<<
>>

§ 2. Общие особенности гражданско-правового регулирования корпоративных отношений

Для обоснования возможности выделения корпоративного права как подотрасли гражданского права необходимо также выяснить, присутствуют ли в корпоративных отношениях такие общие особенности, которые могут быть опосредованы общими институтами корпоративного права, общими его нормами, свидетельствующими о степени его достаточной "обобщенности".

Как отмечала Т.И.

Илларионова, подотрасль - крупная подсистема институтов, отличающаяся развитой группой норм общего характера, наряду с которыми в нее входят и институты более конкретного содержания <*>. При этом для выделения норм общего характера в литературе предлагается использовать не предметный, а функционально-служебный критерий

<*> Гражданское право. Часть первая: Учеб. для вузов / Под общ. ред. Т.И. Илларионовой, Б.М. Гонгало, В.А. Плетнева. С. 15.

<**> См., например: Яковлев В.Ф. Общая часть гражданского права в современном законодательстве и юридической практике. Свердловск, 1979.

1. В п. 1 ст. 2 ГК РФ сделан акцент на то, что отношения, лежащие в основе правосубъектности участников гражданского оборота, занимают первое место в структуре предмета гражданско-правового регулирования, что не случайно, так как эта группа отношений определяет изначальный статус субъектов и важнейшие основы моделирования гражданских правоотношений <*>. Исходя из этого для корпоративного права первостепенное значение также приобретают нормы, регламентирующие статус субъектов-участников корпоративных правоотношений (например, подобно тому как ст. 209 ГК РФ устанавливает общие основы статуса собственника).

<*> Гражданское право: Учеб. для вузов. С. 4.

В корпоративных правоотношениях статус субъекта определяется совокупностью его прав и обязанностей. Между субъектами - носителями прав и обязанностей возникает связь через эти права и обязанности, которая называется правоотношением <*>.

<*> Алексеев С.С.

Право: азбука - теория - философия: Опыт комплексного исследования. М., 1999. С. 77.

Статус субъекта - категория правопорядка, порождение юридической техники. Н.С. Суворов правильно говорил о том, что юридическое понятие, в том числе понятие статуса субъекта, есть правовая абстракция <*>. Это самый первый уровень правового обобщения <**>. Но такая абстракция материальна, так как заложена в нормах материального права и проявляется в совокупности субъективных прав и обязанностей. Иными словами, статус субъекта - категория, неразрывно связанная с обобщением тех необходимых и достаточных признаков, на которых он основан.

<*> Суворов Н.С. Указ. соч. С. 11.

<**> "...Наука начинается лишь там, где появляются обобщения... " (Иоффе О.С. Спорные вопросы учения о правоотношении. С. 691).

Статус субъекта-участника корпоративных правоотношений отражает участие субъекта в особых отношениях собственности <*>, что, безусловно, влияет на единство "базового" содержания данного статуса независимо от организационно-правовой формы корпоративных отношений. Т.е. это единство основано на факте участия в отношениях множественной собственности, благодаря чему и появляется возможность выделить в подотрасли корпоративного права общие нормы, определяющие статус субъектов-участников корпоративных правоотношений (статус участия) <**>. Терминологические же отличия в названиях некоторых прав, составляющих статусы субъектов-участников, связаны с особенностями организационно-правовых форм

корпоративных отношений и необходимы для отражения специфики управления и ведения дел <***>

<*> Допустима постановка вопроса о специальной корпоративной правосубъектности (о подобной категории см., например: Веберс Я.Р. Правосубъектность граждан в советском гражданском и семейном праве. Рига, 1976. С. 32).

<**> Необходимо сделать оговорку: "одинаковость" статусов в юридическом смысле означает, что все субъекты есть участники корпоративных правоотношений, но это не говорит о том, что они не могут обладать различными степенями присвоения с экономической точки зрения.

<***> Участник общей долевой собственности имеет правомочия присвоения, пользования, распоряжения; участник хозяйственного общества - правомочия присвоения, участия в управлении, право на ликвидационный остаток (его непосредственное владение, пользование и распоряжение "парализуются" правом собственности юридического лица, но опосредованно он также участвует в реализации этих возможностей).

Например, Р.П.

Мананкова предлагала в свое время ввести понятие правового модуса, который бы обозначал совокупность прав и обязанностей определенной категории субъектов, объединенных тем или иным социальным, функциональным назначением. По ее мнению, этот термин позволит разграничивать правовые состояния личности (Мананкова Р.П. О классификации специальных правовых статусов (модусов) // Вопросы теории и практики гражданско-правового регулирования. Томск, 1982. С. 12 - 15). Аналогичные точки зрения см.: Патюлин В.А. Государство и личность в СССР. М.: Наука, 1974. С. 197; Витрук Н.В. Указ. соч. С. 187 - 190.

Особый статус имеет такой участник, как юридическое лицо. Юридическое лицо - субъект гражданского права. В отношениях оборота этот субъект в силу ст. 48 ГК РФ признан собственником.

Вместе с тем юридическое лицо одновременно есть участник корпоративных правоотношений, и в этих отношениях содержание его статуса обусловливается распределением экономических возможностей между участниками и наделением каждого участника (в том числе и юридического лица) объемами экономических возможностей <*>.

<*> Как пишет М.И. Кулагин юридическое лицо есть такая субстанция, при помощи которой осуществляется "умножение точек приурочивания правоотношений" (Кулагин М.И. Государственно-монополистический капитализм и юридическое лицо. С. 139).

Мы разделяем мнение тех авторов, которые рассматривают субъективное право как установленную законом меру, определяющую объем возможностей управомоченного <*>, установленных законом, а также как меру выражения признаваемых законом интересов субъекта

<*> Андреев В.К. Правосубъектность хозяйственных органов: сущность и реализация. С. 70; Власова А.В. Структура субъективного гражданского права. Ярославль, 1998. С. 28 - 30.

<**> Н.М. Коркунов писал, что не на все дозволенное лицо имеет право (Коркунов Н.М. Лекции по общей теории права. СПб., 1898. С. 151). О законных интересах см.: Малько А.В. Основы теории законных интересов // Журнал российского права.

1999. N 5 - 6. С. 67.

Субъективное право с этой точки зрения упрощает взаимные отношения субъектов, представляя собой своеобразный законный механизм координации их интересов <*>. Т.И. Илларионова отмечала, что обычные отношения строятся на взаимном удовлетворении интересов различными вариантами поведения. Правовое обеспечение в них осуществляется регулятивными приемами и средствами с использованием взаимной заинтересованности в качестве преимущественного и основного механизма правового понуждения к надлежащему поведению

<*> Интерес участников гражданских правоотношений к реализации их прав способствует предотвращению гражданских правонарушений (Яковлев В.Ф. Россия: экономика, гражданское право... С. 65).

<**> Илларионова Т.И. Система гражданско-правовых охранительных мер. Томск, 1982. С.

19.

Статус участия в корпоративных правоотношениях как субъективное право участия состоит из совокупности правомочий, неоднородных по своему "качеству". Правомочия могут быть "базовыми", закрепляющими общий объем (меру) дозволенного поведения участника, и "конкретизирующими", отражающими меры реализации этого общего объема дозволенного <*>.

<*> Объемы осуществления прав связаны с пределами их осуществления, потому что объемы как меры возможного определяют те рамки, в которых лицо самостоятельно выбирает вид, способ и форму реализации субъективных прав (Тужилова Е.М. Осуществление права собственности граждан Российской Федерации на современном этапе: Автореф. дис... канд. юрид. наук. Саратов, 1999. С. 6 - 7).

Разделение субъективного права на правомочия признается большинством ученых <*>. Вместе с тем в литературе предлагается и дополнительное деление правомочий на субправомочия <**>. Представляется, что последние необходимы для отражения "мерности", но в содержании уже не субъективного права, а правомочий.

<*> Алексеев С.С. Общая теория социалистического права. Свердловск, 1964. Вып. 2. С. 122; Иоффе О.С., Шаргородский М.Д.

Вопросы теории права. М., 1961. С. 228; Егоров Н.Д. Проблемы общего учения о праве собственности. С. 11.

<**> Тархов В.А. Гражданское право. Общая часть. Чебоксары, 1997. С. 125; Власова А.В. Указ. соч. С. 20, 44.

Поскольку статус участия в корпоративных правоотношениях есть статус участия в особых правоотношениях собственности, выявление правомочий (и субправомочий), его составляющих, обусловливается исследованием содержания права собственности.

Вопрос о содержании права собственности относится в науке гражданского права к числу дискуссионных. К.И. Скловский отмечает, что проблема триады правомочий собственника воспроизводится практически во всех легальных дефинициях собственности, при этом часто указывается на ее недостаточность или, напротив, на то, что триада уникальна для всех видов и форм собственности <*>.

<*> Скловский К.И. Указ. соч. С. 118 - 119; см. по этой проблеме также: Рубанов А.А. Проблемы совершенствования теоретической модели права собственности // Развитие советского гражданского права на современном этапе / Отв. ред. В.П. Мозолин. М., 1986. С. 105; Суханов Е.А. Гражданское право: Учеб. М., 1994. Т. 1. С. 203; Трофименко А.В. Право собственности на ценные бумаги: Автореф. дис... канд. юрид. наук. Саратов, 1997. С. 7 - 8.

Для доказательства того, что триада и в самом деле недостаточна, можно воспользоваться мнением Л. Эннекцеруса, который писал: "Правомочия, содержащиеся в праве, вытекающие из него или служащие к его осуществлению, не все имеют одинаковую ценность для определения его существа. Скорее, если мы хотим классифицировать право по природе заключенной в них правовой власти, следует исходить из главного содержания права, которому противопоставляются прочие правомочия, только как последствия или вспомогательные средства" <*>.

<*> Эннекцерус Л. Указ. соч. С. 246.

Триада же, как правильно заметил К.И. Скловский, - это линейное расщепление собственности <*>, при котором не выделяются основные правомочия.

Поэтому она не отражает "базис", отличающий право собственности, например, от иных вещных прав (куда также входят правомочия владения, пользования, распоряжения). Более того, триада не позволяет объяснить появление множественной собственности, поскольку перераспределение только возможностей владения, пользования и распоряжения не может породить множественную собственность.

<*> Скловский К.И. Указ. соч. С. 119 - 120.

Еще известный русский цивилист Н.Л. Дювернуа писал: "Материальное определение права собственности посредством перечисления его внутренних моментов, хотя исторически для нашей системы вполне понятно, не может быть признано правильным как не исчерпывающее в действительности всего содержания права собственности" (Дювернуа Н.Л. Пособие к лекциям по гражданскому праву. Часть особенная. С. 29).

Следовательно, содержание статуса собственника должно получить адекватное законодательное закрепление путем установления в ГК РФ "базового" правомочия собственника <*>.

<*> Например, в общем праве выделяются существенные правомочия собственника (Кулагин М.И. Предпринимательство и право: опыт Запада: Избр. труды. М., 1997. С. 66).

Именно это правомочие: 1)

создаст предпосылки для основного отграничения права собственности от всех иных имущественных прав; 2)

создаст предпосылки законодательного признания множественной собственности, так как будет отражать отличительную сущность собственности на уровне формирования власти (титула) <*>.

<*> Правомочия же владения, пользования, распоряжения следует рассматривать как "правомочия осуществления" титула собственности.

Если осуществление этих правомочий передается другим лицам, то управомоченное собственником лицо, поскольку оно не является собственником, осуществляет не действия собственника, а действия, им аналогичные. Можно сказать, что в некотором роде это отделение осуществления права собственности от самого титула собственности.

В науке гражданского права высказаны различные мнения о понятийной характеристике "базового" субстрата содержания права собственности.

А.В. Венедиктов называл этот субстрат "реальным сгустком права собственности", позволяющим говорить об "эластичности" данного права, когда юридическая возможность проявления собственником его власти сохраняется и при отсутствии реального воздействия на вещь <*>.

<*> Венедиктов А.В. Государственная социалистическая собственность. С. 14 - 16.

В. Кнапп секрет "эластичности" права собственности усматривал в самой власти, в ее особенностях <*>.

<*> Кнапп В. Собственность в странах народной демократии. С. 56 - 57.

У. Маттеи, например, для обозначения качества "эластичности" права собственности использует интересную метафору, сравнивая обремененное право собственности с водным потоком, перекрытым плотиной (Маттеи У. Указ. соч. С. 116 - 117).

Или, например, в общем праве собственность рассматривается как "связка" прав (Friedman W. Law in changing society. L., 1959. Р. 66 - 70).

Понятие "эластичность", конечно же, "помогает" показать специфику титула собственника, но для его законодательного определения оно вряд ли применимо, поскольку "эластичность" - это, скорее, свойство, производное от титула собственника. Иначе говоря, именно в силу наличия "базового" правомочия (и его особенного экономического содержания) собственность и обладает "эластичностью".

В.П. Мозолин предлагает дополнить перечень правомочий собственника правомочием управления <*>. Думается, что согласиться с ним в этом нельзя. Управление - "собирательная" категория, состоящая из объемов экономических возможностей владения, пользования, распоряжения, реализация которых происходит через установление тех или иных порядков принятия управленческих решений и их осуществления. Иначе говоря, смысловая нагрузка термина "управление" заключается в том, что этот термин информирует об особых формах реализации собственности, а не об особом титуле собственника <**>.

<*> См. подробнее: Мозолин В.П. Корпорации, монополии и право в США. М., 1966.

<**> Понятие "собственность", как пишет Р. Пайпс, никогда не включало в себя управление, осуществляемое самим собственником (Пайпс Р. Собственность и свобода. М., 2001. С. 303).

М.Я. Кириллова высказала мнение, что "...содержание субъективного права собственности должно быть дополнено новым существенным элементом - правом принадлежности, характеризующим статику права субъекта, т.е. его правовое состояние. Названное право является определяющим, основным элементом субъективного права собственности, так как именно оно обусловливает наличие других элементов - прав владения, пользования и распоряжения, а также их объем" <*>.

<*> Кириллова М.Я. Право собственности граждан и его реализация // Теория и практика гражданско-правового регулирования: Межвуз. сб. науч. тр. Екатеринбург, 1992. С. 32.

Действительно, принадлежность характеризует правовое состояние, но только не субъекта, а объекта. Точнее говоря, принадлежность рациональнее понимать (в частности, в контексте ст. 209 ГК РФ) как правовой режим объекта, и с этих позиций она, конечно же, не входит в содержание субъективного права собственности.

Наиболее предпочтительным представляется суждение О.С. Иоффе, который считал, что сущность права собственности может быть охарактеризована как право присвоения <*>.

<*> Иоффе О.С. Советское гражданское право. М., 1958. С. 271 - 272.

В самом деле, присвоение составляет экономическую основу собственности, так как собственность заключается в проявлении субъектом "власти" над присвоенным имущественным объектом <*>. В присвоении заложена возможность выделения видов отношений собственности, разграничения отношений собственности с множественным субъектным составом на виды и организационные формы (о чем подробно рассказывалось в главе I настоящей работы).

<*> Суть собственности в присвоении усматривали и другие авторы, например, М.И. Кулагин (Кулагин М.И. Государственно-монополистический капитализм и юридическое лицо. С. 97).

У. Маттеи отмечает тот факт, что в общем праве владение собственника защищается иском о присвоении (Маттеи У. Указ. соч. С. 269 - 270).

Г.В. Чубуков и А.А. Погребной правильно отмечают, что собственником может быть только субъект, обладающий правом присвоения объектов (Чубуков Г.В., Погребной А.А. Право частной собственности крестьянина-фермера // Государство и право. 1993. N 7. С. 61).

Иными словами, с экономических позиций присвоение отражает особую власть собственника, и если объем присвоения у собственника сохраняется, у него сохраняется и собственность как титул, несмотря на то что возможности владения, пользования, распоряжения переданы другим лицам.

Обозначенные экономические предпосылки позволяют утверждать, что перечень правомочий собственника, закрепленный в ст. 209 ГК РФ, должен быть дополнен правомочием присвоения, характеризующим титул собственника. Соответственно, включение правомочия присвоения в содержание права собственности позволит толковать такую норму как законодательное "обоснование" существования отношений собственности с множественным субъектным составом.

В свою очередь, статус участия субъекта в корпоративных правоотношениях также в качестве "базового" содержит правомочие присвоения. Это подтверждается и тем, что сам статус участия в корпоративных правоотношениях возникает прежде всего через перераспределение между субъектами экономических возможностей (и правомочий) присвоения. Помимо этого статус участия включает в себя правомочия владения, пользования, распоряжения - правомочия "не базового" уровня.

Но необходимо обратить внимание на один существенный момент. Правоотношения множественной собственности могут быть сопряжены с видоизменением и трансформацией правомочий владения, пользования, распоряжения участников в зависимости от организационно- правовой формы корпоративных отношений <*>. К.И. Скловский совершенно прав, когда пишет, что "...мы обнаруживаем нетождественность, пестроту разных владений и пользований у разных лиц в зависимости от степени присвоения ими вещи..." <**>.

<*> В п. 2 ст. 209 ГК РФ законодатель установил "модельные" формы определения правомочий собственника. Собственник может совершать в отношении принадлежащего ему имущества любые действия. Каждое из таких действий впоследствии оценивается судом с точки зрения возможности его отнесения к реализации одного из трех правомочий (владения, пользования, распоряжения).

С обозначенных позиций правомочия владения, пользования, распоряжения предстают как "оценочные" категории, вполне допускающие в ряде случаев их трансформацию на законодательном уровне в целях проставления акцента на особенности организационно-правовых форм корпоративных отношений.

<**> Скловский К.И. Указ. соч. С. 128.

"Терминологическая" трансформация собственнических правомочий свидетельствует также в пользу того, что корпоративные правоотношения не могут быть сведены к обычным правоотношениям собственности, и это отражается в названиях правомочий их участников.

Можно также сказать, что варианты трансформации правомочий субъектов-участников корреспондируют степени партнерских отношений, существующей в той или иной организационно- правовой форме корпоративных отношений.

Например, если участники участвуют в корпоративных правоотношениях, опосредующих совместную деятельность, то их правомочия присвоения, владения, пользования и распоряжения сохраняются, но в ограниченных объемах ввиду участия в данных правоотношениях.

Содержание статусов участников общей долевой собственности может быть определено через совокупность правомочий присвоения, владения, пользования, распоряжения, так как они непосредственно участвуют в реализации "собственнических" возможностей, не объединяя своей деятельности, не устанавливая порядка управления и ведения дел. Однако в силу множественности субъектного состава в общей долевой собственности возникают особые процедурные механизмы реализации статусов участия. В.Ф. фон Зелер полагал, что правомочия, вытекающие из права собственности, подвергаются существенным изменениям, если это право превращается в право общей собственности. По его мнению, из вещного права могут вытекать и квазиобязательственные отношения, в содержание которых будут входить как бы трансформированные вещные права участников в общности <*>.

<*> К "базовым" в содержании таких прав В.Ф. фон Зелер относил право на раздел общности, право на участие в фактическом распоряжении, право на возмещение убытков (фон Зелер В.Ф. Указ. соч. С. 10 - 11).

В случае заключения субъектами договора простого товарищества механизм реализации его участниками правомочий усложняется, поскольку в этом договоре устанавливается порядок ведения дел (ст. 1044 ГК РФ). В частности, по договору ведение дел может быть передано одному из участников, следовательно, для всех остальных товарищей осуществление правомочий владения, пользования и распоряжения "парализуется" возможностями уполномоченного товарища.

В этой организационно-правовой форме хотя еще и не устанавливается порядок управления, происходит объединение деятельности участников, что обусловливает "трансформацию" понятийных определений правовых возможностей, составляющих их статусы участия <*>.

<*> Современные цивилисты придерживаются аналогичных подходов. Так, А.Б. Савельев применительно к праву участия в простом товариществе выделяет права и обязанности личного и имущественного характера. К личным он относит право на участие в управлении общими делами, право на информацию, право на ведение дел, к имущественным - право на долю в общем имуществе при выходе из товарищества или прекращении договора товарищества, право на получение прибыли (Савельев А.Б. Договор простого товарищества в российском гражданском праве // Актуальные вопросы гражданского права / Под ред. М.И. Брагинского. М., 1998. С. 301).

Полное товарищество представляет собой несколько иную организационно-правовую форму корпоративных отношений, так как опосредуется конструкцией юридического лица. Полное товарищество - это объединение лиц, "организационным" субстратом которого является не только порядок ведения дел, но и особый порядок управления имуществом, устанавливаемый учредительным договором (ст. 70 ГК РФ).

Здесь право собственности законодательно закрепляется за самим товариществом как юридическим лицом, которому, соответственно, и принадлежат возможности по его осуществлению (правомочия владения, пользования, распоряжения). Но юридическое лицо (полное товарищество) - участник множественной собственности наряду с товарищами (так как между ними перераспределены объемы присвоения), поэтому в осуществлении правомочий владения, пользования и распоряжения участвуют товарищи, только уже не непосредственно, а через конструкцию юридического лица. Юридическое лицо выступает "парализующим" фактором для правовых возможностей владения, пользования и распоряжения товарищей. И с этих позиций вполне справедлива характеристика полного товарищества как формы ограничения прав участников.

Вместе с тем правовые возможности владения, пользования и распоряжения в полном товариществе "отделены" от участников в меньшей степени, чем в хозяйственных обществах, так как эти возможности, пусть и "через юридическое лицо", реализуются действиями самих товарищей, поскольку и полное товарищество создается товарищами для целей ведения их собственной предпринимательской деятельности.

Напротив, в хозяйственных обществах правомочия владения, пользования и распоряжения участников на передаваемое в собственность юридическому лицу имущество "парализуются" правом собственности юридического лица полностью. Теперь именно органы юридического лица осуществляют управление (т.е. реализацию правомочий владения, пользования и распоряжения) в соответствии с их компетенцией. Участники же могут принимать участие в деятельности общества только через его органы. У них сохраняются правомочие присвоения, а также "остаточные" правомочия, оставшиеся после "парализации" их правомочий владения, пользования, распоряжения правом собственности хозяйственного общества.

Статья 67 ГК РФ перечисляет правомочия участников хозяйственных товариществ и обществ следующим образом:

право на участие в управлении;

право на принятие участия в распределении прибыли;

право на получение информации о деятельности товарищества или общества;

право на получение ликвидационного остатка.

Буквальное толкование данной нормы показывает приоритет управленческих возможностей участников. При этом законодатель обоснованно говорит о праве на участие в управлении, а не о праве на управление. Участники не управляют непосредственно, они потому и участники, что только участвуют в соответствующих управленческих решениях.

К управленческим правам "тяготеют" право на принятие участия в распределении прибыли и право на получение информации, так как они связаны с передачей имущества в управление юридическому лицу. Право же на получение ликвидационного остатка - принципиально иное. Оно отражает тот факт, что вещные правомочия у участников все-таки сохраняются (хотя они и "парализованы" правом собственности юридического лица).

Таким образом, наличие ограничений не означает того, что учредители (участники) юридического лица полностью перестают обладать властью над его имуществом: часть возможностей у них остается и закрепляется законом как право участия (соизмеримое с долей учредителя (участника) в складочном, уставном капитале, паевом фонде).

Безусловно, такой "остаточный" характер прав учредителей (участников) не позволяет рассматривать эти права только как обязательственные <*>. Учредители (участники) являются участниками особых правоотношений корпоративной собственности, и их права "рождаются" из перераспределения вещных функций между ними и юридическим лицом.

<*> Пункт 2 ст. 48 ГК РФ называет эти права обязательственными. Думается, это связано с тем, что элементы конструкции разделенной собственности всегда рассматривались как не свойственные русскому, российскому законодательству. Вместе с тем в литературе данная проблема обсуждалась и обсуждается.

Р. Гильфердинг говорил о своеобразном удвоении капитала в связи с регистрацией юридического лица. Первоначально внесенный участниками капитал превращается в промышленный и продолжает существовать уже не в форме промышленного капитала, а в форме акций, существует как фиктивный капитал, который меняет своих владельцев (Гильфердинг Р. Финансовый капитал. Новейшая фаза в развитии капитализма. М., 1912. С. 134 - 178).

В 80-е гг. ХХ в. отмечалось, что конструкция юридического лица является правовым средством, с помощью которого та или иная организация получает возможность участия в хозяйственных отношениях (Пугинский Б.И. Гражданско-правовые средства в хозяйственных отношениях. М., 1994. С. 161).

Т.В. Кашанина пишет, что право собственности на уставный капитал принадлежит корпорации, учредители продолжают оставаться собственниками вложенного ими капитала, но по отношению к корпорации находятся на положении ее членов и в связи с этим несут риск убытков ее деятельности (Кашанина Т.В. Корпоративное право. С. 361).

См. аналогичную точку зрения: Толстой Ю.К. К разработке теории юридического лица на современном этапе // Проблемы современного гражданского права: Сб. ст. М., 2000. С. 87; Мозолин В.П. Право собственности в Российской Федерации в период перехода к рыночной экономике. М., 1992. С. 41 - 42, 105 - 116.

В самом деле, правовые конструкции не могут копировать экономические отношения, но правовое регулирование должно быть адекватным экономическим явлениям, должно учитывать особенности опосредуемых правом экономических отношений. И тот факт, что учредители (участники), передавая имущество юридическому лицу в собственность, субъективно не перестают относиться к этому имуществу как к своему, не должен игнорироваться в законе. У.Э. Батлер правильно отмечает, что акционеры вносят вклады в уставный капитал именно для их последующего использования (Батлер У.Э. Указ. соч. С. 83).

В литературе достаточно часто подчеркивается, что права учредителей (участников) не могут быть квалифицированы исключительно как обязательственные <*>.

<*> Саватье Р. Указ. соч. С. 96 - 97. По его мнению, "элемент власти присоединяется к обязательственному требованию".

Л. Эннекцерус выделял отдельно права членов, в отличие от вещных и обязательственных прав (Эннекцерус Л. Указ. соч. С. 26).

Например, Л.Р. Юлдашбаева и Д.В. Ломакин производят деление прав участников на корпоративные и обязательственные.

Л.Р. Юлдашбаева к корпоративным относит право на участие в управлении и право на получение информации (особенностью этих прав является признак "личной власти"), а к обязательственным - право на получение дивидендов и ликвидационной квоты, так как в этих случаях возникает право требования к эмитенту о совершении определенных действий (о выплате дивидендов, передаче остатков имущества) <*>.

<*> Юлдашбаева Л.Р. Правовое регулирование оборота эмиссионных ценных бумаг (акций, облигаций). М., 1999. С. 26 - 27, 56.

Д.В. Ломакин в аспекте приведенного деления прав на корпоративные и обязательственные обосновывает двойственную характеристику прав акционеров. Он полагает, что право на дивиденд может быть корпоративным и обязательственным. Как корпоративное право - это установленная законом возможность получения части прибыли от деятельности акционерного общества. В результате же существования данного права акционер впоследствии приобретает и одноименное производное обязательственное право, которое возникает у него только с момента утверждения общим собранием конкретного размера и формы дивидендов.

Право на ликвидационную квоту, по мнению Д.В. Ломакина, также существует в качестве и корпоративного, и обязательственного, возникающего после утверждения ликвидационного баланса <*>.

<*> Ломакин Д.В. Указ. соч. С. 73, 103 - 105, 116 - 118.

Представляется, что права участников носят собирательный характер.

Прежде всего отметим, что объем управленческих прав определяется, по общему правилу, долей участия учредителя (участника) в имуществе. Учредители имеют некоторый приоритет в управлении, так как устанавливают направления и цели деятельности юридического лица.

Управленческие права учредителей (участников) реализуются через участие в принятии решений высшим органом юридического лица - общим собранием, на котором вырабатывается "основная" воля юридического лица. Учредители (участники) могут нести субсидиарную ответственность, если их управленческие указания привели к несостоятельности (банкротству) юридического лица (ч. 2 п. 3 ст. 56 ГК РФ), а также несут управленческое бремя поддержания и развития его деятельности.

Обозначенных обстоятельств вполне достаточно для того, чтобы усомниться в обязательственной природе управленческих прав учредителей (участников).

Д.В. Ломакин, исследуя право участия в управлении, пишет, что оно, подобно праву собственности, включает в себя несколько правомочий - право требовать созыва годового собрания, возможность участия в подготовке проведения общих собраний, возможность участия в общих собраниях, право голоса и правомочие быть избранным в органы управления общества <*>. При таком подходе "напрашивается" необходимость выбора основного правомочия, составляющего право участия в управлении.

<*> Ломакин Д.В. Указ. соч. С. 121 - 126.

Аналогичный подход встречается в судебной практике. Так, арбитражный суд Свердловской области пришел к выводу, что право участвовать в управлении делами общества реализуется участниками исходя из нескольких правомочий: права участвовать в очередных и внеочередных общих собраниях, права вносить предложения в повестку дня общего собрания, права избирать и быть избранным в органы управления и контроля общества (Архив арбитражного суда Свердловской области. Дело N А60-3939/2003-С4).

Думается, что управленческие права учредителей (участников) реализуются в первую очередь через участие в принятии решений общим собранием путем голосования. В связи с этим Л. Эннекцерус правильно полагал, что "явка на собрание" еще не есть факт голосования.

Данный вывод подтверждается и позицией законодателя. Так, согласно абз. 2 п. 1 ст. 58 ФЗ "Об акционерных обществах" акционеры могут считаться принявшими участие в общем собрании. Проголосовавшими же они считаться не могут, поскольку голосование есть акт волеизъявления акционера. Следовательно, основное "управленческое" правомочие - это право голоса.

Пределы осуществления права голоса определяются законом. В.П. Грибанов указывал, что "...злоупотребление правом связано не с содержанием субъективного права, а с его осуществлением", а это с необходимостью "...требует выяснения тех критериев, которые позволяют отграничивать содержание субъективного права и его границы от осуществления субъективного права и его пределов" <*>. Установление критериев для рассмотрения волевых актов участников корпоративных правоотношений в качестве злоупотреблений их корпоративными правами имеет свои особенности.

<*> Грибанов В.П. Осуществление и защита гражданских прав. М., 2000. С. 44.

Безусловно, выявление таких критериев прежде всего предполагает учет степени партнерства, анализ сути организационно-правовой формы корпоративных отношений. Недаром в немецком праве среди образующих волеизъявления участников принципов называются принцип доверия и принцип взаимности производства исполнения <*>. В самом деле, экономическая сущность и юридическая природа корпоративных отношений изначально обусловливают доверие и необходимость взаимного содействия участников при их реализации <**>. Однако применительно к корпоративным отношениям данный принцип нашел лишь фрагментарное отражение в нормах действующего российского гражданского законодательства.

<*> Шапп Я. Основы гражданского права Германии. М., 1996. С. 167.

Соизмеримость злоупотребления правом с встречным характером правоотношения, в котором реализуется это право, с социальной философией самого правоотношения, подчеркивал и Е. Годэмэ (Годэмэ Е. Общая теория обязательств. М., 1948. С. 327 - 328).

<**> Еще римские юристы рассматривали товарищеский договор как фидуциарную сделку именно потому, что партнерам как бы предоставляется больше прав, чем это непосредственно отражено в договоре, но с условием, что они не воспользуются излишками этих прав, будут честными и предусмотрительными по отношению друг к другу и в первую очередь станут руководствоваться интересами товарищества в целом.

Или, например, П.А. Руднев делил права акционеров на такие, которые могут реализовываться, осуществляться акционером независимо от других акционеров, и на такие, для осуществления которых требуется непременное содействие известной группы акционеров (Руднев П.А. Анализ прав и обязанностей акционеров. М., 1927. С. 6).

В частности, обязанности участников, установленные нормами гражданского права, можно понимать как своеобразные способы обеспечения реализации их прав <*>. По крайней мере, большинство присущих способам обеспечения признаков по аналогии применимы к таким обязанностям <**>. Причем эти обязанности не могут быть сведены только к квазипретерпеванию <***>. Голосование - активный волевой акт, и кроме того, что участник должен "претерпевать" ограничения относительно собственных волеизъявлений, существует другое важное обстоятельство. Участник, поскольку он участник, обязан в ряде организационно-правовых форм корпоративных отношений участвовать в принятии общих решений (например, в полных товариществах это обязанность личного участия товарища в деятельности товарищества; в обществах с ограниченной ответственностью данная обязанность возникает в тех случаях, когда общее решение по закону или уставу должно быть принято единогласно). Иначе говоря, голосование участников может представать не только как реализация их прав, но и как реализация их обязанностей.

<*> В этом опять же проявляется "саморегулятивный" характер корпоративных правоотношений. В.Ф. Яковлев суть саморегуляции гражданских правоотношений усматривает в следующем: "Если субъект выступает в правоотношении одновременно в качестве носителя эквивалентного права и обязанности, а реализация зависит от исполнения им обязанности, то очевидно, что встречное право другой стороны наиболее надежно гарантируется заинтересованностью первой стороны в осуществлении принадлежащего ей права. Механизм гражданско-правового воздействия на отношения характеризуется прямым использованием имущественных интересов субъектов правоотношений, системы стимулирования надлежащего поведения. Юридическим средством стимулирования и становится наделение лица субъективным правом, эквивалентным принимаемой обязанности" (Яковлев В.Ф. Гражданско-правовой метод регулирования общественных отношений. С. 134).

<**> Б.М. Гонгало под способами обеспечения понимает меры имущественного характера, существующие в виде акцессорных обязательств, стимулирующие должника к исполнению обязательства и (или) иным образом гарантирующие защиту имущественного интереса кредитора в случае неисправности должника (Гонгало Б.М. Гражданско-правовое обеспечение обязательств: Автореф. дис... д-ра юрид. наук. Екатеринбург, 1998. С. 8).

<***> По мнению А.В. Власовой, обязанности квазипретерпевания противостоят праву участника на совершение односторонних волеизъявлений (Власова А.В. Указ. соч. С. 23).

Следует обратить внимание на то, что наличие управленческих обязанностей у участников корпоративных правоотношений не может рассматриваться как элемент административной власти, так как "элементы власти и подчинения не входят в состав конкретных гражданских правоотношений" <*>. Управленческий процесс в корпоративных правоотношениях предстает не как принудительное воздействие <**>, а именно как воздействие через перераспределение прав и обязанностей между участниками <***>.

<*> Иоффе О.С. Спорные вопросы учения о правоотношении. С. 540.

<**> Принуждение - есть средство защиты субъективных гражданских прав и только в этом смысле включается в общую цель правонаделительного регулирования (Яковлев В.Ф. Гражданско- правовой метод регулирования общественных отношений. С. 117 - 118).

<***> По выражению Р. Саватье, к обязательственному праву требования присоединяется элемент власти (Саватье Р. Указ. соч. С. 195).

Таким образом, пределы реализации участниками корпоративных прав, прежде всего управленческих, не только устанавливаются законом, учредительными документами, но и определяются характером, целями деятельности и сущностью корпоративного объединения <*>.

<*> Участники в защиту возможности осуществления своих прав (в том числе через участие в принятии общих решений) могут предъявить к другим участникам негаторные иски на основании того, что деятельность последних препятствует деятельности участников или всего корпоративного объединения (Маттеи У. Указ. соч. С. 266 - 269).

Кроме того, приведенные обстоятельства и, в частности, то, что управленческие обязанности участников корреспондируют их управленческим правам и производны от факта участия в правоотношениях корпоративной собственности, подтверждают правильность идеи о том, что управленческие права не являются обязательственными правами.

Право на принятие участия в распределении прибыли также не может быть однозначно отнесено к обязательственным правам.

Здесь следует согласиться с мнением А.В. Майфата о том, что формулировка "участник вправе принимать участие в распределении прибыли" (как уже подчеркивалось) более предпочтительна, чем формулировка "право на получение дивидендов" (содержащаяся, например, в п. 2 ст. 31 ФЗ "Об акционерных обществах") <*>.

<*> Майфат А.В. Некоторые особенности акционерных отношений // Российский юридический журнал. 2000. N 2. С. 30.

Действительно, обязательственное право на получение дивидендов возникает только тогда, когда общество примет решение о их выплате <*>, но это иное право, отличное от права на принятие участия в распределении прибыли. Последнее основано на участии в корпоративной собственности, связано с реализацией учредителями (участниками) через деятельность юридического лица возможностей, вытекающих из корпоративной собственности. В конечном счете, риск неполучения дивидендов лежит на учредителях (участниках).

<*> Данный вывод подтверждается материалами судебно-арбитражной практики. Федеральный арбитражный суд Уральского округа указал, что обязательство по выплате дивидендов возникает у общества с установленной решением общего собрания даты. Кроме того, суд, выявив что форма выплаты дивидендов определена денежными средствами, квалифицировал данное обязательство как денежное (Постановление Федерального арбитражного суда Уральского округа от 4 сентября 2003 г. // Дело N Ф09-2473/03-ГК).

Не может быть охарактеризовано как обязательственное и право на ликвидационный остаток

<*> Д.В. Ломакин отмечает, что в период ликвидационной процедуры акционерное общество еще действует как юридическое лицо, следовательно, оно будет являться должником в обязательстве по выплате ликвидационной квоты (Ломакин Д.В. Указ. соч. С. 118). Но при этом он не учитывает тот факт, что юридическое лицо в период ликвидации действует только для целей ликвидации.

Еще В. Кнапп писал, что право акционера представляет собой особое право требования к обществу на долю в его имуществе, которое не может быть реализовано, пока действует общество <*>. Но именно поэтому такое право (т.е. право на ликвидационный остаток) и не является обязательственным по отношению к обществу.

<*> Кнапп В. Указ. соч. С. 338.

Кроме того, в п. 1 ст. 23 ФЗ "Об акционерных обществах", например, прямо сказано, что оставшееся после завершения расчетов с кредиторами имущество распределяется ликвидационной комиссией между акционерами. Непосредственно из текста Закона можно сделать вывод, что акционеры не относятся к кредиторам и распределение имущества между ними на стадии ликвидации акционерного общества - специфическая деятельность ликвидационной комиссии в процессе ликвидации общества.

Вещные права учредителей (участников) по владению, пользованию и распоряжению имуществом юридического лица в период его деятельности "парализованы" правом собственности юридического лица <*>. Реализация учредителями (участниками) вещных прав возможна только после прекращения аналогичных вещных прав у юридического лица. Иначе говоря, по мере отпадения "парализующих" факторов, т.е. прекращения правомочий юридического лица (а в период ликвидации они уже для уставных целей деятельности прекращены), вещные правомочия восстанавливаются у учредителей (участников).

<*> Но именно эти права обусловливают существование у учредителей (участников) управленческих прав и прав на принятие участия в распределении прибыли.

Фактически реализация вещных прав на имущество юридического лица - это получение части ликвидационного остатка каждым учредителем (участником) пропорционально его доле и установление права индивидуальной собственности учредителя (участника) на конкретное выделенное имущество ликвидируемого юридического лица.

Хотя бремя удовлетворения требований кредиторов лежит на ликвидируемом юридическом лице, в конечном счете оно переносится на учредителей (участников): свою долю в натуре либо в форме денежной компенсации они могут получить только после удовлетворения претензий кредиторов. При этом доля каждого учредителя (участника) не изменяется, но ее денежное (натуральное) выражение может уменьшиться.

Бремя учредителей (участников), основанное на существовании у них вещных прав, заключается в ряде случаев также в субсидиарной ответственности по долгам юридического лица (например, п. 1 ст. 75, п. 1 ст. 95, п. 2 ст. 107 ГК РФ). Кроме того, учредители (участники) несут неблагоприятные последствия, сопряженные с риском случайной гибели имущества юридического лица, так как в случае наступления подобных обстоятельств стоимостное наполнение долей учредителей (участников) может уменьшиться либо вообще может быть утрачено.

Итак, статус участия субъектов в корпоративных правоотношениях с привлечением конструкции юридического лица по содержанию схож со статусами участия субъектов в иных организационно-правовых формах корпоративных отношений, так как включает в себя "базовую" совокупность правомочий: правомочие присвоения, а также правомочия владения, пользования, распоряжения, пусть и в трансформированном (в указанном понимании) виде <*>.

<*> Однако это не исключает наличия у них и других прав, "обслуживающих" основные, статусообразующие права (см. о натуральных, естественных правах акционеров: Руднев П.А. Анализ прав и обязанностей акционеров. М., 1927. С. 5; о главных и вспомогательных правах: Вольф В.Ю. Основы учения о товариществах и акционерных обществах. М., 1927. С. 132; об особой категории прав, вытекающих непосредственно из права собственности на акцию как на объект права собственности: Тотьев К. Права акционеров по действующему законодательству // Хоз-во и право. 1994. N 7. С. 8).

2. Равным образом статус участия самого юридического лица (хозяйственного товарищества, общества, кооператива) в корпоративных правоотношениях также состоит из правомочий присвоения, владения, пользования и распоряжения. Безусловно, статус участия юридического лица имеет ряд существенных специфических особенностей, но его "базовое" содержание этим не опровергается.

Для юридического лица статус участия обусловливается прежде всего объемом присвоения, полученным от учредителей (участников) на передаваемое ими в собственность юридическому лицу имущество.

Как уже говорилось в главе I настоящей работы, юридическое лицо и его участники обладают различными степенями присвоения на имущество, следовательно, их правомочия присвоения отражают различные степени присвоения. Обычно (в том числе и в этом случае) идею о существовании различных титулов на одно и то же имущество критикуют ввиду неприемлемости положений концепции разделенной собственности в российской правовой системе <*>.

<*> А.Л. Маковский, выступая с докладом об общей концепции проекта Гражданского кодекса РФ на международной конференции "Гражданское законодательство Российской Федерации: состояние, проблемы, перспективы", подчеркнул, что право, в отличие от экономики, есть область в достаточной мере консервативная, в него нельзя произвольно вносить элементы из совершенно чуждых ему систем (Маковский А.Л. Общая концепция проекта Гражданского кодекса РФ // Гражданское законодательство Российской Федерации: достояние, проблемы, перспективы: Материалы междунар. науч.-практ. конф. (17 - 19 мая 1994 г.). М., 1994. С. 159).

В экономической действительности существуют разнообразные формы перераспределения возможностей в сфере собственности, которые в общем праве наиболее адекватно отражаются, в частности, с помощью конструкции разделенной собственности или более широкого перечня прав собственников и их различных комбинаций.

Некоторые элементы конструкции "разделенной" собственности применяются российским законодателем (например, в институтах аренды и доверительного управления) <*>. Российское законодательство также отчасти воспринимает "разделение" собственности, например, в силу того, что регулирует отношения общей собственности. Правоотношение общей собственности закрепляет перераспределение экономических возможностей в сфере собственности и, по выражению У. Маттеи, нарушает "целый ряд представлений, табуированных цивилистическим мышлением", как-то: единство, абсолютность права собственности, поскольку предполагает "доли" в вещно-правовом титуле <**>.

<*> Хотя российский законодатель отказался от конструкции доверительной собственности, а институт доверительного управления относит к обязательственным отношениям, законодательные формулировки, содержащиеся в этом институте, не всегда однозначно позволяют отнести доверительное управление к типу обязательственных правоотношений. Например, А.В. Власова, ссылаясь на п. 3 ст. 1020 ГК РФ, полагает, что у доверительного управляющего возникают не только обязательственные, но и особые вещные права (Власова А.В. Указ. соч. С. 48 - 49).

Н.Д. Егоров также говорит о праве доверительного управляющего осуществлять правомочия, принадлежащие учредителю доверительного управления, что свидетельствует в пользу того, что права доверительного управляющего носят смешанный характер (Гражданское право: Учеб. / Под ред. А.П. Сергеева, Ю.К. Толстого. Ч. 1. С. 586).

<**> Маттеи У. Указ. соч. С. 36 - 39.

Вместе с тем Е.А. Суханов отрицает возможность применения в целом конструкции разделенной собственности в России. По его мнению, недопустимо существование двух одинаковых прав собственности на одно и то же имущество, так как при этом возникает "неразрешимая коллизия прав собственников" <*>.

<*> Суханов Е.А. Право собственности и иные вещные права. С. 316.

Но речь и идет не об одинаковых самостоятельных правах собственности , а о принципиальной возможности разделения права собственности и о появлении "зависимых" прав участников этого правоотношения собственности, которые могут быть как одинаковыми (по степени и объемам присвоения), так и не одинаковыми (отражающими разные степени присвоения). "Разумное" законодательное решение анализируемой проблемы как раз и может состоять в дополнении перечня правомочий собственника правомочием присвоения, которое "способно" отражать перераспределение экономических возможностей присвоения в различных формах, в том числе в организационных формах корпоративных отношений с участием юридического лица.

Далее, возникновение статуса участия юридического лица связано с самим фактом его создания как самостоятельного субъекта. Для того чтобы произошло организационное отделение юридического лица от его участников, необходима регистрация юридического лица как способ государственного санкционирования допуска к участию в гражданском обороте <*>. Подобное организационное отделение есть фикция, которая устанавливается законодателем <**> и существование которой невозможно без публичного воздействия, так как "простая частноправовая сделка не может создать юридического субъекта" <***>.

<*> Бублик В.А. Публично- и частноправовые начала в гражданско-правовом регулировании внешнеэкономической деятельности. С. 18.

<**> О понятии фикций и презумпций см., например: Качур Н.Ф. Презумпции в советском семейном праве: Дис... канд. юрид. наук. Свердловск, 1982.

<***> Суворов Н.С. Указ. соч. С. 111 - 112.

Таким образом, юридическое лицо есть "двуединство": с одной стороны, это совокупность "внутренних" корпоративных правоотношений, в которых оно является участником <*>, с другой - статус правосубъектности в гражданском праве. Думается, что словосочетание "организационно- правовая форма юридического лица" наибольшим образом и отражает суть явления, которое состоит в совокупности "внутреннего" содержания и "внешней" формы, выражающейся в виде конструкции юридического лица <**>.

<*> Родоначальником теории фикции является папа Иннокентий IV. Последователи Иннокентия в средние века отмечали важную особенность корпорации, которая, по их мнению, состояла в том, что корпорация основывается не на одной фикции, а на совокупности различных фикций (Суворов Н.С. Указ. соч. С. 65). Это весьма справедливое уточнение, так как фикция субъекта влечет за собой фикцию объекта, фикцию права собственности этого субъекта и, соответственно, фикцию осуществления права собственности таким субъектом. С.Н. Братусь, например, говорил о правовой фикции "общей воли" "коллективного интереса" (Братусь С.Н. Юридические лица в советском гражданском праве. С. 96 - 97).

Как указывает У.Э. Батлер, юридическое лицо создано искусственно, обладает личностью и существованием, отдельным от его участников (Батлер У.Э. Указ. соч. С. 80). Начало же такому подходу в общем праве положил Верховный судья Маршалл: "Корпорация есть искусственное существо, невидимое, неосязаемое и существующее лишь с точки зрения закона" (цит. по: Флейшиц Е.А. Буржуазное гражданское право на службе монополистического капитала. М., 1948. С. 30).

О теориях юридических лиц см. также: Герваген Л. Развитие учения о юридическом лице. СПб., 1888; Дювернуа Н.Л. Чтения по гражданскому праву. СПб., 1898. Т. 1; Шершеневич Г.Ф.

Учебник русского гражданского права. М., 1911; Ландкоф С.Н. Субъекты права (лица), ГК РСФСР: Научный комментарий. М., 1928; Аннерс Э. История европейского права. М., 1994; Берман Г. Западная традиция права: эпоха формирования. М., 1994.

<**> Еще Н.С. Суворов выделял три сферы отношений, в которых проявляет себя корпорация - сфера оборота, государственная сфера (налогообложение), собственно корпоративная сфера - все внутренние отношения (Суворов С.Н. Указ. соч. С. 7).

Поэтому какую бы теорию юридического лица из всего множества существующих ни принять во внимание, любая будет иметь как рациональные, так и отрицательные черты.

Нельзя не признать правильными выводы Р. Иеринга, который отмечал, что законодательство создало абстракцию, называемую юридическим лицом, представляющую собой лишь форму отношения пользователей к другим лицам в гражданском обороте <*>. Экономическую сущность отношений в корпорациях (юридических лицах) интересно раскрывает концепция коллективной собственности Планиоля. Он усматривал назначение юридического лица в том, что оно есть средство, предназначенное упростить управление коллективной собственностью, которая лишь прикрывается фикцией юридического лица <**>.

<*> Цит. по: Грибанов В.П. Юридические лица. М., 1961. С. 14.

<**> Цит. по: Братусь С.Н. Юридические лица в советском гражданском праве. С. 169.

Ряд принципиально важных моментов в разработку теории юридического лица был привнесен в советский период. Несмотря на то что теоретические выводы делались преимущественно применительно к государственным предприятиям, некоторые из них являются подлинными достижениями цивилистики.

А.В. Венедиктов, разработав "теорию коллектива", пришел к идее о том, что концепция управления государственной социалистической собственностью обладает сходством с положениями теории разделенной собственности <*>.

<*> А.В. Венедиктов исходил из того, что за каждым юридическим лицом, независимо от того, в какой форме оно образовано, стоит реальный коллектив тех живых людей, общественно- производственные отношения которых находят свое выражение в этой организационно-правовой форме. Этот коллектив, организованный государством, во главе с руководителем выполняет функции государственного органа, осуществляющего управление закрепленной за ним частью единого государственного фонда, и выступает в гражданском обороте от своего имени в качестве самостоятельного носителя гражданских прав и обязанностей (Венедиктов А.В. Государственная социалистическая собственность. С. 657 - 671).

Уже в наше время Ю.К. Толстой пишет, что к государственным корпорациям законодатель применяет модель разделенной собственности, где Российская Федерация олицетворяет верховную собственность, а государственная корпорация - подчиненную собственность (Толстой Ю.К. К разработке теории юридического лица на современном этапе. С. 108).

"Теория директора" С.Н. Братуся не потеряла своей актуальности хотя бы потому, что нашла отражение в ст. 53 ГК РФ.

В соответствии с рассуждениями В.П. Грибанова волеобразование и волеизъявление юридического лица предстают как особые явления. Этими явлениями, по его мнению, опосредуются отношения, которые не могут быть сведены к институту обыкновенного представительства <*>.

<*> Грибанов В.П. Юридические лица. С. 47 - 49.

Актуальность теории социальных связей О.А. Красавчикова обусловлена тем, что эта теория акцентирует внимание на социальных функциях юридического лица, которое выступает как внешнее правовое оформление социальной общности, обладающей системой сложных связей <*>.

<*> Красавчиков О.А. Сущность юридического лица // Сов. государство и право. 1976. N 1. С. 48 - 49. Аналогичную точку зрения см.: Брагинский М.И. Участие Советского государства в гражданских правоотношениях. М., 1981. С. 39.

Выводы Б.Б. Черепахина о том, что задача института юридического лица заключается в создании самостоятельного субъекта права <*>, рациональны с точки зрения гражданского оборота, где юридическое лицо суть правосубъектная самостоятельность корпоративного объединения.

<*> Черепахин Б.Б. Волеобразование и волеизъявление юридического лица // Правоведение. 1958. N 2. С. 44 - 45.

Рациональны и выводы сторонников теории персонифицированного имущества <*>, прежде всего с позиции действующего законодательства, которое устанавливает обязательное условие существования любого юридического лица - наличие обособленного имущества. Причем, по мнению Е.А. Суханова, речь о подлинном юридическом лице может идти лишь тогда, когда это юридическое лицо выступает в гражданском обороте в качестве собственника имущества <**>.

<*> См. более ранние работы: Ландкоф С.Н. Указ. соч., Вольфсон Ф. Учебник гражданского права. М., 1930; а также современные: Суханов Е.А. Гражданский кодекс РФ о коммерческих организациях // Экономика и жизнь. 1994. N 45. С. 10. Прилож. "Ваш партнер". Однако Е.А. Суханов, придерживаясь одного основного критерия, при этом использует и аргументы сторонников теорий социальной реальности коллектива и фикции юридического лица.

<**> Суханов Е.А. Право собственности и иные вещные права. С. 325 - 326.

Не лишены смысла доводы Е.В. Богданова, усматривающего основное назначение юридического лица в самостоятельной имущественной ответственности <*>.

<*> Богданов Е.В. Сущность и ответственность юридического лица // Государство и право. 1997. N 10. С. 98 - 99.

Сложность объяснения и понимания конструкции юридического лица вполне оправдывает и тех авторов, которые совсем отказались от какого-либо объяснения сущности данной правовой конструкции.

Так, еще С.Н. Братусь говорил о том, что разнообразие взглядов о юридическом лице создает впечатление о его непознаваемости <*>.

<*> Братусь С.Н. Юридические лица в советском гражданском праве. С. 172 - 173.

К.И. Скловский пишет, что "...признание искусственности, фиктивности юридического лица, не являясь сколько-нибудь оригинальным, избавляет, по крайней мере, от необходимости искать глубиннее, в том числе, и экономическое содержание этого юридического явления" <*>.

<*> Скловский К.И. Указ. соч. С. 183. См. также: Эрделевский А. О компенсации морального вреда юридическим лицам // Хоз-во и право. 1996. N 11. С. 106.

К отрицательным же чертам всех перечисленных теорий относится их односторонний подход к категории юридического лица либо (в последнем случае) неприятие вообще какого-либо подхода

<*> Так, французский юрист Салейль высказался весьма категорично: "После стольких попыток разрешения вопроса о юридическом лице ничего не может быть легче новой попытки его разрешения. Но, вместе с тем, ничего не может быть более бесплодного... " (Гражданское право: Учеб. / Под. ред. А.П. Сергеева, Ю.К. Толстого. Ч. 1. С. 110).

Правовая форма участия корпоративного объединения в обороте (юридическое лицо) не может быть полностью "оторвана" от своего содержания. Функционирование в обороте юридического лица представляет собой результат "преломления" внутренних правоотношений, так как принятие решений об осуществлении правомочий юридического лица формируется за рамками гражданского оборота, "внутри" отношений, существующих в юридическом лице как организации.

В.С. Якушев правильно заметил, что любой анализ обладает определенной мерой условности и что юридическое лицо и внутренние отношения в юридическом лице - субстраты взаимосвязанные, хотя призванные обслуживать различные сферы; субстраты, хотя и самостоятельно существующие, тем не менее отражающие экономическую сущность одного явления с различных сторон <*>.

<*> Якушев В.С. Юридическая личность государственного производственного предприятия.

С. 29.

Поэтому, выражаясь словами Ю.К. Толстого, уже "необходимо отказаться от попытки вывести какую-либо универсальную формулу, пригодную на все случаи жизни" <*>, а пользоваться методом комплексного исследования юридического лица, принимая ту или иную его характеристику в качестве основной, в зависимости от "призмы", через которую рассматривается эта сложная категория.

<*> Толстой Ю.К. К разработке теории юридического лица на современном этапе. С. 92 - 93.

Небезынтересно, что ст. 48 ГК РФ комплексно подходит к определению понятия юридического лица, указывая на его "внутренние" и "внешние" признаки. Своеобразное же "перекрещивание" двух субстратов (внешнего и внутреннего), отражающих одно явление, происходит на уровне качественного преобразования признаков организационной формы и имущественного обособления, совокупность которых позволяет, с точки зрения законодателя, наделить данное корпоративное объединение статусом правосубъектности в гражданском праве - статусом юридического лица <*>.

<*> В литературе, например, организационно-правовая форма определяется как юридическая конструкция целевого объединения существующих правовых связей между элементами внутренней структуры юридического лица, обеспечивающих ее единство (Цирульников В.Н. Признак "организационное единство" и его влияние на правоспособность коммерческих организаций (теоретические и правовые аспекты): Дис... канд. юрид. наук. Волгоград, 1998. С. 45).

Еще в 70-е гг. прошлого века В.Ф. Яковлев правильно дифференцировал признаки юридического лица на основные (организационная самостоятельность и имущественная обособленность) и производные (правоспособность и самостоятельная ответственность) <*>. Такая классификация способствует пониманию фиктивности конструкции юридического лица и отражению его действительной "внутренней" сущности.

<*> Яковлев В.Ф. Гражданско-правовой метод регулирования общественных отношений. С.

188.

Подобное мнение высказывал О.А. Красавчиков, производя деление на материальные признаки (внутреннее организационное единство, обособленность имущества, руководящее и функциональное единство) и на правовые признаки (законность образования юридического лица, способность организации участвовать в гражданских правоотношениях, способность нести самостоятельную имущественную ответственность, наличие устава, положения) (Советское гражданское право: Учеб. / Под ред. О.А. Красавчикова. С. 131 - 136).

Основные признаки характеризуют саму "внутреннюю" организационную форму корпоративных отношений, соответственно, они составляют признаки не юридического лица, а корпоративного объединения, "могущего" стать юридическим лицом.

Как отмечала Т.И. Илларионова, признание организации субъектом гражданского права включает "операции по выявлению единых свойств социальных образований, указывающих на учитываемый правом уровень их волеспособности и экономической самостоятельности, и операции по выработке единой формы их участия в обороте" <*>.

<*> Илларионова Т.И. О содержании метода гражданско-правового регулирования общественных отношений. С. 35.

Производные признаки (и это название очень точное, так как показывает зависимость экономических возможностей юридического лица) "привязаны" к конструкции юридического лица и определяют именно статус правосубъектности юридического лица <*>. Они, собственно, и являются признаками юридического лица в контексте его гражданской правосубъектности <**>. Но в целях обращения внимания на отличительные особенности юридического лица от других субъектов (например, от физических лиц) законодатель указывает на "внутреннюю" сторону этого своеобразного фиктивного субъекта.

<*> С.Н. Братусь полагал, что выступление организации в гражданском обороте от своего имени и ее самостоятельная имущественная ответственность являются не предпосылками, а выражением уже существующей правосубъектности, т.е. результатом признания организации юридическим лицом (Братусь С.Н. Юридические лица в советском гражданском праве. С. 135 - 137).

<**> В.К. Андреев указывает, что правовая форма юридического лица не обозначает все правовые возможности организации, а лишь позволяет ей участвовать в хозяйственном обороте (Андреев В.К. Гражданский кодекс Российской Федерации и новейшее гражданское законодательство // Государство и право. 1996. N 4. С. 115).

В контексте же участия в корпоративных правоотношениях на первый план выходят внутренние признаки, так как именно они предопределяют организационно-правовую форму юридического лица. Иначе говоря, степень организации и степень имущественного обособления, избранные участниками, создают предпосылки и определенные особенности участия юридического лица в корпоративных правоотношениях. В этих отношениях юридическое лицо как субъект оборота не функционирует; здесь оно теряет свои признаки субъекта оборота, приобретая статус участия, обусловленный сущностью корпоративных отношений <*>.

<*> Следует сделать одно уточнение: если корпоративные правоотношения основаны на договорах о совместной деятельности независимых юридических лиц, то, вступая в эти правоотношения, они действуют как субъекты гражданского права (аналогично любым другим субъектам гражданского права), приобретая на основании этого договора статусы участия в корпоративных правоотношениях.

Таким образом, содержание статуса участия юридического лица в корпоративных правоотношениях обусловливается перераспределением экономических возможностей присвоения, владения, пользования и распоряжения между всеми участниками (участниками юридического лица и самим юридическим лицом). Вместе с тем совокупность возможностей юридического лица в обороте признается законодателем правом собственности юридического лица.

В завершение несколько слов о совершенствовании структуры ГК РФ. Нормы гл. 4, содержащиеся в подразделе 2 "Лица", регулируют внутренние отношения в хозяйственных товариществах, обществах, производственных кооперативах, т.е. не характеризуют юридическое лицо в контексте его гражданской правосубъектности, чему, однако, посвящен данный подраздел. Следовательно, нормы гл. 4 как устанавливающие гражданско-правовые основы организационных форм корпоративных отношений с привлечением конструкции юридического лица должны быть исключены из подраздела 2 "Лица" и перенесены в новую подотрасль "Корпоративное право", где найдут свое место среди норм, закрепляющих отдельные организационные формы корпоративных отношений.

Итак, тождественность "базового" содержания статусов участия всех участников корпоративных правоотношений - это некая общая категория, не только допускающая, но и предполагающая "вариантность" дополнительных элементов. Последние, отражая степень партнерства в корпоративных правоотношениях, "проникают" в "базовые" элементы. Например, большинство корпоративных правоотношений связаны с личностью участников, что предопределяет возникновение дополнительных обязанностей участников, сопряженных с отчуждением их статусов участия, поскольку корпоративные правоотношения образуются для функционирования с конкретным субъектным составом <*>.

<*> Эти обязанности могут быть связаны с необходимостью получения согласия других участников на отчуждение данным участником статуса участия, с необходимостью соблюдения преимущественных прав покупки других участников.

Дополнительные к "базовым" элементы, кроме того, показывают возможность существования разновидностей статусов участия в различных организационно-правовых формах корпоративных отношений, на фоне которых "базовые" элементы выглядят более "выпукло".

3. Корпоративные правоотношения специфичны тем, что их участники обладают также обязанностями, корреспондирующими правам, что обусловливает содержание данных правоотношений <*>. Поскольку же статусы участия имеют "базовое" содержание, значит, у участников могут существовать "базовые" обязанности, и, следовательно, может быть обнаружено сходство в содержании корпоративных правоотношений независимо от их организационно- правовой формы.

<*> В этом проявляет себя "саморегулируемость" корпоративных правоотношений, для которых просто необходимо наличие встречных интересов субъектов, а соответственно, и наличие обязанностей (а не только прав), закрепляющих эти интересы.

При характеристике содержания корпоративных правоотношений следует обратить внимание и на процедурные обязанности, которые для конкретных субъектов-участников приобретают форму своей противоположности - права требовать соответствующего поведения от других участников.

Уже неоднократно отмечалось, что корпоративные правоотношения формируются и реализуются как правоотношения собственности с множественным составом участников- собственников. Это означает, что каждое из правомочий (правомочие присвоения, владения, пользования и распоряжения) формируется и реализуется в них как правоотношение <*>.

<*> В.Ф. Яковлев правильно отмечает, что право собственности относится не только к конкретным правам: в своей внутренней структуре право собственности относится к конкретным правоотношениям (Яковлев В.Ф. Россия: экономика, гражданское право... С. 108 - 119).

Внешне правоотношение присвоения предстает как субъективное правомочие присвоения, отражающее общий объем присвоения всех участников по отношению к третьим лицам. Внутренне же это правоотношение опосредует перераспределение общих объемов присвоения между участниками.

Следует также отметить, что правоотношение присвоения может опосредовать перераспределение объемов присвоения между участниками иным образом, т.е. не достигать степени единого сформированного права. В данном случае участники ограничиваются в собственных объемах присвоения на конкретные имущественные объекты (взаимно, односторонне), что тоже находит отражение в их соответствующих правах и обязанностях.

Содержание правоотношения присвоения составляет совокупность правовых мер присвоения участников. При этом для каждого участника правомочие присвоения есть общая мера его "воздействия" на имущество, признанная другими участниками и закрепленная правом. Правомочиям участника корреспондируют его обязанности в пользу других участников (в форме активного обязывания или пассивного претерпевания), благодаря существованию которых становится возможной реализация прав участников <*>.

<*> Таким образом, правоотношение присвоения по общему правилу - "встречное" правоотношение.

Участники корпоративных правоотношений обладают и субправомочиями, входящими в правомочие присвоения и определяющими возможности выбора способа его реализации.

Если участник отчуждает право участия другому лицу, тем самым отчуждая и правомочие присвоения, он реализует самостоятельное право на определение судьбы права участия (а соответственно, и правомочия присвоения). Косвенным образом здесь усматривается взаимосвязь и с реализацией корпоративных правоотношений, поскольку происходит изменение субъектного состава.

Реализация права на определение судьбы права участия в корпоративных правоотношениях может быть ограничена тем или иным образом, что создает дополнительные (партнерские) элементы в содержании правоотношения присвоения.

Одно из таких ограничений - преимущественное право покупки <*>. Природа преимущественного права покупки обусловлена перераспределением вещных функций между конкретными участниками <**>, а его наличие направлено, в этом смысле, на "поддержание" первоначально сформированного состояния (отношения) присвоенности <***>.

<*> По мнению В.П. Камышанского, ограничение прав призвано прежде всего обеспечить интересы большинства и удовлетворить потребность установления границ между противостоящими интересами субъектов права (Камышанский В.П. Право собственности: пределы и ограничения. М., 2000. С. 107).

<**> Л. Эннекцерус, например, по этому основанию преимущественное право покупки однозначно относил к вещным правам (Эннекцерус Л. Указ. соч. С. 267 - 268).

Л. Чантурия обратил внимание, что своеобразие преимущественного права покупки состоит в том, что оно двойственно - одновременно и вещное, и обязательственное (Чантурия Л. Указ. соч. С. 35).

<***> По выражению Р. Саватье, преимущественное право покупки обусловлено тем, что несколько имущественных прав участников связаны общей юридической судьбой в связи с объединением имущества (Саватье Р. Указ. соч. С. 149 - 150).

Преимущественное право покупки не должно отождествляться с ограничениями, существующими при замене лиц в обязательстве. Во-первых, корпоративные правоотношения не являются обязательственными. Во-вторых, каждый участник корпоративных правоотношений условно есть и "кредитор", и "должник", поэтому в силу особенностей корпоративных правоотношений, их вещно-относительного характера требуется не согласие этих "кредиторов" и "должников" на отчуждение долей третьим лицам, а лишь уведомление <*>. Однако исходя из лично-доверительного характера корпоративных правоотношений отчуждение долей третьим лицам договором о создании корпоративных правоотношений, учредительными документами юридического лица может быть запрещено, либо указанными корпоративными актами может быть предусмотрено согласие других участников на отчуждение долей третьим лицам. В этих случаях вопрос о преимущественном праве покупки в принципе не возникает, а наступают иные правовые последствия (в частности, признание сделки недействительной).

<*> Правильно считает Л.Р. Юлдашбаева, что продажа доли не может считаться видом уступки прав, поскольку это две разные сделки (Юлдашбаева Л.Р. Указ. соч. С. 116 - 117). Тем более новый "кредитор" в принципе может приобрести лишь требование, но не может занять место стороны в правоотношении, что именно и происходит при реализации преимущественного права покупки (Шапп Я. Указ. соч. С. 83).

Свобода отчуждения долей связана также с коммерческим риском учредителей (участников) <*>. Например, риск акционера увеличен в силу того, что его доля не обладает свойством возвратности. Соответственно, право акционера на отчуждение доли является наиболее оборотоспособным, если иное (например, право преимущественной покупки в закрытом акционерном обществе - п. 3 ст. 7 ФЗ "Об акционерных обществах") не предусмотрено законом.

<*> Как отмечал М.И. Кулагин, свобода обращения долей логически вытекает из принципа ограниченности риска участников (Кулагин М.И. Государственно-монополистический капитализм и юридическое лицо. С. 50).

Ограничения могут касаться выдела доли участника в натуре, который допускается лишь тогда, когда это не противоречит закону, договору, предусмотрено учредительными документами. По общему же правилу производится компенсация доли. Законом, договором, учредительными документами могут быть установлены ограничения реализации участником права на перераспределение доли. Хотя в этом случае субъектный состав и не изменятся, изменяются меры присвоения участников по отношению к имуществу.

Таким образом, право участника на определение судьбы права участия в корпоративных правоотношениях, с одной стороны, отражает интересы его носителя, а с другой - границы осуществления этого права устанавливаются исходя из интересов других участников и корпоративного объединения в целом.

Аналогично правомочию присвоения правомочия владения, пользования, распоряжения в корпоративных правоотношениях также предстают как правоотношения, опосредующие перераспределение соответствующих объемов (мер) экономических возможностей между участниками. Данные правоотношения (опять-таки) существуют по типу "встречных", поскольку в них права и обязанности участников носят корреспондирующий характер, взаимно дополняют друг друга <*>.

<*> Здесь можно вспомнить следующее высказывание О.С. Иоффе: "Поскольку эти лица обязаны к тому же самому, на что имеет право управомоченный, постольку содержание обязанности полностью соответствует содержанию субъективного права. Но поскольку, с другой стороны, то, что может требовать управомоченный, должны исполнить обязанные лица, постольку содержание обязанности диаметрально противоположно содержанию субъективного права" (Иоффе О.С. Спорные вопросы учения о правоотношении. С. 562).

Каждый участник обладает правомочием владения (закрепляющим объем возможного воздействия на имущество в натуре), правомочием пользования (закрепляющим объем возможного извлечения потребительных свойств имущества), правомочием распоряжения (закрепляющим объем возможного определения судьбы имущества) и обязанностями по допуску других участников к реализации этих правомочий.

Как и правомочие присвоения, правомочия владения, пользования, распоряжения могут не достигать степени единых, сформированных прав по отношению к третьим лицам, а существовать только в виде "внутренних" правоотношений, опосредующих ограничения возможностей участников.

Составными элементами правомочий владения, пользования и распоряжения являются субправомочия участников, отражающие возможности принятия решений о реализации этих правомочий (что следует отличать от фактического осуществления владения, пользования и распоряжения).

Формирование и реализация корпоративных отношений сопряжены с перераспределением экономических возможностей между участниками. Поэтому в содержании корпоративных правоотношений должны быть обозначены правомочия участников по перераспределению экономических возможностей. Эти правомочия могут быть названы "организующими", так как, собственно, "организуют" правоотношения собственности с множественным составом участников, устанавливая дополнительные (партнерские) элементы <*>.

<*> Каждая организационно-правовая форма корпоративных отношений имеет свойственные только ей организационные элементы.

Таким образом, содержание корпоративных правоотношений есть совокупность экономических возможностей присвоения, владения, пользования, распоряжения, а также возможностей по перераспределению данных экономических возможностей, принадлежащих участникам, находящих соответствующее отражение через права (и корреспондирующие им обязанности) участников.

Вместе с тем содержание корпоративных правоотношений не абстрактная субстанция. Оно приобретает практическую реализацию в их динамике.

4. Для обоснования возможности выделения корпоративного права как подотрасли гражданского права наряду с перечисленными общими критериями необходимо выявить, существуют ли общие основания возникновения и общие особенности реализации корпоративных правоотношений.

Корпоративные правоотношения предполагают согласование воль участников. Иначе говоря, участие в корпоративных правоотношениях - "дело добровольное" и участник всегда тем или иным образом может выразить свою волю на такое участие <*>.

<*> Участник может продать свою долю, требовать ее выкупа, если он не желает участвовать в корпоративных правоотношениях по тем или иным причинам (например, не согласен с составом участников). Еще Л. Эннекцерус писал, что объединение для достижения общей цели всегда имеет договорный характер (Эннекцерус Л. Указ. соч. С. 351 - 352).

Корпоративные правоотношения закрепляют ограничения реализации экономических возможностей субъектами-участниками. Как совершенно справедливо отмечает В.Ф. Яковлев, в рамках гражданского правоотношения каждая сторона может воздействовать на поведение другой стороны только с ее согласия <*>.

<*> Яковлев В.Ф. Россия: экономика, гражданское право... С. 59.

Таким образом, согласование воль субъектов-участников (в исключительных случаях, допускаемых законом, действует презумпция согласованности воль участников) - необходимое условие возникновения корпоративных правоотношений <*>.

<*> Красавчиков О.А. Юридические факты в советском гражданском праве. М., 1958. С. 50.

Безусловно, акт согласования воль о создании корпоративных правоотношений должен быть единогласным. Однако любой ли единогласный акт является договором?

О.А. Красавчиков обратил внимание на то, что "...договор не юридическая сумма односторонних волеизъявлений, односторонних актов, односторонних сделок и, тем более, односторонних согласий...". Договор есть система волеизъявлений, воплощаемая во взаимном соглашении сторон <*>. Поэтому не каждая совокупность "согласий" субъектов может рассматриваться в качестве договора или, иначе, не любое единогласное решение представляет собой договор.

<*> Красавчиков О.А. Гражданско-правовой договор: понятие, содержание и функции // Гражданско-правовой договор, его функции: Межвуз. сб. науч. тр. Свердловск, 1980. С. 6 - 7.

С.С. Алексеев называет договорные соглашения едиными волевыми актами (Алексеев С.С. Теоретические проблемы гражданского права // Сборник научных трудов Свердловского юридического института. Свердловск, 1970. Вып. 13. С. 480).

Такое разграничение имеет важное юридическое и практическое значение.

Общее единогласное решение есть совокупность односторонних сделок субъектов- участников, выражающих волю каждого из них. Данное решение не порождает, в отличие от договора, правовой модели поведения субъектов, его принявших, т.е. общее решение не создает взаимных прав и обязанностей соответствующих субъектов. А значит, субъект, участвовавший в принятии общего решения, не может быть понужден к его исполнению.

Большинство организационно-правовых форм корпоративных отношений создаются на основании договора (договор об образовании общей долевой собственности, договор о совместной деятельности, договор простого товарищества, договор о создании финансово- промышленной группы, учредительный договор о создании полного товарищества или общества с ограниченной ответственностью) <*>. Однако гражданское законодательство предусматривает еще одно основание возникновения корпоративных правоотношений. Это решение об учреждении акционерного общества или о создании кооператива (производственного, потребительского). Подобное решение принимается единогласно, но, как представляется, не может быть квалифицировано в качестве договора.

<*> Опять-таки, иногда законодатель допускает исключение из общего правила о необходимости заключения договора, используя правовую презумпцию его существования, действие которой соотносится с определенными юридическими фактами, установленными в законе (например, приобретение субъектами неделимой вещи). Презумпция наличия договора здесь означает то, что субъект согласился с ограничениями, соответствующими организационно- правовой форме корпоративных отношений, так как он определенным образом, указанным в законе, выразил свою волю на вступление в эти отношения.

Вопрос о природе таких решений относится в науке к дискуссионным.

Ряд авторов рассматривают его как учредительный акт, не являющийся договором в гражданско-правовом смысле <*>. Существует и мнение, что обозначенное решение - особого рода сделка (не договор), порождающая членско-организационные отношения <**>. В самом деле, решение не регулирует поведения участников (не порождает их взаимных прав и обязанностей) по созданию юридического лица, а поэтому можно предположить, что оно не является договором.

<*> См., например: Гендехадзе Е.Н. Жилищно-строительные кооперативы в городе и селе. М., 1976. С. 62.

<**> Берсункаев Г.Э. Производственные кооперативы: особенности производственного статуса // Правовое положение субъектов предпринимательской деятельности / Отв. ред. В.С. Белых. Екатеринбург, 2002. С. 107 - 110.

Если решение об учреждении акционерного общества или создании кооператива не является договором, может ли оно являться сделкой? Думается, да.

Во-первых, в силу ст. 153 ГК РФ сделками могут считаться любые действия, направленные на установление, изменение или прекращение гражданских прав и обязанностей (в том числе те, которые прямо не предусмотрены законом, но не противоречат ему - п. 1 ст. 8 ГК РФ).

Во-вторых, то, что рассматриваемое решение не регулирует поведения учредителей по созданию юридического лица <*>, совсем не означает того, что оно не порождает вообще никакого правового результата. Правовой результат данного решения - учреждение общества или кооператива, закладывание основ соответствующей организационно-правовой формы корпоративных отношений.

<*> Г.Э. Берсункаев совершенно справедливо отмечает, что подобное решение не порождает юридической ответственности для его участников, так как участвовавший в принятии решения участник может без каких-либо юридических последствий подать заявление о выходе из состава участников (Берсункаев Г.Э. Указ. соч. С. 11 - 112).

Решение аккумулирует действия (односторонние сделки) учредителей, представляет собой их совокупность, направленную на создание корпоративных правоотношений. Договор, как только он заключен, поглощает односторонние относительно самостоятельные действия, связанные с его заключением (оферту, акцепт) <*>. Решение же односторонних сделок участников не поглощает, а, напротив, отражает результаты голосования, результаты правомерных действий учредителей. С этой точки зрения решение - "сложная" сделка, "объединенное" действие учредителей.

<*> Алексеев С.С. Односторонние сделки в механизме гражданско-правового регулирования // Антология уральской цивилистики. С. 65.

Приведенный подход позволяет объяснить тот факт, что решение об учреждении акционерного общества или кооператива может содержать некоторые вопросы, решения по которым принимаются большинством голосов (что недопустимо для условий договора).

В-третьих, решение об учреждении акционерного общества, о создании кооператива - сделка организационного характера, сделка, "организующая" корпоративные отношения <*>.

<*> Красавчиков О.А. Организационные гражданско-правовые отношения // Антология уральской цивилистики. 1925 - 1989. С. 162.

Б.Н. Мезрин обратил внимание на то, что особый характер имеют "...организационные элементы основных гражданско-правовых отношений, которые по воле законодателя "выводятся (или будут выводиться) за скобки" данных отношений ввиду их особой социальной значимости со специальной целью предоставить их участникам или лицам, представляющим их интересы, возможность самостоятельно вносить необходимую упорядоченность в организацию таких отношений путем определения порядка и согласования организующих условий..." <*>.

<*> Мезрин Б.Н. Моделирование гражданско-правовых неимущественных обязательств // Проблемы обязательственного права: Межвуз. сб. науч. тр. Свердловск, 1989. С. 25 - 26.

Законодатель "вывел" решение об учреждении акционерного общества, о создании кооператива "за скобки" отношений, опосредующих деятельность по созданию юридического лица, придав этим решениям самостоятельное юридическое значение - значение юридического факта, "организующего" корпоративные правоотношения.

В-четвертых, решение учредительного собрания коренным образом отличается от решения общего собрания - органа юридического лица. Последнее не может рассматриваться как сделка, поскольку с момента создания юридического лица сделки совершаются только самим юридическим лицом, а деятельность его органов направлена на реализацию сделкоспособности юридического лица. До момента регистрации юридического лица сделки совершаются учредительным собранием, не являющимся органом юридического лица.

Таким образом, в случаях, предусмотренных законом, корпоративные правоотношения возникают из особых юридических фактов: актов согласования воль - решений учредителей, которые не относятся к договорам, а являются самостоятельным видом гражданско-правовых сделок.

Однако создание, учреждение юридического лица - сложный процесс, предполагающий деятельность субъектов по его созданию, учреждению. Следовательно, кроме решения об учреждении должен быть акт согласования воль, определяющий порядок осуществления деятельности по учреждению юридического лица. Например, учредители акционерного общества заключают между собой письменный договор о его создании (п. 5 ст. 9 ФЗ "Об акционерных обществах"). Поэтому в основании возникновения корпоративных правоотношений с использованием конструкции акционерного общества лежат, по прямому указанию закона, два юридических факта - решение об учреждении и договор о создании акционерного общества, для которого решение об учреждении не является составной частью.

Корпоративные правоотношения с использованием конструкции полного товарищества, общества с ограниченной ответственностью образуются на основании учредительного договора. Данный договор в качестве необходимого "организующего" элемента содержит решение о создании юридического лица (например, п. 1 ст. 12 ФЗ "Об обществах с ограниченной ответственностью") <*>. Это решение, будучи условием договора, порождает соответствующие права и обязанности учредителей. Вместе с тем в этих случаях договор регулирует и порядок совместной деятельности по созданию юридического лица.

<*> Иначе говоря, законодатель не придает самостоятельного юридического значения решению о создании и рассматривает его в качестве самостоятельной части учредительного договора.

Договор, направленный на возникновение корпоративных правоотношений, как было сказано, может быть поименован корпоративным. Особенности его содержания и формы устанавливаются законом в зависимости от организационно-правовой формы корпоративных отношений. Но можно выделить и его общие характерные черты, позволяющие рассматривать корпоративный договор как самостоятельный тип гражданско-правового договора. Представляется, что проблема обозначения корпоративного договора как самостоятельного типа давно назрела <*>.

<*> Как пишет С.С. Алексеев, типизация правовых средств есть процесс, при котором формируются правовые конструкции, а также системные структурные подразделения. Сюда же относится приобретение правовыми средствами нормативного характера (Алексеев С.С. Восхождение к праву. Поиски и решения. 2-е изд., перераб. и доп. М., 2002. С. 214).

Для разрешения данной проблемы существуют законодательные предпосылки и, в частности, нормы, закрепленные в п. п. 2, 3 ст. 421 ГК РФ.

Согласно п. 2 ст. 421 ГК РФ стороны могут заключить договор, не предусмотренный законом. Корпоративный договор в смысле его понятийной характеристики не предусмотрен законом, хотя отдельные его виды, имеющие общие существенные черты, и предусматриваются ГК РФ (например, договор о совместной деятельности, договор простого товарищества, учредительный договор).

Поэтому параллельно с закреплением в ГК РФ корпоративного договора как самостоятельного типа гражданско-правового договора необходимо четко определить типовую принадлежность уже предусмотренных Кодексом корпоративных договоров. Кроме того, нужно оставить открытым перечень видов корпоративных договоров с законодательным обозначением тех критериев, по которым тот или иной непоименованный договор может быть отнесен к корпоративному. Как отмечал О.А. Красавчиков, "...типизация социальных связей - это лишь одна из сторон процесса общественного развития, которая не устраняет, а, скорее, предполагает многообразие индивидуальных форм и средств достижения поставленных целей, многообразие конкретики повседневного бытия, характера и уровня развивающихся потребностей, удовлетворения соответствующих интересов" <*>.

<*> Красавчиков О.А. Гражданско-правовой договор: понятие, содержание и функции. С. 8 -

9.

Основным критерием традиционной типизации гражданско-правовых договоров является однотипность порождаемых ими правовых связей. По данному критерию они подразделяются на договоры, направленные на передачу имущества, выполнение работ, оказание услуг, уплату денег

<*> Советское гражданское право: Учеб. / Под ред. О.А. Красавчикова. С. 448.

Каждому договору при этом присущ свой предмет <*>, который в соответствии с п. 1 ст. 432 ГК РФ является единственным существенным условием, необходимым для всех типов и видов гражданско-правовых договоров. Предмет договора как его существенное условие - это то, по поводу чего стороны договора устанавливают взаимную правовую связь, то, на что направлена его регулирующая функция.

<*> Халфина Р.О. Значение и сущность договора в советском гражданском праве. М., 1984. С. 150.

Поскольку договор определяет ту или иную модель поведения сторон, следовательно, условие о его предмете есть "фрагмент общей договорной программы" поведения сторон после того, как договор вступит в силу <*>. Иными словами, предмет договора - это модель поведения субъектов-участников договора, по поводу которой они достигли соглашения и которая находит выражение в содержании правоотношения, возникшего из этого договора.

<*> Красавчиков О.А. Гражданско-правовой договор: понятие, содержание и функции. С. 11.

В первой главе настоящей работы было показано, что корпоративные отношения, независимо от организационной формы, опосредуют в той или иной степени обобщение деятельности субъектов в сфере отношений собственности <*>. Ни один из перечисленных типов гражданско-правовых договоров не обладает таким предметом. Не случайно поэтому гл. 55 ГК РФ, посвященная договору простого товарищества (договору о совместной деятельности), стоит как бы "особняком" в его структуре. Иные виды корпоративных договоров также упоминаются в ГК РФ (учредительный договор - п. 2 ст. 52; договор о создании дочернего общества - п. 1 ст. 105; договор о создании общей долевой собственности - п. 4 ст. 244), но не получают должной законодательной квалификации в смысле причисления к какому-либо договорному типу.

<*> Как писал Е. Годэмэ, "договор ассоциации в широком смысле есть договор, посредством которого несколько лиц объединяют свою деятельность для достижения условленной цели" (Годэмэ Е. Указ. соч. С. 212).

Специфичность предмета обусловливает дискуссию об определении природы корпоративных договоров, в частности учредительного договора и договора о создании финансово-промышленной группы, которые чаще всего рассматриваются как разновидности договора о совместной деятельности <*>, закрепленного в ГК РФ только как вид гражданско- правового договора, но не как его тип.

<*> См., например: Горлов В.А. Правовое положение обществ с ограниченной ответственностью: Дис... канд. юрид. наук. Екатеринбург, 1998; Рудашевский В.Д. Правовое положение финансово-промышленных групп: возможности и ограничения // Государство и право. 1998. N 2.

В.А. Бублик, однако, совершенно справедливо отметил, что учредительный договор относится к типу гражданско-правовых соглашений о совместной деятельности <*>.

<*> Бублик В.А. Гражданское законодательство и имущественный статус экономических агентов // Хоз-во и право. 1996. N 8. С. 61.

Действительно, согласно ч. 2 п. 2 ст. 52 ГК РФ в учредительном договоре учредители определяют порядок совместной деятельности по созданию юридического лица. Если обратиться к специальным нормам, то можно увидеть, что, например, и в п. 5 ст. 9 ФЗ "Об акционерных обществах" говорится, что договор между учредителями определяет порядок осуществления ими совместной деятельности по учреждению общества <*>.

<*> В п. 6 Постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда от 18 ноября 2003 г. N 19 "О некоторых вопросах применения Федерального закона "Об акционерных обществах" подчеркивается, что заключаемый учредителями акционерного общества договор о создании общества является договором о совместной деятельности по учреждению общества.

Вместе с тем Н.В. Козлова, отмечая сходство договора между учредителями с договором о совместной деятельности, предлагает понимать учредительный договор как самостоятельный договорный вид, потому что его результатом предстает создание нового субъекта права - юридического лица <*>.

<*> Козлова Н.В. Учредительный договор о создании коммерческих обществ и товариществ. М., 1994. С. 30 - 35.

Сразу же следует отметить некорректность приведенной формулировки: учредительный договор не создает юридическое лицо, а определяет порядок деятельности субъектов по его созданию. При этом договор между учредителями может регулировать только процесс создания юридического лица и формирования его уставного капитала (договор о создании акционерного общества), а может представать как учредительный договор (учредительный документ), регулирующий отношения между учредителями (участниками) не только до, но и после регистрации юридического лица <*>. Однако, несмотря на то, что в первом случае договор между учредителями не является учредительным документом, он сохраняет свою юридическую силу в отношении учредителей и после регистрации юридического лица, так как требует длящегося исполнения <**>.

<*> А.Б. Савельев пишет, что учредительный договор всегда направлен на создание юридического лица. Он не прекращается по достижении поставленной цели и сохраняет силу до тех пор, пока существует само юридическое лицо (Савельев А.Б. Указ. соч. С. 284).

<**> Например, в соответствии со ст. 34 ФЗ "Об акционерных обществах" оплата акций, распределенных при учреждении общества, осуществляется после регистрации акционерного общества в порядке, установленном договором между учредителями. Другое дело, что специфика акционерной формы отношений предполагает существенное отличие статуса учредителя от статуса акционера, который не является учредителем. Отношения между учредителями по поводу создания акционерного общества регулируются договором, но отношения между всеми акционерами (в том числе и учредителями) - уставом акционерного общества.

Думается, что договор между учредителями должен рассматриваться как особая разновидность договора о совместной деятельности (при условии отнесения на законодательном уровне договора о совместной деятельности к типу корпоративного договора), критерием чего является цель его заключения, которая сопряжена либо с деятельностью по созданию юридического лица, либо с ведением предпринимательской деятельности путем создания юридического лица.

Таким образом, если на законодательном уровне определить корпоративный договор как самостоятельный договорный тип <*>, то появится возможность отнесения к этому типу различных договоров, обладающих общими типичными признаками, или, иными словами, будут созданы предпосылки для решения основной проблемы - "как уложить согласованные сторонами решения в рамки действующего законодательства" <**>.

<*> Следует также заметить, что тип договора - это не типовой договор (п. 4 ст. 426 ГК РФ), который утверждается соответствующим органом.

<**> Брагинский М.И., Витрянский В.В. Договорное право. Общие положения. С. 61.

К типичным для корпоративного договора могут быть причислены также следующие признаки.

Корпоративный договор регулирует обобщение (объединение) деятельности нескольких субъектов через ограничение их поведенческих (волевых) актов по отношению к имуществу. Обобщение (объединение) деятельности субъектов-участников предполагает общецелевой характер такой деятельности <*>, в силу чего корпоративный договор может быть охарактеризован как общецелевой договор <**>.

<*> Например, Ю.В. Романец отмечает, что суть отношений в простом товариществе заключается во внутренних отношениях между лицами, преследующими единую цель, что проявляется с самого начала совместной деятельности (Романец Ю.В. Договор простого товарищества и подобные ему договоры (вопросы теории и судебной практики) // Вестн. ВАС. N 12. 1999. С. 96 - 97).

<**> "...Товарищеское объединение достигается выражением воли не встречного содержания... а выражением параллельной воли участников товарищества, направленной к единой цели" (Новицкий И.Б., Лунц Л.А. Указ. соч. С. 96).

Корпоративный договор является основанием возникновения относительных "внутривещных" правоотношений, опосредующих перераспределение между субъектами объемов экономических возможностей присвоения, владения, пользования и распоряжения <*>.

<*> Этим корпоративный договор отличается от договоров, порождающих иные вещные права, опосредующих не перераспределение общих объемов экономических возможностей, а перераспределение возможностей по реализации "власти" собственника.

Ю.В. Романец говорит, что в обязательственные отношения простого товарищества вплетаются отношения собственности, в силу чего договор простого товарищества приобретает сложный характер (Романец Ю.В. Указ. соч. С. 105).

Корпоративный договор устанавливает для участников как права, так и обязанности, которые есть способы обеспечения прав и необходимы для их реализации <*>. Думается, что отождествлять в данном случае наличие обязанностей с обязательственными правоотношениями неверно, так как обязанности могут присутствовать не только в "классических" обязательствах <**>. В корпоративных правоотношениях они "рождаются" из ограничения "собственнических" прав участников, существуют как "отпочковавшиеся" от этих прав. В корпоративных правоотношениях права и обязанности не противостоят друг другу, как в обязательственных правоотношениях; здесь они дополняют друг друга.

<*> Обязанный субъект не подчинен управомоченному, а лишь функционально связан с ним посредством материально-правового притязания (Иоффе О.С. Правоотношение по советскому гражданскому праву. С. 30 - 35).

<**> Эта проблема является частью более общей проблемы существования вещно- обязательственных отношений, которая обсуждается в литературе (Брагинский М.И. К вопросу о соотношении вещных и обязательственных правоотношений // Гражданский кодекс России. Проблемы, теория, практика. М., 1998. С. 115; Ефимова Л.Г. Указ. соч. С. 41 - 44).

Е. Годэмэ также отмечал, что "...противоположность двух логических категорий не лишает возможности признать по практическим соображениям существование прав, которые имеют одновременно черты как той, так и другой природы. Классификации в праве... никогда не являются только средством для определения идей..." (Годэмэ Е. Указ. соч. С. 234).

Именно из практических соображений в конструкции "сложных" отношений стало объединяться требование по поводу определенных действий с осуществлением правомочий в отношении имущества (Новицкий И.Б., Лунц Л.А. Указ. соч. С. 44 - 45).

По общему правилу права и обязанности участника определяются вкладом <*>. Вместе с тем, как отмечает Ю.В. Романец, само внесение вклада - это гражданско-правовая обязанность; к ней должны применяться те общие гражданские нормы, которые не противоречат специфике корпоративных отношений <**>. Следовательно, для характеристики такой обязанности, как внесение вклада, приоритетна сама суть корпоративных отношений, обусловливающая особенности исполнения этой обязанности. Участники не могут понудить друг друга к внесению вкладов, однако за неисполнение обязанностей их внесения они отвечают в порядке, предусмотренном гражданским законодательством и корпоративным договором <***>.

<*> Вклад по общему правилу означает имущественные вложения. Вкладом может быть материальное имущество и иное имущественное предоставление, в том числе передача участником другим участникам объема власти на собственное имущество.

<**> Романец Ю.В. Указ. соч. С. 102.

<***> Вопросу о возможности понуждения к выплате установленного вклада корреспондирует иной вопрос. Например, если другие участники уклоняются от принятия вклада, можно ли заинтересованному участнику понудить их к принятию вклада? Вероятно, здесь также исключается принудительное исполнение по принципу невозможности воздействия в гражданско-правовых отношениях на волю других субъектов. Здесь, как и в первом случае, возникает возможность обратиться в суд с требованием о возмещении убытков, вызванных неисполнением договора.

Перераспределение прав и обязанностей в корпоративных правоотношениях чаще всего происходит взаимно, и в этом смысле корпоративный договор - договор возмездный <*>. Кроме того, перераспределение прав и обязанностей в корпоративных правоотношениях в большинстве случаев сопряжено с объединением участниками имущества, что предполагает передачу участниками имущественных вложений в объединяемое имущество.

<*> Возмездный договор можно определить как такой, в котором обе стороны имеют имущественный интерес (Новицкий И.Б., Лунц Л.А. Указ. соч. С. 129). Авторы считают, что возмездность в качестве встречного удовлетворения предполагает совершение определенных действий в пользу других лиц (т.е. имеет место встречное удовлетворение интересов).

"Каждый участник договора вносит свой имущественный вклад, получает выгоду от вкладов и деятельности других участников, что можно рассматривать в качестве своеобразного встречного удовлетворения" (Масляев А.И., Масляев И.А. Договор о совместной деятельности в советском гражданском праве. М., 1998. С. 18).

Подвид возмездных сделок составляют так называемые сделки о долевом участии. Здесь совершается определенное имущественное предоставление в пользу друг друга (Эннекцерус Л. Указ. соч. С. 124).

О.С. Иоффе, однако, придерживается другого мнения: участники безвозмездно действуют сообща для достижения общей цели (Иоффе О.С. Обязательственное право. М., 1975).

Например, Р. Саватье прямо называет договор простого товарищества договором о передаче вещей, так как "...если создается товарищество или увеличивается его капитал, то соответствующее имущество создается путем взносов участников на основании договора. Соответствующее имущество передается лицом, вступившим в товарищество, в качестве его взноса в имущество товарищества. Таким образом, с точки зрения члена товарищества, это договор о передаче вещи" <*>. С учетом этого корпоративный договор может представать как смешанный (п. 3 ст. 421 ГК РФ), поскольку он предусматривает и объединение деятельности, и объединение имущества, сопряженное с его передачей <**>.

<*> Саватье Р. Указ. соч. С. 249.

<**> Например, И.Б. Новицкий, Л.А. Лунц допускали существование смешанных договоров при условии, что соединяются элементы различных договоров, не противоречащие друг другу (Новицкий И.Б., Лунц Л.А. Указ. соч. С. 102 - 103).

Имущественный субстрат - необходимый объект договорного воздействия, так как без воздействия на имущественные сферы корпоративные правоотношения практически лишаются смысла <*>. Имущество по корпоративному договору может участниками и объединяться, и не объединяться, но в любом случае оно обобщается с точки зрения перераспределения между субъектами экономических возможностей относительно этого имущества.

<*> См. аналогичную точку зрения у К.И. Скловского (Скловский К.И. Указ. соч. С. 174).

Поскольку корпоративный договор опосредует воздействие на имущество, возникает вопрос, реальный он или консенсуальный? Представляется, что он может быть и консенсуальным, и реальным <*>.

<*> Переход права собственности возможен и без передачи вещи, точнее, передача вещи может быть заменена передачей прав, уступкой прав. При этом будет существовать презумпция передачи (с экономической точки зрения это предстает как наделение властью на вещь) (Скловский К.И. Указ. соч. С. 236).

Например, из толкования ч. 1 п. 4 ст. 244 ГК РФ вытекает, что общая собственность на неделимые объекты может образовываться по реальным сделкам, без предварительного соглашения субъектов об установлении таковой. Факт приобретения неделимого имущества несколькими субъектами означает презумпцию их соглашения об установлении общей долевой собственности. И наоборот, в соответствии с ч. 2 п. 4 ст. 244 ГК РФ общая долевая собственность на делимое имущество возникает по договору, который может предшествовать реальному объединению имущественных взносов. В данном случае этот договор будет консенсуальным <*>.

<*> М.К. Умуркулов в связи с этим даже говорит о необходимости юридического оформления договора об образовании общей собственности (Умуркулов М.К. Осуществление и защита права общей собственности: Автореф. дис... канд. юрид. наук. М., 1984. С. 10).

Или из определения договора простого товарищества, содержащегося в п. 1 ст. 1041 ГК РФ, прямо усматривается его консенсуальный характер. То же самое можно сказать и про корпоративные договоры, регламентирующие совместную деятельность без объединения имущества участниками. Здесь передачи имущества не происходит, имеет место лишь его обобщение в указанном смысле.

Консенсуальным является также учредительный договор, поскольку он начинает действовать с момента достижения соглашения (в определенной части - с момента наступления особого юридического факта - регистрации юридического лица).

Таким образом, все обозначенные особенности корпоративного договора в общем характеризуют его первый типичный признак, состоящий в том, что этот договор направлен на возникновение отношений собственности с множественным составом субъектов-собственников.

Особенности корпоративного договора могут быть усмотрены и в самих "качественных" свойствах множественности состава его участников <*>. А.Б. Савельев, например, отмечает, что договор простого товарищества является многосторонним даже тогда, когда в нем участвуют всего две стороны, так как характерные особенности этого договора не зависят от количества участников <**>. Иными словами, А.Б. Савельев рассматривает многосторонний договор как тип договора, под который подпадает и договор простого товарищества. Типичной чертой многостороннего договора А.Б. Савельев называет взаимный (синаллагматический) характер распределения прав и обязанностей между его сторонами <***>.

<*> При этом множественность означает два и более участников, а следовательно, она не всегда должна отождествляться с многосторонностью.

<**> Савельев А.Б. Указ. соч. С. 279.

<***> Савельев А.Б. Указ. соч. С. 278.

Приведенные выводы, безусловно, рациональны, хотя полностью с ними согласиться вряд ли возможно.

Действительно, корпоративный договор по общему правилу (в том числе договор товарищества) есть договор взаимный. Однако он, договор, может быть заключен двумя субъектами, и в этом случае некорректно рассматривать двусторонний корпоративный договор как многосторонний только из-за того, что он обладает "качеством" взаимности. Правильнее говорить, что особый взаимный характер распределения прав и обязанностей присущ и многосторонним и двусторонним корпоративным договорам <*>.

<*> Вместе с тем не все многосторонние договоры являются корпоративными, поскольку могут опосредовать отношения субъектов, не связанные с формированием и реализацией отношений множественной собственности, в частности, отношения по совместному безвозмездному оказанию услуг.

Корпоративные договоры содержат перераспределение прав и обязанностей между участниками, отражающее их тождественные интересы <*>. При этом обязанности выполняют обеспечительную функцию, т.е. обеспечивают реализацию прав и законных интересов участников

<*> См., например: Шершеневич Г.Ф. Курс торгового права. СПб., 1908. С. 278. <**> Согласно теории Мишера в воле быть соучастником заключается и дозволение, предоставленное соучастникам, совершать все действия, которые необходимы для присвоения пропорциональной полезности вещи, если только последние не мешают этому первому и со своей

стороны присвоить следующую ему пропорциональную полезность (цит. по: Суворов Н.С. Указ. соч. С. 15).

Участники корпоративного договора могут лишь условно (что уже подчеркивалось) рассматриваться как кредиторы и должники. Это связано с тем, что данный договор порождает особые правоотношения собственности, которые не относятся к "классическим" обязательствам. Недаром О.С. Иоффе обратил внимание на то, что стороны договора товарищества называются участниками <*>.

<*> Иоффе О.С. Обязательственное право. С. 761.

Особенности распределения прав и обязанностей между участниками корпоративного договора могут быть обусловлены также личностным фактором их субъектного состава. С этих позиций, корпоративный договор есть соглашение о партнерстве с конкретизированным составом участников, воли которых направлены на объединение именно в таком составе <*>.

<*> Дернбург Г. Обязательственное право. 3-е изд. М., 1911. С. 326. А.Б. Савельев подчеркивает в связи с этим доверительный характер договора простого товарищества (Савельев А.Б. Указ. соч. С. 293).

В доверительном характере корпоративного договора заложено рисковое начало <*>. В самом деле, участники договора, допуская друг друга к участию в корпоративных правоотношениях, могут лишь ожидать друг от друга определенного поведения, но не быть в нем полностью уверенными <**>.

<*> В.А. Ойгензихт определяет риск как психическое отношение к своей или чужой деятельности (Ойгензихт В.А. Проблема риска в гражданском праве. Душанбе, 1972. С. 216).

<**> Ф. Фукуяма интересно подмечает, что в долгосрочном плане стратегия сотрудничества дает большую индивидуальную отдачу, чем стратегия предательства, и поэтому является рационально оптимальной (Фукуяма Ф. Указ. соч. С. 234).

Далее, поскольку воли участников были направлены на объединение в конкретизированном субъектном составе, мы вправе сказать, что возможности изменения субъектного состава договора ограничены, а это отражается на возникновении у участников тех или иных партнерских обязанностей, связанных с распоряжением правами участия в корпоративных правоотношениях.

Особенности множественности состава участников проявляются и в порядке заключения корпоративного договора.

Основным при заключении корпоративного договора является принцип сочетания воли и доверия: волеизъявление участника при его заключении есть отправной момент доверия в волеизъявления других участников <*>. Причем предполагается не только выражение воль, но и их совпадение.

<*> Я. Шапп пишет: "Адресат изъявления доверяет такому изъявлению не как чувственно воспринимаемому явлению, а видит в нем внешнее выражение внутренней воли" (Шапп Я. Указ. соч. С. 163 - 164). С этих позиций можно сказать, что в любом договоре присутствует элемент доверительности, так как субъекты заключают договоры на свой страх и риск, но в корпоративных договорах степень доверительности и риск наиболее высоки, являются преобладающими факторами в формировании корпоративных правоотношений.

ГК РФ содержит общие нормы о порядке заключения договоров по модели "предложение - принятие предложения". В литературе высказаны различные точки зрения относительно того, применяются ли эти общие нормы к порядку заключения договора товарищества, учредительного договора, иных корпоративных договоров. Например, Н.В. Козлова полагает, что нельзя вести речь об акцепте и оферте как об отдельных стадиях заключения учредительного договора и самостоятельных односторонних сделках <*>.

<*> Козлова Н.В. Учредительный договор о создании коммерческих обществ и товариществ. М., 1994. С. 90 - 99.

Н.П. Журавлев, напротив, считает, что процесс заключения договора в данном случае состоит из нескольких последовательных оферт и акцептов, которые существуют самостоятельно до момента поглощения их следующим соглашением <*>.

<*> Журавлев Н.П. Многосторонние сделки в советском гражданском праве: Дис... канд. юрид. наук. М., 1984. С. 68.

Подобные рассуждения основаны на традиционном разграничении заключения договоров между "присутствующими" и между "отсутствующими".

М.И. Брагинский и В.В. Витрянский совершенно правильно отмечают, что при том и другом варианте стадии "предложение" (оферта) и "его принятие" (акцепт) следуют одна за другой и никогда не совмещаются <*>. Поэтому при заключении договоров и между "отсутствующими", и между "присутствующими" технически имеют место как оферта, так и акцепт.

<*> Брагинский М.И., Витрянский В.В. Договорное право. С. 155.

Корпоративный договор - общий волевой акт, в котором несколько односторонних волеизъявлений участников объединены общей направленностью. Данные волеизъявления вполне реальны, хотя и не носят характера самостоятельных сделок, составляя части одной сделки.

Вместе с тем Я. Шапп приходит к выводу, что оферта и акцепт могут приобретать характер фикции <*>. Но в чем заключается их фиктивность? Ведь с технической точки зрения оферта и акцепт, в принципе, "обозначаемы" в корпоративных договорах. Участники договариваются, и в этом смысле ход переговоров может быть условно представлен как ряд последовательно сменяющихся оферт и акцептов.

<*> Шапп Я. Указ. соч. С. 293.

Думается, что фиктивность оферты и акцепта в корпоративных договорах состоит в другом. А.Б. Савельев пишет, что фикцией (приемом юридической техники) является порядок, законодательная модель достижения согласия при заключении договора простого товарищества <*>.

<*> Савельев А.Б. Указ. соч. С. 293.

Действительно, порядок заключения корпоративного договора представляет собой усложненную конструкцию <*>, ибо участники производят такое количество волеизъявлений, что трудно разграничить, какие из них - акцепты, а какие - оферты. Как заметил Л. Эннекцерус, волеизъявления производятся взаимно - одним участником по отношению к другим <**>. Поэтому юридическое значение придается "конечному" волеизъявлению участника, которое аккумулирует "все" его оферты и акцепты в отношении других участников. В корпоративных договорах участники становятся "акцептантами" и "оферентами" такое количество раз, которое соответствует числу участников <***>.

<*> Шапп Я. Указ. соч. С. 248.

<**> Эннекцерус Л. Указ. соч. С. 372.

<***> А.Ю. Кабалкин пишет, что заключение таких договоров в силу их специфики не происходит путем направления одним или несколькими лицами оферты или получения акцепта (Кабалкин А.Ю. Понятие условия договора // Рос. юстиция. 1996. N 6. С. 20).

Следовательно, фиктивность порядка заключения корпоративного договора состоит в том, что волеизъявление участника, выраженное при его заключении, есть одновременно и оферта, и акцепт, так как отражает намерение участника участвовать в корпоративном договоре и в то же время согласие на участие в нем <*>.

<*> Как отмечает С.А. Денисов, направляя оференту ответ о согласии заключить договор, акцептант тем самым выражает намерение вступить в договорные отношения и связать себя условиями предложенного договора (Денисов С.А. Некоторые общие вопросы о порядке заключения договора // Актуальные вопросы гражданского права. М., 1998. С. 267).

В связи с особенностями множественности субъектного состава корпоративных правоотношений, интересен еще один вопрос.

В частности, при формировании корпоративных правоотношений с использованием конструкции юридического лица, договор между учредителями характеризуется в литературе как договор, порождающий правоотношение с участием третьего лица <*>. При этом делается вывод, что требовать исполнения данного договора могут и лица, его заключившие, и само юридическое лицо как третье лицо, в пользу которого оговорено исполнение <**>. Вместе с тем Н.В. Козлова справедливо уточняет, что учредительный договор обязывает и само юридическое лицо совершать встречное предоставление учредителям, а следовательно, он может рассматриваться лишь как имеющий некоторые элементы договора в пользу третьего лица <***>.

<*> Козлова Н.В. Учредительный договор о создании коммерческих обществ и товариществ. С. 26 - 27.

<**> Отличительная особенность договоров в пользу третьих лиц состоит в том, что лица, не участвующие в договоре, могут ссылаться на права, вытекающие из него (Годэмэ Е. Указ. соч. С. 221).

<***> Козлова Н.В. Учредительный договор о создании коммерческих обществ и товариществ. С. 26 - 27.

В самом деле, согласно традиционной точке зрения договор в пользу третьего лица - это заключенный между сторонами договор, по которому право требовать исполнения обязательства имеет и кредитор, и указанное в договоре третье лицо. Предоставленное по договору право закрепляется за третьим лицом окончательно с того момента, когда оно выражает должнику намерение воспользоваться этим правом <*>.

<*> Новицкий И.Б., Лунц Л.А. Указ. соч. С. 138 - 141.

Думается, согласиться с тем, что договор между учредителями обладает элементами договора в пользу третьего лица, можно только в том смысле, что самостоятельный субъект гражданского права - юридическое лицо - получает права от других субъектов (учредителей), не участвуя вместе с ними в договоре (такое правонаделение соответствует дозволительной направленности гражданско-правового регулирования) <*>. Но характер получаемых юридическим лицом по такому договору прав (составляющих в совокупности право собственности юридического лица) свидетельствует, что это не права требования, о которых говорится в п. 1 ст. 430 ГК РФ при определении сущности договора в пользу третьего лица.

<*> Например, В.А. Горлов предлагает рассматривать учредительный договор как договор на безвозмездную передачу имущества в собственность, который отличается от договоров дарения или купли-продажи (Горлов В.А. Указ. соч. С. 112).

Далее, с точки зрения дозволительной направленности гражданско-правового регулирования недопустимо обязывание субъекта помимо его воли. Юридическое же лицо приобретает не только права, но и обязанности по отношению к учредителям (участникам), что опять не позволяет рассматривать его в качестве третьего лица в контексте п. 1 ст. 430 ГК РФ.

Обязанности юридического лица не вытекают напрямую из договора между учредителями (оно не участвует в этом договоре), равно как они не вытекают и из договора между учредителями и юридическим лицом, ибо данного договора попросту не существует. Можно, используя слова Е. Годэмэ, сказать, что в указанном случае возникают юридические последствия, являющиеся результатом отношений между участниками <*>. Обязанности юридического лица производны от целей предоставления ему в управление имущества, поскольку правонаделение юридического лица со стороны учредителей связано с их намерениями осуществлять управление имуществом посредством конструкции юридического лица в экономических сферах. Поэтому юридическое лицо не просто имеет право воспользоваться предоставленными ему правами, оно обязано осуществлять их в интересах учредителей (участников) <**>.

<*> Годэмэ Е. Указ. соч. С. 264.

<**> Приобретение юридическим лицом прав без выражения воли сопряжено еще и с тем, что в момент заключения договора между учредителями юридического лица не существует (Годэмэ Е. Указ. соч. С. 266 - 270).

Тот факт, что юридическое лицо приобретает права и обязанности в момент своего возникновения без изъявления воли, способствовал формированию мнения, что учредительный акт есть односторонняя сделка учредителей по отношению к юридическому лицу <*>.

<*> Эннекцерус Л. Указ. соч. С. 412 - 413.

Действительно, договор между учредителями (как сформулированная волевая модель поведения) представляет собой их "совокупное" одностороннее волеизъявление по отношению к третьему - юридическому - лицу и в этом смысле может рассматриваться как односторонняя сделка.

Кроме того, регистрация юридического лица, приобретающая значение дополнительного условия, позволяет квалифицировать договор между учредителями как одностороннюю сделку с условием <*>.

<*> У юридического лица есть право ожидания, которое наступит при соблюдении условия, установленного законом (Эннекцерус Л. Указ. соч. С. 296).

И наконец, третья "типичная" черта корпоративного договора заключается в том, что он устанавливает специфический правовой режим имущественных объектов, закрепляя распределение экономических возможностей участников по отношению к этим объектам.

Содержание корпоративного договора составляет совокупность условий, на которых он заключен <*>. Вместе с тем из корпоративного договора возникают корпоративные правоотношения, содержание которых составляют права и обязанности участников, закрепленные корпоративным договором. Условия корпоративного договора регулируют поведенческие акты субъектов-участников и находят юридическое выражение через их права и обязанности.

<*> Красавчиков О.А. Гражданско-правовой договор: понятие, содержание и функции. С. 9.

Из сказанного усматривается, что ни корпоративный договор, ни корпоративные правоотношения как таковые "не заключают" в себе имущественных объектов <*>. Они лишь регулируют воздействие субъектов на эти объекты, опосредуя режим последних <**>.

<*> См., например: Халфина Р.О. Общее учение о правоотношении. М., 1977. С. 202 - 204.

<**> И.Б. Новицкий, Л.А. Лунц подчеркивали, что в юриспруденции объект выделяют в двух смыслах - в смысле действий обязанного лица и в смысле предмета, по поводу которого должны быть совершены эти действия.

Следовательно, предмет корпоративного договора и объект корпоративных правоотношений - явления однопорядковые, так как то, по поводу чего заключается договор и складываются правоотношения, есть поведение субъектов <*>. Имущественный объект - объект только в том смысле, что он противопоставляется субъектам в своей вещественной форме.

<*> Недаром В.А. Слесарев отмечал, что проблема объекта имеет свою специфику в правоотношениях пассивного и активного типа (Слесарев В.Л. К вопросу об объекте правоотношения по советскому гражданскому праву // Вопросы теории и практики гражданско- правового регулирования. Томск, 1982).

Предмет договора как существенное условие, определяющее основной "фрагмент" волевой модели поведения его участников, устанавливает, каким может и должно быть их поведение для реализации договора в соответствии с достигнутым ими соглашением <*>. При этом только должное поведение нельзя назвать объектом корпоративных правоотношений <**>.

<*> Договор есть акт поднормативного регулирования поведения субъектов. Однако для участников договора его условия приобретают обязательную силу.

<**> См. аналогичное мнение: Сенчищев В.И. Объект гражданского правоотношения // Актуальные проблемы гражданского права / Под ред. М.И. Брагинского. М., 1998. С. 123.

Г.Ф. Шершеневич отмечал, что юридическое отношение есть отношение вынужденно разграниченных интересов, причем интересы управомоченного и обязанного субъектов скрещиваются в объекте права <*> (а значит, и правоотношения, так как права и обязанности, по его выражению, - соотносимые понятия). Под объектом юридических отношений Г.Ф. Шершеневич понимал те блага, которые управомоченный выигрывает от соблюдения установленного договором поведения, а обязанный - теряет. Это очень важное уточнение, поскольку оно позволяет разграничить, во-первых, установление моделей поведения таким средством регулирования, как договор, во-вторых, объект правоотношения как то, для чего существуют права и обязанности, то на что они направлены <**>. Права же и обязанности субъектов в корпоративных правоотношениях в конечном счете существуют для реализации перераспределенных экономических возможностей субъектов по отношению к имуществу.

<*> Шершеневич Г.Ф. Общая теория права: Учеб. пособие. Вып. 3. (По изд. 1910 - 1912 гг.). М., 1995. С. 185 - 186.

<**> Иоффе О.С. Советское гражданское право. С. 95.

С этих позиций наиболее рациональной представляется монистическая теория объекта гражданских правоотношений (в том числе корпоративных).

О.С. Иоффе писал, что объектом правоотношения является человеческая деятельность, поведение. При этом он пояснял, что гражданское право регулирует имущественные отношения не благодаря тому, что оказывает воздействие на вещи непосредственно, а в силу того, что, воздействуя на поведение людей, целеустремляет их деятельность <*>. Н.Д. Егоров, развивая монистическую теорию, также предлагает под объектом гражданского правоотношения рассматривать поведение его участников, направленное на вещи <**>.

<*> Иоффе О.С. Спорные вопросы учения о правоотношении. С. 589 - 590.

<**> Егоров Н.Д. Проблемы общего учения о праве собственности. С. 8 - 9.

Таким образом, согласно монистической теории непосредственным объектом гражданского правоотношения является координация поведенческих актов субъектов (их деятельность).

Поведенческий акт складывается из двух моментов: внутреннего, волевого, и внешнего, волеизъявляющего, поэтому справедлив вопрос, что же необходимо считать объектом гражданских правоотношений - совокупность этих моментов или один из них.

Если предположить, что право регулирует только волеизъявление, то получается, что при несоответствии регулируемого волеизъявления воле субъекта такой поведенческий акт будет обладать пороком воли. К.И. Скловский в связи с этим весьма интересно пишет о сущности права: "Ведь если право выступает как волевое, идеальное отношение (разворачивание его в обмене лишь конкретная форма его бытия, дающая ему непосредственное содержание), то за пределами воли права нет" <*>.

<*> Скловский К.И. Указ. соч. С. 82.

Иначе говоря, право первоначально должно воздействовать на формирование у субъекта определенной воли, которая признаваема с точки зрения права и в соответствии с которой субъект затем должен строить свои поведенческие акты или изъявлять волю. Следовательно, гражданское правоотношение опосредует поведенческие акты субъектов-участников в единстве двух обозначенных моментов.

Гражданское правоотношение, координируя поведение субъектов, устанавливает правовой режим имущественного объекта. Поэтому понятие объекта правового воздействия как формируемая правом категория есть юридическая субстанция. В.С. Якушев еще в 1973 г. указывал, что объект правоотношения - понятие юридическое, определяемое социально- экономическим содержанием той общественной связи, формой проявления которой становится правоотношение <*>.

<*> Якушев В.С. Юридическая личность государственного производственного предприятия. С. 111 - 112.

В этом смысле можно согласиться с В.И. Сенчищевым в том, что объект гражданского правоотношения должен быть категорией правовой. Однако на такой рациональной, в общем, посылке В.И. Сенчищев строит, как представляется, не совсем правильное умозаключение. Он пишет: "Объектом правоотношения является не поведение обязанного лица и не вещь как таковые, но правовое значение (правовая характеристика) вещи, поведения или иных категорий имущества (в цивилистическом значении этого термина) и неимущественных прав. Иными словами - их правовой режим" <*>. Именно интерес субъектов в установлении, изменении или прекращении правового режима явления делает, по мнению В.И. Сенчищева, этот правовой режим объектом данного правоотношения <**>.

<*> Сенчищев В.И. Указ. соч. С. 139.

<**> Сенчищев В.И. Указ. соч. С. 147.

В самом деле, субъекты заинтересованы в формировании правоотношения, поскольку оно координирует их воздействие на имущественные объекты сообразно их же интересам и через такую координацию устанавливает правовой режим имущественных объектов. Но разве может быть объектом гражданского правоотношения то, что, по сути, и есть само гражданское правоотношение?! Очевидно, нет.

В то же время правовой режим имущественных объектов в некоторой мере обусловлен их свойствами. О.С. Иоффе правильно заметил, что объекты материального мира в правоотношениях выполняют лишь функции объектов <*>, предопределяя в некотором смысле пределы поведенческих актов субъектов. Таким образом, свойства имущественных объектов (в том числе сформированные при помощи приемов юридической техники) могут оказывать "обратное" воздействие на поведение субъектов <**>. Как отмечает В.Ф. Яковлев, через правовой режим имущества устанавливаются рамки диспозитивного поведения субъектов <***>.

<*> Иоффе О.С. Спорные вопросы учения о правоотношении. С. 587 - 589.

<**> Вещи, по мнению О.С. Иоффе, "...предопределяют известную форму поведения, которая при прочих условиях может и должна получить законодательное закрепление" (Иоффе О.С. Спорные вопросы учения о правоотношении. С. 597). Он также уточняет, что свойства вещи могут предопределять единственно возможный способ правового регулирования.

Следовательно, возможна ситуация, когда свойства вещи специально "формируются" правом так, чтобы предопределить единственно возможную форму правоотношения, складывающегося по поводу этих вещей. Например, при помощи правовых конструкций могут формироваться целевые единства. Г.Ф. Шершеневич отмечал, что ряд физически обособленных материальных частей может образовывать целое единство, обусловливаемое значением, придаваемым совокупности в экономическом обороте (Шершеневич Г.Ф. Общая теория права. С. 188).

По выражению Р. Саватье, с того момента, когда созданная совокупность существует в качестве единого имущества, она перестает быть фактической совокупностью и начинает составлять юридическую совокупность (Саватье Р. Указ. соч. С. 149 - 150).

По мнению М.И. Кулагина, объектом права собственности все чаще выступают не отдельные вещи и права, а их совокупность, объединенная хозяйственным или иным назначением (Кулагин М.И. Предпринимательство и право: опыт Запада. С. 65 - 66).

<***> Яковлев В.Ф. Гражданско-правовой метод регулирования общественных отношений. С.

90.

Применяя приведенные рассуждения к корпоративным правоотношениям, можно утверждать, что объектом порождаемых корпоративным договором правоотношений является деятельность (поведение) участников, через которую реализуются собственно эти правоотношения (а значит и сам корпоративный договор) посредством осуществления участниками прав и исполнения обязанностей.

Для корпоративных правоотношений "регулирование" действий участников приобретает значение лишь постольку, поскольку эти действия могут удовлетворять их потребности за счет свойств имущественных объектов. Корпоративный договор и порождаемые им корпоративные правоотношения закрепляют режим обобщения (в той или иной степени) имущественных объектов путем перераспределения прав и обязанностей между субъектами-участниками <*>.

<*> Обобщенное имущество, по выражению Л. Эннекцеруса, имущество "совместной руки", есть правоотношение, из которого вытекают отдельные права (Эннекцерус Л. Указ. соч. С. 66).

Интересную точку зрения Сальковского приводит Н.С. Суворов. Суть ее сводится к тому, что собирательному единству субъектного состава должен соответствовать режим объекта, устанавливающий его "юридическую собирательность" (Суворов Н.С. Указ. соч. С. 88).

Вместе с тем, в принципе, такие явления, как корпоративный договор, корпоративные правоотношения, режим имущественных объектов, - явления взаимосвязанные, в "реальной жизни" существующие неразрывно, подлежащие разграничению лишь в порядке и для целей доктринального исследования.

Подводя итог анализу корпоративного договора, можно сформулировать ряд общих тезисов. 1.

Корпоративный договор - это договор, порождающий правоотношения собственности с множественным составом участников-собственников и устанавливающий основы их реализации. 2.

Корпоративный договор - это договор, характеризующийся особой множественностью субъектного состава участников и особым порядком заключения. 3.

Корпоративный договор - это договор, закрепляющий режим обобщения имущества.

В силу своей обозначенной специфики корпоративный договор имеет "право" на существование как отдельный тип гражданско-правового договора. 4.

Для обоснования возможности выделения корпоративного права как подотрасли права гражданского должны быть обозначены общие особенности реализации корпоративных правоотношений.

Прежде всего особенности реализации данных отношений связаны с множественностью состава их участников. Такая множественность, как указывалось, предполагает упорядоченность осуществления участниками своих экономических возможностей <*>, а следовательно, и порядки реализации их прав.

<*> Порядок - это правила, по которым совершается что-нибудь (Ожегов С.И. Словарь русского языка. М., 1970. С. 557).

Упорядоченность реализации прав (и корреспондирующих им обязанностей), составляющих содержание корпоративных правоотношений, - общий признак для всех организационно-правовых форм корпоративных отношений, который находит отражение: а) в установлении порядка принятия участниками общих решений о реализации прав; б) в установлении порядка фактической реализации прав участниками. Можно сказать, что через порядки реализации прав "организуются" формы реализации корпоративных правоотношений в целом, основы чего закрепляются гражданским законодательством и, прежде всего, ГК РФ.

Применительно к общей долевой собственности закон предусматривает, что осуществление правомочий происходит по соглашению между участниками (п. 1 ст. 246, п. 1 ст. 247 ГК РФ), а значит, по общему правилу, предполагаются единогласные решения сособственников о реализации правомочий <*>.

<*> В качестве исключения п. 1 ст. 247 ГК РФ содержит правило о том, что порядок владения и пользования общим имуществом может быть установлен судом.

Далее, например, решения, касающиеся общих дел товарищей, принимаются ими по общему согласию (единогласно), поскольку иное не предусмотрено договором простого товарищества (п. 5 ст. 1044 ГК РФ). Поэтому если стороны в договоре закрепляют, что решения об осуществлении правомочий принимаются "большинством голосов", это не будет противоречить общему принципу единогласия, установленному в законе, так как данный порядок избран сторонами единогласно в договоре. И если для общей долевой собственности законодатель определяет порядок осуществления сособственниками правомочий, то относительно договора простого товарищества он использует иную формулировку - порядок ведения участниками общих дел.

Более "сложная" форма реализации корпоративных правоотношений возникает, если создается юридическое лицо.

С одной стороны, конструкция юридического лица предназначена для управления имуществом в сфере оборота, а с другой - законодатель предусматривает порядок управления и ведения дел "внутри" юридического лица.

В.С. Якушев о существовавшей в советское время категории оперативного управления писал, что это особая общественная форма присвоения, а предприятие является субъектом присвоения. Оперативное управление, по его мнению, порождает производный от него сложный комплекс общественных связей (внутрихозяйственных отношений), которые выступают как форма реализации оперативного управления <*>. Это мнение не потеряло актуальности и по сей день!

<*> Якушев В.С. Правовое регулирование внутрихозяйственных отношений. С. 420 - 422.

С точки зрения целей получения юридическим лицом имущества от учредителей (участников) перераспределение объемов экономических возможностей между учредителями (участниками) и юридическим лицом на это имущество осуществляется в целях управления таким имуществом в экономических (особенно в предпринимательских) сферах. Поэтому можно сказать, что юридическое лицо - это "управляющий представитель" учредителей (участников) в экономических сферах, возможности которого законодателем признаны правом собственности <*>. Следовательно, управление юридического лица отражает особую форму присвоения имущества юридического лица.

<*> Сходство оперативного управления с представительством отмечалось в советский период (см., например: Якушев В.С. Институт юридического лица в теории, законодательстве и на практике // Антология уральской цивилистики. 1925 - 1989. С. 405 - 406).

Управление в юридическом лице может пониматься еще в одном значении, функциональном - как форма реализации отношений корпоративной собственности. В этом случае управление предстает как корпоративное управление. Подобное понимание корпоративного управления преобладает в литературе <*>.

<*> В основном проблемы понятийной характеристики корпоративного управления поднимаются в экономической литературе.

Аналогичное приведенному понятие корпоративного управления сформулировал Ю. Винслав (Винслав Ю. О принципах корпоративного управления // Бизнес, Менеджмент и Право, ежеквартальный научно-практический экономико-правовой журнал. 2003. N 3. С. 34).

И.Н. Ткаченко под корпоративным управлением понимает деятельность, связанную с функционированием корпорации, ее целями и обусловленную отношениями собственности между субъектами и интересами участников корпоративных отношений (Ткаченко И.Н. Корпоративное управление: Учеб. пособие. Екатеринбург, 2001. С. 9).

При этом в экономической литературе обращается внимание на то, что корпоративное управление как управление собственностью имеет не только "внутренний", но и "внешний" аспект (Яковлев А. Возможные стратегии экономических агентов по отношению к институтам корпоративного управления // Развитие спроса на правовое регулирование корпоративного управления в частном секторе. М., 2003. С. 46 - 47).

С точки зрения внешнего влияния на корпоративное управление учитываются интересы иных "лиц", не являющихся участниками отношений корпоративной собственности (органов власти, трудовых коллективов, населения региона и т.д.) (см., например: Berle A.A., Means G.C. The modern corporation and private property, With a New Introduction by Murray L. Weidenbaum and Mark Jensen, Transaction Publishers New Brunswick (U.S.A.) and London (U.K.), 1991. Р. 311 - 313).

Такой "социальный" аспект корпоративного управления, установление круга иных заинтересованных лиц (stakeholders), получает распространение и в российских условиях. Определение корпоративного управления, сопряженное с балансом интересов различных субъектов, см.: Храброва И.А. Корпоративное управление: вопросы интеграции. Аффилированные лица, организационное проектирование, интеграционная динамика. М., 2000. С. 63; Ильин М., Тихонов А. Финансово-промышленная интеграция и корпоративные структуры: мировой опыт и реалии России. М., 2002. С. 25.

Социальная значимость корпораций начинает учитываться и судами. Так, при рассмотрении дела о ликвидации юридического лица, арбитражный суд Свердловской области принял во внимание, что оно является единственным оператором сотовой связи Федерального стандарта GSM-900 в Уральском регионе и добросовестным налогоплательщиком Свердловской области и что его ликвидация может повлечь серьезные негативные последствия для региона (Архив арбитражного суда Свердловской области. Дело N А60-2263/2001-С3).

Думается, что назрела проблема юридической характеристики корпоративного управления, а соответственно, и совершенствования законодательства (в первую очередь гражданского). Не случайно в проводимых в рамках проекта IFC "Корпоративное управление в России" семинарах уделяется внимание как экономическим, так и юридическим вопросам по данной проблеме, заслушиваются мнения и рекомендации экономистов и юристов.

Корпоративное управление следует отличать от управления производством (организации производства) и от непосредственной производственной деятельности (технологии производства). Организация и технология производства обеспечивают функционирование корпоративных отношений в сфере деятельности юридического лица как предприятия <*>.

<*> См. подробнее: Якушев В.С. Правовое регулирование внутрихозяйственных отношений. С. 427 - 428.

Современные экономисты особо обращают внимание на то, что на уровне предприятия осуществлять функции управления возможно лишь с разработкой политики предприятия (и особенно финансовой политики) (см., например: Казак А.Ю., Веретенникова О.Б., Майданик В.И. Указ. соч. С. 53).

Корпоративное управление предполагает не просто передачу юридическому лицу осуществления экономических возможностей, а прежде всего передачу объемов экономических возможностей, которые "дают" юридическому лицу возможность принятия управленческих решений и их реализации.

В.С. Якушев отмечает, что для реального осуществления прав и обязанностей, закрепленных законодательством за предприятием, действует правовой механизм распределения этих прав и обязанностей между внутренними подразделениями и должностными лицами, правовым средством чего является компетенция <*>. В наши дни корпоративное управление также реализуется органами управления юридического лица в пределах их компетенции и согласно порядку принятия решений, установленным законодательством, локальными актами для того или иного органа.

<*> Якушев В.С. Институт юридического лица в теории, законодательстве и на практике. С. 407 - 408.

Таким образом, когда участником корпоративных правоотношений является юридическое лицо, данные отношения реализуются в форме принятия управленческих решений (и их осуществления) органами юридического лица в соответствии с их компетенцией. Независимо от организационно-правовой формы корпоративных отношений порядок их реализации прежде всего предполагает вырабатывание общих решений. Такие общие решения, принятые единогласно или большинством голосов как акты согласования воль участников, "объективируют" сформированную ими волю <*>.

<*> Общие решения могут объективировать сформированную волю участников общего собрания, волю членов совета директоров, волю членов коллегиального исполнительного органа. Для любых общих решений предпочтительнее письменная форма, так как еще древние римляне говорили: "Чего нет в документах, того нет на свете".

В литературе постоянно поднимаются вопросы о защите прав меньшинства. Представляется, что здесь следует разграничивать игнорирование воли меньшинства и нарушение его прав. Игнорирование воли меньшинства допустимо, поскольку лицо, приобретая небольшое количество долей (паев, акций), заранее косвенно с этим согласилось. Поэтому само по себе решение общего собрания, принимаемое большинством голосов, не является нарушением прав меньшинства. Кроме того, действует принцип приоритета целей деятельности, интересов корпоративного объединения. Нарушением же прав меньшинства будет являться несоответствие решения общего собрания, совета директоров требованиям законодательства.

Аналогичная позиция сформулирована в Постановлении Конституционного Суда Российской Федерации от 24 февраля 2004 г. "По делу о проверке конституционности отдельных положений статей 74 и 77 Федерального закона "Об акционерных обществах", регулирующих порядок консолидации размещенных акций акционерного общества и выкупа дробных акций, в связи с жалобами граждан, компании "Кадет Истеблишмент" и запросом Октябрьского районного суда города Пензы". Так, Конституционный Суд Российской Федерации признал не противоречащими Конституции Российской Федерации положения абзаца второго пункта 1 статьи 74 и статьи 77 Федерального закона "Об акционерных обществах" (в редакции от 24 мая 1999 г.), согласно которым в случае образования при консолидации дробных акций последние подлежат выкупу обществом по рыночной стоимости, поскольку эти положения в их конституционно-правовом истолковании предполагают учет прав и законных интересов обладателей дробных акций посредством применения надлежащих юридических процедур и эффективный судебный контроль за решениями, принимаемыми советом директоров (наблюдательным советом) и общим собранием акционеров.

Кроме того, выявляя конституционно-правовой смысл указанных положений Конституционный Суд Российской Федерации (пп. 5.2 данного Постановления) пришел к выводу, что в силу особенностей предпринимательской деятельности в форме акционерного общества основанием для отчуждения у части акционеров принадлежащего им имущества могут быть интересы акционерного общества в целом, в той мере, в какой оно действует для достижения общего для акционерного общества блага. Надлежащие же юридические процедуры, судебный контроль и равноценное возмещение при лишении собственника имущества помимо его воли в своей совокупности позволяют снизить социальные издержки, связанные с перераспределением акционерной собственности.

Вопрос о природе общих решений является дискуссионным, в частности, в литературе нет единого мнения о том, следует ли рассматривать общие решения в качестве сделок?

Еще Н.С. Суворов обратил внимание на то, что общим собранием совершается волеобразование, при помощи особой организации, на основании которой вырабатывается волевое решение <*>. По его мнению, воля собрания - единая воля, причем принятие решения о сделке - еще не сама сделка, поскольку привести решение в исполнение общее собрание не способно <**>. Ж. де ла Морандьер также писал, что общие собрания сделок не совершают, они лишь производят согласованную волю <***>.

<*> Суворов Н.С. Указ. соч. С. 163 - 165. <**> Суворов Н.С. Указ. соч. С. 241. <***> де ла Морандьер Ж. Указ. соч. С. 200.

Интересны и выводы на этот счет Л. Эннекцеруса. Он говорил, что необходимо различать в некоторых случаях договор и совместный акт, служащий выражением общей воли <*>.

<*> Эннекцерус Л. Указ. соч. С. 156 - 157.

В настоящее время К.И. Скловский (применительно к общей собственности) подчеркивает, что в отношениях с третьими лицами здесь предполагается лишь общее волеизъявление <*>.

<*> Скловский К.И. Указ. соч. С. 922.

Л.Ф. Милькова также пишет, что воля хозяйственного общества формируется на общем собрании - это интегрированный результат слияния воль индивидов (Милькова Л.Ф. Органы юридического лица: Дис... канд. юрид. наук. Свердловск, 1986. С. 47).

Обратившись к закону, мы видим, что законодатель использует понятие "общее решение", не называя соответствующий акт сделкой или договором. Представляется, что это не случайно <*>.

<*> В частности, Д.В. Тариканов полагает, что акты общих собраний являются сделками, причем односторонними (Тариканов Д.В. Юридическая личность хозяйственных обществ по гражданскому праву России: Автореф. дис... канд. юрид. наук. Екатеринбург, 2003. С. 17 - 18). При этом он противоречит сам себе, так как, по его мнению, некоторые сделки есть лишь первый элемент юридического состава, аналогичный оферте. Но если существует подобная ситуация, предположение, что общее решение - сделка, не может быть обобщающим для всех общих решений.

В силу ст. 153 ГК РФ сделка - это правомерное действие, создающее правовой результат <*>. Общие же решения, направленные на реализацию корпоративных правоотношений, необходимы для формирования "общей" воли участников. Такая воля затем изъявляется вовне через совершение сделок уполномоченными субъектами или предусмотренными законом органами юридического лица. Иначе говоря, общее решение - еще не сама сделка, а ее "волеобразующая" часть <**>. Поэтому во избежание дальнейших практических проблем в ГК РФ важно обозначить законодательную характеристику общих решений, придав им статус особых юридических актов, наряду со сделками и договорами.

<*> Аналогичная позиция сформулирована и в немецком праве, где под сделкой понимается волеизъявление, направленное на порождение желаемого правового последствия, наступающего потому, что оно желаемо правопорядком (Шапп Я. Указ. соч. С. 160 - 162).

<**> Л. Эннекцерус совершенно правильно подчеркнул, что сделки могут быть совершены только через посредство органов или представителей, но эвентуально - на основе постановлений общих собраний (Эннекцерус Л. Указ. соч. С. 122).

Вместе с тем можно утверждать, что "внутренняя" динамика корпоративных правоотношений включает в себя односторонние сделки участников, связанные с реализацией их корпоративных прав.

Акт голосования участника есть его волеизъявление, при помощи которого его воля сообщается другим участникам <*>. Это волеизъявление имеет самостоятельное значение, не требует принятия другими участниками, действительно с момента выражения и является "законченным", как только выражена воля. Акты голосования направлены на реализацию участниками их корпоративных прав и специально предусмотрены законом для этого <**>. Соответственно, правовым результатом такого правомерного действия, как акт голосования (волеизъявления) участника, становится "реализованность" корпоративных прав. И в данном смысле акты голосования представляют собой односторонние сделки <***>.

<*> Иоффе О.С. Советское гражданское право. С. 197.

<**> Однако для односторонних волеизъявлений в законе могут и не предусматриваться специальные правовые последствия (п. 1 ст. 435 ГК РФ). Это касается, например, оферты и акцепта, которые только в совокупности составляют волевой акт, порождающий предусмотренные законом последствия. С.С. Алексеев поэтому совершенно правильно заметил, что "...в гражданском праве односторонняя сделка лишь тогда порождает юридический эффект, когда для этого есть специальное правовое основание" (Алексеев С.С. Односторонние сделки в механизме гражданско-правового регулирования // Антология уральской цивилистики. 1925 - 1989. С. 59).

Н.Г. Александров, напротив, считает, что оферта и акцепт представляют собой односторонние сделки (Александров Н.Г. Право и законодатель в период развитого строительства коммунизма. М., 1961. С. 157 - 158).

О.А. Красавчиков указывал на то, что договор является не суммой двух односторонних сделок, а их конечным результатом, единым с юридической точки зрения "волевым актом", где воля сторон находит свое выражение (Красавчиков О.А. Гражданско-правовой договор: понятие, содержание, функции // Антология уральской цивилистики. 1925 - 1989. С. 169 - 172).

<***> В частности, Л. Эннекцерус заметил, что согласие есть абстрактная сделка, совершенная на основании правоотношения и, соответственно, в его исполнение (Эннекцерус Л. Указ. соч. С. 325). Здесь волеизъявление как выражение частной воли направлено на то, чтобы вызвать именно такие правовые последствия (Эннекцерус Л. Указ. соч. С. 109).

В корпоративных правоотношениях с привлечением конструкции юридического лица решение общего собрания участников также не является сделкой. Это лишь необходимый элемент для совершения сделки юридическим лицом, отражающий наличие его сформированной воли (в пределах компетенции общего собрания) <*>. А.Ю. Синенко совершенно правильно полагает, что решения общего собрания принимаются в процессе реализации этим органом компетенции в целях формирования единой воли юридического лица <**>.

<*> Недаром Н.С. Суворов писал, что те, кто совершают процесс волеобразования юридического лица, осуществляют собственной волей собственные права, принадлежащие им как воленосителям юридического лица (Суворов Н.С. Указ. соч. С. 162 - 164). В связи с этим можно привести цитируемое им мнение Карлова о том, что воля юридического лица есть воля учредителей, существующая по договору как явление во времени (Суворов Н.С. Указ. соч. С. 111 - 112).

М.И. Кулагин впоследствии подчеркивал, что тот, кто руководит общим собранием, руководит обществом (Кулагин М.И. Государственно-монополистический капитализм и юридическое лицо. С. 105).

Ю.К. Толстой также говорит о том, что нужно обратить внимание на "живых" людей, которые вырабатывают и реализуют волю юридического лица (Толстой Ю.К. К разработке теории юридического лица на современном этапе. С. 93).

<**> Синенко А.Ю. Указ. соч. С. 19.

По общему правилу (за исключением полного товарищества, в котором нет органов и все решения принимаются участниками) общее собрание - не единственный волеобразующий орган юридического лица. Для деятельности юридического лица требуется организация управления, которая существует в форме распределения компетенции между органами <*>.

<*> "Модель" управления образуется через перераспределение компетенции между органами юридического лица.

В советское время развернулась дискуссия о понятии компетенции. В.Ф. Яковлев понимал тогда компетенцию как властную деятельность органов юридического лица по управлению внутренней жизнью предприятия (Яковлев В.Ф. Гражданско-правовой метод регулирования общественных отношений. С. 76 - 77).

В.С. Якушев писал, что под компетенцией следует понимать совокупность прав властного характера, которые предоставляются руководителю и другим должностным лицам предприятия для осуществления внутренней оперативно-хозяйственной деятельности в целях организации производства. При этом он подчеркивал, что внутренняя подчиненность существует здесь только в сфере непосредственного производственного процесса и что возможно перенесение цивилистической схемы на область внутренних управленческих связей предприятия (Якушев В.С. Юридическая личность государственного производственного предприятия. С. 187 - 189).

Компетенция рассматривалась и как часть управления производством (Андрианов Н. Правовые вопросы деятельности производственных объединений. Киев, 1977. С. 58 - 59).

Иначе говоря, во внутренних отношениях юридического лица происходит "многоступенчатый" процесс образования воли юридического лица <*> его органами согласно их компетенции <**>, установленной законом. Данные "организационные" отношения связаны с имущественными (отношениями корпоративной собственности), им подчинены и необходимы для их функционирования <***>.

<*> О.С. Иоффе на этот счет заметил, что исходящий от юридического лица волевой акт есть процесс, завершающийся изъявлением юридически значимой воли (Иоффе О.С. Развитие цивилистической мысли. С. 313).

<**> Под компетенцией следует понимать перечень вопросов, по которым тот или иной орган юридического лица может вырабатывать волю (принимать решения).

<***> О.А. Красавчиков деятельность органов юридического лица по упорядочению своих взаимосвязей и координации усилий характеризовал как организационные отношения, выполняющие служебную роль для основных имущественных отношений (Красавчиков О.А. Организационные гражданско-правовые отношения // Антология уральской цивилистики. 1925 - 1989. С. 163 - 164). Его позицию поддержал В.Л. Слесарев (Слесарев В.Л. Объект и результат гражданского правонарушения. Томск, 1980. С. 163).

Другим волеобразующим органом (в пределах его компетенции) является совет директоров (наблюдательный совет). Актом, "изъявляющим" сформированную волю членов совета директоров (наблюдательного совета), считается решение совета, которое принимается путем голосования. И подобно решению общего собрания решение совета директоров (наблюдательного совета) не является сделкой, поскольку составляет определенный этап в формировании воли юридического лица, часть единого процесса волеобразования в юридическом лице <*>.

<*> Как пишет А.Ю. Синенко, "...содержание внутренних организационных отношений юридического лица проявляется в форме управленческих решений его органов, выражающих волю самого юридического лица..." (Синенко А.Ю. Указ. соч. С. 22).

Совершают сделки, связанные с реализацией их прав на голос, только члены совета директоров (наблюдательного совета).

Следует отметить, что право на голос члена совета директоров (наблюдательного совета) возникает в силу особого факта - избрания физического лица членом совета по решению общего собрания <*>. Это специфичный факт правонаделения в гражданском праве <**>, который не означает подотчетности члена совета директоров (наблюдательного совета) общему собранию. И хотя члены совета директоров (наблюдательного совета) представляют интересы той или иной группы участников, они не могут рассматриваться как их представители или как представители общего собрания <***>.

<*> Решение общего собрания об избрании членов совета директоров является актом корпоративного управления, необходимым для формирования органа юридического лица. Поэтому права и обязанности члена совета директоров - есть корпоративные права и обязанности, через реализацию которых осуществляется управленческая функция совета директоров. Данные обстоятельства приоритетны для характеристики статуса члена совета директоров. Даже если с членом совета директоров был заключен трудовой договор, прекращение трудовых отношений не может повлечь за собой прекращения корпоративных прав и обязанностей члена совета директоров. Иначе говоря, увольнение не означает лишения члена совета директоров его статуса. Полномочия члена совета директоров связаны с корпоративным управлением, обусловлены фактом избрания и, следовательно, могут быть прекращены только соответствующим решением общего собрания. В силу сказанного представляется неправильной позиция Верховного Суда, сформулированная в п. 1 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 20 ноября 2003 г. N 17 "О некоторых вопросах, возникших в судебной практике при рассмотрении дел по трудовым спорам с участием акционерных обществ, иных хозяйственных товариществ и обществ", состоящая в том, что дела об оспаривании членами совета директоров организаций, заключивших трудовые договоры, решений органов юридического лица об освобождении от занимаемой должности рассматриваются судами общей юрисдикции как дела по трудовым спорам о восстановлении на работе, так как данная позиция противоречит сути корпоративных отношений. Таким образом, права и обязанности члена совета директоров являются прежде всего корпоративными (а не трудовыми) и поэтому возникновение или прекращение трудовых отношений не влияет на статус члена совета директоров.

<**> Н.С. Суворов отмечал, что процедура избрания сама по себе не известна гражданскому праву, не учитывая того, что "избрание" с точки зрения гражданского права также есть форма правонаделения.

<***> Например, в странах общего права еще в начале ХХ в. совет директоров перестал рассматриваться в качестве представителя общего собрания и получил статус органа управления (см., например: Ломакин Д.В. Указ. соч. С. 45). Однако в экономической литературе и в настоящее время встречаются попытки рассмотрения совета директоров как своего рода представительства, подотчетного самым разным заинтересованным в делах корпорации силам - акционерам, ее работникам, деловым партнерам, местным общинам (Корпоративное управление в переходных экономиках: инсайдерский контроль и роль банков / Под ред. Масахино Аоки, Хьюнг Ки Кима. СПб., 1997. С. 7). Думается, что экономисты используют термин "представительство" в смысле представления экономических интересов групп акционеров в совете директоров, что не может отождествляться с понятием гражданско-правового представительства.

М.И. Кулагин правильно обращал внимание на то, что органы юридического лица - это институционализация управления в смысле обособления органов и их самостоятельности <*>. Поэтому не допустимо также отождествление совета директоров (наблюдательного совета) с общим собранием (например, в 20-е гг. XX в. совет директоров иногда трактовался как "малое" общее собрание).

<*> Кулагин М.И. Государственно-монополистический капитализм и юридическое лицо. С. 99

- 100.

Орган - это часть организма, имеющая определенное строение и специальное назначение (Ожегов С.И. Словарь русского языка. С. 660).

Избрание лица в совет директоров (наблюдательный совет) с точки зрения гражданского права может быть охарактеризовано как наделение конкретных лиц правами и обязанностями для определенных целей. Эти права и обязанности носят лично-доверительный характер. Например, согласно п. 3 ст. 68 ФЗ "Об акционерных обществах", п. 5 ст. 32 ФЗ "Об обществах с ограниченной ответственностью" передача права голоса членом совета директоров (наблюдательного совета) не допускается <*>.

<*> В общем праве большое внимание уделяется личности каждого члена совета директоров, действует принцип "Состояние умственных способностей указанных лиц - это состояние дел самой компании" (Полковников Г.В. Указ. соч. С. 30, 97).

Пределы осуществления членом совета директоров прав и обязанностей обусловливаются целями функционирования совета, его общей компетенцией. При этом в соответствии с действующим законодательством (например, п. 1 ст. 71 ФЗ "Об акционерных обществах", п. 1 ст. 44 ФЗ "Об обществах с ограниченной ответственностью") члены совета должны действовать в интересах общества, осуществлять свои права и исполнять обязанности добросовестно и разумно.

В российском корпоративном законодательстве сформулирован и другой принцип: члены совета директоров отвечают только за свой выбор и за свою вину (п. 2 ст. 71 ФЗ "Об акционерных обществах", п. 2 ст. 44 ФЗ "Об обществах с ограниченной ответственностью"). "Внутренние" корпоративные отношения не являются предпринимательскими, следовательно, действие принципа вины членов совета вполне обоснованно. Однако поскольку решения совета направлены на формирование воли юридического лица, которая, возможно, будет "изъявляться" в предпринимательских отношениях с третьими лицами, возникает вопрос о пределах нормального коммерческого риска при принятии членами совета решений. А поэтому приобретают значение их личные качества и навыки.

В п. 3 ст. 71 ФЗ "Об акционерных обществах", п. 3 ст. 44 ФЗ "Об обществах с ограниченной ответственностью" сказано, что основания и размер ответственности членов совета директоров могут быть связаны с иными обстоятельствами, имеющими значение для дела. Думается, что под категорию данных обстоятельств подпадают различные формы заинтересованности членов совета <*>, а равно ограничения на заключение обществом сделок, в которых имеется заинтересованность членов совета.

<*> См., например, ст. 4 Закона "О конкуренции и ограничении монополистической деятельности", ст. 4 ФЗ "О банках и банковской деятельности".

Еще одно обстоятельство - это то, что, используя терминологию английского права, общество может "простить" членов совета директоров (наблюдательного совета) <*>, так как общество или его участники вправе, но не обязаны предъявлять иски к членам совета о возмещении убытков, причиненных обществу (п. 5 ст. 71 ФЗ "Об акционерных обществах", п. 5 ст. 44 ФЗ "Об обществах с ограниченной ответственностью").

<*> Подобное правило существует в общем праве (Полковников Г.В. Указ. соч. С. 108).

На практике же нормы об ответственности членов совета директоров не "работают". По крайней мере, в арбитражные суды г. Москвы, г. Екатеринбурга не предъявлено ни одного иска к членам совета директоров (наблюдательного совета) о возмещении убытков, поскольку факт вины члена совета относится к разряду "недоказуемых" <*>.

<*> Вместе с тем практика идет по другому пути. Арбитражный суд Свердловской области признает недействительным решение совета директоров, если оно не отвечает требованиям закона, иных нормативных актов и нарушает охраняемые законом права и интересы акционеров (Обобщение судебно-арбитражной практики рассмотрения дел, связанных с обжалованием решений общих собраний акционеров, советов директоров, и по сделками с акциями за первое полугодие 2003 г. Дело N А60-25749/2002-С1).

Однако такой критерий, как неразумное или недобросовестное поведение члена совета директоров, учитывается, например, в практике Института корпоративного управления РАО "ЕЭС России" при определении оснований снижения размера вознаграждения членов совета директоров. В частности, снижение вознаграждения допускается в случаях: а) непосещения заседаний совета директоров или комитетов без уважительных причин; б) неисполнения решений совета директоров, собрания акционеров, распоряжений председателя совета директоров по вопросам организации работы совета директоров, внутренних документов; в) несоблюдения действующих в компании правил, принципов деятельности и этических норм; г) участия в корпоративных конфликтах <*>.

<*> См. подробнее: Самосудов М.В. Вознаграждение членам совета директоров. Российская практика. М., 2003.

Приведенные обстоятельства свидетельствуют о необходимости пересмотра норм федеральных законов об ответственности членов совета директоров. Думается, что эти нормы смогут "заработать" при изменении подходов к определению вины члена совета и противоправности его поведения. В законе должна быть установлена презумпция виновности члена совета директоров (наблюдательного совета), если решение совета директоров, за которое он голосовал, повлекло убытки для общества или для его участников. Такие "рисковые" начала деятельности членов совета директоров (наблюдательного совета) могут сочетаться с установлением в локальных корпоративных актах дополнительных оснований увеличения их вознаграждения.

Волеобразующими органами юридического лица являются также его исполнительные органы. Исполнительные органы подотчетны совету директоров (наблюдательному совету) и общему собранию (например, п. 1 ст. 69 ФЗ "Об акционерных обществах", п. 4 ст. 32 ФЗ "Об обществах с ограниченной ответственностью").

Пределы волеобразования исполнительного органа обусловлены его "исключительной" компетенцией <*>, к которой относятся все вопросы руководства текущей деятельностью общества, за исключением отнесенных к компетенции общего собрания или совета директоров (наблюдательного совета).

<*> Правовой основой процесса волеобразования является компетенция (Якушев В.С. Юридическая личность государственного производственного предприятия. С. 229).

Решения коллегиального исполнительного органа, как и решения общего собрания, решения совета директоров (наблюдательного совета), не являются сделками, а представляют собой "часть" процесса волеобразования в юридическом лице. Если же исполнительный орган "реализует" решение общего собрания или совета директоров (наблюдательного совета), он не может выйти за рамки, установленные этим решением. Следовательно, в данном случае решение (волеизъявление) исполнительного органа должно соответствовать воле, сформированной в решении общего собрания или совета директоров (наблюдательного совета) <*>. Это обусловлено необходимостью единства процесса управления корпоративной собственностью, для чего, собственно говоря, и было создано юридическое лицо <**>.

<*> Как заметил Н.С. Суворов, обязанность эта не устанавливает обязательства (Суворов Н.С. Указ. соч. С. 174).

<*> Дж. Стиглиц разработал теорию укорачивания агентских цепочек, которая, по его мнению, сможет повысить эффективность корпоративного управления. В качестве одного из вариантов такого укорачивания он рассматривает перекрестное владение акциями (см. подробнее: Стиглиц Дж., Эллерман Д. Мосты через пропасть: макро- и микростратегии - для России // Проблемы теории и практики управления. 2000. N 4; Стиглиц Дж. Куда ведут реформы (к десятилетию переходных процессов) // Вопросы экономики. 1999. N 7).

Лицам, входящим в коллегиальный исполнительный орган, необходимо уполномочие на совершение конкретных действий по реализации воли, сформированной органами юридического лица. "Член правления - уже не орган, а обычный поверенный" <*>, так как данное уполномочие должно быть доведено до сведения третьих лиц <**>. При этом договор между членом коллегиального исполнительного органа и обществом, конкретизирующий права и обязанности члена по осуществлению руководства текущей деятельностью общества (например, п. 3 ст. 69 ФЗ "Об акционерных обществах"), не является перед третьими лицами уполномочивающим документом.

<*> Эннекцерус Л. Указ. соч. С. 380. М.И. Кулагин назвал этот статус "двойной делегацией" (Кулагин М.И. Государственно-монополистический капитализм и юридическое лицо. С. 56).

<**> Черепахин Б.Б. Органы и представители юридического лица // Труды по гражданскому праву: Сб. ст. М., 2001. С. 475.

Единоличный исполнительный орган занимает особое положение в системе органов юридического лица. Это не только волеобразующий орган (в пределах его компетенции), но и волеизъявляющий орган в силу прямого указания закона <*>. Через действия единоличного исполнительного органа юридического лица фактически реализуется управление корпоративной собственностью в гражданском обороте <**>. Б.Б. Черепахин в связи с этим говорил, что этот орган есть носитель сделкоспособности юридического лица <***>.

<*> Б.Б. Черепахин к волеобразующим органам юридического лица относил те органы, которые, образуя волю юридического лица, изъявляют ее лишь внутри этого юридического лица, обращая свои суждения к другим его органам или к отдельным работникам. К волеизъявляющим следует относить, по его мнению, те органы, которые не только участвуют в образовании воли юридического лица, но и представляют ее вовне (Черепахин Б.Б. Волеобразование и волеизъявление юридического лица. С. 471).

<**> Очевидно, поэтому А.Ю. Синенко пишет, что внутриорганизационные отношения юридического лица опосредуют имущественный оборот (Синенко А.Ю. Указ. соч. С. 21).

Единство волевых процессов в юридическом лице усматривал В.А. Мусин, когда писал, что внутренние волевые акты представляют единое сложное целое с внешними актами юридического лица (Мусин В.А. Волевые акты государственных предприятий и проблема юридического лица // Правоведение. 1963. N 1. С. 69). Жаль, что Б.Б. Черепахин этого вполне справедливого мнения не разделял (Черепахин Б.Б. Органы и представители юридического лица. С. 470).

<***> Черепахин Б.Б. Органы и представители юридического лица. С. 468.

Подобные управленческие функции не являются административными, так как непосредственно связаны с осуществлением права корпоративной собственности и составляют элемент корпоративного управления в широком смысле. Вместе с тем в производственной сфере единоличный исполнительный орган издает приказы и дает указания, обязательные для исполнения всеми работниками предприятия, т.е. организует управление производственным процессом, регулируя поведение членов трудового коллектива, в чем выражаются его административные производственные функции.

"Двойственностью" единоличного исполнительного органа обусловливаются особенности характеристики его статуса <*>. Она же вызывает необходимость разграничения единоличного исполнительного органа и физического лица, осуществляющего функции единоличного исполнительного органа.

<*> Под формами управления обычно понимаются виды управленческих действий с точки зрения их внешнего выражения (Бахрах Д.Н. Административное право. М., 1993. С. 124). Экономисты подходят к деятельности руководителя также с двойственной позиции. В. Агапов пишет, что управленческая деятельность руководителя выступает и как работа руководителя, и как персонифицированная совместная деятельность (Агапов В. Управленческий потенциал "Я- концепции" руководителя // Российский экономический журнал. N 3. 1999).

Единоличный исполнительный орган не является представителем юридического лица. Он реализует полномочия юридического лица - фиктивного субъекта, "представителя" учредителей (участников) в экономических сферах <*>. Другими словами, действия единоличного исполнительного органа основаны не на представительстве <**>, а на презумпции закона (п. 2 ст. 69 ФЗ "Об акционерных обществах"), предполагающей эти действия "действиями" юридического лица <***>. Данная презумпция распространяется только на физическое лицо, с которым заключен договор, устанавливающий статус этого физического лица как лица, осуществляющего функции единоличного исполнительного органа, и которое впоследствии значится таковым в учредительных документах юридического лица в силу заключенного договора.

<*> Д.В. Ломакин пишет, что конструкция юридического лица была создана не для упорядочения взаимоотношений между членами объединения, а для организации более совершенных форм представительства по отношению к третьим лицам (Ломакин Д.В. Указ. соч. С. 49).

<**> Б.Б. Черепахин подчеркивал, что орган представляет юридическое лицо, но не представительствует от его имени. Проблема в том, что категория полномочия разрабатывается только в теории представительства, а следовательно, из смысла гражданского права получается, что полномочиями должен обладать только представитель (Черепахин Б.Б. Органы и представительство юридического лица. С. 472). Однако это не совсем так. К.И. Скловский правильно говорит о том, что данная проблема далека от окончательного решения (Скловский К.И. Указ. соч. С. 200).

<***> Е.А. Суханов справедливо отмечает, что действия органов признаются действиями самого юридического лица. Будучи частью юридического лица, его органы, в отличие от представителей, не являются субъектами права, а потому не нуждаются в доверенности для совершения сделок от имени юридического лица (Суханов Е.А. Юридические лица как участники гражданских правоотношений // Гражданское право. Учеб. / Под. ред. Е.А. Суханова. Т. 1. С. 192).

Однако, С.Н. Ландкоф рассматривал органы юридического лица как "уставных представителей, поскольку их деятельность обусловлена указанием в уставе" (Ландкоф С.Н. Основы ЦИВІЛЬНОГО права. Київ, 1948. С. 122 - 123), с чем не согласны были многие авторы (например, Черепахин Б.Б. Органы и представители юридического лица. С. 473; Иоффе О.С. История цивилистической мысли. С. 100).

Обозначенный договор закрепляет права и обязанности единоличного исполнительного органа по осуществлению руководства деятельностью юридического лица. Мы вправе также сказать, что этот договор конкретизирует, насколько в пределах своей компетенции единоличный исполнительный орган может образовывать и изъявлять волю и насколько он может изъявлять волю, образованную общим собранием, советом директоров (наблюдательным советом), правлением.

Отношения между единоличным исполнительным органом и юридическим лицом являются преимущественно гражданско-правовыми. Эту проблему разрешил ФЗ "Об акционерных обществах" (в ред. 2001 г.) в п. 3 ст. 69. Такое утверждение приемлемо для всех корпоративных юридических лиц. Договор между единоличным исполнительным органом и юридическим лицом - составная и необходимая часть механизма реализации корпоративных правоотношений с использованием конструкции юридического лица, он направлен на "частичное" регулирование текущей деятельности юридического лица (в указанном понимании) <*>.

<*> "Двойственность" единоличного исполнительного органа учитывается судами. Так, по одному из дел арбитражный суд Свердловской области указал, что приоритетное регулирование деятельности генерального директора акционерного общества осуществляется Законом "Об акционерных обществах", однако отношения по приему на эту должность и отстранению от нее относятся к предмету регулирования трудового права. Решение совета директоров, оформляющее отстранение от должности руководителя общества, имеет характер акта применения норм трудового права (Архив арбитражного суда Свердловской области. Дело N А60-22118/02-С1). Соответственно, согласно п. 1 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 20 ноября 2003 г. N 17 "О некоторых вопросах, возникших в судебной практике при рассмотрении дел по трудовым спорам с участием акционерных обществ, иных хозяйственных товариществ и обществ" дела об оспаривании руководителями организаций решений об освобождении их от занимаемой должности рассматриваются судами общей юрисдикции в порядке искового производства как дела по трудовым спорам о восстановлении на работе.

Дела же по спорам, связанным с деятельностью директора как органа корпоративного управления, не относятся к делам по трудовым спорам и рассматриваются арбитражными судами.

Следовательно, деятельность лица, осуществляющего функции единоличного исполнительного органа, базируется на нескольких основаниях. Основанием его деятельности при реализации корпоративного управления является договор между единоличным исполнительным органом и юридическим лицом. Основаниями же деятельности физического лица в должности директора являются акт назначения на должность и трудовой договор.

Анализируемый договор - фидуциарная сделка. Это означает, что с выбором личности единоличного исполнительного органа связаны и возможные неблагоприятные риски <*>.

<*> О.С. Иоффе даже ответственность рассматривает как видовую категорию риска (Иоффе О.С. Развитие цивилистической мысли. С. 470).

Единоличный исполнительный орган, осуществляя права и исполняя обязанности в интересах общества, должен действовать добросовестно и разумно. Но здесь сразу возникает вопрос о пределах его "полномочий".

Если полномочия единоличного исполнительного органа ограничены конкретно, выход за эти ограничения и есть нарушение принципа добросовестности и разумности <*>. В данном случае возможно предъявление к единоличному исполнительному органу требования о возмещении убытков, причиненных совершенной им сделкой. Если же к обозначенному критерию присоединяется факт недобросовестности другой стороны в сделке, то такая сделка может быть признана судом недействительной по иску юридического лица (ст. 174 ГК РФ) <**>. Заинтересованность юридического лица предполагается, так как единоличный исполнительный орган действует в пределах "власти" юридического лица <***>.

<*> В общем праве долгое время существовала так называемая доктрина "ultra vires" (сейчас она практически не применяется), суть которой состоит в том, что, если директор выходит за рамки, ограниченные в меморандуме, эти действия рассматриваются как действия самого директора и не обязывают компанию, т.е. происходит как бы "снятие маски" юридического лица (Кулагин М.И. Государственно-монополистический капитализм и юридическое лицо. С. 133).

<**> В п. 2 информационного письма ВАС РФ от 23 октября 2000 г. N 57 "О некоторых вопросах практики применения ст. 183 Гражданского кодекса Российской Федерации" прямо сказано, что в случаях превышения полномочий органом юридического лица при заключении сделки п. 1 ст. 183 ГК РФ применяться не может. Здесь в зависимости от обстоятельств конкретного дела суду необходимо руководствоваться ст. 168, 174 ГК РФ. Согласно же п. 30 Постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда РФ от 18 ноября 2003 г. N 19 "О некоторых вопросах применения Федерального закона "Об акционерных обществах" уставом общества могут быть предусмотрены иные случаи, когда на совершение обществом сделки распространяется порядок одобрения крупных сделок, установленный Законом. При рассмотрении споров о признании недействительными таких сделок судам следует руководствоваться ст. 174 ГК РФ.

<***> Кнапп В. Указ. соч. С. 58.

Чаще всего единоличный исполнительный орган в целях управления получает какую-то свободу в пределах установленных для него полномочий. И тогда возникает вопрос, в каких случаях единоличный исполнительный орган нарушает принцип добросовестности и разумности и должен нести ответственность за выбор того или иного варианта поведения <*>. Причем во всех этих случаях речь идет о деятельности, которая не выходит за границы дозволенного <**>.

<*> В общем праве ответственность управляющих базируется на двух категориях - "обязанности лояльности" и "обязанности должной степени заботливости" (Сыроедова О.Н. Тенденции развития акционерного права США: Автореф. дис... канд. юрид. наук. М., 1995. С. 17 - 18). "Обязанность лояльности" не допускает действий директора в собственных интересах (это может быть связано с осуществлением сделок, в которых директор заинтересован). Обязанность же "должной степени заботливости" связывается не просто с добросовестностью и разумностью, а с удовлетворением интересов корпорации наилучшим образом.

<**> Грибанов В.П. Пределы осуществления и защиты гражданских прав. С. 22 - 23; Камышанский А.П. Указ. соч. С. 79.

По сути, данная проблема сводится к злоупотреблению правом, а также к выявлению критериев виновности поведения лица, осуществляющего функции единоличного исполнительного органа <*>.

<*> В зарубежной литературе серьезное внимание уделяется так называемой проблеме "кризиса менеджмента", в связи с чем предлагается усилить управленческую роль совета директоров (см. подробнее Pawns or Potentates. The Reality of Americans Corporate Boards. Boston; Massachusetts: Harvard Business School Press. 1989; Teachers Manual for Cases and Material Business Associations Agency, Partnerships, and Corporations / Fifth Edition by William A. Klein, J. Mark Ramseyer, Stephen M. Bainbridge. N.York, 2003).

Интересный критерий для оценки злоупотребления правами применяет Л. Эннекцерус, говоря об использовании права вопреки целям предоставления <*>. В рассматриваемой ситуации толкование волеизъявлений единоличного исполнительного органа предопределяется целями его управления и компетенцией.

<*> Эннекцерус Л. Указ. соч. С. 247 - 254.

Оценочный характер категория "добросовестность поведения единоличного исполнительного органа" приобретает и в связи с тем, что по "классической" теории сделок волеизъявление должно соответствовать воле, которая в юридическом лице вырабатывается различными органами. Поэтому при неполной конкретизации полномочий единоличного исполнительного органа можно лишь использовать оценочное толкование его поведенческих актов на предмет соответствия воле, выработанной тем или иным органом.

С применением оценочных категорий сопряжена "хроническая" неразрешимость подобных проблем, на что обращал внимание еще И.А. Покровский. Он писал о том, что правила о "добрых нравах", "доброй совести" являются не достоинствами, а недостатками законодательства, они представляют собой "топкое" место в правовой системе, прикрывающее целый ряд неосознанных чисто юридических проблем <*>. Иными словами, недобросовестность, неразумность, вина единоличного исполнительного органа практически могут стать "труднодоказуемыми" фактами.

<*> Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. С. 254 - 258.

Частично исправить положение поможет конкретизация оценочных понятий в кодексах корпоративного поведения корпораций, иных локальных актах. Вместе с тем думается, что эти проблемы не могут быть разрешены полностью, поскольку управление в юридических лицах "отделено" от собственности. У единоличного исполнительного органа (как физического лица, лица мыслящего) всегда остается свобода выбора; и при его недобросовестности эта свобода может быть им использована вопреки интересам корпорации, в чем состоит один из аспектов фидуциарности корпоративных отношений <*>.

<*> Вместе с тем Федеральный арбитражный суд Уральского округа придерживается позиции, что если сделки единоличного исполнительного органа не повлекли убытки для юридического лица и необходимы для его хозяйственной деятельности, то признание недействительным решения об избрании на должность генерального директора не опорочивает сделок, совершенных им ранее от имени юридического лица (Постановление Федерального арбитражного суда Уральского округа по делу N Ф09-1577/01-ГК от 13.09.2001).

Значительную роль в решении указанных проблем может сыграть договор между единоличным исполнительным органом и юридическим лицом, где дополнительно могут быть закреплены и меры негативного воздействия, и меры стимулирования единоличного исполнительного органа к надлежащему поведению (в частности, установление зависимости вознаграждения директора от финансового положения юридического лица и результатов его деятельности).

Кроме того, здесь может быть использована презумпция, аналогичная ранее предложенной применительно к поведению членов совета директоров (наблюдательного совета). Поведение лица, осуществляющего функции единоличного исполнительного органа, причинившее убытки юридическому лицу, должно рассматриваться как виновное, а вот предъявлять или не предъявлять к этому лицу требование о возмещении убытков - право юридического лица и его участников <*>.

<*> В литературе неоднократно обосновывались недостаточность ответственности единоличного исполнительного органа, ее неэффективный характер. Например, К.И. Скловский говорит о том, что такая ответственность не имеет вещно-правового эффекта (Скловский К.И. Указ. соч. С. 197 - 198). В.В. Ярков отмечает, что "вряд ли при значительном размере убытков можно говорить о компенсационном характере ответственности управляющего" (Ярков В.В. Защита прав акционеров по Закону РФ "Об акционерных обществах" с помощью косвенных исков // Хоз-во и право. 1997. N 12. С. 50).

Упорядоченность реализации корпоративных правоотношений предполагает наличие не только порядка принятия решений об осуществлении правовых возможностей, о ведении дел, об управлении, но и порядка фактических действий по реализации корпоративных правоотношений с установлением лиц, которые будут осуществлять эти действия (алгоритмизацией поведенческих актов по субъектам) <*>.

<*> В.П. Грибанов полагает, что следует отграничивать содержание субъективного права и поведение, составляющее содержание его осуществления (Грибанов В.П. Осуществление и защита гражданских прав. С. 46).

Участник в силу того факта, что он участник (если иное не вытекает из закона и сути организационно-правовой формы корпоративных отношений), вправе принимать участие в принятии общих решений об осуществлении правовых возможностей, ведении дел, управлении. Однако на фактические действия по реализации корпоративных правоотношений он должен быть уполномочен (т.е. для совершения сделок во исполнение общих решений участники должны иметь специальное уполномочие).

В общей долевой собственности, например, такое уполномочие по общему правилу происходит по соглашению участников, а для конкретных распорядительных актов удостоверяется доверенностью (ст. 246, 247 ГК РФ). В простом товариществе как "осложненной" форме общей долевой собственности действуют аналогичные с общей долевой собственностью правила: полномочия товарища в отношениях с третьими лицами удостоверяются доверенностью или письменным договором (п. 2 ст. 1044 ГК РФ), а уполномочие на пользование имуществом устанавливается соглашением товарищей (п. 3 ст. 1043 ГК РФ) <*>.

<*> Такие же правила в гл. 55 ГК РФ установлены и для договора о совместной деятельности.

Иначе говоря, фактические действия по реализации корпоративных правоотношений могут носить внутренний характер, когда закрепляется уполномочие участников на владение и пользование имуществом. Здесь основанием уполномоченности выступает соглашение. Но эти действия могут иметь и "внешний" характер - при совершении сделок в отношениях с третьими лицами, и в этом случае основанием уполномоченности участников является либо доверенность, либо сам корпоративный договор (договор простого товарищества, договор о совместной деятельности).

В корпоративных правоотношениях с использованием конструкции юридического лица основанием его уполномоченности также (по общему правилу) является корпоративный договор, по которому юридическое лицо есть "управляющий" в сфере экономического оборота, ведущий фактическую деятельность <*>. Вопрос состоит лишь в том, чьими действиями реализуется деятельность этого фиктивного "управляющего".

<*> "Воля корпорации - это воля учредителя, продолжающая одушевлять созданное им учреждение" (Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. С. 148).

В полном товариществе ведение дел производится самими товарищами (п. 1 ст. 72 ГК РФ). Хозяйственное общество, кооператив в соответствии с п. 1 ст. 53 ГК РФ приобретают гражданские права и принимают на себя обязанности через свои органы, действующие в соответствии с законом, иными правовыми актами и учредительными документами. Например, согласно п. 2 ст. 69 ФЗ "Об акционерных обществах", п. 3 ст. 40 ФЗ "Об обществах с ограниченной ответственностью" единоличный исполнительный орган общества без доверенности действует от имени общества, т.е. действия единоличного исполнительного органа признаются действиями самого юридического лица.

Изложенные особенности реализации корпоративных правоотношений, связанные с разъединением процессов волеобразования и волеизъявления, упорядоченностью осуществления участниками правовых возможностей, управлением и ведением дел, позволяют предположить, что формой реализации корпоративных правоотношений является корпоративное представительство.

Терминологическое сходство корпоративного представительства с институтом представительства не означает тождества этих явлений или того, что корпоративное представительство является разновидностью представительства в контексте гл. 10 ГК РФ.

Корпоративное представительство - это особые правоотношения, форма "жизни" корпоративных отношений, предопределяемая сущностью последних <*>. Именно поэтому еще В.Ю. Вольф применительно к товариществам указывал, что в случае, когда уполномоченными на ведение дел товарищества являются сами товарищи, внутренние отношения регулируются нормами о договоре простого товарищества, а не о договоре поручения <**>.

<*> В.С. Якушев подчеркивает, что "внутрихозяйственные" отношения не порождают представительских функций (в обычном понимании представительства. - Н.П.) (Якушев В.С. Институт юридического лица в теории, законодательстве и на практике. С. 411).

<**> Вольф В.Ю. Указ. соч. С. 42.

Основные тезисы идеи корпоративного представительства могут быть сформулированы следующим образом.

Во-первых, при корпоративном представительстве присутствует особый порядок волеобразования. В действиях каждого из участников (как уполномоченного) реализуется не просто его воля или воли других участников, а сформированная общим решением (в том числе корпоративным договором) воля, в образовании которой тем или иным образом участвовали все участники. Поэтому условно каждый уполномоченный может одновременно быть назван уполномочивающим, а корпоративные правоотношения, соответственно, - отношениями "встречной делегации" <*>. В основании уполномоченности участников лежит корпоративный договор, иные их общие решения (в исключительных случаях - презумпция, установленная законом). Если полномочия между участниками перераспределены, то в этих пределах участники "связаны", значит, остальным участникам для совершения в объемах переданных полномочий каких-то действий требуется доверенность от уполномоченного участника <**>.

<*> Схема "обычного" представительства состоит в том, что одно лицо своей волей определяет полномочия, а другое - собственной волей создает договор (Брагинский М.И., Витрянский В.В. Договорное право. С. 139).

<**> А.Б. Савельев применительно к товариществам пишет, что здесь представительство имеет особый характер, так как товарищ представляет не только других товарищей, но и самого себя, а следовательно, эти отношения самостоятельны и регулируются на основе норм о простом товариществе и соответствующих положений о представительстве (Савельев А.Б. Указ. соч. С. 303 - 304). Вероятно, он имел в виду, что положения о представительстве применяются в части, не противоречащей нормам о простом товариществе.

В. Дементьев также отмечает, что, например, в ФПГ координирующая роль центральной компании наглядно проявляется, когда она выступает уполномоченной по ведению общих дел простого товарищества. Сама эта компания является одной из сторон договора о совместной деятельности (Дементьев В. Финансово-промышленные группы в российской экономике // Российский экономический журнал. 1999. Тема N 1 - 6. С. 73).

Во-вторых, по-особому устанавливаются пределы осуществления участниками полномочий. Их действия должны соответствовать общей сформированной воле, а значит, они действуют не только в интересах других участников, но одновременно и в своих интересах. С этой точки зрения корпоративное представительство обладает качеством "одновременности" <*>.

<*> В ГК РФ допускается лишь единственный случай "одновременного" представительства - коммерческое представительство, к которому не может быть отнесено корпоративное представительство.

Установление пределов и выхода за пределы полномочий происходит также с учетом целей и сути отношений, существующих в данной организационно-правовой форме корпоративного объединения <*>.

<*> Как писал Ж. де ла Морандьер, если представляются коллективные интересы, то здесь нет обычного представительства (де ла Морандьер Ж. Указ. соч. С. 362 - 363).

Н.С. Суворов приводит интересное рассуждение И. Бернатцика: возможен способ соединения, когда путем удовлетворения права одного удовлетворяется вполне или отчасти право другого. Подобная форма общения требует особого распределения диспозиционного правомочия между участниками: один из них при осуществлении своего права вполне или почти вполне свободен, тогда как другой в своем диспозиционном правомочии вполне или отчасти ограничен. Такое распределение власти имеет сходство с отношениями представительства, потому что при представительстве право субъекта осуществляет другой, но разница между ними заключается в том, что кажущийся представитель есть сам субъект этого права и, следовательно, право осуществляется как собственное, но в то же время реализуется и право другого (Суворов Н.С. Указ. соч. С. 72).

В-третьих, уполномоченность в корпоративных правоотношениях может быть сопряжена с возможностью предъявления участником требования о наделении его полномочиями пропорционально принадлежащему ему объему прав (например, п. 2 ст. 247 ГК РФ). В тоже время в силу объединения деятельности участник может быть обязан осуществлять предоставленные ему полномочия.

В-четвертых, правовые последствия осуществления каждым уполномоченным участником его полномочий возникают для всех участников корпоративных правоотношений, так как через действия каждого в определенной мере реализуются корпоративные правоотношения <*>.

<*> Определенное сходство здесь существует с наличествующим в немецком праве институтом косвенного или опосредованного представительства (см. подробнее: Шапп Я. Указ. соч. С. 244 - 246). Н.О. Нерсесов по этому поводу отмечал, что юридические последствия возникают у уполномоченного, который затем переносит их на других участников (Нерсесов Н.О. Указ. соч. С. 50 - 51).

В-пятых, правоотношения по наделению полномочиями производны от основных правоотношений - корпоративных. Следовательно, прекращение уполномоченности для конкретных участников (например, отстранение от ведения дел) не влечет за собой прекращения собственно корпоративных правоотношений (если иное не вытекает из их сути) <*>.

<*> В основании уполномочия, как указывал Л. Эннекцерус, лежит другое самостоятельное правоотношение - договор о совместном ведении дел, договор товарищества (Эннекцерус Л. Указ. соч. С. 251 - 252).

В-шестых, в соответствии с особенностями корпоративных правоотношений передача полномочий третьим лицам может быть запрещена или ограничена корпоративным договором.

В-седьмых, необходимо различать реализацию полномочий во внутренних правоотношениях, когда возникает "представительство" участников друг перед другом, и "представительствование" участников во внешних отношениях с третьими лицами. Полномочия участников на совершение сделок с третьими лицами должны быть специально оговорены в корпоративном договоре, других общих решениях, иных документах, если они не вытекают из закона.

5. Итак, проведенный в предыдущем, а также в настоящем параграфе анализ свидетельствует о возможности и необходимости опосредования корпоративных отношений самостоятельной подостраслью гражданского права - корпоративным правом. Благодаря наличию в корпоративных отношениях общих особенностей становится возможным формирование в рамках корпоративного права общих институтов и норм, отражающих степень обобщенности корпоративного права. Используя терминологию Н.Д. Егорова, можно сказать, что логический объем позволяет охватить здесь две специфические черты. "Первая специфическая черта отражает связь подотрасли с отраслью права, а вторая - позволяет занять ей относительно самостоятельное место внутри данной отрасли права" <*>.

<*> Егоров Н.Д. Проблемы общего учения о праве собственности. С. 14.

Безусловно, постановка вопроса о выделении корпоративного права как подотрасли гражданского права требует разрешения ряда других вопросов и прежде всего - о разработке понятийного аппарата корпоративного права <*>. Такие понятия, как корпоративные правоотношения, статус участия в корпоративных правоотношениях, право корпоративной собственности и право корпоративного партнерства, корпоративный договор, корпоративное представительство, подлежат раскрытию в рамках "общих" институтов корпоративного права.

<*> Как отмечает К.И. Скловский, любое правовое явление должно быть адекватно высказано, чтобы существовать. То, что не может быть высказано, не может быть юридическим образом осуществлено (Скловский К.И. Указ. соч. С. 114).

Однако А.А. Пономаренко и В.И. Лисов правильно отмечают, что работа по созданию комплекса корпоративных норм и регуляторов должна не только исходить из общих закономерностей, но и нацеливаться на дифференциацию <*>. Поэтому должны быть также четко обозначены особенности гражданско-правового регулирования корпоративных отношений в отдельных организационных формах через образование "специальных" институтов.

<*> Пономаренко А.А., Лисов В.И. Указ. соч. С. 29.

Представляется, что "Корпоративное право" в ГК РФ может быть расположено в новом разделе III, следующим за разделом "Право собственности и другие вещные права", поскольку корпоративные отношения (что было доказано) есть особая форма реализации их участниками своих статусов индивидуальных собственников в отношениях множественной собственности и поскольку эта реализация "не дотягивает" до обязательственных отношений, так как осуществляется "внутри" вещных отношений - "внутри" статики собственности.

С учетом проведенного исследования корпоративное право (в качестве подотрасли гражданского права) может быть определено как совокупность гражданско-правовых норм, устанавливающих основы правового регулирования корпоративных отношений, закрепляющих разновидности их организационных форм, регламентирующих возникновение и реализацию корпоративных правоотношений, определяющих содержание статусов участия и способы защиты прав их участников.

<< | >>
Источник: Н.Н. ПАХОМОВА. ОСНОВЫ ТЕОРИИ КОРПОРАТИВНЫХ ОТНОШЕНИЙ (ПРАВОВОЙ АСПЕКТ). 2004

Еще по теме § 2. Общие особенности гражданско-правового регулирования корпоративных отношений:

  1. § 1.2. Правовая природа корпоративных правоотношений и их место в современной правовой системе
  2. ТЕОРИЯ И ПРАКТИКА ПРАВОВОЙ РАБОТЫ В КОММЕРЧЕСКИХ ОРГАНИЗАЦИЯХ В.А. СЕВЕРИН
  3. 6. Система гражданско-правовых договоров
  4. § 1. Понятие корпоративных отношений и их организационные формы
  5. § 2. Особенности отдельных организационных форм корпоративных отношений
  6. § 1. Место корпоративных отношений в предмете гражданско-правового регулирования
  7. § 2. Общие особенности гражданско-правового регулирования корпоративных отношений
  8. § 3. Источники корпоративного права
  9. § 1. Эволюция представлений о предмете гражданско-правового регулирования и гражданском правоотношении
  10. 6. Критерии определения содержания предмета гражданско-правового регулирования
  11. 6. Гражданско-правовые признаки корпоративных правоотношений
  12. § 1. Характеристика гражданско-правовых форм объединения капиталов коммерческими организациями в юридических механизмов управления ими в предпринимательских целях
  13. 5.2. Общая характеристика и оценка состояния правового регулирования
  14. §2. Предпринимательское право как учебная дисциплина о гражданско-правовом регулировании предпринимательской деятельности
- Авторское право - Аграрное право - Адвокатура - Административное право - Административный процесс - Арбитражный процесс - Банковское право - Вещное право - Государство и право - Гражданский процесс - Гражданское право - Дипломатическое право - Договорное право - Жилищное право - Зарубежное право - Земельное право - Избирательное право - Инвестиционное право - Информационное право - Исполнительное производство - История - Конкурсное право - Конституционное право - Корпоративное право - Криминалистика - Криминология - Медицинское право - Международное право. Европейское право - Морское право - Муниципальное право - Налоговое право - Наследственное право - Нотариат - Обязательственное право - Оперативно-розыскная деятельность - Политология - Права человека - Право зарубежных стран - Право собственности - Право социального обеспечения - Правоведение - Правоохранительная деятельность - Предотвращение COVID-19 - Семейное право - Судебная психиатрия - Судопроизводство - Таможенное право - Теория и история права и государства - Трудовое право - Уголовно-исполнительное право - Уголовное право - Уголовный процесс - Философия - Финансовое право - Хозяйственное право - Хозяйственный процесс - Экологическое право - Ювенальное право - Юридическая техника - Юридические лица -