Эволюция цензуры в Российской империи XIX века

Субъективный фактор в эволюции российской государственности, по

3

утверждению юриста Н.Н. Алексеева , на наш взгляд, позволяет приме­нить евразийский подход при изучении государственно-правового регули­рования сферы печати в ХІХ веке и справедливо разделить цензурную по­литику российского государства на этапы, совпадающие с периодами правле-

Т~\ w w

ния русских императоров.

Соответственно, каждая цензурная эпоха имела свои особенности.

Собственно, еще французский исследователь цензуры царской России Марианна Чолдин Тэкс замечала, что «на любом этапе человеческой исто­рии имеет смысл не столько вопрос «существует ли цензура?», сколько вопрос, «при каком виде цензуре мы живем?»[3].

В целом, цензура, то есть процесс, «когда налагается ограничение на

3

сбор, распространение и обмен информацией, мнениями, идеями» , в ХК веке имела волнообразную эволюционную природу: постоянное чередо­вание от либерализации к ужесточению цензурного законодательства. Как, собственно, и вся российская государственность, с ее особенностями: сверхцентрализацией, огромной ролью государственных институтов, ин­версионным (по Ахиезеру: маятниковым) путем развития.

У русской цензуры сложились определенные традиции, были вырабо­таны разнообразные ее виды и формы, нацеленные на охрану основ госу­дарства, его институтов, ограничение свободы слова и доступа к различ­ного рода информации, подавления инакомыслия и т.д.

Эпоха Александра I (1801-1825 гг.). Особенность государственно­правового регулирования: либерализация цензуры, спорные моменты трактуются в пользу редакции печатного СМИ. Вид цензуры - предвари­тельная. Основополагающий законодательный акт: Первый цензурный устав 1804 года (47 статей). Цензура в ведении министерства народного просвещения и университетов.

Эпоха Николая I (1825-1855 гг.). Особенность государственно­правового регулирования: ужесточение цензуры, так называемая «эпоха цензурного террора», введение двойной цензуры (цензуры над цензором) - Бутурлинский комитет 2 апреля 1848 г. Вид цензуры - предварительная. Ос­новополагающие законодательные акты: Второй цензурный устав 1826 г. («чугунный») - 230 статей, Третий цензурный устав 1828 г. Цензура в ве­дении министерства народного просвещения и университетов.

Эпоха Александра II (1855-1881 гг.). Особенность государственно­правового регулирования: либерализация цензуры. Появление судебного преследования прессы за нарушения. Вид цензуры - переходный: от пред­варительной к карательной. Основополагающие законодательные акты: «Временные правила по цензуре» 6 апреля 1865 г. с изменениями от 7 июня 1872 г. Цензура в совместном ведении министерства народного про­свещения и министерства внутренних дел.

Эпоха Александра III (1881-1894 гг.). Особенность государственно­правового регулирования: ужесточение цензуры, «разгром печати», пере­ход к экономическим методам регулирования печати. Вид цензуры - кара­тельная, усиление административного давления на прессу. Основополага­ющие законодательные акты: «Временные правила по цензуре» 27 августа 1882 г., кодификация Устава о цензуре и печати в 1890 г. Цензура в веде­нии министерства внутренних дел.

Упоминание об основном законодательном акте достаточно условно, так как к концу правления каждого императора единственный законода­тельный документ (обычно Цензурный Устав) обрастал множеством до­полнительных указаний и распоряжений, законодательство запутывалось и постоянно требовало усовершенствования.

Таблица 1

Законодательные распоряжения 60-70-х годов, дополнявшие Временные правила по цензуре 6 апреля 1865 г[4].

О цензуре в России XVIII-XIX вв.

A. М. Скабичевского, К.К. Арсеньева, Ал. Котовича, М.К. Лемке, Н. Эн- гельгардта. Кроме того, многие исторические журналы того времени («Русская старина», «Исторический вестник», «Русский архив» и др.) пе­чатали материалы и воспоминания о цензуре. Особую часть этой литера­туры составляют мемуары самих цензоров: П.А. Валуева, А.В. Никитенко, Е.М. Феоктистова, Ф.И. Тютчева и других. Во второй половине XX века появились труды по истории цензуры Б.П. Балуева, П.А. Зайончковского,

B. Г. Чернухи.

Выпускник юридического факультета Петербургского университета Василий Львович Львов-Рогачевский (1873-1930 гг.) в своем эмоциональ­ном труде «Печать и цензура» (1906 г.) сравнивает российскую печать ХК века ни много ни мало. с парламентом! «Нигде в мире печать не имеет такого огромного значения для блага народа, как у нас в стране. У нас пока нет для общественного мнения другого прибежища, кроме печа­ти: наша печать - это наш парламент. Правительство прекрасно сознавало

это и все силы напрягало на то, чтобы отнять и это прибежище и закрыть парламент...»[5].

А вот в считавшемся лучшим университетским курсом по предмету «Обзор истории русского права», написанным профессором истории рус­ского права в Киевском университете Св. Владимира Михаилом Флегон- товичем Владимирским-Будановым (1838-1916 гг.) в 1886 году в Киеве и

выдержавшим семь изданий, нет ни слова о современном профессору ис-

2

тории цензурном законодательстве! Возможно, это говорит о том, что цензурное право еще не рассматривалась как системное законодательство

0 печати, как важная отрасль права.

В сферу интересов одного из самых глубоких исследователей истории цензуры, юриста, признанного авторитета в области русского законода­тельства Николая Яковлевича Новомбергского (1871-1949 гг.) входили и проблемы свободы печати. Интересно, что в своих лекциях по истории русской журналистики под общим названием «Освобождение печати во Франции, Германии, Англии и России» он отнес эти знания к области, из­вестной в России под устаревшим названием «Полицейское право».

Немецкий журналист, писатель и историк Людвиг Саламон (1844­1911 гг.) в своей «Всеобщей истории прессы»[6] (1907 г.), рассматривая раз­витие мировой журналистики - от античности до начала XX века и уделяя особое внимание крупнейшим европейским странам, также представлял историю прессы как упорное стремление к свободе слова. И в парламент­ской монархии в Англии и в республике во Франции, имперских режимах в России и Германии он выделял узловые моменты движения от цензуры и контроля за прессой со стороны власти - к свободе.

Он отмечал, «что русская журналистика развивалась при весьма тя­желых обстоятельствах, и достигнутые ею за полтора столетия ее суще­ствования результаты являются далеко не удовлетворительными. Русские

газеты в своей массе до сих пор еще не могут считаться носителями мне­ния всей нации; они выражают лишь воззрения отдельных лиц, проводят в жизнь их частные стремления, служат их честолюбию и ненависти. К тому же большинство из них непосредственно инспирируется правительством. Из полтысячи русских политических газет более чем пятую часть состав­ляют официозные органы. Действительное значение и влияние принадле­жит исключительно газетам обеих столиц; провинциальная печать под угрозой неминуемых репрессий, не может придерживаться независимого мнения»[7].

Саламон также отмечал, что те или иные действия русских императо­ров по ужесточению или наоборот по облегчению положения печати все­гда имели внешне- или внутриполитические причины: «После вступления на престол Александра I в 1801 году отношение правительства к печати сделалось более гуманным, но полная тревог наполеоновская эпоха пре­пятствовала реформе законодательства. После восстановления мира Им­ператором овладело тяжелое душевное расстройство, вызванное много­численными неудачами. Цензурный гнет усилился»[8].

Гораздо хуже сложились обстоятельства в царствование Николая I. В эту эпоху, которая справедливо считается одной из наиболее бедственных для русского народа эпох самовластного цесаризма, Россия была превраще­на в «духовный Китай». Первые правила о печати в новом царствовании по­явились в 1826 году («чугунный устав»), затем в 1828. В них высказывалась мысль о том, что первая обязанность газет состоит в том, чтобы ставить народ в известность о деятельности правительства, объяснять ему благие намерения властей и восхвалять благодеяния, которые эти власти им оказы­вают. Критики государственной власти и ее начинаний газеты касаться от­нюдь не должны. Впоследствии система цензурного контроля была опреде­лена еще тщательнее. Была введена тройная цензура, учрежден цензурный верховный комитет, обязанный блюсти за действиями цензоров.

При Александре II обстоятельства несколько изменились к лучшему: он отменил сыскные коллегии, но оставил в силе стеснительную предва­рительную цензуру для органов повременной печати; кроме того мини­стру внутренних дел было предоставлено право указывать редакциям те вопросы, которые по его мнению, «подрывают основы и поэтому не под­лежат обсуждению в печати... Эти меры, - считал Саламон, - развивали роковую систему замалчивания, за которой всегда скрывалась неправда».

Внешне- и внутриполитические причины изменений в законодательстве о печати на протяжении ХІХ века

Проследив ход изменений в российском законодательстве о печати и сравнив даты их принятия с общеисторическим фоном тех лет (см. табл. № 2), можно сделать вывод о реактивном характере цензурных уставов как следование внешне- и внутриполитическим событиям, выражаясь со­временным языком - как ответы государства на вызовы времени.

Таблица 2

Нетрудно заметить, что значение и иерархия таких функций цензуры, как контроль, охрана, санкция, регламентация, репрессия, менялись во времени в зависимости от политической конъюнктуры. Мы утверждаем, что в законодательстве о печати ХК века происходили изменения, вы­званные внешними и внутренними факторами и имеющие определенные причины появления.

В связи с этим представляется интересным отметить несколько поло­жений. Институт цензуры - действенное орудие правительственного влия­ния на создание, хранение, распространение и потребление социальной

информации. Сведения исторического характера всегда рассматривались в качестве социально важных. Поэтому в разное время табуировались те или иные проблемы, факты, личности, замалчивались целые исторические периоды. Главная забота правительства по отношению к прессе с середи­ны ХК века заключалась не только в том, чтобы интеллигенция не про­никлась идеями, бродившими на Западе, а чтобы эти вредные идеи не проникли в народные массы. Этим и объясняется строгий и тщательный надзор за газетами, книгами для массового чтения и различными издания­ми, доступными всему обществу.

Цензура оказывала существенное влияние на репертуар исторической литературы, как научной, так и популярной, а также на периодическую печать. Применительно ко второй половине XIX в., к числу непопуляр­ных тем можно отнести личную жизнь и государственную деятельность особ императорской фамилии, высших сановников, работу государствен­ных учреждений, злоупотребления чиновников всех рангов, описания смутных периодов истории, противоправительственные деяния (покуше­ния, политические процессы, революционные и крестьянские выступле­ния, беспорядки в учебных заведениях), женский и национальный вопро­сы, революционные события за рубежом, деятельность различного рода религиозных сект и другое. Обсуждение этих тем в печати если и допус­калось, то только в соответствовавшей целям правительства интерпрета­ции, с тем, чтобы ни в коем случае не нарушать общественного спокой­ствия.

В разные эпохи функции цензуры наполняются специфическим со­держанием, причем в периоды глобальных перемен ее роль заметно уси­ливается. С возрастанием значения печатного слова в XIX веке, его влия­ния на умы, по мере повышения культурного и образовательного уровня населения цензура в еще большей мере должна была стать фильтром для враждебных ценностей. Вторая половина XIX века отмечена многими судьбоносными для страны событиями: Крымская война, отмена крепост­ного права, земская, военная и судебная реформы, обновление системы образования, покушения на Александра II и его убийство, возникновение революционных кружков разного толка, либерального движения - все это не могло не получить отражения в печати, не стимулировать поиск исто­рических предпосылок, истоков и параллелей происходившему. А это, в свою очередь, требовало неусыпного контроля со стороны властей.

Выполняя охранительную функцию, цензура в доступных ей рамках была призвана обеспечивать стабильность в обществе за счет изъятия из печати информации, которая могла бы получить нежелательный резонанс. Замалчивались исторические факты, имевшие «опасные параллели» с со­временностью. Особенно четко это проявилось во второй половине XIX в. Польские события 60-х годов привлекли внимание к историческим рабо­там, касавшимся национальной политики. Женское движение 60-70-х го­дов вызвало поток публикаций, посвященных женскому вопросу, которые всегда цензуровались с особой тщательностью. Наступление на женские учебные заведения в конце 70-х и в начале 80-х годов еще более обостри­ло проблему и вызвало ужесточение цензуры, особенно в отношении пуб­ликаций, затрагивающих недавнюю историю женской эмансипации 60-х- начала 70-х годов. В поле пристального надзора цензуры постоянно нахо­дились проблемы образования, учащейся молодежи, прежде всего универ­ситетской. Эпоха реформ не составила исключения. Активизация студен­ческого движения, широкое обсуждение проекта университетского устава 1863 г., превращение университетов в «рассадники революционеров» - все это создало особую атмосферу, в которой влияние цензурных органов возросло. Цензура поощряла публикации, способствовавшие сохранению спокойствия в обществе, подчас в ущерб исторической правде, точности воспроизведения источника, допускались даже намеренные искажения. Однако к чести царской цензуры следует отметить, что чаще практикова­лось умалчивание фактов, чем откровенная их фальсификация.

Итак, на протяжении ХК века в рамках государственного регули­рования системы печати было принято как минимум четыре цензурных устава и более ста иных законодательных актов. Проанализируем основ­ные из них и покажем на примерах волнообразный характер взаимоотно­шений русского государства и печати в ХК веке.

1. Первый Цензурный Устав от 9 июля 1804 года. Бережное отно­шение к печатному слову. «Уставом ни мало не стесняется свобода мыс­лить и писать, но токмо взяты пристойные меры против злоупотребления оной»[9]. Устав предписывал цензорам наблюдать, «чтобы ничего не бы­ло. противного Закону Божию, правлению, нравственности и личной че­сти какого-либо гражданина».

2. Новый Устав о цензуре от 15 июня 1826 года, названный современ­никами «чугунным». Чрезвычайно суровый этот устав стремился не толь­ко ограничить и задержать развитие мысли, но и направить ее сообразно с видами правительства. Цель цензуры правительство видело в том, чтобы «дать полезное или по крайней мере безвредное направление». произве­дениям словесности. Цензор обязывался проводить в своих поправках строго определенную правительственную точку зрения: «В общем направлении действий цензурных комитетов к полезной и согласной с намерениями правительства цели.» В круг обязанностей Главного цен­зурного Комитета входило ежегодное составление руководящих инструк­ций для цензурных комитетов. Цензорам предоставлялось право «заме­нить одни слова другими или вымарать некоторые выражения». Цензорам вменялось в обязанность не разрешать печатать места, имеющие двоякий смысл, статьи по вопросам государственного управления не могли быть напечатаны «без согласия того министерства, о предметах коего в них рассуждается».

Уставом были запрещены описания бывших в разных государствах возмущений. Право содержать типографию или издавать повременные из­дания предоставлялось только человеку заведомо благонадежному. По­явилась норма о предоставлении обязательного экземпляра. Вводилось огромное количество специальных цензур. Появилась подробная инструк­ция о разрешенных и неразрешенных к печати тем - в 63 статьях «чугун­ного» Устава.

Очевидно, правительство более всего опасалось не толстых фолиантов, а общедоступной прессы. Поэтому цензорам предписывалось уставом: «Обращать особенное внимание на повременные и мелкие сочинения, кои быстрее других расходятся и в случае предосудительного содержания мо­гут производить гораздо опаснейшие последствия».

3. Третий Цензурный Устав 1828 года. По сравнению с «чугунным» дает некоторые послабления. Обязанность цензуры направлять словес­ность отменяется, «она долженствует только запрещать издания., кои. вредны в отношении к вере, престолу, добрым нравам и личной чести граждан». Существенную особенность нового устава составляет то, что разрешение (дозволение) на издание новых журналов и газет политиче­ского содержания дается уже «с Высочайшего соизволения».

И хотя современниками этот устав был встречен более благоприятно, юрист Новомбергский имел о нем свое отличное мнение[10]. В Уставе Ливе- на, утверждал он, рассматривая его с чисто юридической позиции, зало­жены такие понятия, как «тенденция», «усмотрение (цензора)», общий «дух» той или иной статьи или книги и некие «общие правила цензуры», не определенные в данном рассматриваемом законе. И в этом, по мнению Новомбергского, была опасность для русской словесности, так как давала цензорам возможность для более широкого произвола.

4. Указ Николая I 1832 года. Для издания новых журналов и газет требуется Высочайшее соизволение. Предупреждать и пресекать распро­странения вредных идей в повременных изданиях получили множество разных ведомств. Таких ведомств известный цензор Никитенко в своем дневнике насчитывал 12!

5. Указ о создании Бутурлинского «Комитета 2 апреля» в 1848 году. Учреждается «для высшего надзора в нравственном и политическом от­ношении за духом и направлением книгопечатания». Фактическое появ­ление двойной цензуры: предупредительная (в лице обыкновенных цензо­ров), просматривавшая произведения до их напечатания, и цензура над цензурой - взыскательная, подвергавшая рассмотрению то, что уже было пропущено обычной цензурой и появилось в печати.

Обратим внимание на вводимую ответственность цензоров за допуск к печати вредных статей: 12 марта 1848 года министром была объявлена высочайшая воля Его Императорского величества: «Начальству цензуры созвать цензоров, объявив им, что правительство обратило внимание на предосудительный дух многих статей, с некоторого времени появлявших­ся в периодических изданиях, и предупредит их, что всякое дурное направление статей журналов, хотя бы оно выражалось и в косвенных намеках, цензура, сию статья пропустившая, подвергается строгой ответ- ственности»[11]. В это же время было запрещено университетам выписывать газеты и журналы. Комментарий В.Л. Львова-Рогаческого: «Нечего было читать. Воцарилась полная свобода молчания. Цензура могла торжество­вать победу над “вольной мыслью”»[12].

Деятельность комитета оставила славу существования произвола гос­ударственных чиновников по отношению к печатному слову. Келейность принятия решений, некомпетентность высших цензоров приводили к ку­рьезам, среди из которых - запрещения к печати писем императрицы Ека­терины Второй, географической статьи, где рассказывалось о том, что с Сибири ездят на собаках и другие. Фактически их работа была надзором за надзором, то есть двойная цензура. При активных действиях образо­ванного цензора Никитенко после смерти Николая I Бутурлинский коми­тет 6 декабря 1855 года был упразднен.

6. «Временные правила о цензуре.» 6 апреля 1865 года - переходная

мера в ожидании лучших времен. Временный закон «и не стеснял печать,

3

но и не ставил в слишком широкие рамки» . Порядок разрешения новых изданий, даже утверждение главного редактора, зависело от министра внутренних дел, а не от министра народного просвещения. Происходило разделение изданий на непериодические и периодические, на провинци­альные и столичные, на бесцензурные и подцензурные. Требование от бесцензурных изданий залога от 2500 до 5000 рублей. Появляется кара­тельная система предостережений и приостановок после третьего предо­стережения. Таким образом, для газет и журналов были введены одновре­менно две системы: старая - система цензурных ограничений, действо­вавших прежде напечатания, и новая - система административных кар, постигавшая печать уже после напечатания. «Эта “система предостереже­ний” зародилась при Наполеоне Третьем во Франции, перешла в Пруссию, Россию и Турцию, но остается до сих пор только у нас»[13]. (Весьма показа­тельно, что эта система работает и по сей день в сегодняшнем российском законодательстве о печати в виде системы предупреждений: 2 предупре­ждения влекут за собой инициацию закрытия СМИ в судебном порядке).

Стремление печати к разрешению политических вопросов внушило правительству мысль непосредственно влиять на литературу и обще­ственное мнение. В результате появляется специальный правительствен­ный печатный орган. Балансирование правительства между новым курсом и старыми традициями академик цензор Никитенко отметил таким обра­зом: «Какая жалость, что дела так идут. Они разрушают возможность сближения того, кто мыслит в России, с правительством. Это зло вели­кое. А наверху плачевная неспособность дать какое-нибудь стройное и разумное направление вещам!.. Правительство испугано движением. Оно не хочет сидеть, сложа руки, а действовать оно привыкло одним спо­собом - способом удержания. Оно не понимает, что действовать значит

2

управлять, направлять (выделено автором!), да и понять ему трудно.» .

7. Предварительных предостережений оказалось мало: 7 июня 1872 года было разрешено комитету министров и без предостережения задер­живать и приостанавливать периодические издания. В 1873 году была введена знаменитая статья 140, гласившая: «Если по соображениям выс­шего правительства, найдено будет неудобным оглашать или обсуждать в печати в течение некоторого времени какие-либо вопросы, то редакторы изъятых от предварительной цензуры изданий поставляются о том в из­вестность через главное управление по делам печати по распоряжению

3

министра внутренних дел» .

Таким образом, характер взаимоотношений русского государства и пе­чати в ХХ веке носил волноообразный характер: периоды ослабления госу­дарственного надзора и контроля чередовались с периодами «цензурного тер­рора», чрезмерной зарегулированностью и большим количеством запретов.

Руководство отечественной цензурой в ХІХ веке

А вот как выглядела в ХК веке система надзорных органов, непо­средственно осуществлявших цензуру согласно уставам и правилам, уста­новленным императором (см. табл. 3).

Таблица 3

Итак, только к 1850 году существовало двенадцать цензурных коми­тетов: общая цензура при министерстве народного просвещения, Главное управление цензуры, верховный негласный комитет, духовная цензура, военная цензура при министерстве иностранных дел, театральная при ми­нистерстве императорского двора, газетная при почтовом департаменте, цензура при III отделении собственной Его Величества канцелярии, пе­дагогическая под председательством директора Педагогического институ­та, цензура иностранных книг, юридическая цензура при II отделении соб­ственной Его Величества канцелярии. «Если сосчитать всех лиц, заведу­ющих цензурой, их окажется больше, чем книг, печатаемых в течение го- да»1.

1 Никитенко А.В. Дневники: В 3-х томах. - М., 1955. - Т.1. - С. 307.

39

Интересной особенностью осуществления государственного регули­рования системы печати можно считать личностный фактор, то есть зави­симость цензурного режима непосредственно от его исполнителей, то есть

цензоров. И в этом смысле весьма важным представляются заметные лич­ности двух главных цензоров: графа П.А. Валуева и Ф.И. Тютчева.

Переход цензуры в 1862 году под контроль Министерства внутренних дел означал усиление ее охранительной функции, что было обусловлено определенными объективными основаниями, а именно: потребностью охранять порядок в стране. Государство вынуждено было защищать себя от развивающегося революционного движения и терроризма, получивше­го достаточно широкое распространение в России 60-х годов XIX века.

Личность главного цензора, министра внутренних дел графа Петра Валуева подробным образом разобрана в исследованиях В.Г. Чернухи. Валуев - государственный деятель новой для России формации. Отличи­тельными чертами его, по мнению историка, были широкое образование, поразительная работоспособность, умение улавливать и веяния времени, и настроения верховной власти. Валуев оценил значение и силу журнали­стики, знал журналистику изнутри, так как сам был публицистом, пред­ставлял характер творческого процесса.

В одной из первых своих записок императору он утверждал: «Вли­яние прессы не подлежит никакому сомнению. Ни одно правительство, допускающее печатные толки в делах общественных, не пренебрегает пользою, которую может оказать ему печатный орган его собственных воззрений»[14]. В записке от 26 июня 1862 г. «О внутреннем состоянии Рос­сии» министр внутренних дел дает характеристику отношений печати к власти: «Наша пресса вся целиком в оппозиции к правительству. Органы прессы являются или открытыми и непримиримыми врагами, или очень слабыми и недоброжелательными друзьями, которые идут дальше целей, какие ставит себе правительство. Его собственные органы неспособны или парализованы. Для того чтобы правительственная пресса могла дей­ствовать, нужно, чтобы она могла говорить. Для того чтобы она могла го­ворить, нужна и программа, и некоторая свобода слова. Мы не имеем ни того, ни другого»[15].

Вот почему в программе министра внутренних дел графа П.А. Ва­луев большое место отводилось журналистике: он стремился взять ее под

W ТЛ W

свой контроль. В каждом направлении правительственной деятельности он учитывал фактор наличия такой силы, как журналистика. Это проходит через большинство его докладов и записок Александру II, начиная с за­писки от 15 сентября 1861 г. по итогам осуществления крестьянской ре­формы за истекшие полгода, и вытекает из его основной идеи сотрудниче­ства правительства с благонамеренными общественными кругами - мест­ное самоуправление (земство) и центральное представительное учрежде­ние. Идея сотрудничества с правительством непосредственно касалась и журналистики. Цензурные же репрессии никак не способствовали этому сотрудничеству. Необходимо в политике по отношению прессы противо­поставить народившейся оппозиции определенный проправительственный противовес: «Противопоставляя одну сторону другой, правительство мо­жет с большею безопасностью господствовать над обеими, и, охраняя об­щественный порядок, удерживать за собою надлежащий простор для ему

1

принадлежащей власти» .

Министр внутренних дел подходил к журналистике дифференциро­ванно, выделяя оппозиционную печать: заграничную, подпольную, ле­гальную революционно-демократическую и особенно обличающую «не­достатки». Поддерживающая правительство периодика включала офици­альные, субсидируемые правительством частные издания и так называе­мую правую печать. Валуев именно на базе этой прессы стремился со­здать противовес всей оппозиционной, постепенно отвоевывая у нее ауди­торию. Еще в специальной записке, а затем в докладе императору (ок­тябрь-декабрь 1861 г.) граф Валуев обосновал необходимость выпуска ежедневной универсальной газеты Министерства внутренних дел, кото­рая, широко распространяясь, воздействовала бы на аудиторию в нужном для правительства направлении. Все ведомства должны были поставлять информацию в официальную печать о тех преобразованиях, которые они проводят, чем показывалась бы дееспособность правительства, его работа.

Выходивший «Журнал Министерства внутренних дел» (1829-1861) не удовлетворял нового руководителя этого ведомства. П.А. Валуев пони­мал, что тип журнала ограничивает общение с читателями. «... Представ­ляется совершенно необходимым иметь такой орган, через который бы правительство могло официально и открыто выражать свое воззрение на окружающие общества», - говорилось в докладе Валуева Александру II, где подробно давалась программа газеты, обосновывался ее тип и задачи. Проект министра был осуществлен в «Северной почте», вышедшей под редакцией академика А.В. Никитенко 1 января 1862 г.

Граф Валуев добился того, что через «Северную почту» вся журнали­стика получала информацию о законодательных документах, расследова­ниях политических дел и процессов и других. Эта практика была закреп­лена циркулярами министерства. Публицистика «Северной почты», ее ру­ководящие статьи естественно выражали правительственную точку зре­ния, раскрывали деятельность бюрократии. Благонамеренные редакторы других изданий могли всегда руководствоваться ими. Однако официаль­ная печать по установленному канону не могла на своих страницах опус­каться до полемики. Будучи настоящим публицистом, Валуев отчетливо понимал, что полемические статьи активно воздействуют на аудиторию, поэтому он считал необходимым учредить специальное издание с этой це­лью или использовать уже выходившее. 19 октября 1861 г. он предложил императору докладную записку «О приобретении негласного влияния правительства на одну из ныне издаваемых газет». Основной задачей но­вой тактики было «противодействие вредному влиянию прессы». «Если нужно полагать пределы влиянию вредному, - говорил Валуев, - то едва ли и еще не в большей мере правительство обязано покровительствовать тем изданиям, в стремлении которых оно встречает явные залоги обще­ственного спокойствия и порядка».

В целях нашего исследования здесь необходимо обратить внимание на то, что именно П.А. Валуев стал основателем нового, более сложного и гибкого подхода в создании цензурного режима в государстве: регулиро­вание взаимоотношений с журналистикой не только через цензурный ап­парат, но и через другие средства, объединенные понятием «покровитель­ство правительства», но негласного, «чтобы не уронить доверия публики к изданию, на которое тотчас может упасть обвинение в подкупности». С другой стороны, покровительствовать надо тем изданиям, которые вызы­вают «интерес у читателей», ведутся талантливо. Под покровительством подразумевалось субсидирование издания, долевое участие в нем прави­тельства.

Александр II внял министру. Этим началась новая страница в истории цензуры: определенные издания стали получать разные правительствен­ные льготы и оплачивали их своим содержанием. Граф П.А. Валуев до­бился того, что такой газетой стало «Наше время» (редактор Н.Ф. Павлов), затем более авторитетная газета «Голос» (редактор А.А. Краевский), позднее в конце 70-80-х годах газеты «Отголоски», «Берег». Справедли­вости ради следует сказать, что все эти издания не имели популярности в аудитории.

Одной из важных сторон программы министра внутренних дел П. А. Валуева в области журналистики было регулирование диапазона ее информации. Министр быстро оценил то, что журналистика несет обще­ству разностороннюю информацию. В этом была одна из основных забот любого издания. В связи с этим перед цензурным ведомством открыва­лись новые возможности. Необязательно было действовать только запре­тами. Так, период реформирования общества сопровождался обострением его внимания к проблемам политики. Министр внутренних дел стремился предоставить прессе такое поле деятельности, которое отвлекало бы ее от сосредоточенности на политических вопросах, а именно - проблемы об­щественной и хозяйственной деятельности («земско-хозяйственные учре­ждения, новые предприятия, банки, заводы, железные дороги и т.д.»).

Таким образом, программа П.А. Валуева в области журналистики - это новаторство в системе государственного регулирования печати! Од­нако цензурный режим теперь поддерживался не только новым цензур­ным ведомством, но и целым рядом своеобразных мер, регуляторов соци­альной информации общества. Министерство внутренних дел, встав на этот путь при П.А. Валуеве, затем продолжило и развило его традиции.

Ярким примером реформаторства в области цензуры, проявления ее просвещенческой функции служит деятельность поэта, члена-

корреспондента Петербургской Академии наук Ф.И. Тютчева, назначен­ного в 1858 г. председателем Комитета цензуры иностранной (КЦИ), а до этого десять лет (с 1848 г.) проработавшего обычным цензором. Тютчев перестраивает деятельность КЦИ: «При назначении меня в апреле 1858 г. Председателем Комитета цензуры иностранной, я считал первою обязан­ностью привести в более рациональное положение действия иностранной цензуры, желая удовлетворить потребностям читающей публики и при­нимая в соображение развитие русской литературы, я старался дать боль­ший простор и иностранной, не выходя, впрочем, при этом из законных пределов и держась точно смысла Устава о цензуре»[16]. Здесь знаменатель­на последняя фраза, так как с 1828 г., когда был принят Устав, императо­ры и Главное управление цензуры Министерства народного просвещения внесли в него сотни дополнений и изменений. Тютчев же, можно сказать, впервые предлагает строго следовать букве закона.

Наиболее отчетливо принципы деятельности цензуры подробно из­ложены в «Мнении Председателя Комитета цензуры иностранной о пред­положениях и мерах к сокращению делопроизводства иностранной цензу­ры, представленных тайным советником Мартыновым и действительным статским советником Варадиновым г. Министру внутренних дел в донесе­нии о произведенной ими в июне 1865 г. ревизии Комитета»[17]. В этом до­кументе от 27 ноября 1865 г. отражены размышления цензора с более чем 15-летним стажем. Ф.И. Тютчев называет эти принципы «основаниями», на которые он прежде всего обратил внимание. Он должен был сообразо­вываться в своих действиях с Уставом о цензуре, но «многие цензурные вопросы не предусмотрены Уставом и буквальное исполнение его теперь и прежде не согласовывалось бы с требованиями Правительства и време­ни. Но дело в том, что буквальное исполнение самого точного закона о печати должно бы теперь и в будущем оказаться делом бесполезным и даже вредным. Оно никак не соответствовало бы назначению цензуры, при учреждении которой имелось Правительством в виду ограждать об­щество от вредных учений и начал. А если принцип сей был начертан в немногих параграфах Устава, то, стало быть, - на обязанности цензуры оставалось и остается исполнять задачу свою разумно, т.е. различать в де­лах печати полезное от вредного, - понятия - переходные, обусловливае­мые уровнем просвещения. Отсюда ясно, что принцип цензуры - оставал­ся все один и тот же, но действия цензуры должны были изменяться по мере того, как изменялись взгляды Правительства, понятия в обществе и силы вещей вообще»[18].

Исходя из этих предпосылок, Ф.И. Тютчев стремился «согласовать действия цензоров с современностью, соблюдая при том полную солидар­ность с Правительством, т.е. не выходя из начертанного законом принци­па - ограждения общества от действительно вредного и предосудительно­го». Работа КЦИ на таких «основаниях» вела к сокращению запретитель­ных решений, возвращению обществу того, что было отнято у него предыдущей деятельностью цензуры. Тютчеву удалось добиться пере­смотра запретительных решений своего предшественника. В целом пози­ция КЦИ и его председателя Ф.И. Тютчева сводилась к тому, чтобы как можно меньше запрещать иностранной литературы, ввозимой в Россию. В отчете за 1866 г. объясняется: «Но как умственный уровень с каждым го­дом возвышается, то и естественно, что цензурные действия должны быть весьма осмотрительны, и уже никак не иметь характер чисто запретитель­ный, как это было в прежние годы. Цензура будет действовать только то­гда с пользой, если она, не выходя из пределов закона и из солидарности с правительством, постоянно соображается с разумом закона, требованиями века и общества. Таковы основания, по которым рассматривались в ми­нувшем году... новые сочинения»[19].

К этому времени Тютчев проработал в цензуре почти 20 лет, и проци­тированные выше слова вполне можно назвать итогом его размышлений над цензурой, ее задачами и положением в обществе, ее взаимоотношени­ями с властью.

Итак, ко второй половине XIX века цензура прошла длительный путь развития, прочно закрепив свои основные функции, накопив значитель­ный опыт борьбы с вольномыслием. Однако правовой статус цензуры, со­ответствующее законодательство ни в коей мере не удовлетворяли требо­ваниям практики. Продолжал действовать устав 1828 г., дополненный многочисленными циркулярами, распоряжениями, инструкциями и указа­ниями, в 30-40-е годы широкое распространение получила ведомственная цензура. Законодательная неразбериха создавала колоссальные трудности как для самих цензурных органов, так и для авторов, которые были безза­щитны перед произволом чиновников. Вот как оценивал Н.Я. Новомберг- ский положение законодательства о прессе конца царствования Алек­сандра I: его (Александра I) достаточно либеральный устав постепенно «покрылся чужеядными наростами аракчеевщины и, подрубленный со всех сторон, должен был рухнуть»[20]. Уже к 1862 г. насчитывалось 22 спе­циальные цензуры. Очевидно, что столь громоздкая система не могла обеспечить четкой работы. Нужны были организационные преобразова­ния.

Подготовка нового цензурного устава началась в 1857 г. и растяну­лась на восемь лет, завершившись принятием «Временных правил о печа­ти» 6 апреля 1865 г., которые долгое время выполняли роль цензурного устава. Новая систематическая обработка, инкорпорация, но не кодифика­ция законодательства о печати была предпринята в 1865 году; некоторые добавления были внесены в 1873 году. Этот цензурный закон действовал вплоть до манифеста 17 (30) октября 1905 г., никакой другой не продер­жался целых 40 лет. Новый закон был, без сомнения, шагом вперед во взаимоотношениях власти и журналистики. По нему был открыт путь бо­лее прогрессивному виду цензуры - последующей, карательной, с привле­чением к ответственности за нарушение цензурных правил по суду.

Либеральная реформа цензуры 1865 года была обусловлена тем, что «новый государственный аппарат, капиталистическая промышленность требовали и большего количества образованных людей. Следовательно, существовала потребность в проведении реформы в сфере народного об­разования. И, наконец, либеральная общественность требовала смягчения цензурного гнета»[21]. Вот как высказывался современник серьезной рефор­мы государственно-правового регулирования М.М. Погодин: «Власть нужна и священна, но злоупотреблениями своими власть ослабляется го­раздо больше, нежели свободными суждениями об ее действиях»[22].

«Значение печатного слова прекрасно осознавалось правительством. Потому, понимая необходимость освобождения печати от лишних цен­зурных стеснений, оно, тем не менее, долгое время не решалось на эту, пожалуй, единственную реформу, не требующую никаких материальных

затрат (а, совсем наоборот)», - замечают авторы учебника по истории оте-

3

чественного государства и права под редакцией О. И. Чистякова .

В деятельности цензуры этого периода принято выделять три направ­ления. Во-первых, приспособление цензуры к судебной практике. Оно было сопряжено с возвратом к старым репрессивным методам, подменой судебной практики административной. Во-вторых, усложнение задач, сто­ящих перед цензурой, что связано с развитием периодики, введением ка­рательной цензуры. В-третьих, цензурное ведомство впервые широко ста­ло применять экономические рычаги давления на журналистику.

Особенностью государственно-правового регулирования сферы печа­ти конца XIX века стал его полицейский характер и чрезмерное админи­стративное давление.

«Едва ли нужно быть юристом, чтобы понять, что говорить о право­вом положении нашей прессы нет ни малейшей возможности. Правда, существуют законы о печати, но их всегдашней и притом единственной целью было узаконить безграничность дискреционных полномочий адми­нистрации. Печать неизменно почиталась как общественное зло. Отсюда полицейский характер всех законоположений», - отмечал Новомберг-

-4

ский .

Так, законом 17 октября 1866 г. редакциям и сотрудникам газет и журналов, подвергнутых вследствие троекратного предостережения вре­менной приостановке, было воспрещено возобновлять издания от имени тех же редакций. 13 июня 1867 г. печатание постановлений земских, дво­рянских и городских общественных и сословных собраний, произнесен­ных там выступлений и речей и вообще отчетов о перечисленных заседа­ниях поставлено в зависимость от разрешения местного губернского начальства. 14 июня 1868 г. новому министру внутренних дел предостав­лено право запрещать розничную продажу газет. 7 июня 1872 г. МВД по­лучило право задерживать бесцензурные издания, возбуждать судебные преследования, если в номере будет усмотрено преступление и т.п.

Вообще элементы карательной системы цензуры, то есть системы от­ветственности печати за нарушение законодательства не ДО (предвари­тельная цензура), а ПОСЛЕ выхода в свет впервые появились при Алек­сандре II в именном указе, данном Сенату 6 апреля 1865 года, «О дарова­нии некоторых облегчений и удобств отечественной печати»: «Желая дать отечественной печати возможные облегчения и удобства, Мы признали за благо сделать в действующих цензурных постановлениях, при настоящем переходном положении судебной у нас части и впредь до дальнейших указаний. перемены: ... Освобожденные от предварительной цензуры повременные и другие издания, сочинения и переводы, в случае наруше­ния в них законов, подвергаются судебному преследованию; повременные же издания, кроме того, в случае замеченного в них вредного направления подлежат и действию административных взысканий, по особо установ­ленным на то правилам»[23].

Именно об этом - о целесообразности перехода от предварительной к карательной цензуре - и развернулись в обществе основные баталии. Про­ект комиссии по выработке нового цензурного устава под руководством Валуева вызвал критику современников: «Административно-карательная цензура. несравненно более заражена произволом, нежели предупреди­тельная цензура, ибо наказывает за вину, не предусмотренную никаким положительным законом, что она делается не чем иным, как орудием по­литическим в руках власти подавляющей, но не руководящей»[24]. Кроме то­го, в проекте содержались критикуемые современниками система админи­стративных запретов и взысканий, лишение административным путем права собственности на периодическое издание, требование денежных за­логов с издателей.

Несмотря на критику (М.Е. Салтыковым-Щедриным, министром народного просвещения Головниным, бароном Корфом и др.), проект но­вого цензурного Устава был все-таки принят, но под названием «Времен­ные правила по цензуре», утвержденные Государственным Советом, в нем подробно разъяснялась и регламентировалась воля царя. С этих пор поло­жительное законодательство о печати стало представлять из себя компо­зицию из закона 1828 года, «Временных правил» 12 мая 1862 года и утвержденного императором мнения Государственного Совета и указа Сенату 6 апреля 1865 года. Кроме того, осталось в силе множество парти­кулярных изданий по случайным поводам и различным целям.

Приведем здесь основные положения «Временных правил по цензу-

2

ре», касающиеся повременных изданий .

Руководство цензурой поручалось Главному Управлению по делам цензуры при Министерстве внутренних дел. Предметом Главного управ­ления по делам печати при Министерстве Внутренних Дел (далее МВД) становится «наблюдение за произведениями печати, выходящими без раз­решения цензуры (т.е. бесцензурными); обнаружение нарушения в них установленных правил; возбуждением судебного преследования. и дела

0 предостережениях изъятым от предварительной цензуры повременным изданиям». Все повременные издания делятся на бесцензурные и подцен­зурные по принципу «коих издатели сами заявят на то желание», а также после утверждения МВД их типа.

Регистрация повременного издания носит разрешительный характер (сегодня - уведомительно-разрешительный). Разрешение на выпуск изда­ния выдается МВД после подачи прошения. Впервые четко регламентиру­ется содержание подобных прошений, а также устанавливается штраф за отсутствие разрешения, «хотя бы изданные нумера или статья и не заклю­чали в себе ничего противного законам».

Впервые законодателем был определен статус издателя, ответствен­ного редактора, порядок начала и прекращения выпуска повременного из­дания, порядок перехода издания из одной типографии в другую и смене редактора. Появляется такое нововведение для бесцензурных печатных изданий, как залог (повременные издания, выходящие с разрешения пред­варительной цензуры, от залога освобождаются). Изданию предписывает­ся указывать содержание выходных данных (устанавливается ответствен­ность за подложные выходные данные), вменяется обязанность предо­ставлять обязательные экземпляры в надзорные органы и т.п.

Для повременных изданий отменялась предварительная цензура; устанавливалась их новая регламентации: право на издание по разреше­нию МВД, определенного рода заявка на издание для издателя, внесение залога для периодических изданий, установление сроков предоставления обязательных экземпляров для просмотра цензурой до рассылки подпис­чикам и продажи, установление за правительственными учреждениями и частными лицами права на бесплатное помещение опровержений в изда­ниях, где были допущены против них статьи и сообщения, установление ответственности за нарушения законодательства о печати, судебное опре­деление наказания виновного.

Административные взыскания по закону 1865 года состояли в праве министра внутренних дел делать повременным изданиям предостереже­ния с указанием неугодной статьи. После третьего предостережения уста­навливалась возможность приостановки издания на срок до 6 месяцев, а также возможность закрытия издания за неоднократные нарушения после разрешения Сената. Казалось бы, такая прогрессивная для того времени норма, как судебное разбирательство, должна была облегчить положение периодической печати. Однако, оценивая значение закона и констатируя его близкую связь с французским законодательством, журнал «Современ­ник» замечал: «И у нас, сколько можно предполагать, администрация бу­дет преследовать преступления печати гораздо чаще своими администра­тивными мерами, чем судом»[25]. Пророчество сбылось: чрезмерная подо­зрительная царская администрация поспешила принять еще несколько до­полнительных указов и распоряжений.

Вообще при исследовании важнейшего документа эпохи - «Времен­ных правил по цензуре», по сути определившего все направления даль­нейшего развития государственно-правового регулирования сферы печа­ти, бросаются в глаза прямые, а иногда дословные аналогии с действую­щим в настоящее время Законом РФ «О средствах массовой информа- 2

ции» . К примеру, статьи 9 и 10 «Временных правил по цензуре» 1865 г., гласящих соответственно ст. 9: «Получивший установленным порядком разрешение на повременное издание сохраняет право приступить к вы­пуску оного в свет в течение годичного с выдачи его разрешения срока. В случае пропуска сего срока, издание считается несостоявшимся, а выдан­ное разрешение - потерявшим силу»; ст. 10: «Всякое повременное изда­ние, уже выходившее в свет, но по каким-либо причинам непоявлявшееся

в течение года, считается прекратившимся, и на возобновление оного

3

требуется новое разрешение» , заменили статья 8 современного «Закона о СМИ»: «Учредитель сохраняет за собой право приступить к производству продукции средства массовой информации в течение одного года со дня выдачи свидетельства о регистрации. В случае пропуска этого срока сви­детельство о регистрации средства массовой информации признается не­действительным» и статья 15: «Свидетельство о регистрации средства

массовой информации может быть признано недействительным исключи­тельно судом в порядке гражданского судопроизводства по заявлению ре­гистрирующего органа только в случаях:

.2) если средство массовой информации не выходит в свет (в эфир) более одного года»[26].

С 1 сентября 1865 г. Министерство юстиции стало арбитром в реше­нии исков администрации по делам прессы. Противоречия, заложенные в

законодательстве между прогрессивной судебной реформой и консерва­тивной цензурой, сразу же дали знать о себе. «Именно это обстоятельство и явилось камнем преткновения на пути осуществления цензурной ре­формы и главной причиной, объясняющей все последующее законода­тельство о печати второй половины 60-70-х годов», - отмечает в своем ис­следовании В.Г. Чернуха[27]. По закону МВД только ходатайствовало о воз­буждении преследования против органа печати. Судебное производство, решение дела зависело от юридического ведомства. Валуев еще до введе­ния в практику закона 6 апреля подготовил в связи с этим записку Алек­сандру II, где проводил идею о поддержке Министерством юстиции влия­ния МВД на судебную практику и подчеркивал, что прокуроры «дей­ствуют в подобных случаях не по собственному произволу, а по поруче­нию правительства, которое не может в отношении к прессе раздваиваться на несогласные между собою части». П.А. Валуев предлагал особую про­цедуру решения конфликтных ситуаций: «Чтобы Главному управлению по делам печати всегда оказывалось надлежащее содействие со стороны чинов судебного управления. Чтобы в делах, по которым возбуждено бу­дет судебное преследование, прокуроры в точности руководствовались

указаниями Главного управления, а в случае затруднений или сомнений,

2

испрашивали указаний министра юстиции» .

Император Александр II 27 августа утвердил предложения Валуева, поставив судебное ведомство в делах печати в зависимость от цензурного! 29 августа министр внутренних дел отправил специальное письмо това­рищу министра юстиции Н. И. Стояновскому, где довел до сведения этого ведомства порядок рассмотрения дел о прессе и мнение императора. 31 августа последовал именной указ о том, чтобы Главному управлению по делам печати «всегда оказывалось надлежащее содействие со стороны чи­нов судебного управления».

Судебная практика вносила свои коррективы в цензурный режим страны. По сведениям прокуроров судебных палат Санкт-Петербургского, Московского, Харьковского, Одесского, Казанского, Саратовского, Вар­шавского и Киевского округов, по делам о клевете и оскорблении в печати должностных и частных лиц с 20 ноября 1864 г. по 1872 г. судили 90 авто­ров, редакторов и издателей. Окончательные обвинительные приговоры были вынесены по 65 делам, 80 лицам, оправдательные - по 94 делам и 130 лицам, кроме того, 21 дело осталось неразрешенным. К сожалению, «проблема “судебная практика и цензура” не получила должного исследо­вания в научной литературе», - отмечает крупнейший исследователь цен­зуры царского периода Г.В. Жирков[28].

Подробное исследование документов позволяет увидеть два направ­ления в деятельности цензуры этого периода, способствовавших ее адап­тации в новых условиях. Во-первых, приспособление цензуры к судебной практике. Оно сопровождалось реставрацией административных репрес­сивных мер, подменой судебной практики административной. Во-вторых, усложнение задач, стоящих перед цензурой, в связи с увеличением объема информации, циркулирующей в обществе, развитием периодики, введени­ем последующей цензуры, а также трагические события внутренней жиз­ни государства, бывшие следствием террора революционеров, заставили цензурное ведомство продолжить опыт ограничения диапазона информа­ции, проходящей через периодику, установить контроль над нею непо­средственно МВД. Подводя итоги административного воздействия на прессу, начальник Главного управления по делам печати 1880-1881 гг. се­натор Н.С. Абаза замечал: «Система всякого рода административных взысканий представляется и печати, и публике произволом более тяже­лым, чем предварительная цензура»[29].

Собственно карательная система цензуры конца ХК века определя­лась законодательным правом в случае вредного направления, проводи­мого отдельным СМИ, выносить предостережения, приостанавливать, а затем и вовсе прекращать издание. Так, в ст. 29 «МВД предоставляется право делать повременным изданиям предостережения с указанием на статьи, подавшие к сему повод. Третье предостережение приостанавлива­ет продолжение издания на срок. не свыше 6 месяцев», далее в ст. 30: «Если после третьего предостережения, МВД признает нужным. вовсе прекратить это издание, то он (министр) выходит о сем с представлением в 1-й Департамент Правительствующего Сената». Необходимо заметить, что ранний либерализм Александра II даже вылился в опережающий то время указ «О порядке судопроизводства по делам печати» от 19 декабря 1866 г.

И хотя историк Н.А. Энгельгардт называет 1866 год «роковым для нашей печати», считая его началом «страшной реакции»[30], надо учитывать то, что в этот период в государстве уже сложилась в результате реформи­рования новая социально-политическая атмосфера, к которой еще нужно было привыкнуть. А «процесс адаптации был болезненным и потому со­провождался наступлением власти на новые институты: ограничение прав печати, судов, земств по сравнению с только что изданными законами.

Это замедляло процесс модернизации российского общества, но не меня-

2

ло его (этого процесса) существа» . Это нашло яркое выражение и в дея­тельности цензурного аппарата 70-80-х годов, когда принималось множе­ство законов, поправок, дополняющие «Временные правила» 6 апреля 1865 г., регулирующие, с одной стороны, новые моменты в отношениях власти и журналистики, с другой - расширяющие административно­репрессивные меры, применяемые властью к ней. В этом плане политика как министра внутренних дел графа П.А. Валуева, так и его преемников мало отличалась.

Наконец, стал проявляться в цензурной практике новый фактор: цен­зурное ведомство, идя в ногу со временем, положило начало использова­нию экономического давления на журналистику. На это особое внимание обратил новый министр внутренних дел А.Е. Тимашев, пришедший 8 мар­та 1868 г. на смену П.А.Валуеву. Одной из первых мер было предложение, внесенное им в Комитет министров, о предоставлении МВД права запре­щать по своему усмотрению розничную продажу газет, которая тогда уже стала принимать довольно широкие размеры. Это вело не только к прямо­му материальному ущербу для издателя, но и давало возможность другим конкурирующим органам печати распространяться шире и завоевывать читателя газеты, оставшейся без розницы. Эти потери возместить было еще труднее.

В том же 1868 году Тимашев в записке Александру II предлагал рас­ширить сферу экономического давления на журналистику: лишить все га­зеты, кроме правительственной, казенных объявлений, обложить пошли­ной рекламу частных газет и др.

Таким образом, в царствование императора Александра II происхо­дившие существенные изменения во всей системе управления страной значительно повлияли на отношения между властью и журналистикой, стало ощущаться обособление последней от литературного процесса, что выразилось в расширении диапазона информации, проблематики, содер­жания журналистики, в росте значения газет, в понимании властью управ­ленческого потенциала прессы.

Под воздействием событий внутренней жизни страны в связи с про­явлениями консервативных тенденций во внутриполитическом курсе пра­вительства ситуация в цензурном режиме мало изменялась. «Свобода пе­чати не совместима с нашим образом правления, - считал начальник III отделения граф П.А. Шувалов, во многом определявший внутреннюю по­литику в России после 1866 г. - Она возможна лишь в конституционном государстве, где она служит дополнением свободы слова. Свобода печати

KJ KJ 1 KJ ґ~ KJ

составляет не первый, а второй фазис развития народной свободы; ей все­гда предшествует свобода слова, которая, действуя большей частью на ограниченное собрание людей, может быть тотчас опровергнуто. Где не существует свободы слова, там свобода печати является слишком опас­ным оружием против правительства, которое не может вступать в еже­дневную полемику и делается безответным противником, принужденным уступать в неравной борьбе»[31]. Надо полагать, что цензура в этом случае рассматривается как необходимый противовес. Теоретический постулат шефа жандармов довольно точно выразил отношение власти к журнали­стике тех лет.

«Развитие революционного движения вело к ответным мерам прави­тельства в области печати»[32] и выражающие царскую волю либеральные «Временные правила по цензуре» 1865 г. стали исправлять и дополнять в сторону большего стеснения печати. 7 июня 1872 года было разрешено Комитету министров задерживать и приостанавливать периодические из­дания уже без предостережения. В качестве экономической меры воздей­ствия на периодику стали использоваться запрет печатания частных объ­явлений (в том числе рекламы) и лишения права розничной торговли. По­пытке комиссии из редакторов столичных журналов под руководством бывшего МВД П. А. Валуева исправить ситуацию помешало убийство Александра II 1 марта 1881 г.

Уже 27 августа 1882 г. новый император утвердил положение Коми­тета министров, которое вводило новые временные правила, еще более ужесточавшие цензурный режим. В эти новые временные правила вошли постановления от 1865 года, тоже изданные в виде переходной меры, кое- что было исправлено и дополнено. Вот некоторые их положения:

- запрещение возобновления повременного издания после третьего предостережения;

- обязанность для редакций сообщать по требованию МВД звания, имена и фамилии авторов статей;

- министры внутренних дел, народного просвещения, юстиции, обер- прокурор Синода и другие могли решать вопросы о прекращении издания или его бессрочной приостановке за вредное направление, а также лише­ние редактора впредь права на издательскую деятельность. Для прекра­щения газет министр мог просто испрашивать Высочайшего повеления.

Вот как описывает то время Львов-Рогачевский: «Временное положе­ние о печати действовало без страха и упрека. Цензура с отменным усер­дием делала свое дело. В обществе воцарилось уныние. Все замолкло. Казалось, мысль убита, драгоценные надежды развеяны буйными ветрами. Воцарилась та “тишь да гладь, да Божья благодать”, о какой мечтало пра­вительство и какая существовало только перед падением Севастополя в конце сороковых и начале пятидесятых годов.

И вдруг, “грянул гром” и заставил содрогнуться всю Россию. “Все об­стояло благополучно” только на бумаге, народ благоденствовал только в отчетах министров, а на самом деле страна шла навстречу полному разо­рению, и ужасы голодного года открыли всем глаза. Этот голодный 1891 год, унесший в могилу больше 500 000 человек, свалился неожиданно. Печать могла бы предупредить, но статья 140 действовала строго, и цир­куляры главного управления по делам печати запрещали касаться “неко­торых вопросов государственной важности”. Таким вопросом оказался и вопрос о голоде»[33].

После Русско-японской войны начала ХХ века и кровавого воскресе­нья 9 января 1905 года стеснения и преследования печати еще более уве­личивались. Вопиющие на наш сегодняшний взгляд примеры приводит

журнал «Право» за 2 августа 1905 год (цитируется по статье Львова-

2

Рогаческого) . Раздел «Хроники» сообщает только факты:

«№ 97 “Черн. Вестника” вышел в размере полулиста со след. редак­ционным примечанием: “По не зависящим от нас обстоятельством сего­дняшний номер издается не в том виде, в каком он был приготовлен для печати”».

«В Екатеринославе, по поводу урезывания цензором думских отче­тов, печатаемых в местных газетах, гласным Быковым в заседании 15 июля внесено предложение обжаловать действия цензора, как незаконные и крайне неудобные для городского населения, лишенного возможности знать, что делается в думе.».

«Контора подцензурной газеты “Юг” в Херсоне по поручению ре­дакции доводит до сведения читателей, что по цензурным правилам ре­дакция не имеет права оставлять в тексте пробелы в тех местах, где цензо­ром исключен текст; не может она также ставить на тех местах точки и другие загадочные знаки.».

К концу эпохи Александра III, в конце второй половины XIX века, государство совершило качественный скачок в правовом регулировании сферы печати: на первый план вышли экономические методы регулирова­ния и наказания за нарушения (запрет печати коммерческих объявлений, запрет розничной продажи газет и журналов). Лояльные СМИ всячески поощрялись. Тут была и система келейных пособий, и печатания казенных объявлений, и открытые пожертвования на издания газет и журналов. Бы­ли также преследования конкурирующих газет: им выносились предупре­ждения и запреты на печатание объявлений, когда фактически аннулиро­вался источник существования газеты; в то же время властное покрови­тельство патриотическим газетам, которым предоставлялись субсидии для распространения «трезвых идей».

«Попробуйте представить несколько десятилетий, когда действовали цензурные ограничения, запрещения, приостановки, предостережения, си­стема келейных пособий, запрещение розничной продажи, запрещения печатания объявлений (последние два - из серии экономических методов

воздействия на неугодных) и, наконец, самое ужасное запрещение - ка-

1

саться всего, что волнует, мучит в данный момент вашу родину» .

Исследователь Львов-Рогачесвкий приводит статистику по предосте­режениям, вынесенным печатным изданиям после принятия временных правил[34].

С 1 сентября 1865 г. по 1 января 1870 г. было объявлено 44 предосте­режения, 7 периодических изданий были приостановлены на срок от 2 до 6 месяцев, 3 издания были запрещены.

В 1872-1877 гг. дано было 72 предостережения и 45 запрещений роз­ничной продажи, 16 изданий подверглось приостановке на сроки от 3 недель до 6 месяцев.

В 1878 г дано 15 предостережений и 19 раз запрещена розничная про­дажа.

В 1879 г. дано 16 предостережений и 6 раз запрещена розничная про­дажа.

В 1881 г. дано 10 предостережений, розничная продажа запрещена 6 изданиям, приостановлено с предостережениями и без 8 газет, одной за­прещено печатать объявления.

С июня 1882 по май 1889 гг. было дано 24 предупреждения, при­остановлены 15 изданий, произошло 34 запрещения розничной продажи, 4 запрещения печатать объявления.

Интересно, что даже «Русь» славянофила Аксакова, мечтавшего о единении царя с народом, получила в 1885 году предостережение, так как «обсуждает текущие события тоном, не совместимым с истинным патрио­тизмом». На это буквально накануне своей смерти Аксаков саркастически заметил: «Наиистеннейший патриотизм состоит в подобострастном мол- чании»[35]. Пресса в те годы вынуждена была хранить мертвое молчание о самых жгучих вопросах народной жизни либо применять Эзопов язык.

Эпоха цензурного террора Александра III конца ХК века называлась

2

современниками «разгромом печати» (юрист Н.Я. Новомбергский) , «красным смехом цензуры» (юрист В.Л. Львов-Рогачевский): «Это “Крас-

ѴУ 33 ѴУ CCTO Ny 33 Ny гті

ный смех” цензуры, не менее ужасный, чем “Красный смех” войны. Там убивают тело, здесь убивают мысль, убивают слово»[36].

Новелла 27 августа 1882 года лишила печать последней видимости судебной защиты и поставила редакторов и издателей повременных изда­ний под угрозу пожизненного ограничения личных прав и лишения иму­щественных прав по одному лишь административному усмотрению.

Имущественные права владельцев СМИ были ущемлены и в статье другого положения Комитета министров от 28 марта 1897 года, а именно: переход периодических изданий от одного издателя к другому допускался при разрешении МВД. Таким образом, отменялась 11 статья «Временных правил по печати» 1865 г., где переход права собственности на периоди­ческое издание от одного лица к другому осуществлялся без согласия ад­министрации - одним предварительным уведомлением. С 1896 г. редакто­ры вновь возникших бесцензурных повременных изданий стали утвер­ждаться лишь в качестве временных, которых администрация могла устранить в любое время без объяснения причин. Со второй половины 1890-х годов входит в практику приостанавливать и даже прекращать по­временные издания и без предостережений.

Усиление административного давления можно проследить, например, по количеству предостережений, прекращений издания печатных СМИ. Исследователь В.Л. Львов-Рогаческий приводит такие данные: общее чис­ло административных взысканий, наложенных на периодические издания с 1865 г. по 1899 г. равняется 615, причем большинство этих взысканий падало на литературные и политические журналы. За 50 лет свыше 20 га­зет и журналов были закрыты навсегда[37].

Однако самым серьезным, на наш взгляд, действием государства в лице его чиновников-цензоров против периодической печати произошло еще при Александре II. Это прямое вмешательство в редакционную поли­тику и определило сложные взаимоотношения государства и СМИ на по­следующие тридцать лет. 16 июня 1873 г. в высочайше утвержденном

мнении Государственного Совета МВД получил право воспрещать повре­менным бесцензурным изданиям печатать и обсуждать вопросы государ­ственной важности, в сущности, касаться любого вопроса внутренней и внешней политики.

Документ «О взыскании с периодических изданий, изъятых от пред­варительной цензуры, за оглашение вопросов, не подлежащих, в течение известного времени опубликованию» гласил: «Если по соображениям высшего Правительства, найдено будет неудобным оглашение или обсуж­дение в печати, в течение некоторого времени, какого-либо вопроса, то редакторы изъятых от предварительной цензуры повременных изданий

поставляются о том в известность через Главное Управление по делам пе-

2

чати, по распоряжению Министра Внутренних Дел» .

Эти положения позднее вошли в кодифицированный Устав о цензуре и печати 1890 г. Александра III как печально знаменитая статья 140. В чем же была причина предоставления МВД столь исключительные пол­номочий? Государственный Совет «принял во внимание, что в существу­ющих законоположениях о печати не предвидены случаи, когда, по выс­шим правительственным соображениям, представляется необходимым, чтобы периодическая печать, в течение некоторого времени, не касалась какого-либо вопроса внешней или внутренней политики, гласное обсуж­дение которого могло бы быть сопряжено со вредом для государства»[38].

Интересно, что заботясь о законотворческих приличиях, Госсовет дал своему мнению такое обоснование: «Ввиду очевидного неудобства обле­кать именем Его Императорского Величества распоряжения, не предука­занные в законе, Государственный Совет признал нужным пополнить вы­шеозначенные пробел законодательства, определив в особом постановле­нии порядок извещения редакторов периодических изданий о неоглаше-

2

нии того или другого вопроса государственной важности» .

Госсовет определял это как исключительную меру, однако, конечно, министры внутренних дел не могли удержаться от соблазна законно за­претить, по сути, любую критику любого, даже низшего государственного чиновника. Статья 140 действовала очень строго, и циркуляры главного управления по делам печати запрещали касаться «некоторых вопросов государственной важности».

Исследователи истории печати приводят широчайший список запре­тов по статье №140 с самого момента начала ее действия в 1873 году. В их числе запрет на сообщение о неурожае и голоде в 1873 г., о студенческих волнениях 1875 г., о городских выборах в 1889 г., о гимназиях и учебной системе, о рассказе «Крейцерова соната» Л. Толстого в 1890 г., о предсто­ящем 25-летии закона о печати (1865 г.) в 1890 г., о появлении холеры и о таможенном тарифе в 1892 году, о 750-летнем юбилее Москвы в1894 г. и прочее. Список недозволенных к печати тем и фактов поражает своим размером и (на современный взгляд) бессмысленностью. Как видно из этого списка, МВД широко пользовалось статьей 140 Устава о цензуре и печати и в вопросы государственной важности обращали дуэль офицеров, самоубийство дочери врача, должностные преступления станового при-

3

става и т.п. .

Фактическое узаконивание административного произвола, на наш взгляд, породило в конце ХК века противоречие между статической мо­делью правового регулирования сферы печати и его динамической моде­лью. Признание наличия или отсутствия «вредного направления» издания целиком зависело от усмотрения местной администрации. Более того, ад­министративные власти на местах допускали даже прямые нарушения государственного законодательства. Так, к подцензурным изданиям были применены взыскания за нарушение ст. 140. Впервые это произошло с «Нижегородским Листком» в 1899 г.

Согласно ст. 156 Устава о цензуре и печати распоряжения об изъятии некоторых вопросов из обсуждения сообщаются только бесцензурным из­даниям и цензорам. Подцензурные издания этих распоряжений не знают. Однако именно на них часто возлагалась ответственность за недосмотр цензора. Цензоры должны были не пропускать статей, имеющих вредное направление.

«Все ученые едины во мнении, что юридическая ответственность. тесно связана с государством (выделено автором), с государственном принуждением, ее основанием является правонарушение, закрепленное в диспозиции норм, порядок привлечения к ответственности закреплен в нормах процессуального законодательства, вид и мера принуждения - в санкции юридической нормы, осуществления ответственности происхо­дит в процессе правоприменительной деятельности, в рамках правоохра­нительного правоотношения»[39].

Если же цензор этого не делает и если ответственности подвергается не он, а издание, то тем самым местным административным произволом отвергается основной принцип карательного права: «Nullum crimen, nulla paean sine lege» («Нет преступления, нет наказания без закона»).

Таким образом, мы выявили закономерности, по которым развивалось государственно-правовое регулирование сферы печати в Х!Х веке.

Во-первых, возможно справедливо разделить цензурную политику российского государства на этапы, совпадающие с периодами правления русских императоров. У русской цензуры сложились определенные тра­диции, были выработаны разнообразные ее виды и формы, нацеленные на охрану основ государства, его институтов, ограничение свободы слова и доступа к различного рода информации, подавления инакомыслия.

Во-вторых, характер взаимоотношений русского государства и печа­ти в ХК веке носил волноообразный характер: периоды ослабления госу­дарственного надзора и контроля чередовались с периодами «цензурного террора», чрезмерной зарегулированностью и большим количеством за­претов.

В-третьих, принятие цензурных документов носило реактивный ха­рактер, как следование внешне- и внутриполитическим событиям, как от­веты государства на вызовы времени. В разные эпохи функции цензуры наполнялись специфическим содержанием, причем в периоды глобальных перемен ее роль заметно усиливалась.

В-четвертых, особенностью осуществления государственного регули­рования системы печати можно считать личностный фактор, то есть зави­симость цензурного режима непосредственно от его исполнителей, то есть цензоров.

В-пятых, возник новый более сложный подход в регулировании взаи­моотношений государства и печати: не только через цензурный аппарат, но и через другие средства, объединенные понятием «покровительство правительства»: определенные издания стали получать разные льготы, оплачивая их своим содержанием. «Временные правила о печати» 6 апре­ля 1865 г. открыли путь более прогрессивному виду цензуры - последую­щей, карательной, с привлечением к ответственности за нарушение цен­зурных правил по суду. В деятельности цензуры выделяется три направ­ления: приспособление цензуры к судебной практике, усложнение задач, стоящих перед цензурой, введение карательной цензуры, широкое приме­нение экономических рычагов регулирования печати.

В-шестых, в конце второй половины ХК века государство совершило качественный скачок в правовом регулировании сферы печати. На первый план, наконец, вышли экономические методы регулирования и наказание за нарушения: запрет печати коммерческих объявлений, запрет розничной продажи газет и журналов, система келейных пособий, печатание казен­ных объявлений, открытые пожертвования на издания газет и журналов, субсидии для распространения «трезвых идей».

Таким образом, институт цензуры был действенным орудием госу­дарственного влияния на создание, хранение, распространение и потреб­ление социальной информации. Выполняя охранительную функцию, цен­зура в первой половине ХК века обеспечивала стабильность в обществе за счет изъятия из печати информации, которая могла бы получить неже­лательный резонанс, а во второй половине ХК века за счет более про­грессивной системы - последующего (судебно определяемого админи­стративного) наказания за нарушение правил и экономических методов регулирования.