Что означает прекращение выдачи служилым лю­дям тарханных грамот в начале XVI века, и не­судимых грамот около 1554 года? Право вотчин­ного суда становится в середине XVI века общим правом служилого землевладения.

Теперь я постараюсь ответить на вопросы, поставленные выше: 1) что означает прекращение вьтдачи служилым лю­дям— около 1506 г. тарханных грамот и около 1554 г. не-

судимых, и 2) стали ли судебные привилегии несудимых грамот общим правом для служилых землевладельцев?

Предшествующее изложение подготовило нас к тому, чтобы отказаться от взгляда иа жаЛованные грамоты, как на акты исключительной милости князей, как на источники только привилегий.

Я вовсе не хочу сказать, что мой взгляд на жалован­ные грамоты есть совершенная новость, — да дело и не в том, является ліг взгляд того или иного автора новостью,— но нельзя не признать, что даже авторы, свободные от одно­стороннего взгляда иа жалованные грамотьт, не делали возможных выводов из исследования этого важного источ­ника. Укажу для примера на М. А. Дьяконова, который, по свойственной ему чрезмерной исследовательской осто­рожности, вообще был склонен останавливаться на пол­дороге. Указавши на большую важность для истории права жалованных грамот, он говорит, что „некоторые из пожа­лований получітли характер общих норм.

Внимательное исследование жалованных грамот и про­верка их показаний при помощи других источников дают возможность выяснить, что одни пожалования действительно были исключительными милостями князей или временными льготами н, как таковые, с течением времени отпадали бес­следно, другие — будучп с самого начала изъятиями или привилегиями, так и оставались на положении исключений, не оказавших значительного вляния на развитие права, третьи—из привилегий становились с течением времени общим правом. Для историка наибольший интерес пред­ставляют, конечно, пожалования последней категории. Что означает тот факт, что около 1506 г. служилые люди пере­стали получать тарханные грамоты? Правильно оценить этот факт можно только при том условии, если мы будем все время иметь в виду различные свойства и различные судьбы отдельных элементов жалованных грамот.

Тягло служилых земель XVI века нам достаточно известно, в общих, конечно, чертах. Мы знаем, что мно­жества повинностей удельного времени, преимущественно повинностей чисто-хозяйственного характера и происхо­ждения, в XVT веке для служилых земель не существовало. Таковы, напр., повинности кормить княжего коня и косить для него сено, содержать псарей и кормить собак, прини­мать участие в княжеской охоте или рыбной ловле, делать „сельское дѣло“ и т. п. Группа повинностей по содержа­нию княжеских кормленщиков разлагается с течением вре­мени на части, пз которых одниуничтожаютсясовсем,дру- гие заменяются определенным, посошным или пообежным налогам.

B порядках несения тягла тоже произошли большие неремены. Принцип особности тягла и свобода от поруки становится для служилых земель общим правилом. По­скольку черные и дворцовые земли еще не были поглощены служилым землевладением у последнего оставались еще общие волостные дела н повинности с первыми землями, но, во-первых, служилые земли не подлежали мирскому окладу и не несли порукп за других плательщиков волости, а во-вторых, несомненно, что уже в конце XV в. было по­ложено прпчтюе начало тому процессу обособления слу­жилых земель от черных миров, который в последующее время развивался неуклонно и привел к тому типу „бѣлого" служилого и монастырского тягла и землевладения, которьтй мы наблюдаем в XVIl веке, как противополож­ность „черному" тяглу посадов и дворцовых и черных волостей.

Представление, что служилые люди должны нести свои особые обязанности и притом особо от черных людей, несомненно, было ясно уже в XV веке. Коротко и опре­деленно это выражено в одной грамоте (около 1483 г.) кн. Андрея Васильевича. Он дал Злобе Львову разрешение купить в своем уделе на Вологде „земли на соху, бояр- скихь и служнихч> и черныхъ тяглыхъ земель, кто ему iipo- дастъ", и прибавлял в грамоте: „а съ тое земли съ слугами и съ чернымті людьми не тянетъ, а служити (съ) своею братьею съ дѣтьми съ боярскими" 172. Ho если идея была давно и хорошо знакома, то путь проведения ее в жизнь, как это обыкновенно бывает в таких случаях, был долог и сложен.

Тягло удельного времени и порядки его отбывания сложились на почве вотчинного хозяйства князей, приме­нительно к зависимому и несвободному населению, сидев­шему на земле князя. Такое тягло и порядки его несения были несовместимы с хозяйственной независимостью слу­жилых и неслужилых землевладельцев, владевших землёй на праве частной, полной или условной, собственности. B частности, относительно служилых землевладельцев князья, конечно, не могли игнорировать того, что служилые люди отдавали значительную часть своих сил ii средств на службе и не могли, следовательно, нести таких же по­винностей, как люди, свободные от дворовой или ратной службы. Процесс разграничения интересов княжеской казны и интересов частного землевладения происходил в значительной мере путем жалованных грамот. Переход к новым порядкам совершался очень медленно, не общими нормами и не по определенному заранее плану, а эмпирически, и в отдельных проявлениях не имел той отчетливости и логичности, которые мы стараемся придать паімим обоб­щениям. Применяясь к особенностям случая, к лицам и временным и местным обстоятельствам, князья путем жалованных и указных грамот разрешали вопросы теку­щего управления. B одних случаях они давали, быть может, меньше, в других — больше, чем требовалось суще­ством дела, нарушали старые грамоты и давали вместо них

новые, или, не отменяя данных грамот целиком, давали, .,на грамоты грамоты". B результате, однако, были найдены путем практики известные средпие нормы тягла, совмести­мого со службой и с правом частной собственности на землю.

Почву для этого, с своей стороны, подготовляла ниве­лирующая политика московских великих князей. Иван Ill и его преемники систематически принижали верхи слу­жилого класса, покровительствовали низам и в отношениях ко всем служилым людям стремились провести, вместо прежних личных отношений, безличные общие шаблоны.

Переходя к вопросу о несудимых грамотах служилым землевладельцам, следует ответить определенно, стала ли выдача их в XVI веке общим правилом, или и в середине века она оставалась исключением, хотя бы и очень частым. Мне кажется, что есть целый ряд очень веских оснований утверждать, что к середине XVI века выдача несудимых грамот стала общим правилом, а так как к этому времени установился однообразный шаблон судебных пожалований, то дальнейшая выдача грамот потеряла смысл и потому была прекращена.

Выше по поводу сместного суда я привел свидетель­ство Ченслера, дважды посетившего (в 1553 и 1555 годах) Московское государство. Как иностранцу, незнакомому с русским языком и наблюдавшему русскую жизнь мимо­ездом и с внешней стороны, ему не были знакомы ни огра­ничения вотчинного суда, ни вообще тогдашнее судо­устройство, и он схватил только то, что бросалось в глаза, как общий порядок,—право господ судить своих людей и крестьян. Наши источники подтверждают правильность- показания Ченслера.

Мы видели, что судебный иммунитет в удельной Руси вовсе не был редкостью, исключительной привилегией кня­зей церкви, монастырей и крупнейших и знатнейших вот-

/

ЧИННИКОВ,— кроме НИХ его получали рядовые и МЄЛКИС служилые люди, вотчинники и помещики, и тяглые люди, и причты соборных и сельских церквей и т. д. Можно без преувеличения сказать, что иммунитет, с точки зрения кня­зей, был такой же нормальной формой управления одной частыо их владений, как управление при помощи кормлен­щиков было нормальной формой для управления другой частыо.

Относительно судебных пожалований служилым людям напомню вывод, сделанный выше: впервойполовине ХѴІв. они выливаются в однообразный шаблон четырехстатейной несудимон грамоты. Этот факт, сам по себе, является важ­ным свидетельством всеобщности таких пожалований. Они становятся столь обычным явлением, что часто соединяются в одной грамоте с обыкновенным поместным пожалова­нием 173.

Очень важное указание на то, что в середине XVI века дача несудимых грамот была общим правилом, мы находим в 64 статье Судебника 1550 г. B ней сказано: „А дѣтей

боярскихъ судити намѣстникомъ по всѣмъ городомъ но нашимъ царевымъ государевымъ жалованнымъ по ихъ вопчимъ грамотамъ" 174. Неудачная редакция статьи дает место различному пониманию ее. Во-первых, что это за „вопчие" грамоты? Нам неизвестно жалованных грамот, которые носили бы такое название. По моему, В. И. Сер­геевич правильно сказал, что это — те же несудимые жало­ванные грамоты, и увидел в этой статье свидетельство того, что ..вотчинный суд существует еще в полной силе в сере­дине XVI века" 175. Ho почему, в таком случае, редак­торы Судебника употребили такой необычный термин?

Мне кажется, что это объясняется так. Эти грамоты в просторечии и в официальных актах назывались несу- димыми по одному элементу пожалования, быть может, самому важному с тогдашней точки зрения, — по первой статье, где говорится о неподсудности грамотчика и его людей наместникам. Редакторы Судебника назвали их по третьему элементу, по третьей статье, где говорится о сме- стном или вобчем суде. Ero они имели в виду и вовсе не думали отменять первую статыо (о несудимости). Именно поэтому нм казалось неправильным и неподходящим ска­зать, что наместники должны судить детей боярских по их несудимым грамотам. A что Судебник вовсе не отменял несудимых грамот, видно из того, что судить на­местники должны „по“ грамотам, а также из того факта что выдача несудимых грамот, совершенно прежнего типа, продолжается несколько лет и после Судебника — в 1551— 1554 годах. Поэтому я думаю, что 64 ст. имела в виду только сместныйеуд и потому назвала жалованные грамоты „воп- чпмн". IIo почему, в таком случае, понадобилось говорить о сѵде наместников, если сместный суд существовал за­долго до Судебника и статья о нем повторяется в гра­мотах, данных после Судебника, б e з и з м e н e н п я и p o- тив прежнего? Объяснение этому, отчасти, дано мною выше.

Мне представляется, что, по мере колнчественного роста служилого, главным образом, поместного, землевладения и поглощения им черных и дворцовых земель, BO многих уездах создалось такое положение, что земли служилых людей занимали сплошь весь уезд или значительные части егоЛПоэтому людям и крестьянам служилых грамотчиков приходилось большею частыо „сплетаться" в тяжбах, не с городскими или волостными государевыми людьми, а с людьми служилых же грамотчиков. Статья о сместном суде, сложившаяся еще в удельное время, не предусматри­вала таких случаев. Практика выработала факультативный сместный суд, т.-е. два грамотчика, не обращаясь к суду волостеля или наместника, сами судили сместно своих лю­дей. Однако такое решение вопроса представляло неко­торые невыгоды для самих яге служилых грамотчиков. B случаях несогласия и споров между ними, они должны были обращаться к суду наместника или волостеля, а так как они оба вмешивались в дело, то суд наместника в таких случаях становился в сущности судом не сместным, а едино­личным судом наместника или волостеля. Таким образом, естественный ход жизни привел к тому, что сместный суд старого типа, т.-е. суд грамотчика с наместником или воло­стелем, выродился — в одних случаях в житейскую полю­бовную сделку грамотчиков между собою, а в других — в единоличный суд наместника.

Такой порядок представлял и другое неудобство. По жалованным грамотам слулгилые грамотчики освобождались от тягла с черными людьми м получали большую судебно­полицейскую власть над населением своих владений. Кня­жеская власть делала из этого совершенно естественный вывод — стала возлагать на грамотчика ответственность за его людей, в податном, судебном и полицейском отноше­ниях. Ответственность развивалась и усиливалась медленно и постепенно, но уже в первой половино XVI века приме­нялась во многих случаях. Так, напр., no губным наказам служилые люди были обязаны выдавать губным старостам своих людей, обвиняемых в разбое. Если они их не ставили перед губными старостами, то в наказание на них взыски­валась без суда половина иска потерпевших, а сверх того, старосты давалп их на поруку, „что имъ тѣхъ людей, добывъ, передъ старостами поставить". Что с точки зрения властп землевладельцы и их крестьяне былн солидарно ответственны в податях, на это очень много указаний. Слу­чалось, что прикаіцики служилых людей и монастырские посельские, а иногда и самн служилые людп, попадали на правеж за неуплату налогов их крестьянами. A во второй половине XYI века встречаются случаи, когда за уклонение служилого человека от службы сажали в тюрьму его кре­стьян и взыскивали с них прогонные дсньгп за разъездьт высыльщиков служилых людей. Следствиемэтоговобластп ■суда было то, что служилые люди, сливая свои интересы с интересами крестьян, все чаще п чаще стали выступать на судах вместо н за своих крестьян. A так как по четвер­той статье несудпмых грамот грамотчики были подсудны только самому князю или его боярам, то служтглым людям открывалась возможность переносить сместные дела пх людей и крестьян на суд царя п бояр в Москву. Для властп это было неудобно тем, что значительно увеличивало коли­чество судных дел. Да н для служилых людей это была палка о двух концах, так как сегодня служилому грамот­чику было выгодно отвечать только на Москве, а завтра ему приходилось быть истцом н испытывать все невыгоды иска перед царем и Московской волокиты. B небольших уделах XIY—XY в.в. отвечать п искать только перед своим князем было для грамотчика большим преимуществом. B разросшемся Московском государстве это право стано­вилось во многих случаях невыгодным самим служилым людям, тем более, что личный суд князя, по мере роста государства, все более и более сменялся судом бояр и дья­ков, т.-е. приказных.

Против этих неудобств и была, как мне кажется, на­правлена 64 ст. Судебника. Ояа вовсе не лишала детей боярских права сместного (факультативного) суда, ни су­дебных прав вообще, а имела в виду только тяжбы детей боярских между собой, т.-е. главным образом, те вопчие или сместные дела, которых грамотчики не могли решить полюбовно. По 64 ст. т а к и e д e л а с т а н о в и л и с ь о б я- з а т e л ь н о п о д с у д н ы м и н а м e с т н и к а м, а дети бояр­ские лишались права переносить их на суд царя и бояр в Москву. Только такие дела имела в виду 64 статья.

Как бы мы ни понимали 64 ст. Судебника, она для нас важна, как свидетельство того, что во время издания Судебника судебные привилегии служилых людей были общим правилом и „во всѣхъ городахъ". Именно поэтому дальнейшая выдача несудимых грамот становилась излиш­ней и потому, около 1554 г., была прекращена. Приведу факты и соображения за этот вывод и факты и соображе­ния, которые противоречат противоположному выводу, т.-е. мнению Неволина и Сергеевича, будто прекращение выдачи несудимых грамот означает отмену судебных при­вилегий.

Укажу на аналогию, которую мы наблюдаем в поряд­ках поместных пожалований. B XV веке и в первой поло­вине XVI века служилый человек получал на поместье жалованную грамоту, за вислой на шелковом шнурке пе­чатью, а затем отказную грамоту. Жалованная грамота писалась с „сеазомъ", т.-е. начиналась словами: „Ce азъ, князь великий. пожаловалъ" и т. д. и содержала самый факт

пожалования. Отказная грамота была простым распоряже­нием подчиненных органов князя, предписанием местному агенту власти отделить и отказать поместье пожалован­ному лицу. Агент власти производил по отказной грамоте отдел, составлял отдельные книги и отсылал их князю. Ha основании отдельных книг („съ отдѣльныхъ книгъ“) помещик получал ввозную или послушную грамоту, адресованную на имя крестьян, с которой он „ввозился" в поместье, на­чинал владеть фактически. C течением времени форма жалованных грамот с „сеазомъ" удерживается только для вотчинных пожалований, а для поместных устанавливается упрощенный и более дешевый для служилых людей поря­док. По приказному докладу дается указ о пожаловании поместьем и помещику выдается из приказа отказная, а за­тем ввозная грамоты. Последняя становилась для него глав­ным документом, по которому он владел поместьем.

Неизвестно, когда произошло это упрощение и удеше­вление поместных пожалований. Очень вероятно, что выдача на поместья жалованных грамот вышла из употребления не сразу, а мало-по-малу. Bo всяком случае, несомненно* что в первой половине XVI века получение на поместье жалованной грамоты было таким же обычным и необходи­мым этапом в получении поместья, как во второй половине века — получепие только отказной и ввозной, а если отдел производили писцы по особому наказу, то только одной ввозной грамоты. Нетрудно догадаться, почему для более раннего времени выдача жалованной грамоты была не­обходима: поместное право еще пе вылилось в опреде­ленную систему, условия владения могли быть различными, и потому была необходима жалованная грамота как сви­детельство акта пожалования, так и условий владения землей. ІІозже, когда поместное право стало законченной и выработанной системой, в этом не стало необходимости и установились шаблоны отказных и ввозных грамот.

Следующее обстоятельство не позволяет видеть в факте прекращения выдачи несудимых грамот отмены судебных привилегий служилого класса. Известно, что в это же при­близительно время были произведены крупные реформы в судоустройстве и местном управлении. Неизвестно, в ка­кой связи находятся между собой эти факты, но все, что мы знаем об этих реформах, совершенно несовместимо с предположением, что служилые люди в это время лиши­лись своих привилегий.

Уложенье о' службе с земли и об отмене кормлений нзвестно нам только из летописных источников, ГДС OIIO отнесено, напр., в Никоновской летописи, к 64 году, при чем обе реформы являются результатом как бы одного приго­вора царя с его братьей и боярами І7(!. Последнему про­тиворечат уставные земские грамоты. Первые грамоты, в которых говорится, что царь указал отставить кормлен­щиков во всех городах (стало быть, это уложенье, а не указ иа отдельный случай),’ относятся к августу 63 года (1555 г.). Поэтому приходится предположить, что было по крайней мере два приговора: в 63 г. по челобитыо тяглых людей было постановлено отставить кормленщиков, а в 64 г.— по челобитью служилых людей было решено реформировать условия службы с земли. Первая реформа одной стороной касалась условии службы, и потому, быть может, показа­лась летописцу как одно уложенье. Для нашей темы важйы некоторые стороны этих реформ, а именно—отставка кормле­ний и связанные с этим перемены в судоустройстве.

Деловтом,что отставка кормленщнковвылиласьв раз­ных частях государства в различные формы. B летопис­ном пересказе приговора и в уставных грамотах говорится, что царь указал „во всѣхъ городѣхъ и въ станѣхъ и въ во- лостяхъ учинити старостъ излюбленныхъ" и возложить на них суд во всяких делах. B действительности отставка кормленщиков в уездах служилого землевладения приняла совсем другой вид, чем в черных волостях. Черные уезды и волости, некоторые посады н некоторые дворцовые села получили уставные грамоты, по которым им было дано право самоуправления и суда, с обязательством собирать самим и платить в казну оброк за доходы, которыми раньніё пользовались у них кормленщики. Таким образом, в при­менении к йим,реформу можно рассматривать (в судебпой, а отчасти и в административной части) как попытку рас­пространить иммунитет на широкие круги тяглых людей. Попытка была не так удачна, как ее принято изображать в литературе, в несколько приподнятом тоне, HO это — дру­гой вопрос, а для нашей темы важно, что здесь суд корм­ленщиков был заменен судом выборных. Затем, следует отметить, что в этих землях кормленщики сохранили, вплоть до самой отставки, почти все свои исстаринные доходы. Ири отставке кормлений черные миры „оброчились" указ- пачеев. Казначеи сличали сумму доходов, которую полу­чали кормленщики уезда пли волости, и, исходя из этой суммы, назначали оброк „окупъ" за доходы кормленщиков. Тяглый мир, получающий грамоту, должен был платить сполна, без недоимки этот окуп, раскладывая его между свонмн сочленами. Поэтому, окуп за доходы кормленщиков в черных землях и па посадах оказался, во-первых, очень разнообразным, смотря по местным условиям, а во-вторых, во много раз более высоким, чем для служилых и вообще частновладельческих земель.

Совсем иначе была проведена реформа в уездах слу­жилого землевладения. Здесь уже до реформы наместники и волостели утратили большую часть власти и доходов. IIo несудимым грамотамсами'служилые люди и их прика- щики были подсудны царю, а их люди и крестьяне были подсудны своим господам. За кормленщиками оставалась половина пошлин от смсстного суда (поскольку грамотчикн не обходили его, решая дела полюбовно) и суд в душе­губстве тт разбое, а нногда и татьбе. Когда в 40-х годах были введены губные учреждения, TO они лишились боль­шей части доходов и от этих дел. Затем, как мы виделп, благодаря тарханным грамотам, кормленщики лишились многих других доходов: кормов и поборов, мыта, явки, пятна и других менее значительных доходов. Таким образом, в уездах служилого землевладения отставка кормленщиков была подготовлена в этом отношении очень основательно самой жизныо. Поэтому, при отставке кормленщиков на поместные, вотчинные, властелинские и монастырские землп „окупъ" за доходы кормленщиков был положен в очень не­большой ставке, и притом в одинаковом для всех уездов окладе, а именно 42 ал. 4 д. с большой сохи (в 800 четвер­тей). B последнем факте я вижу очень веское указание на то, что оудебные и податные привилегии служилых людей, перед отменой кормленщиков, уже не были привилегией, а стали общим правом.

По этой же причине в уездах служилого землевладения оказалось возможнымотставитькормленщиков, невводявместо них самоуправления и не заменяя их выборными судьями.

До сих пор неизвестно, — да наверное и не будет най­дено,— уставных грамот для уездов или волостей служи­лого землевладения. B друпіх источниках тоже нет никаких указаний на то, чтобы в этих землях был учрежден суд выборных. Позже, в последней четверти XYl века, в не­которых уездах изредка упоминаются какие-то ..судные головы" пз детей боярских, но, во-нервых, неизвестно, былн ли они выборные, во-вторых, — пределы их власти неясны, а в-третьих, песомненно, что они былп далеко не везде, а скорее в виде исключения. До повсеместного введения, в первой четверти XYIJ века, воевод, в уездах служилого землевладения суд был поручаем самым различным органам власти: то наместникам, где они еще не были отставлены (волостели были отставлены везде), то губным старостам, то городовым прикащикам, то осадным и судным головам, а иногда то тем, то другим. Выше было показано, что пре­кращение выдачи несудных грамот совпадает по времени с отставкой кормленщиков. Если бы служилые люди ли­шились в это время своих судебных прав и, в частности, права вотчинного суда, то ясно, что количество судных дел должно было бы возрасти в очень большой степени, и было бы совершенно непонятно, как оказалось возможным уничтожить суд кормленщиков и не заменить его другим органом.

Отмечу еще одно обстоятельство. Выдача несудимых грамот всем другим разрядам грамотчиков (кроме служи­лых людей) продолжалась не только в XYI, но и в XYII веках. Hn в одной тгз этих грамот нет ни малейших намеков на те перемены в суде и судоустройстве, которыми не­минуемо должно было бы сопровождаться лишение судеб­ных привилегий целого многочисленного класса. Сверх того совершенно неправдоподобно, чтобы целый влиятель­ный класс был лишен вековых привилегий, когда он пре­вращался в сословие, а все другие разряды грамотчиков продолжали получать такие же привилегии. Ho можно возразить: почему же грамотчики других разрядовпродол- жали получать жалованные грамоты? Ответ мне кажется очень простым: ни судебные, ни тем более тарханные по­жалования властям и монастырям, несмотря на несомнен­ный рост однообразия, далеко не достигли, даже в XYII веке, такого единства и шаблонности, которые позволили бы пре­кратить выдачу грамот, не касаясь самих привилегий.

Напомню, наконец, факт, описанный выше. Митропо­литы, а позже патриархи, н архиереи дают своим дворянам и детям боярским право вотчинного суда и другие права во второй половине XYI века и в XYII-м. Они делают это то в форме ввозных грамот, то в форме жалованных несу­димых грамот, то временно (в форме ввозньтх грамот дар- екого типа, т.-е. без упоминания о суде). Между тем, и в социальном и в служебном отношениях, эти дворяне и дети боярские были много ниже государевых служилых людей.

Поэтому я прихожу к выводу, что прекращение вы­дачи несудимых грамот около 1554 годанеозначаетотмены судебных привилегий служилых землевладельцев. Их судебный иммунитет н, в частности, право вотчинного суда, существовавшие с незапамятных времен, подвергаются -с течением времени ограничениям, — сначала в делах о ду­шегубстве, а затем и в делах о разбое и татьбе с полич­ным. Вместе с тем они распространяются на все большее количество лиц, и в первой половине XVI века становятся для служилого землевладения общим правом. Местные особенности и личные исключения с течением времени, сглаживаются, и ко второй четверти XVl века вырабаты­вается однообразный шаблон четырех-статейной несудимой грамоты. Поэтому дальнейшая выдача несудимых грамот отдельным лицам становится излишней и около 1554 г. прекращается.

Возможно, что последний факт стоит в связи с круп­ными реформами этого времени, но пока, по наличным источникам, выяснить эту связь невозможно. Равным обра­зом нельзя уверенно сказать, в каком объеме были признаны за служилыми людьми их судебные привилегии после прекращения выдачи несудимых грамот, в том ли самом, в каком мы видим их в грамотах, или с изменениями. Предположение, что привилегии были признаны общим правом с некоторыми изменениями, вполне допустимо, так как одновременно, в связи с отставкой кормленщиков, произошли большие перемены во всем судоустройстве. Однако, TOT факт, что прочие разряды грамотчиков продолжали и после этого получать грамоты с прежними привилегиями, дает основание сказать, что изменения в правах служилых земле­владельцев, если її были сделаны, то не были значительными.

Впрочем, этот вопрос имеет второстепенное, как мне кажется, значение, так как под покровом жалованных грамот, с их традиционными формулами, жизнь развива­лась своим чередом. Выше было показано, как рязанские грамоть с течением времени, совершенно перестали отра­жать соь менную им действительность. Московские гра­моты, в этом отношении, неизмеримо выше рязанских, HO и они давали только общие положения, в пределах которых было много места для развития новых отношений. Так, под покровом однообразной, с древнейших грамот, статьи -о сместном суде, сместный суд, в зависимости OT новых

.условий жизни, в действительности переродился и получил другое значение еще задолго до 1554 года. Такое же за­мечание применимо и к четвертой статье — к статье об исключительной подсудности грамотчика князю.

Из этого наблюдения вытекает очень важный вывод для исследователей дальнейшей истории судебных прав и привилегий служилого землевладения. A именно — в удельное время право вотчинного суда, сместный суд и исключительная подсудность грамотчика князю были на­столько тесно связаны между собой и с первой статьей, •со статьей о несудимости на местах, что являются как бы придатками ее, естественными выводами из принципа не­судимости. Эта тесная связь отдельных элементов иммуни­тета друг с другом обусловливалась всем складом жизни и, в особенности, свойствами управления при помощи кормленщиков. B Московском государстве управление и судоустройство основываются на других началах. Вслед­ствие этого связь между отдельными элементами иммуни­тета порывается, и со второй половины XVl века (прибли­зительно) каждый элемент начинает житт» своей жизнью и имеет свою историю. Суд князя и его бояр введенных превращается в суд учреждений — приказов. C учреждением воевод, как гражданской местной власти, совершенно изме­няется характер местного управления и суда на местах. Соответственно с этим совершенно иную постановку полу­чают вопросы о несудимости служилых людей на местах, о сместном суде и о подсудности служилых людей в неко­торых делах воеводам, а в других — приказам.

Исследование этих вопросов выходит за пределы моей темы. Я нахожу возможным ограничиться указанием на тот факт, что история вотчинного суда совершенно отде­лилась от истории других элементов удельного иммуни­тета. Право вотчинного суда осталось в стороне от слож­ного процесса развития новой администрации и суда в Московском государстве и даже позже — в Российской империи. Служилым землевладельцам было отведено, в пределах их владений, известное право суда и упра­вления, и этот вопрос на несколько столетий был погребен в глубинах народной жизни. Как будто утвердилсявзгляд, что взаимные отношения землевладельца и сгсд людей и крестьян есть исключительно личное дело cax .'0 земле­владельца, а отношение людей и крестьян боярщины между собой (за исключением душегубных, разбойных и татебных дел) есть вопрос внутреннего, главным образом хозяйствен­ного, распорядка боярщины. Насколько мало интересовалось этпмн вопросами законодательство XVlI века, можно видеть

из того, что Уложенпе царя Алексея, отводя сотни статей и целые главы суду вообще, суду в поместных и вотчинных делах, в разбойных, душегубных и т. д., по вопросу о вотчин­ном суде не содержит ни одной статьи. Косвенное отношение к нему имеет только одна статья той главы, которая по­священа охране здравья и достоинства царя. Статья эта (13 ст. II главы) запрещает принимать какие бы то ни было жалобы крестьян на своих господ и доносы, за ігсключепием великих государевых дел, то-есть по важным политическим делам.