерину, оно никогда не подходило. В этом ученый следовал традициям русской науки. Противниками аристократического правления были не только В. Н. Татищев и Н. М. Карамзин, но даже такой апологет аристократии, как М. М. Щербатов 153. Перейдя затем к изучению демократии, Чичерин пишет, что эта политическая форма базируется на свободе и равенстве, но поскольку без подчинения закону невозможно существование государства, то он вводит свободу в определенные рамки. При демократии это проявляется в безусловном подчинении меньшинства большинству, которое является выражением государственной воли. Разделив демократию на непосредственную, существовавшую в общинах и маленьких государствах, и представительную, Чичерин перешел к выяснению плюсов и минусов последней. Преимущества демократии, по Чичерину, заключаются в следующем: 1) она дает наивысшее обеспечение свободы и права; при ней интересы всех граждан представлены в законодательном органе; 2) свобода рождает уверенность, энергию, дает возможность человеку проявить все способности, обеспечивает наивысшую производительность; 3) участие в верховной власти возвышает человека, он преклоняется только перед общей волен; это поднимает и нравственный уровень общества; 4) участие в правлении каждого способствует всеобщему политическому образованию; 5) вопросы обсуждаются и решаются заинтересованными лицами; 6) поскольку правительство Ьышло из общества, постольку его разрыв с ним невозможен; 7) демократия, как политический строй, естественное завершение общегражданского порядка, «составляющего... венец гражданского развития человечества» 154. Гораздо подробнее Чичерин писал о недостатках демократии. При ней, подчеркивал он, смешиваются гражданский и политический порядки. Между тем в гражданской сфере человек занимается собственными делами, которые касаются только его. В политической же области решаются общественные вопросы, и заниматься ими должны наиболее способные и образованные. Последовательное же проведение принципа равенства отдает верховную власть наименее способным. По Чичерину, при демократии отрицается значение образования для верховной власти. Это суждение выглядит совершенно надуманным, поскольку ни одна демократическая конституция не имеет подобного положения. Но дело в том, что ученый настолько высоко поднимал планку истинного образования, что к полуобразованным относил многие слои современной ему интеллигенции, а народные массы самых развитых стран называл полуграмотными. Будучи несомненным сторонником повышения культурного уровня народа, ученый считал, что образовательный разрыв между ним и интеллектуальной элитой ликвидировать невозможно. В этом он был прав. Однако формирование власти из элитарно образованных людей означает фактическую ее передачу верхушке господствующего класса. Чичерин этого и хотел, но согласиться с ним, по нашему мнению, нельзя. Другой недостаток демократии, по Чичерину, заключается в безудержной, не брезгующей никакими средствами, борь бе партий за власть. Йз-за этого от активной политической жизни устраняются лучшие и образованные люди, что характерно для США. В таких странах успех имеют потерявшие нравственное достоинство политиканы, демагоги, умеющие льстить толпе, потакать ее страстям и низменным влечениям. Поэтому из всех аристократий при демократическом правлении влияние имеет только денежная, т. е. худшая, по словам Чичерина, из всех. (Последняя мысль Чичерина была одобрительно отмечена А. И. Солженицыным155.) Однако и она не оберегает богатых от поборов. Под давлением масс государство, изменяя своей природе, превращается в благотворительное учреждение. Демагоги в своих корыстных целях науськивают «толпу на все, что над нею возвышается, возбуждают бедных против богатых... Социалистическая пропаганда идет на всех парах, и политическое право служит ей самым сильным орудием. Известно, какое страшное развитие получил социализм в Германской империи с введением всеобщего права голоса» 156. Демократический произвол, по мнению Чичерина, хуже монархического, царь боится возбудить недовольство. Демократия же, имея большинство, не боится ничего, причем она не ограничивается политической областью. «Монарх и аристократия стоят на вершине здания; от самого сильного гнета сверху подданные могут укрьАъся в частную жизнь. Народ же везде присущ; он все видит и все знает. Всякий, кто не примыкает к общему течению или осмеливается поднять голос против решения большинства, рискует поплатиться и имуществом, и даже самок* жизнью, ибо разъяренная толпа способна ,на все». И далее Чичерин писал: «Токвиль изучая Соединенные Штаты в самую лучшую их пору... пришел к заключению, что демократия представляет господство посредственности: возвышая массу, она понижает верхние слои и все подводит к однообразному, пошлому уровню» 15' Следующий недостаток демократии, по Чичерину, — это неустойчивость общественных отношений, ибо массы, достигшие власти, не дорожат прошлым, в котором было угнетение, а стремятся к постоянным изменениям^ забывая, что благосостояние достигается медленным, естественным путем, а не государственными мерами. Наконец, использование партией власти для удовлетворения своих приверженцев, что тоже характерно для демократии, ведет к нарушению закона, диктатуре демагогов и даже к тирании, если диктатор сумеет захватить военную власть. Как видим, отдав должное демократии за пробуждейиё предприимчивости, чувства собственного достоинства, связывая с нею повышение производительности труда, политического и культурного уровня народа, ученый негативные стороны демократии рисует куда рельефнее, нежели позитивные. Фраза о том, что безоговорочное осуждение демократии было бы неверно158, убедительно свидетельствует о том, что Чичерин ей не симпатизировал, но как ученый, стремясь к объективности, постарался отметить все хорошее, что, по его мнению, демократия имела. Если бы она ограничилась переформированием и расширением элиты, ростом среднего слоя, то Чичерин счел бы ее наилучшим политическим устройством, ведь заявлял же он, что демократия — естественное завершение общегражданского порядка, который является венцом человеческого развития. Но она вызвала к полити-' ческой жизни народные массы, ставшие ее весомым фактором, и именно это вызвало негативизм Чичерина. Народ действительно не раз увлекался демагогами и помогал устанавливать тиранию, от которой сам же страдал. Это наглядг но доказано XX веком. Предсказывая такую возможность, Чичерин писал, что она следствие необузданной демократии, являющейся худшей формой правления. У Чичерина хватило объективности не обвинять народные массы, ибо он понимал, что хотя ответственность с них не снимается, но ни вдохновителем, ни организатором тирании они не являются. Однако представление ученого о том, что политическое равноправие всех граждан чревато диктатурой, неверно. Опасения Чичерина вызывались стремительным ростом социалистического движения, но последнее было порождено не равноправием, а острейшими противоречиями капиталистического общества. Недооценил ученый и способность денежной олигархии удерживать власть, хотя и знал о роли денег в буржуазном обществе. Отметим, что к гегемонии денежных воротил Чичерин относился отрицательно, справедливо полагая, что без политических махинаций она не обходится. Отвергая полную, по его словам, демократию, Чичерин полагал, что, ограниченная при правильной организации, она может стать хорошей политической формой и что она подходит для маленьких стран или союзных государств вроде США, где не было монархических традиций. Если же они были, как, например, во Франции, но исчезли, то возрождать их бессмысленно. Правильная организация демократии, по Чичерину, должна иметь систему юридических и нравственных сдержек про- тйв властей, которые от имени большинства могут творить произвол. Поскольку демократия требует от граждан близкого знакомства народа с государственными вопросами, а это легче в маленьких государствах, то необходимо союзное устройство больших. В числе юридических сдержек Чичерин назвал также референдумы и разделение властей. Законодательное собрание, писал он, должно быть двухпалатным, так как единое стремится к произволу, примером чего является французский конвент. Верхней палате необходимо иметь преимущественно охранительный характер, а нижней — инициативный. Во главе исполнительной власти может быть либо президент, либо избираемый палатами премьер-министр. Преимущество президентства в том, что всенародный избранник обладает сильной властью, но он может ею злоупотребить. Премьер-министр осуществляет парламентское правление, которое исключает диктатуру, но это власть слабая. Идеал же невозможен. Слабость правительственной власти, по Чичерину, должна компенсировать максимальная независимость суда 159 К нравственным сдержкам ученый относил религию и патриотизм, причем считал, что они важнее юридических, ибо демократия невозможна без самодеятельности граждан. Особое место Чичерин отводил религии, полагая, что демократии более свойственен протестантизм, нежели католицизм, который требует беспрекословного повиновения, «считая терпимость, свободу и равенство началами революционными, он является естественным врагом основанного на них порядка вещей, тогда как личное начало, составляющее самый корень протестантизма, есть вместе и основное начало демократии» 160 Последнее суждение содержит в себе как сильные, так и слабые стороны. Роль протестантизма в установлении буржуазной демократии действительно велика. Ее отмечал еще Гегель. Он же указывал на значение протестантизма в подъеме экономики161. Однако Гегель, а вслед за ним и Чичерин не хотели видеть оборотной стороны протестантской демократизации, которая принесла неисчислимы^ страдания миллионам. Гегель полагал, что католическая церковь поощряла лодырничество, тунеядство и мешала деловым людям. Думается, что запрещение ростовщичества, требование помощи бедным, напротив, говорит в пользу церкви. Конечно, средневековое общество имело мало стимулов для развития и поэтому перемены были необходимы. Буржуазия добилась их, достигнув впечатляющих успехов. Но игнорировать запла- чейную за них цену Нельзя. К тому же были и неоправданные потери. И если М. Вебер, аргументированно доказавший, что западный капитализм порожден протестантизмом, рассматривал его в сугубо позитивном плане, то Ю. М. Бородай, обратив внимание прежде всего на негативные явления, показал хищническую, агрессивную природу протестантского капитализма, сгонявшего крестьян с земли, разрушившего традиционные ценности, повинного в геноциде коренного населения Северной Америки и т. д.162. \ Что же касается католической церкви, то она действительно долгое время была врагом демократии, но Чичерин явно недооценил ее возможности приспосабливаться к новым условиям. Вряд ли можно назвать объективными и его суждения о том, что нравственные сдержки необходимы прежде всего, чтобы не допустить обирания богатых бедными. Вместе с тем он понимал, что бедняки всегда будут стремиться к перераспределению материальных благ. Поэтому главный противовес этому справедливо видел не в нравственности, а в создании многочисленного и обеспеченного среднего слоя. Именно он должен придать устойчивость демократическому строю и стать главным оплотом против социалистической пропаганды. Неожиданным является заявление Чичерина о том, что бюрократия — важное орудие демократии. Однако аргументы ученого весомы. Ратуя за самоуправление, он в то же время отмечает, что без контроля оно порождает хищения. В центре хищения осуществляются в пользу правящей партии. Силой, сдерживающей как частные, так и партийные интересы, и является, по Чичерину, бюрократия, призванная служить общегосударственным целям. В свою очередь выборные органы удерживают ее от кастовости и пренебрежения к частным интересам. Ученый прав. Государственное управление требует профессиональных навыков, преемственности, й без квалифицированных, надпартийных чиновников оно невозможно. Поэтому в развитых странах чиновники — объект уважения, а не поношения. Там стало нормой, что старший чиновник осуществляет профессиональное управление, а его начальник представляет ведомство перед общественностью и дает ему общее направление. К тому же чиновники несменяемы, а официальные руководители меняются в зависимости от победы или поражения партии. Способы действия демократии, писал Чичерин, те же, что и в любом правлении: «нужна сила в чрезвычайных обстоятельствах ц умеренность в обычном течении жиз ни»163. Но влияние необразованной массы усложняет зада* чу, чем пользуются революционеры. Правда, опирающееся на большинство демократическое правительство может воспрепятствовать этому, но только если проявит твердость. Однако современные демократии, продолжал ученый, склонны уступать революционным стремлениям, а они величайшая ломеха умеренной политике даже в спокойные годы. Желание задобрить малоимущих избирателей ведет к уступкам революционерам. Последние, почувствовав силу, становятся дерзкими, беззастенчивыми и, пользуясь своей сплоченностью, берут верх. Будучи не в состоянии это сделать сразу, они, вырывая уступку за уступкой, готовят почву для своей победы. Положение усугубляется, если охранители являются врагами существующего порядка, побуждая этим умеренных демократов к союзу с радикалами164. Серьезным противодействием революционерам может стать, по Чичерину, внешняя опасность, пробуждающая патриотические чувства. Без нее демократия может разложиться. Пример этому Чичерин видел в современных ему США. При Д. Вашингтоне и нравственность, и гражданский порядок были на высоте. Но затем, писал ученый, громадное экономическое преуспевание стало сопровождаться падением нравственности. Для политиков общественная деятельность стала средством наживы. Журналистика потеряла всякую совесть. Пока экономическое благополучие ставит в США надежный барьер социализму, но нравственное падение общества дает ему шансы. Однако у американцев есть еще один противовес. «Главная сила североамериканской демократии... в изумительной самодеятельности народа, для которой полная свобода составляет первое и необходимое условие; социализм же весь направлен на подавление свободы и самодеятельности и на замену их действием государства. Нет сомнения, что именно в американском обществе он встретит сильнейший отпор, ибо нет направления, которое было бы более противно духу американского народа; но в минуту экономического кризиса, когда лишенные работы массы, не знающие никаких сдержек и стремящиеся исключительно к материальному удовлетворению, восстанут... что помешает им захватить власть...» 165. Социалистический исход, как следствие экономического кризиса, казался ученому маловероятным, ибо американцы, подчеркивал он, доказали умение находить выход из любого материального затруднения. Сложнее положение в духовной сфере, а без ее возрождения будущее демократии, счи тал Чичерин, проблематично. Но именно американскому духу и нравам она более всего свойственна. Читая почти сто лет спустя эти высказывания, мы убеждаемся в дальновидности Чичерина. Действительно, трудно найти большего антипода бюрократического социализма, нежели США. В 1929 г. во время великой депрессии устои США зашатались. Но как и предсказывал Чичерин, американцы преодолели кризис. Небеспочвенны были и сомнения ученого относительно духовного возрождения США. Конечно, определенные успехи у Америки есть и здесь, но думается, что всемирная мода на американский образ жизни — не доказательство его превосходства над другими. Разнузданная эротика, культ денег, вседозволенность не представляются нам достижениями человеческого духа. Не симпатизируя демократии, Чичерин находил полезным, чтобы она полностью развилась там, где для нее есть подходящие условия, а ее опыт, как негативный, так и позитивный, стал поучителен для других. История свидетельствует, писал ученый, что новое обычно растет, достигает преобладания, а затем обнаруживает односторонность и самой жизнью вводится в должные пределы. Так, приверженцы демократии ждали от нее невиданных благ, но скоро разочаровались. Выяснилось, что демократическим путем можно избрать тирана. Если первоначально демократия привела к власти средние классы, проявившие яркие дарования, то затем на арену вышли низшие классы, которые не только не дали талантов,4 но стимулировали социалистов. Социализм же — самый опасный враг демократии, «...доведя до крайности все присущие ей недостатки, он тем самым подрывает ее основы и обнаруживает ее несостоятельность». И если XIX в. был периодом роста демократии, то «...будущий без сомнения представит нам картину ее упадка». Таким образом, демократия является не венцом человеческого прогресса, а «переходною ступенью политического развития» 166. Мысль о грядущем упадке демократии небезосновательна. И дело не только во взлете тоталитаризма в XX в., что, несомненно, является аргументом в пользу концепции Чичерина. Тоталитаризм рухнул, но какая демократия победила? Думается, та, в которой фактически властвует меньшинство, т. е. псевдодемократия. Конечно, чем шире демократия, тем больше властвующее меньшинство считается с большинством. Но переоценивать этого нельзя. Еще К. П. Победоносцев показал, что народные избранники претворяют не народную, а партийную волю. Фактически, писал он, избиратели «в самом акте избрания отказываются от всех своих прав в пользу избранного представителя»167 Весьма ограничен и выбор избирателей, ибо кандидатов избирают не они, а партийные комитеты. К сказанному Победоносцевым необходимо внести два существенных уточнения. Во-первых, в буржуазной демократии главную роль играют не партии, а финансовая олигархия, которая их финансирует. Во-вторых, угроза поражения на следующих выборах заставляет учитывать интересы народа. В этом несомненное достоинство демократии. Но если в стране не существует влиятельной партии, которую местная плутократия не может купить, то выборы во многом превращаются в фарс. Исключение бывает только в том случае, если господствующий класс расколот и отдельные его группировки, а соответственно этому и выражающие их интересы политические партии ведут ожесточенную борьбу. Существование на политической арене в XIX—XX вв. социалистических партий, независимо от их целей, способствовало расширению демократии, ибо в условиях политической конкуренции народ получил возможность влиять на государственную политику. Эта борьба нередко выливалась в кровавые столкновения, уносившие миллионы жизней. Но если говорить о демократии, то главная угроза ей, на наш взгляд, таилась в решительной победе одного из конкурентов и в устранении соперника. Можно, конечно, заявлять, что победа коммунистов привела к тоталитаризму, но ведь и гегемония буржуазии не везде давала расцвет. Если последний был в Европе, Северной Америке (причем во многом за счет ограбления других стран), то в третьем мире нередко к власти приходили компрадоры, ввергавшие свои страны в хроническую отсталость, нищету, голод, унизительную зависимость от иноземцев, в разгул эскадронов смерти, уничтожавших. людей без суда. Вряд ли подобные режимы предпочтительнее социализма. Поскольку широта представительной демократии зависит от остроты партийной борьбы, постольку возникает сомнение в целесообразности такой политической системы. Если социализм не принес народовластия, то последнего нет и на благополучном Западе, где правит умело манипулирующая общественным сознанием элита. Другое дело, что она пока на высоте положения: обеспечила своим странам процветание и победила многолетнего соперника. Конечно, главную роль сыграла большая эффективность капиталистического производства, но угроза социализма во многом подхлестывала буржуазию, побуждала создавать высокий жизненный уровень, давать социальные гарантии. Да и позитивные черты социалистического хозяйствования были усвоены и усовершенствованы. В какой мере верна разделяемая Чичериным мысль А. Токвиля о том, что демократия порождает посредственность? Думается, в отношении политических деятелей она небеспочвенна, но фактические властители, стоящие у них за спиной, это не посредственность. На вершину финансово- экономического Олимпа они взошли, выдержав беспощадную конкуренцию, и постоянно отстаивают свое положение. Однако крах социализма делает их неограниченными монополистами. К тому же, консолидировавшись, мировая плутократия по существу избавила себя даже от капиталистической конкуренции. Но монополизм, как свидетельствует история, вреден. Поэтому есть основания предполагать сокращение влияния трудящихся, т. е. свертывание ограниченной демократии. Полной же не существует. Итак, по Чичерину, демократическая форма правления имела достоинства и была необходимым элементом развития. Однако, установив всеобщее политическое равноправие, она создала угрозу поглощения качества количеством. И до Чичерина, и после него многие мыслители задавали сакраментальный вопрос: как из тысячи глупых мнений создать одно умное? Чичерин тем не менее основную угрозу видел не в массе, а в радикалах, стремящихся повести ее за собой. Мыслителей же, готовых обвинить прежде всего народ, немало. Так, один из виднейших философов XX в. X. Ортега- и-Гассет утверждал, что хотя господство масс и содействовало подъему среднего жизненного уровня, но негативных последствий больше. Считая вслед за Чичериным, что демократия немыслима без закона, он утверждал, что массы, установив гипердемократию, действуют помимо закона и навязывают обществу свои вкусы и свою волю. Если раньше массы полагали, что профессиональные политики разбираются в государственных делах лучше их, то теперь они присвоили это право себе. Массы же низвели культуру до вульгарного уровня и преследуют все, что пытается возвыситься над этим. Они получили жизненные условия, которые ранее были доступны единицам, но не испытывают и тени благодарности. Наконец, массы, по словам философа, во все лезут и непременно с насилием168. Подчеркнем, что масса в понимании Ортеги-и-Гассета включает в ce6tf не только рабочих и крестьян, но и немалые слои интеллигенции. Ей он противопоставлял элиту, которая, по его мнению, отличается прежде всего повышенным требованием к себе, посвящает жизнь высшим целям и формируется не по наследственному принципу, а по результатам личных усилий. Философ отразил целый ряд действительных явлений. Это засилие низкопробной маскультуры, вспышки насилия и т. д. Но можно ли считать, что в этом повинны массы? Уродливые явления, о которых писал испанский философ, создаются прежде всего заинтересованными в них политическими и экономическими силами, внедряются при помощи средств массовой информации и государственно-политических структур, а ответственность сваливают на простого человека, объявляя, что все это совершается в угоду его вкусам и желаниям. Последний действительно виновен, но виновен в том, что дает себя дурачить и паразитировать на его низменных инстинктах. Чичерин в отличие от Ортеги-и-Гассета понимал, что возлагать главную ответственность на народ нельзя. Но, по его мнению, всеобщее политическое равенство создает предпосылки для злоупотреблений. Даже если бы не было социалистов, то и тогда политики, зависящие от голосов некомпетентных избирателей, вынуждены были бы угождать толпе, прибегая к всевозможным трюкам, а это глубоко претило Чичерину, считавшему, что предпочтительнее система, которая учитывает народное мнение, но не позволяет решать государственные ‘вопросы арифметическим большинством. Из сочинений Чичерина следует, что необузданная демократия способна привести к таким страшным явлениям, каких не зйала самая деспотичная монархия. В качестве примера он приводил Великую французскую революцию, которая дала, по его словам, образцы нечеловеческих зверств. Оставим специалистам выяснять вопрос, сопоставимы ли деяния якобинцев с деяниями Филиппа II или Надир-шаха, но совершенно очевидно, что ни один европейский монарх во времена Чичерина, а тем более позднее, не рискнул бы повторить ничего подобного. Что же касается русских самодержцев, то им было далеко до борцов за свободу. Правда, Ивана Грозного обвиняли в массовом терроре, но не все исследователи согласны с этим. Так, митрополит Иоанн считает подобные обвинения клеветой иностранцев, некритически принятой рядом отечественных историков169 Оптимальным политическим устройством, по Чичерину, является такое, которое соединяет аристократический и демократический принципы с сохранением ведущей роли первого. Поскольку демократия неразрывно связана с респуб ликой, а последняя могла быть и аристократической, то естественно появление смешанной республики. Формы, в которых может существовать смешанная республика, различны. Аристократия и демократия, писал ученый, могут заседать в различных народных собраниях,1 как это было в древнеримских куриях, но возможен и цензовый принцип 17°. Коренной недостаток этой системы ученый усматривал в разделении властей, порождающем распри. Причем имеющие противоположные интересы массы и аристократия борются не только за власть, но и за общественные и материальные блага. Примиряющей их силы нет. Поэтому «смешанная республика есть не что иное, как узаконение общественной борьбы», и управление в ней очень сложно. Ее граждане должны обладать государственной мудростью, способностью к компромиссам, патриотизмом, побуждающим жертвовать личными интересами. Неподражаемым образцом в этом смысле была древнеримская республика. Но поскольку раздоры, способные довести страну до распада, опаснее в большой стране, постольку смешанная республика должна быть невелика. Чрезмерные завоевания Рима способствовали ее падению. Но главным злом оказалась разросшаяся демократия, вследствие чего центр управления переместился из сената, оплота аристократии, в народные собрания171. Увлечение Чичерина идеей, согласно которой народ имеет право влиять на государственные дела, но преобладать должна элита, иногда приводило его к забвению собственных же выводов. Ведь писал же он, что ахиллесова пята Рима — это пролетаризация народа и отсутствие среднего слоя. Особое внимание Чичерин уделил такому римскому институту, как диктатура. В ней римляне, писал он, нашли противоядие против обострения социальной борьбы. Когда она доходила до опасной черты, власть на шесть месяцев передавалась диктатору, вносившему успокоение. Однако сама потребность в диктатуре свидетельствует о внутренней слабости республики и необходимости замены ее монархией. И именно ограниченная монархия, по Чичерину, наилучшим образом обеспечит соглашение аристократии с демократией. Но последняя не уступит добровольно. Лишь чрезвычайные обстоятельства, связанные либо с войнами, либо с переворотами, могут ее к этому принудить. Таким образом, рассмотрев различные формы государственного устройства, Чичерин подвел читателя к мысли, что для России наилучшая — это конституционная монархия. «Ог- радиченная монархия, — писал он, — представляет сочетание монархического начала с аристократическим и демократическим... Монархия представляет начало власти, народ или его представители, начало свободы, аристократическое собрание, постоянство закона, сдерживающего, с одной стороны, произвол власти, с другой стороны, необузданность свободы, и все эти элементы, входя в общую организацию, должны действовать согласно для достижения общей цели. Идея государства достигает здесь высшего развития, но возможность осуществления идеи зависит не от теоретических соображений, а от жизненных условий, которые могут быть весьма разнообразны и далеко не всегда налицо» 172 По Чичерину, конституционная монархия — это одна из форм ограниченной монархии. Вначале была племенная монархия, где монарх ограничивался законами и обычаями. Затем появилась сословно-представительная, Новому же времени свойственна конституционная монархия. Если сословнопредставительная монархия является ограниченной вследствие сословных привилегий, то конституционная — вследствие участия всего народа в верховной власти. Каждый выборный, подчеркивал ученый, как носитель власти есть представитель народа, а не уполномоченный избирателей, действующий по их инструкции. Последнее характерно для сословных собраний. Выборное лицо в конституционной монархии не ответственно за свои действия, ему вверяется не охрана привилегий, а известная отрасль верховной власти. Ученый понимал, что политические партии имеют социальные корни, следовательно, даже если парламентарии юридически безответственны, то их фактическая зависимость существует. Безусловно, наибольшую безответственность при такой системе можно проявить по отношению к народным массам, право на государственное управление которых сведется к праву выбирать себе господ. Разумеется, Чичерин не согласился бы с подобным выводом и разъяснил, что представители учитывают все интересы, принимают решения, отвечающие общему благу. Думается, что это разъяснение неубедительно. Характерно, что, отмечая преимущество конституционной демократии, Чичерин подчеркивал отсутствие в ней владычества масс и передачу управления способным. Одним из методов достижения этого является избирательная система, ограждающая способных либо цензом, либо двойным, а то и тройным правом голоса. Вместе с тем ученый указывал .на наличие демократических элементов, удерживающих аристократию от несправедливости по отношению к народу. Преимущества конституционной монархии заклю чаются также в недопущении ожесточения партийной борьбы вследствие наличия высшей примиряющей силы, а также в способности приспосабливаться к меняющимся условиям без коренных изменений173. Говоря о верховной власти в конституционной монархии, Чичерин подчеркивал, что в больших государствах она состоит из короля и непременно двух палат, это необходимо для предотвращения столкновения монарха с представительством. Народные представители составляют нижнюю палату, аристократия — верхнюю. Последняя задерживает все вредные законы, исходящие от первой, и принимает на себя критику, давая возможность монарху остаться в тени174. Однако именно разделение верховной власти составляет главный недостаток конституционной монархии. И монарх, и обе палаты, писал Чичерин, способны выйти за пределы своих прерогатив, что может привести к тяжелым последствиям. Гарантий же против этого нет. Как видим, оставаясь реалистом, ученый ни при каком государственном устройстве не обещал безмятежной жизни. Одним из средств уменьшить вредное разделение властей Чичерин считал передачу управления вождям победившей партии, имеющей большинство в парламенте. Перечисляя многие выгоды этой меры, он особо выделил необходимость чередования партий в государственном управлении, что позволяет бывшим оппозиционерам приобрести государственный опыт, а бывшим правителям лучше понять потребности страны и избавиться от односторонности175. Но даже дееспособная партия может, по Чичерину, навредить, ибо, пробиваясь к власти, не брезгуя средствами, она, получив ее, везде расставляет своих людей, а далеко не все они соответствуют занятой должности. При демократии, писал ученый, преграды этому нет, но конституционная монархия ее дает. Хотя управительство опирается на большинство, но поскольку и назначение, и отставка министров зависят от монарха, то они получают определенную самостоятельность. Монарх может назначать, министров и помимо большинства. Конечно, парламент, прежде всего нижняя палата, могут лишить правительство поддержки, но это вызовет ее роспуск и новые выборы. Неверно думать, что Чичерина привлекала политическая система кайзеровской Германии. Ратуя за определенную независимость министерств от парламентского большинства, он подчеркивал, что в Германии это стало нормой, которую выдают за монархический принцип. Но полновластие монарха несовместимо с парла ментаризмом. Такая система ведет к вечному несогласию народа с правительством. Монарх не может упорствовать в проведении своих взглядов, а должен согласовывать их с об' ществом. И если, например, повторные выборы дали тоже большинство, то он обязан уступить176. Влияние монарха при конституционном режиме различно в каждой стране и зависит от данных условий. «Там, где общество слабо, корона естественно имеет перевес». Но по мере созревания общества роль монарха сокращается и появляется парламентское правление. «Монарх перестает быть руководителем политики; он остается умерителем движения. Отсюда ясно, что парламентское правление можно рассматривать как высший цвет конституционного порядка, но отнюдь не как всеобщую панацею...» 177 Российские либералы жаждали парламентского правления. Чичерин, желая в перспективе того же, предупреждал, что, пока в обществе не возобладают умеренные течения, пока оно не проникнется сознанием государственных интересов, о парламентском правлении не может быть и речи. Ближайшая же перспектива, по Чичерину, — это ограниченная, но сильная царская власть. Однако для этого необходимо содействие последней. То, что между царизмом и общественностью нарастал антагонизм, воспринималось Чичериным как трагедия, но изменить ситуацию он не мог. Подведем итог. Политические симпатии Чичерина были на стороне конституционной монархии. Ее совместимость с политической свободой и высоким уровнем жизни доказана сегодня опытом таких стран, как Великобритания, Голландия, Испания, Норвегия, Швеция, Япония. Чичерин видел и недостатки монархического правления, не считал его формой, пригодной для всех народов. Но его прогноз, согласно которому конституционная монархия будет доминировать в XX в., не оправдался. Более того, она трансформировалась в форму, не предусмотренную Чичериным. В образцовой для него Англии палата лордов потеряла былое значение и буржуазная демократия одержала победу. Думается, что само понятие буржуазная демократия, которое так не нравится современным западникам, оправданно, ибо реальная власть принадлежит буржуазии. Как правило, финансовые магнаты не выходят на открытую политическую арену, предпочитая, чтобы там боролись профессиональные политики, находящиеся у них на содержании. Выиграв выборы, последние принимают на себя ответственность за положение в стране, а настоящие хозяева остаются в тени. Однопартийная система в таких условиях просто невыгодна. Поэтому не только буржуазные, но и псевдосоциалистические партии, не покушающиеся на могущество финансовых магнатов, вполне вписываются в этот порядок. Чичерин, несомненно, хотел элитарного правления, корректируемого, но не более того, народом. Но гегемонии денежной аристократии он не желал. Ценя последнюю, он не мыслил правящей элиты без видных ученых и администраторов, причем в качестве не интеллектуальной и служебной обслуги, а равноправных партнеров. Ведущее же место он отводил крупным землевладельцам. Подчеркнем, что Чичерин был за открытое господство элиты, надеясь убедить общество, что это естественно. Он также считал, что именно конституционная монархия позволяет талантам занимать высокое положение в государстве, не участвуя в грязных формах политической борьбы. Не будь верхней палаты с ее постоянным представительством, они оказались бы вне политики. Считая эту палату органом родовой аристократии, он указывал, что если последняя утратила свое значение, то ее место должны занять крупные землевладельцы и промышленники, видные ученые и администраторы. Последние три группы, по Чичерину, несомненные таланты, а крупные землевладельцы носители традиций. Если же учесть, что лучшие политические партии, по его мнению, созданы и руководятся аристократией, то очевидно, что и нижняя палата, за которую они борются, при всей ее связи с народом, должна контролироваться элитой. Однако расчеты Чичерина не оправдались. Для конституционной монархии, которую он хотел видеть, был необходим сильный монарх. Но он мог быть таковым только при наличии серьезной опоры. Пока крупные землевладельцы конкурировали с буржуазией, мог сохранять реальное влияние и монарх. Однако с достижением финансовой олигархией полного превосходства роль монарха во многом стала декоративной. Отметим, что открытое элитарное правление, даже если оно способно лучше обеспечить интересы граждан, не- жели скрытое, не привлекательно для большинства. Недаром в XX в. элитные государственные структуры либо исчезли, либо потеряли реальное значение. Конечно, ни одно общество не существует без элиты и дееспособность первого во многом зависит от дееспособности последней. Но чрезмерное сосредоточение власти в руках элиты, на наш взгляд, недопустимо. Разумеется, рядовые граждане не могут командовать армиями, управлять фабри- камн и. банками, вести дипломатические переговоры. Они не разбираются в хитросплетениях законодательства, но очень остро ощущают на себе действие государственной системы и могут судить о том, плох или хорош закон, который их непосредственно касается. Мысль о том, что кто-то более компетентный знает, что им нужно, верна лишь отчасти и в немалой степени связана в лучшем случае с элитарным высокомерием, в худшем с лицемерием. Если же плохо рядовым гражданам, то плохо и государству, неотъемлемой частью которого они, как правильно считал Чичерин, являются. Поэтому непосредственное участие трудящихся в высшем законодательном органе страны, на наш взгляд, необходимо. Безусловно, приоритет все равно останется за профессиональными политиками, которые действительно лучше понимают общие интересы, а государственная деятельность является для них специальностью. Однако история знает примеры, когда во имя большой политики пренебрегаются насущные нужды простых людей, а общенародные интересы приносятся в жертву элитным интересам. Ответить же на вопрос, как конкретно может осуществиться непосредственное участие трудящихся в государственном управлении: потребуется ли Земский собор народной монархии, или Верховный Совет народной республики, или что иное, мы не беремся, ибо его решение не входит в цель нашего исследования. Последняя государственная форма, которую рассматривал Чичерин, — это союзные или федеративные государства. По его мнению, они более присущи демократической, нежели монархической, форме правления. Им был поднят актуальный сегодня вопрос о федерации народов. Его решение негативно. Даже федерация государств близких народов будет неустойчива. Державное положение субъектов федерации неизбежно ослабит центральную власть. Только когда одно государство явно сильнее других, федерация сохраняется, но при малейшей неудаче подчиненные стремятся к самостоятельности. Хуже всего, если в федерацию входит враждебный народ. Врагов выгодно держать особо, нежели включать их в собственный государственный организм178. Что же касается федерации по территориальному принципу, наподобие США, то ее Чичерин считал совершенно оправданной. Аргументы ученого убедительны, но он не мог предвидеть появления федераций, удерживаемых надгосударственными структурами. Так, в СССР цементирующей силой была КПСС, которая фактически осуществляла госу дарственные функции. С ее падением сразу же рухнуло и союзное государство. Другим примером является Европейское экономическое сообщество, состоящее из формально независимых государств, но объединенных властью международного капитала. Если пошатнётся последний, то развал сообщества неминуем. В заключение подчеркнем, что есть все основания считать Чичерина одним из крупнейших специалистов в области государственной теории. Будучи гегельянцем, он не стал компилятором философа, а пошел дальше его. Гегелевские схемы носили умозрительный характер, что подчеркивал и Чичерин, который сам высоко ценил умозрение, но не ограничивался им, а изучал реальные политические процессы и солидное место отвел в своей концепции социально-экономическому фактору. Поэтому обвинения Чичерина в сугубо юридическом подходе не состоятельны, хотя юридический крен у него, безусловно, есть, а политический фактор преобладает над социально-экономическим. Слабостью его концепции является недостаточная сбалансированность ее составных компонентов, следствием чего социально-экономический фактор оказался несколько органически вплетенным в нее, а скорее наложенным сверху на философскую схему. Помимо Гегеля, Чичерин испытал влияние и других мыслителей, например Л. Штейна. Но к каждому из них он подходил избирательно и впитывал только те мысли, которые соответствовали его воззрениям, отвергая при этом другие и оставаясь всегда самостоятельным. Того же Штейна он критиковал за представление об обществе, как об организме. Представление Чичерина о надклассовости государства, на наш взгляд, верно. Государство, по его мнению, не просто представитель всех социальных слоев, но и самостоятельный организм. Это так, ибо в противном случае государство не смогло бы выражать общенациональные интересы и быть социальным регулятором. Господствующее положение в нем Чичерин отводил элите. Правда, элита общегражданского строя, по Чичерину, не господствует, а преобладает, поскольку ее власть относительна, а народные массы имеют влияние на государственные дела, но думается, что и тут нужно говорить именно о господстве. Но оно, конечно, неполно, ибо в противном случае превращается в диктатуру, при которой государство утрачивает надклассовый характер, а это ведет его к краху. Каждый класс, естественно, преследует собственные интересы, но когда его представители попадают в государ ственный аппарат, то, помня прежде всего о себе й своих, они вынуждены считаться с элементарными требованиями государственности, заключающимися в поддержании единства. А оно невозможно без соблюдения интересов других слоев. Если же последние откажут государству хотя бы в косвенной поддержке, то никакая элита не сохранит его. Думается, что мысль Чичерина о том, что народ — составная часть государства, а государство — не учреждение, а (как удачно названо Ильиным) совокупность учреждения и корпорации, верна. Правильно и представление Чичерина о преобладании духовного единства в государстве над материальным. Но ученый понимал и огромное значение материального фактора, недооценка которого оборачивается разрушением государства. Главным элементом последнего Чичерин считал власть, способную силой принудить все социальные слои и общественные союзы к повиновению. Но делается это не ради самой власти, а во имя общего блага, и подчиняются ей не толькр потому, что она сила, а и потому, что только она способна установить порядок, антиподом которого является война всех против всех. Народ в свете такой теории выглядит ведомым. Думается, что это соответствует реальности. Сам по себе народ — неорганизованная масса, не способная к совместным действиям. Поэтому решает не он, а его политически активная часть, верхушка, которую и составляет власть. Разумеется, она может быть и антинародной, но опрокинуть ее народ сможет только тогда, когда из его среды выделится другая организация, способная конкурировать с господствующей. Неорганизованный же народ не способен даже к самозащите. Однако если государство станет классовым, то в его защите не заинтересованы все остальные слои. Поэтому, даже если не найдется сил сопротивления внутри общества, оно будет уничтожено внешним врагом. Есть масса примеров, когда прославленные государства падали под ударом кучки завоевателей, сопротивляться которым народ не желал, ибо не считал это государство своим. Отсюда видно, что чем больше власти отдалены от народа, чем меньше у него возможностей оказать влияние на ход дел, тем обреченнее такое государство. Чичерин убедительно показал научную несостоятельность, но политическую значимость теории «общественного договора». Однако его собственные представления о происхождении власти, а следовательно, и государства наименее убе дительная часть его концепции. Если одна сторона вопроса получила пусть и спорное объяснение: власть рождается из завоевания, из княжеской дружины и т. д., то вторая: при каких обстоятельствах желание порядка у нар.ода переходит в целенаправленное стремление к нему — не выяснена. Можно согласиться с Чичериным, что чем меньше единства в обществе, тем сильнее должна быть власть, что государство восполняет недостатки общественного строя и даже преобразует его. Но мысль о том, что государство переводит один общественный строй в другой, не только неверна, до и противоречит высказываниям самого Чичерина об отсутствии государства в средневековье. Тем не менее доля истины в ней есть. Так, русское государство в 1861 г. действительно перевело один общественный строй в другой, но возводить в закономерность подобные явления нет оснований. Вместе с тем выдвинутое Чичериным вслед за Штейном положение о наибольшем влиянии на государство общественного строя свидетельствует о глубине проникновения ученого в изучаемый им предмет. Исключительно важна мысль Чичерина о роли производительных сил в изменении общественных отношений. Однако роль государства в этом показана им не совсем верно. Он понимал, что государство может тормозить развитие производительных сил, но в конечном итоге, по его мнению, оно соединяется с социальными носителями экономического rtpo- гресса и во имя общего блага производит изменение общественного строя. Ученый не учитывал, что государство способно вплоть до крушения поддерживать регрессивные силы. Тем не менее концепция Чичерина предпочтительнее распространенных в конце его жизни идей экономических материалистов, считавших, что государство автоматически, без классовой борьбы, переводит один экономический порядок в другой. Чичерин же рассматривал классовую борьбу как неотъемлемую часть общественной жизни, но стремился не допустить ее перерастания в классовую войну. Видя в государстве организованное отечество, ученый справедливо ставил его интересы выше интересов личности. Но человек, по его концепции, выше общества потому, что общество является совокупностью частных интересов и в нем каждый сам за себя. Эти взгляды соответствуют западному буржуазному индивидуализму и, на наш взгляд, противоречат интересам трудящихся. Атомизация общества во имя личной свободы выгодна прежде всего сильным мира сего. Одиночку, оторванную от коллектива, подчинить легко. И ес ли на Западе верхи за счет ограбления чужих народов могли хорошо подкормить свои, то в,других странах индивидуалнзм для трудящихся гибелен. Конечно, индивидуализм способствовал пробуждению творческих возможностей личности, но Запад заплатил за это великими потрясениями. К тому же исторические условия благоприятствовали там именно такой модели, но на Востоке и в России она неприемлема. Мысли Чичерина о правах и обязанностях граждан прогрессивны и для его времени, их осуществление способствовало бы заметному шагу вперед в развитии страны. Но не во всем с ним можно согласиться. Так, он неправомерно исключал социальные гарантии, т. е. право на труд, социальное обеспечение, здравоохранение и т. д. Верно считал, что сохранение прав граждан надежно обеспечивается только участием в управлении государством, но допускал его для масс лишь в пассивной форме. Поставив поистине вечный вопрос о нравственности в политике, Чичерин правильно решил, что политика не исключает нравственность, но не может определяться ею. Выдающимся вкладом в науку является обоснование Чичериным положения о национальной основе государства. Не отвлеченные идеи, не общечеловеческие, а име,нно национальные интересы создают государство. Многонациональные государства существуют благодаря доминирующей, но не угнетающей нации, которая берет на себя ответственность за существование государства. К сожалению, Чичерин, будучи западником, нередко пренебрегал национальными интересами, что сказалось в его оценках внутренней и внешней политики России. Неудивительно, что он не мог предвидеть и возможности ущемления доминирующего народа. Подобное происходит тогда, когда правящие круги утрачивают связь с ним и либо космополитизируются, либо представляют сочетание космополитов и скрытых до времени националистов. Причем последние являются представителями не доминирующего народа. Этим создается то, что Л. Н. Гумилев назвал политической химерой. В результате народ-державоносец облагается основными тяготами, да еще держит ответ за все неудачи и недостатки режима. Рано или поздно этому народу надоедает нести такую ношу, и тогда государство рушится. Поэтому, поддерживая национальное равноправие, необходимо заботиться о сохранении сил доминирующего народа, от которого зависит судьба государства. Видное место в научном наследии Чичерина занимает вопрос о формах государственного устройства. Думается, что исследование ученого в этой области до сих пор не потеряло своего научного значения и привлекает как богатым фактическим материалом, так и обоснованностью многих выводов. Чичерин убедительно показал, что идеального политического устройства не существует, а недостатки и преимущества свойственны любой государственной форме. Поэтому в государственном строительстве необходимо руководствоваться не отвлеченными теоретическими соображениями, а объективными условиями и учитывать прежде всего общественные потребности и национальные особенности. Более того, даже правильно выбранная государственная форма не может возводиться в догмат, ибо в процессе исторического развития общественные потребности меняются, что вызывает необходимость в изменении государственного устройства. Чичерин исследовал известные ему формы государственного устройства, стремясь сохранить максимальную объективность. И научные изыскания, и политические расчеты привели ученого к выводу о предпочтительности конституционной монархии. Что же касается абсолютизма, то, показав историческую необходимость его возникновения и его заслуги перед страной, он подчеркивал, что абсолютизм исчерпал себя и что если не произойдет постепенная трансформация монархии в конституционную, то она погибнет, чего ученый боялся, ибо понимал, что в России это вызовет катастрофические последствия. Жизнеспособность конституционной монархии'подтвердил опыт современных развитых стран. Но шансы для ее утверждения в России были мизерны. Возможным выходом была бы самодержавная, понимаемая как народная, монархия, но Чичерин, неверно отождествив абсолютизм с самодержавием, такой проблемы даже не ставил. Демократическая форма правления, по Чичерину, способствовала как развитию личности и экономики, так и повышению благосостояния и культурного уровня масс. Но она же создала угрозу подчинения образованного меньшинства малообразованному большинству, породила беспринципную партийную борьбу и дала шансы на успех социалистам. Противореча самому себе, ученый^ рассматривал демократию и как естественное завершение* общегражданского порядка, являющегося венцом гражданского развития человека, и как переходную ступень этого развития, предсказывая закат демократии. Вместо нее, ? по Чичерину, должна утвердиться политическая система, которая бы открыто предоставила власть естественной элите, но ограничила ее народным влиянием. История не подтвердила прогнозы ученого.
Еще по теме § 1. Б. Н. Чичерин о сущности государства и его составных элементах. Проблема власти. Государство и общество. Государство и общественный строй. Вопрос о правах и обязанностях граждан. Проблемы государственной политики. Вопрос о размерах государства: