§ 2. Соотношение права и нравственности в учении Н.М. Коркунова: разграничение юридических и нравственных норм
Как было указано в предыдущем параграфе, решение проблемы соотношения естественно-научной и юридической методологии позволило Н.М. Коркунову решить и ряд других задач. В числе этих задач разработка новых подходов к решению традиционных для правовой науки того времени проблем, в контексте этих подходов дана теоретико-методологическая оценка школе естественного права, школе позитивного права, исторической школе права, выяснены пути дальнейшего развития научного правового знания.
Однако теоретико-методологический и концептуальный контекст, который определялся выяснением соотношения естественно-научной и юридической методологии, являлся рамками, позволяющими преодолеть заблуждения классических школ юриспруденции. Не отрицая значения других факторов, связанных с содержанием научного мировоззрения Н.М. Коркунова, следует предположить, что необходимость очертить методологические границы общей теории права стала предпосылкой появления недочетов, прежде всего связанных с интерпретацией природы права, предмета общей теории права, и вызвало неопределенность и даже противоречивость некоторых теоретико-методологических установок. В первую очередь это относится к методам познания правовых явлений, когда принцип объективности и историзма, индуктивная логика исследования, определяемая ориентацией на юридическую практику в исследовании, оставались скорее методологической декларацией, чем реальным действующим механизмом научного познания. Порой ученый был склонен противоречиво заявлять о необходимости импликации естественно-научной методологии к юридическим исследованиям, сводя процесс развития права к принципу наследственности, моделированию будущих состояний общества, политических и правовых институтов в качестве современной задачи юридической науки.
По нашему мнению, преодоление данных недостатков и дальнейшее развитие теоретико-методологической концепции Н.М.
Коркунова было связано с переходом к решению иной проблематики, нисколько не отрицающей прежнюю, но рассматривающей ее в ином методологическом контексте, конкретизирующем специфику теоретико-правового знания и саму методологию. Данным контекстом является проблема соотношения нравственных и правовых норм. Решение проблемы соотношения права и нравственности, как в России, так и в зарубежных государствах, определялось не столько методологией, сколько интерпретацией сущности права, а это предопределяло и методологию правового исследования. Так, очевидно, что решение данной проблемы школой естественного права и школой позитивного права должно существенно отличаться. Если для школы естественного права характерно либо отождествление права и нравственности, либо выведение права из нравственности, то школа позитивного права строго разделяет эти сферы, указывая на разные источники формирования нравственных и правовых норм, а также особенности их действия в обществе.Что касается российских правовых учений и решения в них данной проблемы, то необходимо еще раз подчеркнуть, что в русском правоведении данная проблема всегда рассматривалась в качестве одной из фундаментальных. Учитывая то обстоятельство, что отечественное правоведение всегда развивалось под сильным влиянием правовой науки Западной Европы, необходимо подчеркнуть, что тенденции, которые наблюдались в Европе в сфере правоведения, неизбежно сказывались и на российском правовом знании. В значительной степени это объяснялось консервативным темпераментом мно-
гих правовых исследований. Так, например, немногочисленные попытки реформирования российского права в первой половине XIX века в контексте либеральных идей и принципов наталкивались на мощное консервативное противодействие. Примечателен пример М.М. Сперанского, представившего проект реформы законодательства, раскритикованного не только высочайшей персоной, но и многими общественными деятелями того времени. Например, Н.М. Карамзин крайне критически оценивал данный проект как наносящий вред России и ориентированный на иные ценности.
В 1811 году в своей работе «Записки о древней и новой России», выразившей настроения консервативной части общества, настроенной против либеральных реформ Александра I, он писал, что «Новые законодатели России славятся наукою письмоводства более, нежели наукою государственною.
В самом деле, издаются две книжки под именем проекта Уложения. Что находим?.. Перевод Наполеонова Кодекса! .Для того ли существует Россия, как сильное государство, около тысячи лет? Для того ли около ста лет трудимся над сочинением своего собственного уложения, чтобы торжественно перед лицом Европы признаться глупцами и подсунуть седую нашу голову под книжку, слепленную в Париже»[159].
Очевидно, что правовые воззрения самого Н.М. Карамзина были весьма близки исторической школе права, о чем свидетельствует его работа «История государства Российского» (1818-1829), в которой он писал, что «Законы народа должны быть извлечены из его собственных понятий, нравов, обыкновений, местных обстоятельств. Для старого народа ненадобно новых законов.» [160]. Между тем данные воззрения могут быть интерпретированы и иначе, и как естественно-правовые воззрения, весьма близкие Ш. Монтескье, учение которого было весьма популярным в России. Во всяком случае, естественно
правовые воззрения были не просто распространены, но редко встречали альтернативу. Вероятно, достаточно поверхностное знание учения о естественном праве, восприятие лишь основных постулатов, на основе которых решалась проблема соотношения права и нравственности, объясняет то, что данное мировоззрение было отправной точкой как либерально, так и консервативно мыслящих правоведов.
Среди множества представителей российского правоведения того времени можно выделить правовые концепции Л.А. Цветаева и З.А. Горюшкина как испытавших существенное влияние западноевропейского рационализма XVIII века, который стал методологической основой решения проблемы соотношения права и нравственности. Так, Л.А. Цветаев выводит позитивное право из нравственности, рассматривая «позитивный юридический закон» в качестве разновидности законов вообще.
Подразделяя все законы на физические и нравственные, в нравственных он выделяет божественные и человеческие законы, последние из которых подразделяются на законы естественные и позитивные. При этом очевиден рационализм его методологии: «Естественные суть те, которые почерпнуты из разума и свойства вещей, но не утверждены или согласием народов, или властью; положительные суть те законы, которые приняты по взаимному согласию правительств или утверждены ими»[161].Рассматривая соотношение нравственных и позитивных законов (права и нравственности), автор не противопоставляет их, а напротив, отмечает, что они имеют одну природу. Так, по мнению Е.Г. Лукьяновой, существенное значение имеет правильная оценка теоретической позиции Л.А. Цветаева, и он вовсе не разделяет, а соединяет естественное и положительное право. Об этом говорит то обстоятельство, что, опираясь на категорический императив И. Канта, он выделяет единое основание для всей совокупности законов, включая как естественные, позитивные, так и «нравственные законы». В результате решающее концептуальное значение для его концепции имеет положение о том,
что «цель закона - нравственное добро, состоящее в согласии воли с нравоучительным законом. Под защитой таких законов граждане могут быть истинно свободны и истинно равны»[162].
Согласно другому русскому правоведу того времени З.А. Горюшкину, закон как таковой, как установление является незыблемым, например, императорский указ не должен противоречить такому установлению, которое кренится в сознании народа - «естественному закону». Сознание народа, которое он называет «народным умствованием», по его мнению, «.вообще есть такое действие, посредством которого выводятся одни истины из других, по необходимой причине заключения; и притом истинами называют такие предположения, которые содержат в себе существо и естество понимаемых вещей; то посему и законы не что иное должны быть как истины, выведенные из существа и естества вещей, господствующих над человеком: веры, климата, дел прошедших, народов и обычаев»[163].
Доминирование естественно-правового учения, как было указано выше, объясняется, прежде всего, существенным влиянием, которое оказывало на российское сознание того времени европейская наука. Однако, по некоторым оценкам, крен в сторону школы естественного права можно объяснить и другими факторами самобытного порядка. Так, Е.Г. Лукьянова в качестве одного из таких факторов указывает на низкий уровень авторитета позитивного права в регионах Российской империи. Речь идет о том, что императорские законы по сути дела не действовали в провинции, которая жила по своим овеянным временем столетий обычаям[164]. Об этом также пишет известный правовед конца XIX века Н.Ф. Дубровин. Оценивая российскую действительность того времени, он говорит, что «правительство и народ, в широком значении этого слова, взаимно не сливались и
не шли к общей цели: администрация не признавала себя созданной для народа, а народ смотрел враждебно на каждого власть имеющего и его гнетущего. Была масса чиновников, безграмотных и невежественных, но правительства в смысле стройной и твердой силы тогда не было, не было власти, объединяющей и скреп- ляющей»[165].
Между тем С.Т. Аксаков отмечает факты самосуда помещиков, который был воспринимаем крестьянами не как покушение на их права, а как уважение к ним, ведь закон рассматривался как нечто внешнее и чуждое народному быту. Так, С.Т. Аксаков пишет, что для крестьянина того времени «.прибегнуть к полиции. Боже помилуй, да это казалось таким срамом и стыдом, что вся деревня принялась бы выть о виноватом, как по мертвому, и наказанный счел бы себя опозоренным, погибшим»[166]. Поэтому в реальном своем действии нравственность часто рассматривалась в качестве части права многими правоведами. Однако в сфере теории права обоснование этого положения требовало не веры, а методологии, в качестве которой использовался рационализм, и он был плотью и кровью естественно-правовых воззрений российских правоведов, а также концептуальным и методологическим началом их правовых концепций, что характеризовало большинство естественно-правовых учений и в Европе.
В дальнейшем во второй половине XIX века естественно-правовая теория существенно обогатилась гегелевской диалектической методологией, другими методами познания правовой реальности, при этом изменив концептуальные доминанты учения, например, обоснование права как меры свободы стало основополагающим для многих ученых данной школы. При этом проблема свободы личности и, соответственно, обоснование субъективных прав значительно обогатило содержание правоведения. Так, нравственность рассматривается как естественное право (добро), которое должно быть реализовано в позитивном
праве (законе). Согласно В. Соловьеву, право есть ни что иное как принуждение к минимальному добру. Поэтому ученый констатирует совпадение сущности права и нравственных требований, отмечая, что право по своему внешнему выражению существенно отличается от нравственных норм, поскольку основано на принуждении: «Если какой-нибудь положительный закон идет вразрез с нравственным созданием добра, то мы можем быть заранее уверены, что он не отвечает и существенным требованиям права, и правовой интерес относительно таких законов может состоять никак не в их сохранении, а только в их правомерной отмене»[167].
Традиционное для школы естественного права разделение права и закона обретает концептуальные рамки философии права, являющейся камнем преткновения позитивной правовой теории, которая в русской своей версии часто идет на уступку данной школе именно в этом вопросе. Соотношение права и нравственности здесь рассматривается как соотношение между содержанием и формой, сущностью и явлением. Так, В.С. Соловьев настаивает на том, что «правом и его воплощением - государством - обусловлена действительная организация нравственной жизни в целом человечестве, и при отрицательном отношении к праву, как такому, нравственная проповедь, лишенная объективных посредств и опор в чуждой ей реальной среде, осталась бы в лучшем случае только невинным пустословием, а само право, с другой стороны, при полном отделении своих формальных понятий и учреждений от их нравственных принципов и целей потеряло бы свое безусловное основание и в сущности ничем уже более не отличалось бы от произвола»[168].
Однако постепенное погружение российской естественно-правовой доктрины в юридическую и политическую практику приводит к противоречиям, сводящимся к разной интерпретации свободы как юридического и нравственного явления. Так, например, характерен спор по поводу «права на достойное
человеческое существование», развернувшийся среди представителей этого направления, прежде всего между В. Соловьевым и Б. Чичериным. В отличие от В. Соловьева, Б. Чичерин полагал, что свобода, хотя и является основой права, но не может гарантировать экономический успех или минимум средств для жизни. В юридической сфере она означает лишь невмешательство государства в личную жизнь гражданина. Поэтому «достойное человеческое существование .может удовлетворить уже не право,
а иное начало - любовь»[169]. Это коренным образом меняет ситуацию, переводя ее из юридической плоскости в моральную. Проблема, таким образом, заключается не в развитии и юридическом закреплении свободы, а в развитии нравственного чувства у населения и благотворительности. Со своей стороны государство также должно решать эту проблему, не допуская снижения уровня жизни своих граждан ниже «достойного существования». Так или иначе, речь уже идет не о юридических механизмах, а о нравственной стороне проблемы, что же касается права, то оно, обеспечивая свободу личности, создавая соответствующие юридические гарантии, прежде всего, ее неприкосновенности, ограничено именно этими юридическими рамками. Благотворительность же, о которой, по сути дела, идет речь, не есть прерогатива государства и права, но общества и его нравственного сознания, и если такая проблема существует, то ее решение заключается в компенсации формальности права посредством нравственности.
Что же означает вмешательство государства в эту сферу? По мнению Б. Чичерина, только одно: «Если бы государство выдумало во имя этого начала изменить свое право, то есть вместо установления одинаковой свободы для всех обирать богатых в пользу бедных, как этого требуют социалисты, то это было бы не только нарушением справедливости, но вместе с тем извращением коренных законов человеческого общежития» [170]. В то же время,
П.И. Новгородцев ратовал за воплощение права справедливости именно по причине реализации нравственных начал в праве, но сам не видел, как именно можно реализовать его в законодательстве, в связи с чем полагая, что оно должно быть закреплено в виде правовой идеи или принципа[171].
Учитывая столь глубокую укорененность в российском правоведении идеи естественного права, вполне понятно внимание к критике этого направления юриспруденции, которая раздавалась со стороны представителей возникавших в конце ХГХ века новых альтернативных типов правопонимания. Тем более сказанное относится к юридическому позитивизму - направлению правоведения, которое в своих методологических основах было ориентировано на совершенно иную интерпретацию предмета и задач теоретико-правовой науки, рассматривая ее именно как науку позитивную, то есть основанную не на умозрительных началах, не на дедуктивных построениях, обеспеченных соответствующей рационалистической методологией, а на опыте, в данном случае, понимаемом как опыт юридический.
Учитывая то обстоятельство, что в постановке проблемы права естественно-правовой школой особое значение имело решение проблемы соотношения права и нравственности, следует также отметить, что в процессе критики данного типа правопонимания со стороны отечественного юридического позитивизма особое внимание также уделялось этому соотношению. Однако для того чтобы соответствующим образом решить эту проблему, необходимо было сформулировать понимание предмета теоретико-правовой науки, ту совокупность проблематики, на решение которой распространяется ее компетенция. Поэтому в русском юридическом позитивизме всегда столь большое значение имело решение данной задачи. Достаточно упомянуть таких позитивистов, как С.А. Муромцев с одной из его фундаментальных работ «Определение и основ
ное разделение права» (1879)[172] и Г.Ф. Шершеневич, который в целом ряде своих произведений обращался к данной проблеме - «Общая теория права» (1912), «Общее учение о праве и государстве» (1908), «История философии права» (1904-1905)[173].
Особый интерес вызывают произведения Г.Ф. Шершеневича, который заслуженно считается одним из самых радикальных и последовательных позитивистов. В одной из своих крупных работ «Общая теория права» он большое место уделяет рассмотрению проблемы соотношения нравственности и права, последовательно излагая основные принципы философии права, учения об обществе, переходя в данном контексте к раскрытию особенностей нормативного регулирования общественных отношений, в контексте которого главное место занимает соотношение нравственных и правовых норм. В своей другой работе «Общее учение о праве и государстве» освещению данной проблемы он отводит две главы. Примечательно, что Г.Ф. Шершеневич особое значение придает изложению методов юридических наук, среди которых выделяет догматический, исторический, социологический и критический методы.
Однако для русского юридического позитивизма характерно в целом не только большое внимание к проблеме соотношения права и нравственности, но и к проблеме бесконфликтности права и нравственности. Можно сказать, что, не смотря на применение некоторыми представителями этого направления формально-догматической методологии, данная проблема оставалась всегда весьма актуальной, что относится к Г.Ф. Шершеневичу. Так, в одном из своих произведений он обосновывает мысль о том, что «Дело не в том, чтобы связать государство нормами права. Вопрос в том, как организовать власть так, чтобы невозможен был или был доведен до минимума конфликт между правом, исхо
дящим от властвующих, и нравственными убеждениями подвластных»[174]. Однако тот способ, при помощи которого решалась данная проблема в рамках этого направления юриспруденции, был иным, нежели в школе естественного права. Учение Н.М. Коркунова о праве является ярким тому свидетельством. Этого блестящего мыслителя следует рассматривать не просто в качестве корифея русской юриспруденции, но и в качестве первооткрывателя новой методологии общей теории права, которая ко времени творчества Г.Ф. Шершеневича уже рассматривалась как одна из классических.
Как уже отмечалось в первой главе, для Н.М. Коркунова фундаментальное значение имело решение проблемы определения предмета общей теории права, поскольку именно от этого во многом зависело решение других задач, в том числе соотношения права и нравственности. Свое развернутое обоснование она получает в фундаментальном труде «Лекции по общей теории права». В отличие от проанализированной в предшествующем параграфе работы «Наука права и естествознание», в этом труде Н.М. Коркунов рассматривает общую теорию права в качестве закономерного этапа развития правового знания. Закономерность возникновения общей теории права видится ученому в контексте необходимости обобщения и систематизации научного знания вообще, в ходе которого происходит переход к более совершенной форме науки, основанной на тех знаниях, которые выработаны на предшествующем этапе общественного развития. При этом образование отраслевых юридических дисциплин, связанное с накоплением эмпирических данных, требует обобщающих выводов, в рамках которых и формулируются те идеи и принципы, которые применяются к отраслевому знанию, делая его более эффективным.
Если в работе «Наука права и естествознание» Н.М. Коркунов говорит о том, что правовая наука находится лишь на этапе собирания эмпирического материала, что определяет и задачу «классификации рядами», то в работе «Лекции по общей теории права», написанной через два года, он убежден в том, что
в учении о праве уже наступил этап обобщения и, соответственно, рождение общей теории права рассматривается в качестве закономерного этапа эволюции правовой науки. Таким образом, Н.М. Коркунов обосновывает последовательность развития правового знания, в которой на первом месте стоит энциклопедия права, далее философия права, а современному этапу развития соответствует общая теория права. Так, по его мнению, насущная потребность научного познания состоит не только в том, чтобы накапливать разрозненные знания о действительности, она заключается в том, чтобы обобщать эти разрозненные знания, формируя целостное представление о мире, что в полной мере относится и к сфере юриспруденции, которая нуждается в обобщенном теоретикометодологическом знании. Соответственно, каждый из этапов развития теоретико-правовой науки решает эту проблему по-своему. Энциклопедия права, как первая из наук в этом процессе, решала ее посредством бесконечного накопления знаний о праве, расширяя их и систематизируя в одной дисциплине. Такой эмпирический путь, хотя и играл важную роль в познании права, тем не менее, не давал нужного результата: общего и целостного правового знания. Поэтому в качестве другой закономерной попытки решения этой проблемы явилась философия права с ее дедуктивным построением права, которое гарантировало искомую целостность, но философия права имела свои существенные недостатки, поскольку отрывалась от эмпирической реальности и от реального юридического опыта. Так, «Наконец, зарождающаяся на наших глазах общая теория права ставит себе задачей извлечь общие начала права из накопленного специ-
175
альными юридическими науками эмпирического материала» .
Такая общая теория права является не дедуктивной, а индуктивной наукой и прочно занимает свое место в системе юридических наук. Определяя предметные рамки данной науки, мыслитель обосновывает ее методологию, указывая на то, что общая теория права не пользуется логическим, диалектическим, дедуктивным методом, интерпретацией, посредством которых из своих [175]
общих теоретико-правовых положений о праве выводит частные положения, применимые в отраслевом праве для регулирования правоотношений. На самом деле «движение и развитие права имеет свое основание в элементах естественных житейских отношений. Теоретик же из этих отношений и из порождаемого ими практического права извлекает общие понятия»[176]. Исходя из этого, Н.М. Коркунов очерчивает круг задач теории и методологии права, указывая на то, что юрист должен исходить в своих исследованиях из реально складывающихся в обществе отношений, но не наоборот, когда создаваемая правовая доктрина руководствуется некими общими принципами, исходя из интерпретации правовых явлений.
Отмечая, что право и общественные отношения представляют единый организм, он полагает, что основной задачей науки о праве является разложение данного органического целого на отдельные элементы и установление связей между ними, что и позволит выяснить содержание как отдельных правовых явлений, так и права в целом. В частности, важнейшей задачей представляется анализ структуры и содержания правовых норм, механизмов их действия в связи с другими нормами, при этом, как подчеркивает ученый, «общая теория права для того, чтобы соответствовать своей цели, должна прилагать к своему содержанию масштаб строгой объективности и избегать всяких субъективных по- строений»[177]. Такие методологические указания даны Н.М. Коркуновым во вводной части «Лекций по общей теории права». Это означает, что последующее изложение материала должно определяться данными установками. Поэтому первая глава «Определение права» является применением данных методологических указаний. Речь в ней идет о соотношении права и нравственности, которое в редакции данной работы выглядит как соотношение юридических и нравственных норм.
Другим важным аспектом, предваряющим рассмотрение данной пробле
мы, является возвращение Н.М. Коркунова к теме особенностей юридической науки вообще в сравнении с естествознанием. Данная тема всегда будет для ученого очень важной, очевидно, потому что ее интерпретация позволяет раскрыть особенности юридического знания и правовой методологии. Так, в другой своей работе «История философии права», предваряя изложение истории правовых учений, он пишет, что в отличие от понятий естествознания, «наши понятия о нравственности - о различии добра и зла, о праве - разграничении моего, чужого, общего, об обществе и отношении его к личности сами являются самоопределяющими факторами развития общественной жизни. Явления общественности при других одинаковых условиях могут получить совершенно различный вид и различное значение, смотря по тому, как относятся к ним люди, каких нравственных, правовых, общественных учений держатся они. Поэтому для полного научного объяснения явлений общественности необходимо принимать во внимание и то, как относятся к ним люди, как думали и думают о них»[178].
Здесь, очевидно, важную роль играет рассмотренная выше концепция Н.М. Коркунова технических и этических норм, где нормы как правила в целом определяются посредством цели, достижение которой они обеспечивают. Напомним, что если технические нормы обеспечивают достижение частных целей, то этические - общие цели. При этом разделение этических норм на нравственные и правовые осуществляется на основе их содержания, где содержанием нравственных является моральный долг, а содержанием правовых - права и обязанности. Важная роль нравственных норм состоит в оценке интересов и соответствующих целей, достижение которых они обеспечивают. Такой роли нет у юридических норм. Н.М. Коркунов пишет: «Станем ли выводить нравственные правила из принципа пользы, истины, гармонии, красоты, сострадания, любви свободы, или из самостоятельного врожденного чувства нравственности, во всяком случае, в практическом применении они будут слу
жить нам правилами оценки интересов, приводящей к различию добра и зла»[179].
Если же нормы нравственности содержат в себе безусловное содержание морального долга, то юридические нормы содержат в себе обусловленные друг другом права и обязанности. Исходя из этого, ученый делает акцент на субъективном понимании прав, полагая, что «право есть именно обусловленная соответствующей обязанностью другого лица возможность осуществлять данный интерес в установленных юридическими нормами пределах. Юридическая обязанность есть обязанность выполнять вытекающие из чужого права требования, соблюдать установленные юридическими нормами границы сталкивающихся интересов. Поэтому, в отличие от нравственного долга, юридическая обязанность сохраняется только до тех пор, пока существует чужой интерес, ради которого она установлена»[180].
Выше уже обращалось внимание на то, что Н.М. Коркунов придает большое значение решению проблемы соотношения права и нравственности, рассматривая ее в социально-историческом контексте, отдавая известный приоритет нравственности в их генетической связи, утверждая, что право в своем развитии запаздывает за нравственностью, повторяя уже пройденный ею путь. Так, в работе «Лекции по общей теории права» он указывает на то, что развитие общества является предпосылкой и развития нравственности, выражаясь в многообразии нравственных идей и теорий. В то же время, он отмечает, что на соответствующих стадиях общественного развития вполне закономерно распространение определенных нравственных или религиозных идей, которые начинают играть доминирующую роль в обществе. Это объясняет, по его мнению, то обстоятельство, что в это время данные идеи и теории оказывают существенное влияние на право[181].
Еще раз следует подчеркнуть, что Н.М. Коркунов в контексте социально-исторического обоснования права приходит к идее системности обще-
179
180
ственных отношений, в обеспечении которой большую роль играют правовые нормы, обусловливающие правовые отношения и правовой порядок, в основе которого лежит разграничение интересов. Данное положение, по сути дела, является критикой как школы естественного права, провозглашающей идею абсолютного и универсального права, так и юридического позитивизма, сводящего право к юридической форме. На самом деле, полагает теоретик, правовой порядок, также как и правовая норма, относителен (историчен), так как юридическая норма всегда предписывает должное поведение на основе тех целей и ценностей, которые выступают ее социальной подоплекой и содержанием. Именно поэтому, подчеркнем еще раз, правовая норма - «.частный и изменчивый элемент юридического порядка» [182]. Противопоставляя свой взгляд подходам классических школ юриспруденции, Н.М. Коркунов утверждает изменчивость, относительность правовой нормы, правоотношений и правового порядка на основе изменчивости интереса, который и составляет главную предпосылку социальных изменений.
Остроумное сравнение Н.М. Коркунова школы естественного права с алхимией, на самом деле, больше, чем остроумие. Это сравнение позволяет сформулировать методологические основы этой школы, поиск абсолютных правовых начал которой вполне сравним с известным поиском философского камня алхимиками. Однако такая критика распространяется и на историческую школу права, которая ищет аналогичную основу права в национальном духе. Несмотря на то, что национальный дух не является универсальным началом с смысле универсальных начал школы естественного права, он является абсолютным в пределах одной культуры. Поэтому и задача правовых теорий данной школы сводится «до простого искусства толкования отдельных национальных систем права, искусства, служащего исключительно непосредственным потребностям практики»[183]. Так, эта школа отвлекается от насущной задачи юриспруденции -
от ответа на вопрос о том, что такое право, чем оно отличается от других явлений общественной жизни.
Таким образом, подходы к определению права, культивируемые школой естественного права и исторической школой права, хотя и имеют право на существование в системе знания, не являются научными подходами, каковыми не являются и сами эти школы. Задача же заключается именно в формулировании научного подхода, той методологии, которая бы дала ответ на вопрос об общем содержании права, в то же время оставаясь на почве эмпирического знания. В данном подходе важно указать на эту основу. Если право является социальным явлением, то эта основа должна быть социальной. Данной социальной основой права у Н.М. Коркунова являются интересы, а само право, как уже неоднократно указывалось, есть способ разграничения интересов.
Сама по себе школа позитивного права, хотя и провозглашает эмпирическую основу исследования права в качестве основы своей методологии, как было показано выше, еще не является достаточным условием научности юридических исследований. Этому не способствует, как полагает Н.М. Коркунов, излишний формализм и догматизм методологии данной школы. Ход мысли теоретика таков, что, по его мнению, способом, который сделает методологию юридического позитивизма соответствующей требованиям научности, является введение в его методологию принципа историзма. В своей «Истории философии права» он стремится сформулировать теоретико-методологическую конструкцию истинного позитивизма в контексте необходимости реформирования правовой науки. Так, ученый обращает внимание на то обстоятельство, что многие представители позитивизма осознают необходимость реформы теоретико-правового знания, но в качестве существенной ошибки таких «новаторов- позитивистов» он отмечает поверхностный подход к проблеме, который состоит в том, что они оценивают лишь внешнюю форму тех или иных правовых теорий, не обращая никакого внимания на содержание. В результате такой оценки накопленные веками теоретико-правовые знания представляются в ка
честве ненужного материала, от которого следует избавиться, но ведь это главная ошибка того рационалистического подхода к познанию права. Однако историческое понимание закономерностей развития правового знания позволяет Н.М. Коркунову критически оценить данные подходы, также как и обосновать задачи современной правовой науки. Он пишет: «Истинный позитивизм должен понимать, что дело научной реформы всегда, по необходимости, ограничивает-
184
ся только продолжением, но на новый лад» .
Это становится отправной точкой критики Н.М. Коркуновым целого ряда правовых теорий, представляющих классическую версию юридического позитивизма. Так, уже упоминалась критика им правовой теории С.А. Муромцева. Еще раз необходимо подчеркнуть направление методологической критики этого учения. Данная критика основным недостатком концепции С.А. Муромцева рассматривает объективизм, который выражается в понимании права как некоей объективной структуры, которая обеспечивает защиту общественных отношений от общества[184][185]. При этом слабость такого взгляда состоит в том, что в нем отсутствует человек, без которого право теряет всякий смысл - субъективная сторона права.
Н.М. Коркунов пишет: «.Для ограничения права от всякого другого наперед определенного порядка необходимо обратиться к психической стороне явлений, а раз мы это сделаем, определение права, данное Муромцевым, падает само собою: между законом, изданным властью и субъективным правосознанием исчезнет принципиальное различие»[186].
В то же время, С.А. Муромцев, который не учитывает субъективную сторону права, его «психический компонент», по словам Н.М. Коркунова, как не парадоксально, сам впадает в субъективизм. Этот субъективизм не методологическая установка на соответствующий принцип исследования, а отсутствие
научно обоснованного принципа или начала, субъективное предпочтение ученого. Так выглядит, по мнению Н.М. Коркунова, положение С.А. Муромцева о праве как общественно-регулируемой среде, имеющей благоприятный характер. Данное положение является субъективным усмотрением автора, но не выводом из анализа эмпирических данных. Подобное положение, заключает Н.М. Коркунов, «.противоречит исторической действительности»[187].
Другим объектом критики является правовая теория Рудольфа Иеринга. Как уже отмечалось выше, эта критика также распространялась на объективизм концепции данного теоретика, состоящий в интерпретации права как объективированного интереса, результата борьбы за интерес. Возможно, результатом такой объективистской установки теоретика является и его телеологическая теория права, также критикуемая Н.М. Коркуновым, рассматриваемая им как самое слабое место его правовой концепции. Дело в том, что умозрительно рассматриваемая цель права представляет собой его объективное начало, что сообщает объективное содержание всему праву. Корень данного недостатка учения Р. Иеринга состоит, согласно Н.М. Коркунову, также как и в варианте с теорией С.А. Муромцева, в принижении значения субъективной стороны права. Сознание «психическое» необходимо рассматривать как в системе факторов права, так и факторов юридической практики[188].
Еще по теме § 2. Соотношение права и нравственности в учении Н.М. Коркунова: разграничение юридических и нравственных норм:
- 1.2, Юридический позитивизм и социологическое направление в праве как источники психологической теории
- 2. ОБЪЕКТЫ ПРАВ И ОБЪЕКТЫ ПРАВООТНОШЕНИЙ
- 3.2.3. Философия права 3.2.3.1. Идейные истоки и гносеологические корни философии права
- 3.2.3.5. Философия права о связи государства, права и нравственности
- II. Основные Законы и смежные с ними акты переходного времени в свете типического конституционного права
- ВЛАСТЬ законодательная
- Школы теории права
- ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ. СУЩНОСТЬ И СОДЕРЖАНИЕ, ПОНЯТИЕ И ОПРЕДЕЛЕНИЕ ПРАВА
- Юридический позитивизм и социологическое направление в праве как источники психологической теории
- 1.3. Особенности классификации конституционных прав и свобод человека и гражданина в Российской Федерации
- ВВЕДЕНИЕ
- § 1. Методологическое значение принципа «субъективного реализма» и инструментального подхода в концепции Н.М. Коркунова
- § 2. Принцип историзма в изучении правовых норм, правоотношений и правового порядка
- § 1. Методологические основы познания права в контексте соотношения естественно-научной и юридической методологии
- § 2. Соотношение права и нравственности в учении Н.М. Коркунова: разграничение юридических и нравственных норм
- § 3. Место методологии познания права Н.М. Коркунова в истории теоретико-правовой мысли