§ 2. Этапы и формы конституционализации российской судебной системы
Эволюцию судоустройства, т.е. организационно-институционалвную конституционализацию российской судебной власти после принятия Конституции РФ характеризует нормативный пласт, преввинающий 130 нормативнвіх актов.
Этим нормативнвш объемом устанавливаются основные институты, устройство и организация деятелвности судебной системы, ее инфраструктура, т.е. все элементы, составляющие общую сферу судебной власти.Говоря о понятии «судебная власти», следует признати, что оно не относится к числу понятий, недостаточно исследованных современной юридической наукой. Вместе с тем необходимо отметити и то обстоятельство, что суждения и выводы о сущности и функциях судебной власти до настоящего времени носят неоднозначный, противоречивый характер. Это обусловливает потребность дальнейшего исследования указанного правового явления, уточнения в процессе этого исследования юридической аргументации, используемой для обоснования тех или иных утверждений, формирования новых методологических подходов к пониманию значимости, институциональных форм и функциональной состоятельности судебной власти как важнейшего правового феномена.
Обращение к эволюции понятия судебной власти позволяет утверждатв, что в целом оно отражает сущности исторических преобразований государства и общества. Так, в России XIX века представление о сущности судебной власти соответствовало характеру сложившегося полицейского государства,
практически отождествляясв с административной деятелвноствю правящей элиты, направленной на обеспечение единовластия монарха. Указаннвш подход свойственен и более поздним периодам развития российского общества. В частности, в начале XX века Н.А. Захаров писал о том, что «вопрос о судебной власти... достаточно ясен, ... ибо ее главой повсюду считается монарх, осуществляющий судебную власти через специалвнвіе учреждения в установленном законом порядке»[80].
Менее категорично по этому поводу ввісказвівался его современник С.И. Викторский, полагавший, что судебной власти присуща внешняя независимости, находящая ввіражение всамостоятелвности по ограждению личности от различнвіх посягателвств на ее свободу; при этом объем прав, предоставленных судебной власти, определяется совершенством политического строя государства, чувством личного достоинства его граждан и степенвю завоеванной ими политической свободы. Однако, с точки зрения этого ученого-процессуалиста, судебной власти не бвіла свойственна полная независимости в принятии решений, посколвку ее существование представляло собой своеобразную форму милости монарха по делегированию соответствующих полномочий[81]. Между тем, как полагает П.Д. Баренбойм, независимости судебной власти от власти монарха подчеркиваласи уже в Библии много столетий назад. «Авторы Библии в «Книге Судей», - пишет ученый, - сформулировали важнейший доктриналвный тезис о божественном происхождении судебной власти и ее независимости от царя. Божественное происхождение царской власти было важнейшим и идеологически
доктринальным обоснованием монархической власти в течение многих десятков веков и вспоминалось в связи с этим в тысячу раз чаще, чем такое же происхождение судебной власти»[82].
Дефицит теоретических и конституционно-правовых исследований, предметом которых являлся бы многоаспектный характер судебной власти, во многом объяснялся отсутствием в имперский период условий для эффективного развития науки государственного права. В .М. Гессен по этому поводу обоснованно отмечал: «До тех пор, пока монарх может сказать о себе: «Государство - это я», науке государственного права нет и не может быть места»[83]. В связи с этим «важнейшие отношения между гражданами и властью, регулируемые ... объективными нормами права, в государствах старого режима определяются ничем не сдерживаемым усмотрением и произволом верховной и подчиненной властей»[84].
Подход, в соответствии с которым судебная власть воспринималась в качестве составного элемента единого административного механизма государства, сохранялся достаточно длительное время и после октябрьских событий 1917 г.
При этом исследование общетеоретических аспектов деятельности судебной власти в большинстве случаев сводилось к функции рассмотрения уголовных и гражданских дел и, соответственно, роли судебных органов в этом процессе. Нередко суждения о содержании судебной деятельности носили выраженный политический характер: в частности, высказывалось утверждение о том, что суд в любом государстве представляет собой орган управления, главной задачей которого является «проведение политики господствующего класса по укреплению и защите основ его политического и экономического господства»[85] [86].На протяжении XX столетия феномен судебной власти также не получил однозначного ввіражения в каком-либо концептуалвном подходе. Об этом свидетелвствует то обстоятелвство, что во многих исследованиях «советского» периода развитие понимания судебной власти сводится к деятелвности государства, предметом которой является рассмотрение и разрешение судами дел в порядке гражданского, уголовного, административного и арбитражного судопроизводства. При этом, как подчеркивают многие исследователи, функции судебной власти продолжали характер изо ватвся значителвной
политизированноствю вследствие партийного контроля над деятелвноствю судов . Кроме того, акцентирование внимания на обеспечении применения судебных актов применением мер государственного принуждения привело к тому, что судебная властв стала восприниматвся в качестве репрессивного элемента государственного механизма, направленного преимущественно на поддержание правопорядка. В связи с этим, как замечает Н.А. Колоколов, до настоящего времени многими гражданами суд «воспринимается как карателвный орган»[87].
Переломным моментом, с которого судебная властв была провозглашена само сто ятелвной и независимой ветввю, явилосв осуществление судебной реформы в начале 90-х годов прошлого века. Начиная с указанного момента, в юридической доктрине и практике формируются качественно новые представления о сущности, функциях и назначении судебной власти.
Однако следует отметитв, что различие подходов, базирующихся на обособлении функциональных (правомочия) и институциональных (система судебных органов) оснований, не может обеспечить комплексность понимания рассматриваемого феномена, а значит, задача формирования искомых представлений для исследователей сохраняется.В частности, С.А. Рагозина констатирует, что на протяжении длительного периода развития система судебных органов рассматривалась не с позиции понятия судебной власти, а с точки зрения организации судебной деятельности[88] [89]. Другие исследователи склонны позиционировать судебную власть как «материальный носитель» функции по осуществлению правосудия. Так, Н.А. Колоколов отмечает, что судебная власть представляет собой институализацию «ожидания обществом того, что возникшим социальным конфликтам, их разрешению в соответствии с законами и на их основе будет уделено достойное внимание», в связи с чем рассматривает ее в качестве принятой определенной человеческой общностью процессуально-право вой парадигмы поведения субъектов права при разрешении социальных конфликтов . Ю.А. Дмитриев и Г.Г. Черемных характеризуют судебную власть как систему государственных органов, наделенных предусмотренными законом властными полномочиями, «направленными на установление истины, восстановление справедливости и наказание виновных, решения которых обязательных к исполнению всеми лицами, которых они касаются»[90]. Между тем, в отличие от ранее принятых представлений о функции судебной власти исключительно как средстве разрешения социальных конфликтов, современная доктрина конституционализма отводит ей гораздо более значительную роль. Она, как обоснованно отмечается во многих теоретических работах, заключается в обеспечении единства нормативной и фактической реализации Основного закона во всех сферах деятелвности государства и общества, правовой охранві Конституции РФ посредством осуществления судебного нормоконтроля, обеспечения верховенства права, приоритета и прямого действия конституционнвіх норм. По мнению В.И. Крусса, в отличие от безусловной обязанности признавати и соблюдатв права человека, которая присуща не толвко государству, но и всем субъектам гражданского общества и их объединениям, независимо от статуса и организационно-правовой формы последних, обязанность защиты указанных прав адресована государству в лице судебной власти. В тех случаях, когда субъекты правовых отношений не согласны с решениями и действиями (бездействием) публично-властных органов либо имеют место конкурирующие и встречнвіе притязания участников конституционного правопользования, защита нарушеннвіх прав основвівается на правомерном установлении юридических фактов недопустимого и (или) неправилвного «публичновластного реагирования либо позиционирования субъектов правополвзования по отношению к своим контрагентам»[93]. Таким образом, защита того или иного права в юридическом конфликте базируется на правовой дисквалификации одних деяний и притязаний и подтверждении состоятельности других. Основываясь на таком подходе, можно утверждать, что судебная власть выступает в качестве источника правосудного опосредования прав и свобод субъектов правовых отношений. Это свойство, определяющее «качественную специфику» судебной власти, должно находить отражение в ее определениях, отражающих наряду с иными составляющими роль судебной власти в формировании и развитии российского конституционализма. Неоднократно отмечалось, что правосудие и судебная защита неотделимы от законности и конституционности процессуальной деятельности, поскольку результат судебной защиты не может быть достигнут «посредством процесса, игнорирующего конституционные положения»[95] [96]. Однако достижение целей судебной власти реализуется не только посредством соблюдения всех установленных законом требований к процессу. Оно осуществляется также посредством сопоставления, оценки природы и содержания конфликтующих интересов с позиции системы конституционных ценностей. Именно эта деятельность обусловливает значительную специфику судебной власти как одного из видов государственной власти и связано это с тем, что правосудное опосредование прав и свобод субъектов правовых отношений требует подробного доктринального анализа сущности юридических категорий, их содержания применительно к рассматриваемой правовой ситуации, анализа правовых позиций Конституционного Суда РФ и единого конституционноправового подхода к признанию системы ценностей и принципов обеспечения их баланса. Как обоснованно отмечает Г.А. Гаджиев, суды участвуют в процессе объективирования правовой реальности, способствуя установлению содержания конкретных прав и свобод, сущность которых проявляется постепенно, «как изображение на фотобумаге» . Представляется, что указанное качество должно рассматриваться как один из важнейших признаков, определяющих сущность судебной власти и образующих одну из основ ее конституционной концепции. Обозначив основные признаки, задачи судебной власти, средства и принципы реализации, компетенцию ее органов, Конституция РФ определила своего рода программу законотворческой деятельности по реализации конституционных основ правосудия, под которыми в современной доктрине понимают принципві или руководящие начала, исходнвіе положения, определяющие наиболее существеннвіе сторонні данного вида государственной деятелвности[97] [98]. Здесв нашли отражение федеративнвіе основні построения российского государства, распределение содержания и пределов нормотворческой компетенции в сфере судоустройства, основнвіе направления и формні его законодатели но го регулирования. Как отмечает В.П. Кашепов, реализация положений ввістроенной в Конституции РФ политико-правовой концепции судебной власти стала задачей преобразования законодателвства о судоустройстве 2. Прежде чем перейти к рассмотрению этапов конституционализации российской правовой системні, хотелосв бы отметитв, что российская модели правосудия формироваласв в течение многих столетий. Периодизация истории отечественнвіх судебнвіх органов охватывает хронологические рамки с периода древнейших государств (I тыс. до н.э.), образования древнерусского государства (начало III тыс. н.э.) по настоящее время, Т.е. исторический ОПВІТ более двух C ПОЛОВИНОЙ TBI с яч лет. Столв длителвнвш исторический пути логично подразделяется на периоды, которвіе прошла судебная система в процессе своей эволюции и становления. Предлагаемая в юридической литературе периодизация имеет достаточно относителвнвш характер и зависит от критериев, подходов к ее обоснованию. По этой причине существует несколвко видов периодизаций, имеющих отличие друг от друга. Так, ввіделяют: 1) периодизацию по общественно-экономическим формациям, способам производственных отношений, подразумевающую формационный подход (рабовладелвческий - с I тыс. до н.э. до VI столетия нашей эрвц феодальный - с IX в. н.э. до 1861 г., буржуазный - с 1861 г. до 1917 г. и период социалистический до распада СССР в 1991 г.); 2) периодизацию по политическим периодам, основанную на цивилизационном подходе и включающую следующие временные отрезки: зарождение судов в древности, возникновение судебной деятельности до Древнерусского государства; эволюция суда от Древней Руси и формирование современной судебной системы в 1990-е гг.; современный период генезиса суда от реформ, начавшихся в 1993 г. и имеющих свое продолжение; 3) периодизацию, основанную на известных источниках, характеризующих вехи в истории судебной системы, судебных реформ и соответствующих памятниках законодательства, например, от Русской Правды и до Конституции Российской Федерации 1993 года. Однако, по мнению авторов, анализирующих предлагаемые периодизации, в них много условностей, парадигм и догм[99]. Определяя искомое соотношение способов периодизации истории отечественного правосудия в его институциональном выражении, приходится учитывать, что наука конституционного права исследует не столько сущностные и функциональные характеристики государства, сколько институциональные стороны его устройства, изучая прежде всего институты государства, закрепленные нормами позитивного конституционного права и общество в его институциональном представлении[100]. Однако наша задача таким форматом заведомо не исчерпывается. В этой связи этапы конституционализации судебной системы будут рассмотрены нами и с учетом того, как происходило развитие государственно-правовых идей, принципов, конкретнвіх норм, обоснование места и роли судебной системні как институционалвного ввіражения судебной власти. Преследуя в настоящем исследовании целв изучения процесса конституционно-правового закрепления и сложной многоуровневой конкретизации в системах позитивного права и законодателвства, статуса и компетенции суда и органов судейского сообщества, необходимо очертитв временной отрезок, который будет положен в основу авторского осмысления этапов конституционализации российской судебной системы. В качестве своеобразной «точки отсчета» периода преобразования российской судебной системні принято считатв 12 июня 1990 года, дату принятия первым Съездом Народных депутатов РСФСР Декларации «О государственном суверенитете Российской Советской Федеративной Социалистической Республики»[101]. Эта дата и будет взята как начало периодизации. В качестве первого этапа конституционализации судебной системы предлагаем обозначитв этап формализации института судебной власти Российской Федерации как институционально наглядной и целостной совокупности конституционно-правовых норм и обеспечение в рамках обретенной таким образом формы относительного постоянства содержания регулируемых отношений. Предложенный подход обусловлен тем, что постановка вопроса об институтах конституционного права, тенденциях их развития имеет существенное значение для становления российского конституционализма. Дух свободы, изначально воплощенный в демократическом устройстве государства и правовых нормах, придал необходимый социальный смысл институтам конституционного права. Они перестали быть исключительно формами легитимации власти, но и в определенной мере стали важивши каналами воздействия на нее общества, в том числе отделвнвіх социалвнвіх групп и индивидов. За прошедшие годві сложиласв система законодателвного регулирования этих институтов, сформироваласв и соответствующая правоприменителвная практика[102]. Необходимое в контексте теории конституционализации рассмотрение судебной власти с позиции института конституционного права позволяет вві я витв как проблемы, которвіе стоят перед государством и обществом и должнБі бвітв решенБі при помощи реализации методов конституционно- правового регулирования, так и проанализироватв те сервезнейшие преобразования конституционного законодателвства, касающиеся организационного и со держатели ного устройства судебной системні, которвіе неизбежно влекут изменение системні института судебной власти как конституционного института. Представления же о правовой природе, логике развития и функционирования судебной системні, оформляющие исследуемый институт, позволяют объективироватв критерии оценки деятелвности законодателя в этой сфере конституционного регулирования. Началом этапа становления судебной власти в современной России считается 24 октября 1991 года - денв принятия Верховнвш Советом РСФСР Концепции судебной реформві[103]. В Концепции бвіли сформулированві задачи, решение которвіх, по мнению ее авторов, позволило бві считатв судебную реформу состоявшейся. Основнвіе положения Концепции судебной реформві получили свое отражение в Конституции РФ, в главе седвмой - «Судебная власть». Конституция РФ закрепила новвіе принципві организации правосудия. Вперввіе в российской истории суды были провозглашены судебной властью, осуществляющей свои функции независимо от органов законодательной и исполнительной власти (ст. 10). Конституция установила, что только суды могут осуществлять правосудие (ч. 1 ст. 118), судебная власть Российской Федерации устанавливается Конституцией РФ и федеральным конституционным законом и создание чрезвычайных судов не допускается (ч. 3 ст. 118). Были закреплены также конституционные гарантии независимости, несменяемости и неприкосновенности судей (ст. ст. 120, 121). Важным конституционным установлением стало обозначение цели правосудия. В ст. 18 Конституции РФ, о значении которой уже говорилось выше, цель эта обусловлена положениями о том, что: «Права и свободы человека и гражданина являются непосредственно действующими. Они определяют смысл, содержание и применение законов, деятельность законодательной и исполнительной власти, местного самоуправления и обеспечиваются правосудием». По мнению многих ученых, приведенное положение по праву считается одним из краеугольных камней российского конституционализма1, значение которого раскрывается во многих статьях Основного Закона РФ, прежде всего в статье 46. В названной статье закреплены гарантии каждого на судебную защиту его прав и свобод, которые включают право не только на обжалование в суд решений и действий (бездействия) органов государственной власти, органов местного самоуправления, общественных объединений и должностных лиц, но и на обращение в межгосударственные органы по защите прав и свобод человека, если исчерпаны все имеющиеся внутригосударственные средства правовой защиты. Конституцией РФ закреплен обширный перечень судебнопроцессуальных гарантий и прав, в том числе на рассмотрение дела в том суде или тем судьей, к подсудности которых оно отнесено законом (ст. 47); получение квалифицированной юридической помощи (ст. 48); презумпцию невиновности (ст. 49); недопустимости повторного осуждения за одно и то же преступление (ч.1 ст. 50); пересмотр приговора и помилование лица, осужденного за преступление (ч. 3 ст. 50); признание права не свидетелвствоватв против самого себя, своего супруга и близких родственников (ст. 51); защиту прав потерпевших от преступлений и злоупотреблений властвю, доступ к правосудию и компенсацию причиненного ущерба (ст. 52); возмещение вреда, причиненного незаконними действиями (бездействием) органов государственной власти или их должностнвіх лиц (ст. 53); недопустимости придания обратной силві закону, устанавливающему или отягчающему ответственноств (ст. 54). Таким образом, можно констатироватв, что основополагающие идеи Концепции судебной реформві не столико стали конституциоHHBiM установлением баланса судебной власти, сколвко бвіли направленні на реализацию главной цели, которую преследует признание и установление принципа разделения властей - утверждение стандартов прав и свобод. Основнвіе вехи этапа формализации могут бвітв обозначенві как: - принятие концепту алв HBix основ организации судебной власти и преобразование судебной системы. Этот период охватвівает 1991-1996 гг. и включает в себя принятие нормативнвіх актов, направленнвіх на преобразование судебной системы, возрождение суда присяжнвіх, изменение организационного обеспечения деятелвности судов, установление статуса судей, создание Конституционного Суда РФ; - институционалвное оформление судебной власти, условно начавшееся с 1996 г. и длившееся до 2014 г. (хотя говорити убедителвно о завершении данного процесса нет оснований). Этот этап характеризуется усложнением, легализацией конституционной (уставной) юстиции в субъектах федерации, дополнением судебной системні институтом мироввіх судей, которое создало четырехзвенную систему судов общей юрисдикции, образование с 2003 г. четвірехуровневой системні арбитражнвіх судов, образование Дисциплинарного судебного присутствия, фактическое упразднение института народнвіх заседателей в судах общей юрисдикции и учреждение в арбитражнвіх судах первой инстанции института арбитражнвіх заседателей; - реформа верховнвіх судов, основнвш резулвтатом которой стало объединение Верховного и Ввісшего Арбитражного Судов. Особая роль в институционалвном оформлении и преодолении противоречий в подходах к построению судебной системы отводится судебной практике Конституционного Суда РФ. Наряду с этапом формализации института судебной власти считаем целесообразным предложить этап социетального оформления института судебной власти в современной России. Актуальность такого подхода, на наш взгляд, справедливо связывают со стоящей перед отечественной юридической наукой задачей по разработке «принципиально нового комплексного теоретически обоснованного и эмпирически апробированного учения о судебной власти как о специфической, многоаспектной разновидности общественных связей, отношений, обусловленных биологической, социальной природой человека, важнейшем, самостоятельном и независимом элементе механизма государственной власти; особом и эффективном средстве разрешения социальных, политических и экономических конфликтов на основе норм права»[104]. К тому же названный подход вполне соотносится с методологией конституционализации и современного конституционализма, поскольку «... конституционализм нельзя рассматривать как порожденную государством категорию: государство не может, не в состоянии «учредить», «деректировать», «установить» своими законами желательный для него образ конституционализма... в этом плане конституционализм есть объективно складывающийся порядок реальных общественных отношений, который основан на признанных самим обществом требованиях справедливости и меры достигнутой свободы, недопустимости произвола и насилия» \ Во всяком случае представляется, что отход от формально-юридического нормативистского подхода (догматического метода) и более активное использование философско-правовых ресурсов, включая концепции социологического подхода к праву, не только способны обогатить результаты исследований по вопросам о роли и назначении судебной власти, но и плодотворно сочетаемы, как с потенциалом теории и практики современного судебного конституционализма[105] [106], так и с концепцией конституционного правопонимания. Не вдаваясь в суть полемики между сторонниками позитивистского догматического и социологического подходов к правопониманию и роли в этом процессе судей[107], полагаем, что на современном витке исторического развития вновь актуальна высказанная И. А. Ильиным идея об утрате веры в спасительный методологический монизм и переход к принципиальному признанию методологического плюрализма[108]. Тем более оправдан данный подход с учетом исследования заявленного нами ранее такого компонента конституционализации судебной системы, как право понимание и правосознание судей. Если отталкиваться от одного из определений понятия «институт», предлагаемых в российской социологической литературе как устойчивого комплекса норм, правил, символов, регулирующих различные сферы человеческой жизни и организующих их в систему ролей и статусов, с помощью которых удовлетворяются основные жизненные и социальные потребности[109], то перед нами открывается возможность посмотреть на многие проблемы правового нормативного регулирования судебной власти и организационно оформляющей ее судебной системы под новым углом зрения. Применительно к судебной системе достаточно явственно проявляется функционирование указанных институциональных составляющих как регуляторов социальной системы. Пройдя через процесс институционализации (что в данном случае тождественно формализации), российская судебная система приобрела ряд системных качеств (позитивность, нормативность) и некоторую предметную определенность, поскольку такие ее составляющие, как судейская этика, морально-этический компонент внутреннего убеждения судьи и т.д. создавались и создаются из «зыбкого материала верований, ценностей, символов, духовных традиций и т.п.»[110]. Анализируя юридическую институционализацию современной российской судебной системы, хотелось бы остановиться на следующей особенности. Формирование института судебной власти происходило путем сочетания различных способов его возникновения. Трансформация от судебной функции к независимой судебной власти осуществлялась в период кардинальных преобразований, которые сопровождали переход России от увядающего тоталитаризма к «демократии и рынку». Учреждение новой, современной судебной системы в рамках разделения властей осуществлялось так называемым проектным способом, когда институты создаются как часть некоторого управляемого социального проекта с помощью простой процедуры принятия новых законов[111]. Новый нормативный каркас при этом был наложен на продолжавший свое фактическое функционирование, эволюционно сформированный институт[112] судебной системы советского образца. В итоге ключевой проблемой, породившей дисфункцию трансформируемого института судебной власти, становится соединение революционных по масштабу и скорости изменений формальных норм и не готовых к этим изменениям базовых социальных отношений. Интересно по этому поводу мнение Г.В. Мальцева, который отмечал, что «при создании и оформлении социальных институтов (в т.ч. и юридических - выделено нами. - А.К.) определенную роль могут играть заранее установленные процедуры, известные стечения обстоятельств, всякого рода субъективные пожелания..., но при этом данный процесс никогда не гарантирует обществу запланированный результат. Как и социальному порядку в целом, многим институтам, его составляющим, присущ так называемый эмерджентный характер. Результат почти никогда не бывает таким, каким его предусматривали; в нем всегда есть неожиданное, что вызывает приятное и неприятное удивление»[113]. Ядром судебной власти является формальный институт - судебная система, которой также присущи эмерджентные качества, но «юридический разум» активно протестует, когда образ и форма нового института отличаются от того, что предполагали, ожидали, проектировали. И здесь проявляется склонность исследователей видеть в этом просчеты и ошибки, допущенные в ходе правотворчества, видеть «вину законодателя»[114]. При этом не учитывается то обстоятельство, что конституционно-правовая реальность неоднозначна. Как отмечает В.Д. Зорькин, «в этой реальности налицо множество разрывов между оболочками - формами властных, социальных и других институтов, с одной стороны, и содержательным наполнением этих институтов, с другой. Множество разрывов между формой и содержанием, между должным и существующим, между правом как должным и политикой в ее фактическом многообразии»[115]. В этой связи представляется весьма важным вывод, сделанный по результатам исследований Фонда ИНДKM [116]: одно из последствий разрыва между формальными и неформальными социальными установлениями, составляющими институт судебной власти, состоит в том, что высокое качество формальных норм нового института, возникшего в результате применения проектного подхода, обесценивается влиянием прочих факторов: неформальными нормами и практиками, представлением российских граждан о праве в целом и деятельности судов в частности, правовыми традициями российского общества. Преодоление этих разрывов - сложнейшая социальная задача, решению которой, безусловно, будет способствовать развитие идей конституционализации как одного из возможных способов ее решения. Ключевая роль в устранении «опасных» разрывов между моментами (стадиями) объективирования и оформления правой материи[117] принадлежит правовым позициям Конституционного Суда РФ, относящихся к построению судебной системы, принципам ее функционирования. В связи с этим следует вспомнить некоторые решения Конституционного Суда РФ, касающиеся данного вопроса. Так, в частности в Постановлении от 30 ноября 1995 года по делу о проверке конституционности ст. ст. 23 и 24 Временного положения об обеспечении деятельности депутатов Калининградской областной Думы говорилось о том, что порядок организации и деятельности судебной власти, осуществление правосудия относятся к исключительной компетенции Российской Федерации, а в Постановлении от 01 февраля 1996 года по делу о проверке конституционности ряда положений Устава - Основного Закона Читинской области Конституционный Суд РФ указал, что федеральная Конституция устанавливает единую судебную систему и ею не предусмотрены в качестве самостоятельных судебные системы субъектов \ В Определении от 12 марта 1998 года Конституционный Суд РФ высказался о том, что Конституция РФ не содержит положений, которые бы обосновывали создание вместо федеральных судов, осуществляющих гражданское, административное и уголовное судопроизводство в предусмотренных процессуальным законом формах, иных судов, не относящихся к судебной системе Российской Федерации[118] [119]. Это обстоятельство смягчило острейшие споры и даже политическое противостояние, которое предшествовало принятию Закона о судебной системе, а также сразу после его вступления в действие. Тогда субъекты Федерации достаточно активно отстаивали свое право на формирование собственной системы судов и избрание (назначение) судей, полагая, что принятый Закон о судебной системе противоречит основополагающим принципам разделения властей и федерализма[120]. Не менее значимыми являются правовые позиции Конституционного Суда РФ в отношении судейской неприкосновенности как определенного исключения из принципа равенства всех перед законом и судом и дополнительной гарантии надлежащего осуществления деятельности по отправлению правосудия[121], а также конституционного статуса судви, включая и предоставление ему в будущем особого статуса судви в отставке не как привилегии личного характера, а средства, призванного обеспечиватв каждому действителвную защиту его прав и свобод правосудием[122]. Основвіваясв на позиции тех ученвіх-конституционалистов, которвіе рассматривают закрепленнвіе в Конституции РФ нормві и институтві как осуществляющие определяющее воздействие на все российское право, и рассматривая этот процесс с позиции конституционализации судебной системы, полагаем необходимым отделвно остановитвся на вопросе о формах конституционализации российской судебной системы. Существующие осознаннвіе и описаннвіе подходві к определению форм конституционализации могут бвітв сведенві к следующим позициям. Первая принадлежит Н.С. Бондарю и касается в основном влияния практики Конституционного Суда РФ на предмет конституционного регулирования, обеспечиваемого различивши способами формалвно-юридического воздействия на соответствующие отношения и их субъекты. В частности, к таким способам Н.С. Бондарв относит: 1) обоснование Конституционным Судом РФ конституционной природві общественных отношений, регулируемвіх нормами отраслевого законодателвства; 2) ввіявление конституционного содержания в конкретных институтах отраслевого законодатель но го регулирования и, соответственно, «уплотнения» конституционных начал в отраслевых правоотношениях; 3) конкретизацию правового (специального) статуса субъектов правоотношений через ввіявление их конституционной природні[123]. Во всех трех случаях, на наш взгляд, речь идет о формах (способах) конституционализации профилвного позитивного права, объективирования той правовой материи, которая должна получить отражение и закрепление в нормативнвіх элементах законодательства. В процессе судебной деятельности осуществляется конкретизация конституционных нормативных положений, то есть, по сути, происходит их специфическая реализация, что тождественно употребляемому в тексте Основного Закона термину «осуществление». Возможно однако и непосредственное применение конституционных нормативных положений. В.И. Kpycc в этой связи выделяет форму непосредственного пользования конституционными правами и свободами человека и гражданина, выполнения конституционных обязанностей[124]. Особый интерес в этой связи представляет характеристика, приведенная Б.С. Эбзеевым, о применении конституционных норм о правах, свободах и обязанностях в деятельности судебных органов. В государственном праве, отмечает этот ученый, обычно выделяют три формы непосредственного судебного применения конституционных норм: 1) обособленное от других, самостоятельное применение судебными органами норм Конституции; 2) применение норм Конституции совместно с иными нормами права; 3) использование конституционных норм для мотивировки судебных актов и для толкования других правовых форм[125]. Некоторые аспекты применения судами общей юрисдикции конституционных норм получили освещение в Постановлении Пленума Верховного Суда РФ № 8 от 31 октября 1995 г. «О некоторых вопросах применения судами Конституции Российской Федерации при осуществлении правосудия» (с учетом изменений, внесенных Постановлением Пленума Верховного Суда РФ от 16 апреля 2013 г. № 9 «О внесении изменений в постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 31 октября 1995 года № 8 «О некоторвіх вопросах применения судами Конституции Российской Федерации при осуществлении правосудия»)[126]. Вместе с тем понятия форм реализации конституционнвіх норм (нормативнвіх положений) и форм конституционализации далеко не тождественны. В первом случае речв идет о вполне традиционной, хотя и применителвно к специфическим элементам, реализации права, при которой проблема их конституционности не имеет определяющего содержание происходящего значения. Во втором случае на первый план ввіступает именно данная сторона вопроса: здесв важно убедитвся и показати, что те правоввіе элемешы и формы, с которыми MBi будем связвіватв цели правовой реализации, пригоднві для этого, т.е. отвечают известным и достоверным критериям конституционности. В.И. Kpycc выделяет в процессе конституционализации объективирование правовой материи, которое онтологически и логически предшествует его оформлению и определяет возможноств и актуалвноств последнего, включая процесс конституционализации законодателвства на основе позитивного конституционного (онтологически) права. Тогда как актуалвноств объективирования права интенциалвно задается собвітием правогенеза - метаконституционализацией как актом конвенционалвного явления (принятия) всеобъемлющего текста права - националвной конституции в силу всенародного (и повсеместного) утверждения общепризнанных прав и свобод человека. По методологическому критерию В. И. Kpycc предлагает классифицироватв конституционализацию по двум основным типам: 1) возможную (допустимую) и 2) актуалвно необходимую. И поскольку речь идет о практике Конституционного Суда РФ, возможная конституционализация системы права является позитивной, а необходимая - негативной[127]. В целом MBi разделяем такую методологическую установку. Однако, говоря о конституционализации судебной системы, кажется справедливым и уместным признатв, что ее резулвтатом в конечном счете ввіступает формирование конституционно-правового концептуалвного пространства, понятие которого было предложено Г.А. Гаджиевым: «Пространство конституционного права с точки зрения философии права включает в себя весв конституционно-правовой опвіт человечества, который может бвітв ввіражен с помощью такой категории онтологии права, как конституционно-право вое концептуальное пространство»[128]. Юридический, а точнее - конституционно-правовой концепт действительности, определяет и те дискурсивные рамки, в которых имеет смысл оперировать понятием конституционализации. По мнению Ю.А. Веденеева, юридический концепт действительности как элемент правовой реальности является исторической категорией, меняющейся вместе (синхронно или асинхронно, симметрично или асимметрично) с этой реальностью. Он не может быть ни полным, ни завершенным, он такой, какой есть. Юридический концепт действительности как предмет научно- практической рефлексии существует уже в другом концептуальном пространстве, в форме понятия о самом себе и той реальности, частью которой он является по факту, а не определению[129]. Высказанная Г.А. Гаджиевым идея о том, что в пространстве права первичной категорией является спор, а не онтологическая единица - категория закона, позволяет говорить о том, что именно деятельность органов правосудия по разрешению споров может рассматриваться как форма конституционализации. Неслучайно О. Эрлих считал, что правовая норма в исходной форме, именуемая им правоввш предложением, является судебным решением[130]. Ситуация спора демонстрирует вовлеченности человека в процесс правообразования, это составная части жизненного опвіта человека, которая запечатлевается в его правовом сознании и в этом запечатленном виде также является частвю правовой реалвности. Более того, борвба за свои права в ситуации спора - это, пожалуй, самая важная части правовой реалвности. Опвіт человека по исполвзованию конституционнвіх прав - это тоже части правовой реалвности[131]. Думается, в обозначеннвіх ввине подходах коренится не толвко имманентное русской философии права тяготение к обоснованию и утверждению права «живого», но и во многом созвучнвіе ее духовной метафизике экзистенциальные искания правовой справедливости, правды судебных ответов на индивидуальные запросы и апелляции к такой справедливости. Никакие «внешние» суждения о конституционном не могут быть свободны от предшествующих им рефлексивных обоснований, но последние только у судов и судей сопряжены с уникальными ресурсами идентификации и объективирования правовой истины. Уже из этого следует, что «ординарные» суды всех уровней, включая суды арбитражные, предопределены к тому, чтобы играть особую роль в деле конституционализации, хотя переход к формам такого участия потребует рассмотрения ряда предшествующих вопросов.
Еще по теме § 2. Этапы и формы конституционализации российской судебной системы:
- ОГЛАВЛЕНИЕ
- ВВЕДЕНИЕ
- § 1. Понятие, основные предпосылки и факторы конституционализации российской судебной системы
- § 2. Этапы и формы конституционализации российской судебной системы
- § 3. Конституционное назначение арбитражных судов и конституционализация арбитражной практики в Российской Федерации
- §4. Высший Арбитражный Суд Российской Федерации как высший судебный орган и участник конституционализации системы российского права
- §2. Арбитражные суды как субъекты правоприменительного опосредования основных прав, свобод и обязанностей человека и гражданина
- §1. Судебно-правовые позиции Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации в системе российского права
- §2. Судебно-правовые позиции Высшего Арбитражного Суда РФ и правовые позиции Конституционного Суда РФ
- §4. Судебно-правовые позиции Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации и правовые позиции Верховного Суда Российской Федерации
- §1. Конституционно-правовые допустимость и целесообразность упразднения Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации