Основные элементы судебного иммунитета. 1) Несудимость. Ответственность за душегубство,, разбой и татьбу с поличным. 2) Право вотчин­ного суда. 3) Сместный суд. 4) Исключительная подсудность князю.

Te же тарханно-несудимые или особые несудимые гра­моты определяли новое положение грамотчика и его вла­дения в области суда и администрации. Несудимые грамоты развитого типа (второй половины XV века н позднее) всех великих и удельных князей, за исключением рязанских, состоят обыкновенно из четырех статей, которые следуют в одном порядке и по существу, несмотря Iia некоторые отличия в терминах и формулйровке, сводятся к четырем основным положениям.

Первая, самая важная статья, от которой грамоты полу­чили свое название несудимых, определяет отношение- местных представителей княжеской власти к владению гра­мотчика и состоит в следующем. Наместники и волостели, и их тиуны „не въѣзжаютъ ни почто*- во владение грамот­чика, „не вѣдаютъ" его людей ни в чем, ..не всылаютъ" к ним своих приставов и вообще всяких людей и не судят гра­мотчика и его людей ни в чем, „опричь душегубства" или „опричь душегубства и разбоя и татьбы съ поличнымъ". ІІожалованье полной несудимостью встречается редко, пре­имущественно в грамотах мелких удельных князей (nanp., Ярославских князей XV века), и только в древнейшее время.. B течение всего XV века несудимость ограничивается — сначала делами о душегубстве, а. затем и делами о разбое и татьбе с поличным.

Очень часто одновременно с несудимостью грамотчик получал свободу от кормов и поборов наместников и воло­стелей и их людей: тиунов, доводчиков, праветчиков и других. Если он не получал этой свободы, то во всяком случае,, повидимому всегда, „черные кормы", т.-е. кормы натурой заменялись „бѣлымъ кормомъ", т.-е. определенным (ПОСОШНО)' денежным платежем 4L

По поводу первой статьи необходимо сделать неко­торые пояснения о душегубстве, так как в несудимых гра­мотах этот термин имеет не такое значение, какое мы при­даем ему теперь. Душегубством называлась вообще всякая неестественная смерть: убийство, самоубийство, *смерть от* собственной или чужой неосторожности, или от различных: случайностей, независящих от человеческой воли.

Едва ли можно оспаривать, что в этом ограничении несудимости грамотчиков сказалась новая идея—идея обще­ственной опасности душегубства и необходимости вследствие этого изъять дела о душегубстве из сферы вотчинного суда. Одновременно с этпм, или немного позже, появляется другая идея, под влиянием которой существенным образом изме­няется старый взгляд на душегубство и ответственность за него. Во-первых, появляется понятие „безхитростного" душегубства, т.-е. такой смерти, которая произошла без участия злой воли человека. Такое душегубство освобо­ждается от виры и продажи в пользу наместников и воло­стелей. Bo вторых, население освобождается от ответствен­ности (виры), если найдет в своей среде душегубца и выдаст его на казнь и продажу наместнику или волостелю. B не­судимых грамотах эти положения появляются в середине XV века4У. Позже они входят и в уставные грамоты. B Белозерской наместнической уставной грамоте 1488 г. этн положения формулированы ясно и дано перечисление (примерное, конечно), случаев бесхитростного душегубства: „въ лѣсѣ дерево заразитъ, или съ дерева убьется, или звѣрь съѣстъ, или хто въ воду утонетъ, или кого возомъ сътретъ, или кто отъ своихъ рукъ потеряется". B жалованных и уставных грамотах с начала XVI века эти статьи становятся обычным элементом и развиваются в подробностях. Попол­няется перечисление возможных случаев бесхитростной •смерти, любопытное, как указание на несчастные случай­ности, которые, по бытовым и экономическим условиям, чаще всего грозилижизнимосковитов: „кто виыомъобопьется“,„ку- сомъ подавится", „съ качелей убьется",,, съ студена умретъ", т.-е.

Покровскому монастырю сказано: „А коли изъ Галича

намѣстничи надѣлщики пріѣдутъ убитые головы осматри- вати, и онѣ осматриваютъ съ старостою волостнымъ, да съ нимъ лутчихъ людей человѣкъ 10. A по волости намѣсни- чимъ недѣлщикомъ самимъ не ѣздити, а безъ старосты и безъ лутчихъ людей недѣлщику убитые ГОЛОВЫ не осма- тривати и на поруку крестьянъ не давати" г,°.

Таким образом, жалованные грамоты, ограничив несу­димость, а вместе с тем и право вотчинного суда, делами в душегубстве, одновременно провели в жизнь понятие бес­хитростного ненаказуемого душегубства, а затем сняли с населения коллективную ответственность в тех случаях, когда оно находило и выдавало душегубца властям.

Вторая статья несудимых грамот является естественным выводом из первой и формулируется обыкновенно так: „А ведаетъ и судитъ техъ своихъ людей NN во всемъ самъ, или кому прикажетъ". Она является выводом из первой в том смысле, что грамотчик получал всю адмипистративнзчо и су­дебную власть, которой по первой статье лишались намест­ники и волостели. Эта статья, в связи с независимостью владе­ния и людей грамотчика от местного тяглого мира и власти дворских и сотских, давала грамотчику всеобъемлющую и безответственную власть над населением его владения. Ни в одной несудимой грамоте нет не только указаний, но даже намеков на то, чтобы люди и крестьяне грамотчика имели какой-нибудь легальный путь обжалования пригово­ров вотчинного суда. Из ведомства вотчинного суда были изъяты дела о душегубстве н разбое с поличным, но во всех остальных делах грамотчнк судил своих людей в первой и последней ннстанции.

Третья статья давала грамотчику право сместного суда. B XVI веке сместный суд — уже отмирающий пережиток старины, но в XV веке и раньше это — живой и очень характерный институт глубокой древности. Сместными (совместными) нли „вобчими" делами назывались такие, в которых сторонами были люди двух различных присудов, т.-е. люди, подсудные различным судьям. B Московском царстве, в приказном строе суда и управления утвердилось правило подсудности дела тому суду, которому был подсуден 'Ответчик. Ile так было в средние века. Древний процесс носил ярко выраженный характер состязания сторон. Термин „ответчик" известен в XV веке и иногда употре­бляется, но обыкновенно обе стороны назывались истцами, людьми, которые ищут, каждый своего. Они „тягаются" перед судьями, кто кого „утягаетъ", т.-е. перетянет. Отсюда— тяжба, как общее название всякого судебного спора. Судья держит себя пассивно: если он предпринимает какие-нибудь действия, напр., обыск, осмотр, вызов послухов и т. п., то только по просьбе истцов. Каждая сторона вызывает своих послухов и знахарей — старожильцев, которые выступают на суде не как свидетели правды, а как сторонники своего истца. Крайним аргументом в устах истцов и их послухов и старожильцев является готовность поцеловать крест (взять дело себе на душу) и лезть на поле, т.-е. разрешить спор в поединке, с оружием в руках. Поэтому отказ по- -слуха или старожильца биться на поле равносилен отказу ют своих показаний, а отказ в том яге со стороны истца равносилен потере всей тяжбы. Назначение судьи состоит, главным образом, в том, что он наблюдает, чтобы стороны не употребляли на суде и на поле недозволенных и нео­священных обычаем средств борьбы, а затем, когда стороны исчерпают все средства, он произносит приговор и при­водит его в исполнение.

Другой характерной чертой древнего суда является его теснейшая связь с управлением вообще. Суд не самостоя­тельный трибунал права и справедливости, а одна из отрас­лей или, лучше сказать, одно из средств управления, а затем и доходная статья власти. A так как управление -сводилось, главным образом, к сбору даней и доходов, то выражение: „вѣдать судомъ и данью", определяло всю сумму прав князя и землевладельца по отношению к земле и ее на­селению. B конце удельного времени суд в душегубстве и разбое выделяется из общей массы судных дел, но людям более раннего времени было трудно представить себе неза­висимую власть над землей илюдьмибезправасудаидани. Между тем, все общество распадалось на более илн менее независимые союзы. Начиная с великих князей, совершенно независимых друг от друга, переходя к удельным, связан­ным друг с другом только узами родства и договоров, -спускаясь к служебным князьям, лишенным некоторых политических прав, но сохранившим в большей или мень­шей мере свои остальные права, внизу общественной лестницы мы видим массу землевладельцев,права которых отличались от княжеских больше количественно, чем каче­ственно. Спускаясь еще ниже, мы видим, что и тяглые, /зависимые от князей люди, тоже замыкаются в независи­мые друг от друга ячейки, объединяемые не администра­тивной и судебной иерархией, аволей князя, вуделе кото­рого они находятся.

При таком характере судебного процесса, прп отсут­ствии понятия о независимом суде и при такой структуре общества сместные суды были естественным и лучшим способом предотвратить постоянные самоуправства и хро­ническую войну союзов и ячеек между собой. Сущность сместного суда состояла в том, что общие или сместные тяжбы разбирались и решались совместно представителями- •судьями обоих заинтересованных сторон. Состязательный характер процесса оставался тем же, что и в обыкновенных судах, но только каждая сторона имела своего судыо, который, по выражению некоторых документов, „берегъ въ судѣ своего человѣка".

Это право сместного суда составляло третыо статью несудимых грамот. Ясная и довольно однообразная фор­мулировка этой статьи не нуждается в разъяснениях. Сле­дует только отметить ту сторону ее, которая имела в виду обеспечить независимость грамотчика и его людей. Наме­стники и волостели не имели права всылать своих приста­вов во владения грамотчика „ни по что-. Чтобы вызвать человека грамотчика на суд, посторонний истец должен был обращаться к самому грамотчику, который давал ответ­чика на поруку и ставил его на суд. Затем наместпик или волостель судили дело вместе с грамотчиком, при чем, как выражаются некоторые документы, „одинъ безъ одного“ судьи не имелп права совершать никакие судебные действия: •обыски, осмотры, допросы и т. п. они должны былп делать вместе. Когда приговор был постановлен, то каждый судья „зналъ" своего человека и не должен был „вступаться" в чужого человека, „ни въ правого, нті въ виноватого". Это значило, что судья виноватого сам должен был взыскать со своего человека судебные пошлины и „нстцевы вину", т.-е. исковую претензию. Последнюю он должен был пере­дать судье оправданного, а относительно судебного при­бытка, т.-е. пошлин, существовало два порядка, различие которых имело исключительно фискальное значение и не касалось существа сместного суда. Огромное большинство грамот монастырям ограничивается требованием, чтобы каждый судья не вступался в чужого человека, т.-е. он мог взыскивать в свою пользу пошлины только с своего человека. Коротко п ясно это выражено в грамоте яроелав- ского князя Александра Федоровича: „Пртгбытокъ по че- ловѣкѣ — чей человѣкъ, (того л) прпбытокъ" 51. Другим порядком был раздел пошлин между судьями „наполы“, „безъ обпды", т.-е. пополам. Этот способ — такое же общее правило для несудпмых грамот служилым людям, как первый — для монастырей. Нельзя сказать, чемобъясняется это различие, но несомненно только, что оно не касалось существа сместного суда. Это впдно из того, что в боль­шинстве несудпмых грамот митрополитам пошлины делятся тоже пополам.

B таких общпх чертах рисуется сместный суд по не- судимым грамотам. Ha деле, однако, должны были возни­кать вопросы, о которых грамоты молчат. He входя в подробности, я постараюсь осветить два вопроса, имеющие значение для моей темы.

Кактте последствия наст.упалп, еслп сместные судыі разногласплн п не могли вынести совместного приговора? Огромно.болынинство грамот об этом ннчего не говорит. Ясное р1ёшенпе вопроса мы находим только в нескольких грамотах мптрополнтам. Так, в грамоте 1465 г. в. кн. Ивана Сновидскомумптрополичу^монастырю сказано: „А о чемъся судьп сопрутъ межи собою/пни доложатъ менѣ велтткого князя) а исітовъ обоихъ поставятъ передъ мпою, передъ великимъ. княземъ" 52. Затем можно указать несколько грамот мона­стырям, в которых возможное разногласие судей преду­смотрено в нной форме, но на практике должно было при­водить к тому же результату, то-есть к докладу князю. Таковы грамоты кн. Андрея Дмитриевича н его сына Ми­хаила Кітриллову монастырю, по Белоозеру, и две грамоты кн. Андрея Васильевича, по соседнейсБелоозером Вологде, одна — Кириллову же монастырю, а другая — Спасо-Камен- ному. Эти грамоты дают грамотчикам право отказываться по желаншо от суждения с наместниками сместного дела и переносить его на суд князю 53. Можно думать, что- такой псход был общим правилом и что несудтімые грамоты именно потому не говорят о нем, что это подразумевалось само собой.

B пользу такого мнения говорит следующее. B смест- ных междукыяжеских судах, в случае разногласия судей, дело переносилось на суд третьих. ТІесудпмые грамоты никогда не предусматривают третейского суда, и на при­менение его в этой области (т.-е. грамотчпков) указаний нет. Междутем практика суда так называемых „данныхъ" судей 51 показывает, что в случае несогласия между нпми дело переходило на суд князя. Еще одно соображение. Когда судыг разногласпліг ігліг допускали неправильные действия, то по тогдашним понятиям и порядкам оніг ста­новились как бы сторонами в тяжбе, п в случае жалобы истцов дело переносилось на суд князя, на котором судья или судьи попадали в положение ответчиков. Что же касается грамотчпков, в роли сместных судей, то следует заметить, что по четвертой статье несудимых грамот они были подсудны самому князю. Поэтому я думаю, что гра- мотчпк по праву всегда мог перенести сместное дело на суд князя, если находил, что наместник или волостель судят пристрастно и неправильно.

4

Другой неясный вопрос сместного суда заключается в следующем. Статья несудимых грамот о сместном суде, как в древнейших грамотах, так и позже, имеет обыкно­венно в виду такие случаи, когда человек грамотчика „свя­зывался" или „сплетался" с человеком ,.городскимъ, стано- вымъ пли волостнымъ". Как понимать эти термины? Город­ские люди, несомненно, всегда княжие и, как аковые, подсудны наместникам. C другой стороны, частновладель­ческие люди и крестьяне обыкновенно не называются ста­новыми и волостными, так как не тянулп к стану іг волости с чернымп людьми. B некоторых грамотах волостные люди прямо называются княжими. Например, в грамоте 1473 г. Кириллову монастырю сказано: „А смѣшается судъ моимч> людемъ городскимъ пли волостнымъ пли сельскимъ съ мо­настырскими людми..." 55. B грамоте 1483 г. митрополиту на слободку Святославлю: „А о чемъ слободчаномъ смѣшается судъ съ моими людьми, князя великого, и волостели наши, съѣхався на рубежъ, да тому исправу учпнятъ" 5G. Ho если все это людіг князя, то распространялась лп статья о сместном суде на те случаи, когда человек грамотчика удился не с княжим человеком, а с человеком другого грамотчика? Мне представляется, что распространялась. Дело в том, что статья о сместном суде сложилась в те отдаленные времена, когда владениеграмотчика было окру­жено главным образом княжескими землями. Поэтому она имела в виду сместные дела людей грамотчика с княжими людьми. Эти формулы несудимых грамот, подобно другим частям их, стали шаблонами и употреблялись по традиции, когда условия жітзни значительно изменились. Быстрое распространение частного землевладения с последней чет­верти XV века (на поместном праве) приводило к тому, что все чаще человеку грамотчика приходилось сплетаться не с княжими людьми, а с людьми других грамотчиков.

Веселовскиіі

Оба грамотчика имели право быть судьями в таких делах, гт очень сомнительно, чтобы они былп обязаны обращаться в таких случаях к наместникам и волостелям. B несудимых грамотах на это нет никаких указаний, а то, что они гово­рят о разделе пошлин наполы, несовместимо с участием в сместном суде двух грамотчиков третьего судьи—княже- пкого наместника. Мне кажется возможным объяснить мол­чание грамот тем, что князья просто не интересовались подобными тяжбами, и если люди двух грамотчиков спле­тались, то они предоставляли грамотчикам самим распле­таться, как им было угодно. Поэтому бытовым путем выработался тот порядок разбора подобных тяжб, который прекрасно охарактеризован, в середине XYI века, Чолсле- ром. Ченслер говорит, что всякий господин управляет своими крестьянами и судит их. „Если же случается, что поссорятся слуги и крестьяне двух господ, то оба госпо­дина, исследовав дело, призывают к себе стороны и произ­носят приговор. Если же вследствие противоречий господа пе могут порешить дело, TO оба они должны привесть своих •слуг или крестьян перед высокого судью или судилище области (т.-е. перед наместника. С. В.) п, представив их, объяснить дело и обстоятельства" 57.

B этом описании иностранца, незнакомого с русским языком и юридическими терминами, мы легко узнаем полю­бовный сместный суд. Господа сами судили сместные дела своих людей и крестьян, ’ и только в случае разногласия и г^яозможности решить дело полюбовно, пм.приходилось пош >ле обращаться к суду наместника или волостеля. И o6x...;an, и княжеские указы в самой широкой степени допускали решение всевозможных споров и тяжб (за исклю­чением душегубства и разбоя с поличным, подсудных наместникам) путем мировых сделок или третейского суда и в известных случаях освобождали от судебных пошлин мировые сделки даже тогда, когда дело дошло до суда и княжеские судьи произвели некоторые судебные дей­ствия 58.

Поэтому я думаю, что грамотчики нмели право судить тяжбы своих людей, как добрые соседи, своим сместным судом, и только в случае несогласий им ничего не оста­валось, как итти на суд наместника или волостеля. Важно отметить, что в таком случае они лишались выгод смест­ного суда, так как выступали на суде княжеского судьи как равные стороны, втягивались, так сказать, в тяжбу своих людей, и на их распре возвышалась власть намест­ника, который при других условиях сидел с грамотчиком на суде как равный.

Четвертая статья несудимых грамот формулируется, начиная с древнейших грамот, довольно однообразно, но значение ее изменяется в зависимости от некоторых раз­личий в редакции первой статьи. Обычно она выражена так: а кому будет (дело) чего искать на NN или на его приказчике, то тіх судит сам князь пли его боярин введен­ный. Такая формулировка, взятая сама по себе, означает, что грамотчик и его приказчик ни в чем не подсудны на­местникам и волостелям, и во всех исках, предъявляемых к ним, подсудны только князю. Первая статья очень мно­гих грамот, особенно XVI века, подтверждает такой вывод: несудимость опричь душегубства или с большими ограни­чениями устанавливается не для самого грамотчика, а для его людей и крестьян. Например,вграмоте 1511 г. Ельча- ниновым сказано: „И хто у нихъ въ тѣхъ деревняхъ учнутъ жити людей, и намѣстници наши Волотцкїе и ихъ тїуни тѣхъ ихъ людей не судятъ ни въ чемъ, опричь душегуб­ства" 5Э. Однако, в некоторых грамотах, преимущественно XV века, первая статья читается иначе. Так, в грамоте 1461 г. кн. JIape Х'отетовскому сказано: „намѣстницы мои и ихъ тіуны не судятъ Jlapio и его крестьянъ ни въ чемъ, опричь душегубства"... (!0. Некоторые грамоты выража­ются неясно. Так, в грамоте 1435 г. Михаилу Яковлевичу с детьми сказано: „ПІто ихъ села въ Кинелѣ и въ Городъ- скомъ уѣздѣ въ Переяславскомъ, и мои намѣсници Пере- яславскіе и Кинельскїе волостели и ихъ тивуни не всы-

лаютъ КЪ НИМЪ СВОИХЪ ДОВОТЧИКОВЪ НИ ПО ШТО, НИ КЪ 'X7>

людемъ, и не судятч> ихъ опроче дущегубства" 01. ук- вальный смысл подобных грамот заставляет допусти , что в некоторых случаях грамотчик был подсуден наместникам и волостелям в делах о душегубстве и проч., и что, следо­вательно, четвертую статыо надо понимать в таких случаях ограничительно, т.-е., что грамотчик и его приказчик были подсудны князю во всех делах за исключением тех, кото­рыми была ограничена несудимость в первой статье. C начала XVI века решительно преобладает формулировка грамоты 1514 г. Ельчаниновым, т.-е. полная несудимость грамотчиков на местах.

Ha основании этого я полагаю, что если в XV веке грамотчики иногда были подсудны наместникам и волосте­лям в делах о душегубстве и пр., то в XVI веке общим правилом стала исключительная подсудность их самих и их приказчиков только самому князю и боярам вве­денным.