§ 1. Правовое взаимодействие как предмет теоретико-правового анализа

Определение места понятия «правовое взаимодействие» в понятийном аппарате теории права и государства - необходимая ступень в познании явления, им отражаемого.

Обусловленность включения категории «правовое взаимодействие» в предмет общей теории права вызвана, во-первых, тем, что понятие правового взаимодействия отражает правовое явление, которое характеризуется универсальностью.

Во-вторых, в зависимости от специфики взаимодействия одной юридической деятельности с другими, определяются ее цели, стратегия и тактика, набор правовых средств, технологий для их успешного достижения.

В-третьих, юридическое противодействие и юридическое содействие как типы правового взаимодействия охватывают все формы проявления человеческой активности в правовой сфере, а в процессе институционализации приобретают характер важнейших государственных и общественных инструментов для сдерживания противоправного поведения (меры государственно-правового принуждения, средства борьбы с преступностью и т. д.) и поддержки деятельности правомерной - деятельности адвокатов, нотариусов, уполномоченных по правам человека и др.

Рассмотрим правовое взаимодействие как общетеоретическое правовое понятие.

Термин «взаимодействие» интерпретируется как воздействие различных предметов, явлений действительности друг на друга, обусловливающее изменения

в них^[1], согласованные действия^[2], философская категория, отражающая процессы воздействия объектов друг на друга, их взаимную обусловленность и порождение одним объектом другого^[3], способ осуществления социальных связей и отношений^[4].

Социальное взаимодействие рассматривается как взаимное влияние социальных субъектов, осуществляемое посредством социальной деятельности, где в основе лежат социальные действия, которые, будучи ориентированы на других людей, затрагивают их жизнедеятельность, их интересы и вызывают ответную реакцию^[5].

действие может быть инициировано самим актором (индивидом, группой) и рассматриваться как «вызов», а может быть ответной реакцией на действия других - «ответ на вызов». Сущность социального взаимодействия заключается в том, что лишь во взаимодействии с другими людьми человек может удовлетворить подавляющее большинство своих потребностей, интересов, ценностей^[8]. Как верно отмечали К. Маркс и Ф. Энгельс, во взаимодействиях «каждый обслуживает другого, чтобы обслужить самого себя, каждый взаимно пользуется другим как своим средством»^[9].

Социальное взаимодействие - это взаимный обмен опытом, знаниями, понятиями, при котором «каждое поколение к полученной по наследству сумме знания (опыта) прибавляет свою часть, приобретенную им»^[10]. Обмен деятельностями лежит в основе разделения труда (возможность обмена товарами или услугами есть необходимое условие разделения труда), и именно деятельностное взаимодействие связывает отдельные личности в общество, а значит, оно оказывается специфически социальным^[11].

Основоположник теории социального действия и взаимодействия М. Вебер «действием» называл «действие человека независимо от того, носит ли оно внешний или внутренний характер, сводится ли к невмешательству или терпеливому приятию, если и поскольку действующий индивид или индивиды связывают с ним субъективный смысл». «Социальным» М. Вебер назвал «такое действие, которое по предполагаемому действующим лицом или действующими лицами смыслу соотносится с действием других людей и ориентируется на него»^[12].

(а) агента, «деятеля» или «актора»; (б) имеют цель; (в) предпринимаются в «ситуации», направление развития которой в одном или нескольких отношениях кардинально отличается от того положения вещей, на которое ориентировано действие, то есть от цели; (г) имеют «нормативную ориентацию» действия в выборе альтернативных средств достижения цели»^[13].

Вместе с тем необходимо определиться с терминологией в части употребления терминов «взаимодействие», «коммуникация», «общение», так как термины - это «слова в особой функции - функции названия»^[14].

Об однопорядковости этих терминов, с некоторыми эмоционально­смысловыми различиями, пишет В. Г. Графский, отмечая, что термин «коммуникация» соизмерим «с объемом и значением термина «социальное общение», и охватывает собой социальное взаимодействие, обмен информацией, фиксацию ценностных и технико-организационных установок», а правовое общение «подобно многим фундаментальным понятиям» имеет «богатую родословную, уходящую в древность», и «довольно скромную участь в современном научном и житейском обиходе»^[15].

Общение понимается как непрерывно протекающий обмен знаниями и опытом между социальными субъектами. Социальную коммуникацию, свойством которой является движение информационных потоков в системе прямых и обратных связей, по этому признаку иногда отграничивают от деятельностного по своей природе социального взаимодействия, которое характеризуется обменом выраженными вовне фактическими воздействиями лиц на поведение друг друга^[16]. Однако подобное различение представляется достаточно условным, поскольку

деятельность как таковая не может осуществляться бессознательно, оставаться за пределами информационного поля, не затрагивая интеллектуального и волевого компонентов сознания акторов. Совершение каких бы то ни было действий требует их осмысления, в том числе с позиций подходов, алгоритмов и образцов, ранее выработанных социальной практикой, а социальные контакты объективно не могут существовать исключительно на уровне знаковой системы, посредством которой кодируются те или иные данные.

Тем самым термины «взаимодействие», «коммуникация», «общение» по существу отражают единый процесс объективированного обмена информацией, и в этом аспекте представляется возможным применительно к правовой сфере жизни общества их отождествление, допускаемое в философии, социологии, психологии и иных науках^[18], но для решения задач заявленной проблематики наиболее оправданным представляется использование термина «правовое взаимодействие», как ставящего методологически важный акцент на деятельностную природу явлений, входящих в объект и предмет исследования.

Термин «взаимодействие» используется достаточно часто в самых разнообразных контекстах в нормативных правовых актах, особенно в принимаемых в последнее десятилетие. Так, поиск в базе данных справочной правовой системы «КонсультантПлюс» показывает, что только на федеральном уровне термин «взаимодействие» («взаимодействия») употребляется более чем в 20 000 нормативных правовых актов:

- множество законодательных актов предусматривает взаимодействие органов публичной власти и должностных лиц^[19], взаимодействие законодательных (представительных) органов государственной власти субъектов Российской Федерации и органов исполнительной власти субъектов Российской Федерации^[20]; многочисленные законы и подзаконные нормативные акты устанавливают порядок взаимодействия государственных органов, органов местного самоуправления, их должностных лиц между собой, а также с организациями и гражданами^[21];

зо

- правом регламентируются различные формы корпоративного взаимодействия^[22], взаимодействие органов судейского сообщества и др.^[23];

- в предметы правового регулирования различных нормативных правовых актов включены разнообразные способы взаимодействия: информационное взаимодействие, электронное взаимодействие и т.

- регулируются правом и общественные отношения по поводу взаимодействия юридически значимых результатов человеческой деятельности (например, взаимодействие сетей электросвязи^[25], взаимодействие систем газоснабжения и систем электроснабжения^[26], взаимодействие железнодорожного транспорта и других видов транспорта^[27] и т. д.);

- умение консультировать по вопросам правового взаимодействия получило закрепление в образовательных стандартах^[28].

В то же время нормативные правовые акты не дают легальных дефиниций взаимодействия, правового взаимодействия, правовых основ взаимодействия и иных терминологических сочетаний.

Термин «правовое взаимодействие» употребляется для обозначения: а) международно-правовых взаимодействий (государственных органов с международными организациями и зарубежными партнерами^[29], договорно­правовых взаимодействий государств^[30]); б) правовых взаимодействий между субъектами внутригосударственного права (например, субъектами бюджетного и налогового процессов^[31]; гражданами и государством^[32]); в) уголовно­процессуальной деятельности - системы нравственно-правового взаимодействия участников, отстаивающих свои разнонаправленные процессуальные интересы^[33]; г) функционирования государственного механизма как процесса повседневных

государственно-правовых взаимодействий^[34]; д) проектирования правовых актов^[35] и т. д.

Понятие «правовое взаимодействие» используется и для обозначения сложноорганизованных социальных институтов и процессов, подвергаемых правовому регулированию^[36], а также комплексов правовых связей, правоотношений с общей направленностью на достижение определенных целей, особого правового режима^[37]. C точки зрения историко-правового подхода правовое взаимодействие понимается как роль права, правового регулирования в жизни общества на определенном этапе исторического развития, в определенном типе цивилизаций^[38].

В тезаурус юридической науки и практики прочно вошли понятия, описывающие конфликтное взаимодействие субъектов права, такие как «юридический конфликт», «противодействие», «меры принуждения (охраны, защиты, пресечения и т. д.)», «борьба с преступностью» и др. Юридическая конфликтология в последние десятилетия прошла этап становления в качестве самостоятельного направления общетеоретических исследований в отечественном правоведении^[39] и представлена, в том числе, результатами диссертационных работ по теории права и государства¹.

Несмотря на то, что в научной юридической литературе получили распространение понятия, используемые в дискурсе правового взаимодействия: «рамки правового взаимодействия» (при этом понятие правового взаимодействия

Формы юридических конфликтов // Современные проблемы государства и права : сб. науч. тр. Вып. 1. Н. Новгород : Изд-во Нижегор. акад. МВД РФ, 2003. С. 69-74 ; Астахов П. А. Динамика разрешения юридических конфликтов : монография. М. : Изд-во Моск, ун-та МВД России,

2004 ; Шапиев А. С. Теоретико-правовая характеристика юридического конфликта//Право и

жизнь. Независимый правовой журнал. 2005. №90. С. 48-58 ; Кожокарь И. П. Конфликт и консенсус как парные юридические категории: Правоотношения и юридическая ответственность // Татигцевские чтения: актуальные проблемы науки и практики: Правоотношения и юридическая ответственность : материалы Междунар. науч, конференции. Тольятти : ВУиТ, 2005. 4.1. С. 84-90 ; Куликов В. Ю., Плотникова Н. Ю. Юридические конфликты в сфере применения права: понятие, признаки, механизм преодоления // История государства и права. 2006. №9. С. 14-16 ; Васягина М. M., Худойкина Т. В. Профилактика юридического конфликта: теория и практика : монография. Саранск : Изд-во Морд, гуман. ин- та, 2007; Дьячков Д. А. Понятие и признаки юридического конфликта. Конфликтная юридическая деятельность органов прокуратуры //Право: теория и практика. 2007. № 12. С. 52- 56; Баранникова Т. С. Юридические конфликты: причины возникновения и степень воздействия на общественное правосознание // История государства и права. 2008. № 21. С. 15- 17; Кузьмина М. И. Юридический конфликт: теория и практика разрешения.

М. : Юрлитинформ, 2008 ; Романенко М. А. К вопросу о понятии юридических гарантий прав человека в области альтернативных форм разрешения правовых конфликтов // Правовая политика и правовая жизнь. 2008. №1. С. 142-144 ; Астахов И. А. Практика разрешения юридических конфликтов : монография. М. : Изд-во Моск. ун-та МВД России, 2009 ; Васягина М. М. Классификация мер профилактики юридических конфликтов // Вести. Самар, гуманитарной академии. 2010. №1. С. 113-115 ; Ефимушкин В. М. Юридические конфликты в правоохранительной сфере // Законность и правопорядок в современном обществе: сб. материалов I Междунар. научно-практ. конференции. Новосибирск: Изд-во НГТУ, 2010. С. 217-221 ; Жигачев Г. А. Юридический конфликт: понятие, сущность, специфика и классификации//Актуальные проблемы российского права. 2010. №4. С. 31- 36; Детков А. П. Юридический конфликт//Росс. юрид. журнал. 2011. №5. С. 64-

70; Матанцев Д. А. Злоупотребление правом как юридический конфликт // Право и государство: теория и практика. 2011. №9. С. 19-22 ; Институционализация конфликта как средство обеспечения юридической и социальной безопасности = The institutionalization of tlie conflict as a means of providing legal and social security = Die Institutionalisierung des Konflikts alsein Mittel, die reclitliclie und soziale Siclierlieit: коллективная монография ∕ под ред. В. А. Летяева. Волгоград : Волгоград, науч, изд-во, 2011 и др.

¹ Худойкина Т. В. Юридический конфликт: динамика, структура, разрешение : автореф. дисс. ... канд. юрид. наук. M., 1996 ; Худойкина Т. В. Юридический конфликт (теоретико­прикладное исследование) : дисс. ... д-ра юрид. наук. Н.Новгород, 2002 ; Судакова С. В. Технология предупреждения юридических конфликтов : автореф. дисс. ... канд. юрид. наук. Н. Новгород, 2004 ; Павлов В. И. Юридические конфликты: теоретико-методологические аспекты разрешения в процессе применения права : дисс. ... канд. юрид. наук. M.,

2005 ; Шапиев А. С. Юридический конфликт в сфере легитимации государственной власти в современной России (теоретико-правовое исследование) : дисс. ... канд. юрид. наук. Махачкала, 2006; Васягина М. М. Профилактика юридического конфликта как многоуровневый процесс : автореф. дисс. ... канд. юрид. наук. Н. Новгород, 2006 ; Шумов П. В. Юридические конфликты в информационных правоотношениях : автореф. дисс. ... канд. юрид. наук. Владимир, 2006.

отождествляется с понятием правового общения); «базовые принципы правового взаимодействия»^[40]; «сфера правовых взаимодействий»^[41]; «начало (окончание) взаимодействия правовых субъектов»^[42]; «атмосфера (среда) правового взаимодействия»^[43]; «качество правового взаимодействия»^[44]; «уровень правового взаимодействия»^[45], - неразработанность проблематики правового взаимодействия и связанная с этим актуальность ее исследования отмечается как в отраслевых науках, так и в рамках общей теории права.

Так, М. М. Зубович применительно к процессуальному взаимодействию в арбитражном процессе выделяет описательную, объяснительную и прогностическую функции теории взаимодействия:

- описательная функция состоит в использовании понятий «типы взаимодействия», «недостаток взаимодействия», «оптимальное взаимодействие» и др., которые позволяют адекватно описать реальные механизмы процессуального взаимодействия субъектов права;

- объяснительная функция позволяет выявить закономерности функционирования субъектов процесса под влиянием как правовых, так и внеправовых факторов, в различных моделях взаимодействия (конкуренция или сотрудничество) и т. д.;

- прогностическая функция заключается в построении арбитражного процесса на основе эффективных организационных взаимоотношений (взаимовлияний), сочетающих как конкуренцию, так и сотрудничество,

последовательной замены (с учетом экономических факторов процессуального взаимодействия) процессуального принуждения в арбитражном суде на действие принципа рационального обмена и т. д.^[46].

С. Ю. Филиппова применительно к гражданскому праву (и частному праву в целом) справедливо отмечает, что процесс организации правовых целей сторон (а это не что иное, как процесс правового взаимодействия - В. П.) «требует от участников большой работы по взаимным уступкам и пониманию потребностей контрагента», когда эта работа завершена результативно - договор заключен, брак зарегистрирован, решение принято - основным ее последствием является кардинальное изменение отношений между ними^[47].

В отечественной юридической науке проблема правового взаимодействия в качестве самостоятельного предмета общетеоретического правового исследования была поставлена в рамках Международной научно-теоретической конференции «Правовые состояния и взаимодействия: историко-теоретический, отраслевой и межотраслевой анализ», проведенной 1-2 декабря 2006 г. в Санкт- Петербургском университете Министерства внутренних дел России^[48].

Проблематика правового взаимодействия была подвергнута теоретическому анализу сквозь призму правового общения в вышедшей в 2011 г. работе Л. С. Мамута «Правовое общение: очерк теории»^[49], а в 2012 г. - в коллективной монографии под его же редакцией «Правовое общение. Постановка проблемы»^[50].

Изложенное позволяет сформулировать ряд научно обоснованных теоретических суждений.

Во-первых, использование термина «взаимодействие» в нормативных правовых актах в отношении несоциального взаимодействия (объектов материального мира, представляющих собой элементы материальной инфраструктуры) условно, правовой регламентации могут подлежать только социальные взаимодействия, в том числе в связи и по поводу взаимодействия материальных объектов.

Во-вторых, взаимодействовать в понятийном значении термина «правовое взаимодействие» могут только субъекты, обладающие свойством проявлять активность, осуществлять деятельность. В этой связи есть примеры некорректного с точки зрения строгого понятийного значения, но допустимого C позиций универсальности категории «взаимодействие» употребления термина «правовое взаимодействие»: взаимодействие статей нормативных правовых актов, правовых норм^[51], правовых актов^[52] и т. д.

В-третьих, часто встречаются примеры подмены родового понятия видовым (например, «международно-правовое взаимодействие в налоговой сфере» рассматривается как «элемент процесса международно-правового сотрудничества»^[53]) либо отождествления родового и видового понятий («правовое взаимодействие государств» отождествляется с «международно-правовым сотрудничеством»^[54]).

В-четвертых, использование в юридической науке понятия «правовое взаимодействие» наряду с другими, уже устоявшимися понятиями и категориями, позволяет обоснованно предположить, что данным понятием обозначается самостоятельное явление правовой сферы жизни общества, которое не сводимо к иным явлениям, описываемым с помощью других познавательных конструкций.

Сложность оперирования категорией «взаимодействие», в том числе в юриспруденции, вызвана следующими обстоятельствами:

- предельным уровнем абстрактности. По словам Ф. Энгельса, «взаимодействие является истинной causa finalis вещей. Мы не можем пойти дальше познания этого взаимодействия именно потому, что позади его нечего больше познавать»^[55];

- кажущейся интуитивной понятностью смысла самого термина, не требующей дополнительных уяснений и разъяснений с точки зрения употребления как в нормативных правовых актах, так и в обыденной жизни;

- скрытостью реальных процессов правовых взаимодействий людей и иных социальных субъектов за явлениями, которые отражаются в уже устоявшихся юридических понятиях: «правовое регулирование» (его предмет, метод, иные характеристики), «правоотношение», «субъективные юридические права» и «субъективные юридические обязанности», «реализация права», «правовая (юридическая) деятельность» и др.

Несмотря на тот факт, что практически любое правовое явление, связанное с деятельностью людей, оказывается не чем иным, как правовым взаимодействием, отсутствие его концептуальной теории в познавательном арсенале юридической науки ведет к тому, что достижения философии, социологии, психологии в области исследования социального взаимодействия остаются востребованными юристами не в полной мере. Однако определенные позитивные сдвиги в направлении исследования категории «правовое взаимодействие» наметились, на нее обратили внимание ведущие отечественные правоведы.

Рассмотрим предлагаемые в юридической литературе подходы к пониманию правового взаимодействия.

Р. А. Ромашов определяет правовое взаимодействие как «урегулированное (предусмотренное) правом отношение, связывающее двух и более персонифицированных субъектов, реализующих в рамках данного отношения

свои разнонаправленные интересы»^[56]. На первый взгляд, правовое взаимодействие сведено в данной дефиниции к понятию «правоотношение». Однако немногим выше Р. А. Ромашов пишет, что «более наполненными в правовом отношении, нежели категория „правоотношение”, являются понятия „правовые состояния” и „правовые взаимодействия”», а далее, переходя к выводам своей статьи, заключает:

«1. Юридическое состояние и юридическое взаимодействие являются качественно различными и вместе с тем неразрывно связанными формами отношений (положений) (здесь и далее курсив мой -В. П.) субъектов.

2. Юридическое состояние - это отношение с участием единственного персонифицированного субъекта, определяемое внутренними и внешними параметрами его правового положения.

3. Юридическое взаимодействие - это отношение, в рамках которого устанавливается связь между двумя и более субъектами, стремящимися реализовать в рамках данного отношения свои разнонаправленные интересы»^[57].

Отсюда думается, что понятия «правовое отношение» и «правовое (юридическое) взаимодействие» употребляются Р. А. Ромашовым как нетождественные, последнее представляет собой содержательное, причем деятельностное, наполнение первого, включающее не только субъективные юридические права и обязанности, но и действия участников по их приобретению (установлению), изменению, прекращению, а также деятельность по их осуществлению. Недостаточную же терминологическую ясность можно объяснить универсальным всеобщим смыслом термина «отношение», который используется в русском языке для обозначения «взаимной связи разных предметов, действий, явлений, касательство между кем-чем-нибудь»^[58], а в

философии - как категория, выражающая характер расположения элементов определенной системы и их взаимозависимости^[59]. При этом термин «отношение», употребляемый применительно к юридическому состоянию и применительно к юридическому взаимодействию, имеет разные смыслы, на что указывает и сам Р. А. Ромашов, отмечая, что состояние - это отношение субъекта к чему-либо (кому-либо), взаимодействие - это отношение с кем-либо^[60].

В то же время дефиниция Р. А. Ромашова, на наш взгляд, охватывает лишь часть правовых взаимодействий, в которых «интересы его участников всегда являются разнонаправленными», тогда как соотношение интересов по их взаимной направленности включает весь спектр от полного совпадения до непримиримого противоречия.

В. М. Сырых предлагает следующее определение: «правовое взаимодействие - взаимосвязь, при которой каждое лицо, действующее правомерно, приобретает для себя нечто значимое, ценное, реализует в правоотношении свой интерес»^[61].

В этом определении акцент верно сделан на индивидуальном интересе субъектов права, а синтез категории «правоотношение» и «правовая деятельность» взят в качестве конституирующего признака правового взаимодействия.

По мнению Л. С. Мамута, правовое общение (это понятие, с позиции автора, тождественно понятию «правовое взаимодействие»^[62]) есть ролевое (социетальное) и обоюдополезное взаимодействие участвующих в общении людей, которое реализуется посредством обмена; субъекты взаимодействия (партнеры, имеющие разные, но устремленные друг на друга интересы) обмениваются принадлежащими им равнодостойными (и одинаково ценными для

них) ролями, получая посредством этих актов благо, потребное каждому из контрагентов - участников общения^[63].

Такие черты правового взаимодействия, как ролевой характер и осуществление посредством обмена, не вызывают сомнений. Л. С. Мамут справедливо подчеркивал, что вопрос об обмене ролями в правовом общении изучен пока крайне недостаточно^[64]. Акцент на ролевом характере правового взаимодействия схватывает его существенное свойство - в ходе правового взаимодействия реализуются правовые роли субъектов. Вместе с тем приведенное определение вряд ли можно назвать специфически юридическим (оно вполне подходит и к иным видам общения, взаимодействия), а применительно к правовой сфере признак «обоюдополезный характер» существенно ограничивает область распространения правового общения сферой частноправовых отношений. В публичном праве можно привести массу примеров, когда правовое взаимодействие является полезным лишь для одного участника, для другого оно может иметь неблагоприятные последствия (например, привлечение к юридической ответственности), но тем не менее от этого не теряет правовой характер, поскольку осуществляется при помощи правовых средств.

В юридической литературе высказана позиция, согласно которой нет специфически правовых взаимодействий. Так, С. Ю. Филиппова полагает, что «в специальном термине, обозначающем подобного рода юридический конфликт, нет никакой необходимости»^[65], «юридического конфликта как особого вида социального конфликта, протекающего в правовой сфере, не существует. о конфликте можно вести речь исключительно в социологическом понимании»^[66], аргументируя этот тезис тем, что « как не существует в реальности и некоего особого правового пространства, правовой сферы. Частью социального (реально существующего) никак не может оказаться юридическое (вымышленное) явление.

Это совершенно невозможно исходя из любой системы доказательств»^[67]. В силу того, что С. Ю. Филипповой приведенное положение не аргументировано, а принято как исходно верное, заданное извне для системы координат, в рамках которой рассуждает автор, а также исходя из очевидного выхода рассмотрения данного вопроса за пределы нашего исследования, воздержимся от подробного разбора противоположных этой позиции аргументов.

Отметим лишь, что такая исходная позиция отрицает устоявшиеся в науке представления о членении типов реальности, их иерархии^[68] (не содержание типологий - тут философские споры ведутся, а саму ее возможность, мировоззренческое и методологическое значение). Рассуждая аналогично С. Ю. Филипповой, нет смысла говорить о духовной, виртуальной и т. и. реальностях, выделять моральные, национальные и прочие конфликты, а юриспруденцию, как и множество других наук, следует, по-видимому, включить в виде раздела в социологию или философию.

Даже рассматривая право, правовые явления, правовую жизнь, реальность, действительность не как сущее («право не есть сущее, а само суть способ бытия»^[69]), нельзя игнорировать то, что правовая сфера не абстракция, не выдумка теоретиков, не «бумажки», а составляющая реальной жизни общества, существующая, влияющая на нее и обладающая своими закономерностями объективно-субъективного характера^[70].

Правовое бытие диалектически взаимодействует с другими сферами (модусами) бытия - политической, экономической, религиозной, морально- этической, художественной, имеет формы и механизмы взаимовлияния и взаимообусловленности^[71], право находится в тесной взаимосвязи с другими, функционирующими в обществе социальными регуляторами (религиозными,

политическими, моральными и т. д.)> но именно присущие ему особые регулятивная, охранительная и иные функции раскрывают его востребованность обществом^[72].

Даже исходя из посылки о том, что объективной основой развития служит экономика, а противоречия, присущие материальной сфере жизни общества, находят свое отражение в праве, нельзя не согласиться с тем, что праву свойственны противоречия, не имеющие своей основы в материальных условиях жизни общества, являющиеся следствием функционирования права как относительно самостоятельного социального института^[73].

Безусловно, нельзя отрицать и тот факт, что многие социальные взаимодействия складываются не как чисто юридические явления и в своем развитии они могут миновать вовлечение в правовую жизнь общества. В других случаях, изначально возникнув в сфере экономических, межличностных и иных отношений, на определенном этапе существования они приобретают правовую форму^[74], развиваются по присущим правовой жизни закономерностям, затем ее покидают либо вновь возвращаются в правовую плоскость во множестве вариантов.

Категоричное суждение о том, что «юридического конфликта как особого вида социального конфликта, протекающего в правовой сфере, не существует», опровергается практикой - примерами, когда взаимодействие субъектов носит исключительно правовой характер. Например, в начале 2013 г. в Кабардино- Балкарии ветеранов-чернобыльцев заставили вернуть государству выплаченные им компенсации. В конце 2010 г. к ликвидаторам обратилась бывшая сотрудница

министерства социальной защиты с предложением помочь получить через суд компенсацию морального вреда, а все судебные хлопоты поручить ей, запросив за услуги половину с каждой компенсации. Ветераны собрали документы, оформили доверенности о представлении их интересов в суде. Городской суд г. Нальчик сразу начал принимать решения в их пользу, с апреля 2011 по июль 2012 гг. удовлетворив 486 исков на сумму более чем 600 миллионов рублей. Решения судов вступили в законную силу, компенсации были выплачены, а после жалоб Управления федерального казначейства, по результатам рассмотрения которых Верховный суд Республики признал, что «судьи неправильно истолковали закон и пришли к ошибочным выводам», чернобыльцы стали получать уведомления от судебных приставов с требованиями о возврате выплаченных сумм^[75]. Как видно из приведенного примера, взаимодействие граждан и органов государства носило исключительно юридический характер, что дает основание утверждать о наличии проявлений правового взаимодействия и как юридической формы иных по своей природе социальных взаимодействий, и как самостоятельного вида социальной коммуникации.

Из рассмотренных разработок, посвященных социальному взаимодействию, можно выделить следующие признаки, характерные для правового взаимодействия.

Во-первых, правовое взаимодействие - это способ осуществления общественных связей. Для обозначения социальных связей правового характера юриспруденция выработала устоявшуюся категорию «правовое отношение», в силу чего исследование правового взаимодействия не может претендовать на достаточную полноту без изучения вопроса о соотношении этих понятий, которое будет представлено ниже. Здесь отметим лишь тот факт, что рассматриваемые

категории не конкурируют между собой: категория «правовое взаимодействие» дополняет категорию «правоотношение», представляя собой иной, функциональный ракурс рассмотрения юридических явлений с методологических позиций социального взаимодействия, теории человеческой деятельности и ее детерминант. Из обобщения верного положения, высказанного О.И. Чепуновым применительно к системному взаимодействию органов государственной власти, следует, что правовое взаимодействие есть совместная деятельность субъектов права, представляющая собой взаимосвязи и взаимозависимости, отражающие процессы их взаимного воздействия^[76].

Категория «правовое взаимодействие» фиксирует как восприятие людьми правовой реальности, так и деятельное участие в ней во взаимоотношениях с другими лицами, ведь «в рамках целостного восприятия» «право как феномен представляет собой идею и реальный факт, нормы и правоотношения, индивидуальные эмоции и социальные ценности, текст и деятельность по его интерпретации и реализации»^[77].

Отсюда можно обоснованно утверждать, что категория правового взаимодействия:

- акцентирует внимание на познании целостного процесса функционирования права, правовой жизни, охватывая все проявления феномена права;

- подчеркивает реальную роль субъектов права, обменов между ними юридически значимой деятельностью и (или) ее результатами в правотворчестве, правоприменении и т. д.;

- показывает, что правовые способы осуществления общественных отношений существуют и реализуются тогда, когда право не только номинально закреплено в своих формальных источниках, а реально действует, является «результативным», то есть достигает «цели правового воздействия» через

«систему стимулов, побуждающих субъектов к исполнению предусмотренных правом обязанностей, соблюдению запретов, использованию возможностей»^[78].

Во-вторых, правовое взаимодействие представляет собой взаимный обмен субъектов юридически значимой деятельностью и (или) ее результатами, посредством которого осуществляется взаимное влияние субъектов права на сознание и поведение (деятельность) друг друга.

Данный признак рассматриваемого понятия конкретизируется в следующих положениях.

1. В правовое взаимодействие включена именно деятельность, а не поведение. Исходя из понимания деятельности как сложной динамической системы взаимодействий субъекта (активного человека) с миром (с обществом)^[79] и высшего уровня поведения^[80], применительно к действиям и поступкам человека в правовой жизни из правомерного поведения обоснованно выделяется правовая деятельность. Под ней понимается «социальная активность, направленная на достижение опосредованного правом результата»^[81], совокупность действий лица в связи с реализацией юридических норм, использованием других правовых рычагов при решении социально-экономических задач^[82].

Выделение правовой деятельности из правомерного поведения имеет глубокий смысл^[83]. Для правовой деятельности обязательны осознанность, целенаправленность, в то время как правовое поведение может быть

фактическим, неосознанным субъектами в качестве такового^[84]; деятельность охватывает как действия, выраженные вовне (то есть поведение), так и внутренние интеллектуальные действия^[85].

Понятие «юридическая деятельность» употребляется в литературе в узком смысле для обозначения вида правовой деятельности - властной деятельности компетентных органов. В. Н. Карташов определяет юридическую деятельность как опосредованную правом профессиональную трудовую государственно­властную деятельность компетентных органов по вынесению юридических решений, которая нацелена на выполнение общественных функций и задач (создание законов, осуществление правосудия, конкретизацию права и т. п.) и удовлетворение тем самым как общесоциальных, групповых, так и индивидуальных потребностей и интересов^[86].

В советской, а затем по инерции и в российской юриспруденции устоявшейся и распространенной для характеристики активности субъектов права, не наделенных властными полномочиями, является категория «поведение»^[87]. Думается, это объясняется причинами идейно-психологического и политического характера: в условиях подавления инициативы от граждан требовалось лишь законопослушание, которое может быть и неосознанным; целеполагания, выбора оптимальных правовых средств и проявления прочих черт высшего уровня активности - деятельности - со стороны граждан не предполагалось, поскольку это зачастую фактически было и вредно для существовавшего порядка отношений. В то же время для обозначения активности органов государства, партии и правительства (как ранее, так и в настоящее время)

обычно используется конструкция «деятельность» (правотворческая, правоприменительная, интерпретационная и т. д.).

Лишь в первое постсоветское десятилетие появилась тенденция рассмотрения активности граждан, иных невластных субъектов права именно как правовой деятельности. Так, под юридической деятельностью индивидов В. П. Реутов обоснованно предлагает понимать совершение юридически значимых действий, то есть деятельность в сфере права, связанную с совершением (принятием) юридических актов (в определенных случаях - и поступков), решений совершить определенные юридические деяния (действовать или бездействовать), возможность или обязанность совершения которых предусмотрена нормами права^[88]. «Юридическая деятельность, - пишет Ю. Г. Арзамасов, - это осознанные, волевые, властные юридические действия и связанные с ними организационно-юридические мероприятия, осуществляемые на основе норм права компетентными органами и должностными лицами, а в отдельных случаях и гражданами, направленные на реализацию общественных целей, либо удовлетворение корпоративных и индивидуальных законных интересов»^[89].

Приведенные суждения представляются оправданными, поскольку правовая активность в реализации прав, свобод, законных интересов, обязанностей по своему содержанию, сложности, ответственности мало чем уступает юридической деятельности органов публичной власти, а иногда и превосходит ее, что позволяет научно обоснованно утверждать о включенности в понятие правовой деятельности всех разновидностей целенаправленной деятельности субъектов права по использованию правовых средств для удовлетворения интересов.

Кроме того, признание юридической деятельностью активности граждан и организаций в правовой сфере есть важный шаг по преодолению патерналистских методов управления, которые в случае преобладания над правовыми, затрудняют

движение российского общества в направлении к гражданскому^[90], а непризнание - напротив, усиливает неразвитость личностного начала, дефицит самостоятельности и независимости индивида, несформированность гражданского общества^[91].

2. Из верного в методологическом отношении суждения болгарского философа Л. Николова о том, что во всех случаях, когда два или более субъекта включены в одну и ту же деятельность, она приобретает характер взаимодействия людей^[92], применительно к правовому взаимодействию вытекает ряд заключений:

а) правовое взаимодействие осуществляется как обмен их индивидуальных правовых деятельностей;

б) каждый конкретный субъект права может быть включен в правовую деятельность другого субъекта права как ее «предмет» или как носитель предназначения ее результатов;

в) субъекты права могут быть соисполнителями одной правовой деятельности^[93].

3. Правовое взаимодействие как обмен правовых деятельностей существует и реализуется в двух формах: опредмечивание и распредмечивание, как обмен между живой и опредмеченной правовой деятельностью и обмен между живыми правовыми деятельностями^[94]. Так, правотворчество как живая деятельность заключается в самом процессе создания правовых текстов, формальных источников права, а как опредмеченная - предстает в виде этих источников и содержащихся в них нормативно-регулятивных средств как результатов живой деятельности. Аналогичным образом взаимопереходят живая и опредемеченная

правореализационная, правоприменительная, правоинтерпретационная и иные виды правовой деятельности^[95].

В связи с этим в предельно широком смысле правовое взаимодействие можно понимать как любые взаимодействия («живые» и «опредмеченные»), в узком - только как взаимодействие живых правовых деятельностей (которые, безусловно, используют опредмеченную правовую деятельность в качестве средства для деятельности живой).

В-третьих, правовое взаимодействие как любое социальное взаимодействие носит информационный характер. Информационный характер права, правового регулирования достаточно подробно исследован в юридической науке^[96]. Право выполняет свои задачи благодаря информационно-психологическому воздействию на личность, которое подчиняется общим законам информации и психологии^[97]. При этом правовая норма и правовой текст нетождественны, последний представляет собой систему знаков, интерпретация которых создает определенный правовой смысл (правовое означаемое), направленный на регулирование поведения субъектов путем определения их правомочий и правообязанностей. Текстуальное правило становится источником права тогда, когда в социальной действительности ему соответствуют проекционные социоментальные образования, придающие этому правилу ценностное значение, и возникают соответствующие социальные практики, направленные на реализацию правомочий и правообязанностей коммуницирующих субъектов^[98]. Действие нормы права - это всегда результат действий человека, а точнее - взаимодействий с другими людьми (либо иными социальными субъектами, чьи

юридически значимые деяния могут, в конечном счете, быть сведены к действиям людей)^[99].

Для правового взаимодействия как обмена правовых деятельностей верно положение, сформулированное А. В. Малько, о том, что «сознание человека играет роль фильтра и „декодирует” правовую информацию на следующие значения: действовать в конкретной ситуации или нет, удовлетворять интерес определенным способом или воздержаться»^[100] или, иными словами, вступать в какое-либо правовое взаимодействие либо сохранять пассивность.

В-четвертых, правовое взаимодействие - это всегда многосубъектное взаимодействие, поскольку для правового взаимодействия, рассматриваемого в его простейшей, элементарной форме (виде), наличие двух субъектов, в отличие от иных видов социального взаимодействия, является необходимым, но недостаточным.

По верному замечанию А. В. Стовбы, правовое взаимодействие «кроме своих непосредственных участников включает в себя еще и т. и. «третьего», который в правовой ситуации выступает не как конкретная уникальная личность, но «любой», «третий» в правовой ситуации выступает как «агент» правопорядка, который обеспечивает правомерное упорядочивание ситуации благодаря особенностям занимаемой им позиции^[101]. В этой связи Н. В. Варламова совершенно верно отмечает, что права третьего поколения не могут считаться и принадлежащими «человечеству в целом», поскольку «человечество в целом» вообще не может выступать в качестве субъекта права, так как не обладает внутренним единством, отсутствует иная социальная общность, с которой оно могло бы находиться в правовом взаимодействии^[102].

В качестве «третьего» может выступать любой социальный субъект - отдельная личность, общность, объединение людей, государство в целом, а в отдельных случаях и стихийные социальные образования. Например, толпа в качестве «третьего» в правовом взаимодействии может выступать в периоды социальных потрясений, когда происходит свержение прежней власти, оформление же новой власти связано с высоким уровнем насилия, применением карательных способов управления^[103], при этом революция как явный слом правового порядка - блестящее подтверждение его абсолютной незаменимости, потому что периоды бесправия, полного беззакония в революционную эпоху являются временными и краткосрочными эпизодами: как только революционные силы одерживают победу, они начинают быстро и уверенно воссоздавать то, что сами только что разрушили^[104]. Как верно указывает А. В. Стовба, присутствие «третьего» в правовом взаимодействии может быть реальным или условным, может осознаваться или не осознаваться его участниками. Эта верная мысль, на наш взгляд, заслуживает развития и уточнения в двух направлениях - информационном и оценочно-действенном, которые представляют собой своего рода «каналы» участия «третьего» в правовом взаимодействии.

Информационный канал участия «третьего» в правовом взаимодействии связан, как минимум, с двумя аспектами.

Первый аспект - это информирование о правилах поведения, к которым можно было бы апеллировать при разрешении той или иной правовой ситуации. Не случайно одно из очевидных правил, названных Л. Фуллером процессуальным естественным правом, при соблюдении которого правовое регулирование способно достигать своих целей, заключается в том, что юридические нормы должны сообщаться их адресатам^[105]: на этом основана и презумпция знания

закона^[106], и специальные приемы юридической техники (например, «воспроизведение», когда в правовой акт помещаются нормативные предписания, входящие в ранее принятые законодательные акты)^[107].

Второй аспект информационного участия «третьего» связан с доказыванием, доказательственной деятельностью. В отдельных случаях только «третий» может перевести взаимодействие двух субъектов в правовую плоскость через раскрытие информации о таком взаимодействии. Например, деяние может стать преступлением, то есть получить развитие в правовой форме только в случае наличия доказательств - сведений, полученных от «третьих» лиц.

Оценочно-действенное направление участия «третьего» заключается в том, что «третий» - это тот, кто реально или потенциально способен оценить взаимодействие как правовое (правомерное или противоправное) с позиции права и в случае необходимости применить меры по восстановлению правопорядка. В отсутствие же такого «третьего» либо его неспособности к восстановлению правопорядка правовое взаимодействие не может считаться правовым (поскольку пропадает элемент обеспеченности, гарантированности права мерами, предусмотренными самим этим правом), хотя и не исключает моральных, политических и иных оценок и применяемых на основе таких оценок мер.

«Третьим» в правовом взаимодействии выступают агенты «суверена», который в классическом понимании обладает властью «давать законы всем подданным и каждому из них в отдельности без согласия любого другого лица» (Ж. Боден), является индивидом или коллективом, который «никому привычно» не подчиняется (Д. Остин)^[108]. При этом участники взаимодействия

должны точно знать или, по крайней мере, достаточно обоснованно предполагать, кем на момент осуществления взаимодействия будет являться этот «третий», от которого последует (может последовать) оценочно-действенная реакция на их взаимодействие. Безусловно, речь не идет о конкретном судье, следователе, прокуроре и т. д. - субъект оценочно-действенного отношения к правовому взаимодействию определяется родовыми признаками (суд вообще, органы предварительного расследования вообще и т. д.), важна их идентификация по принадлежности данному суверену.

В-пятых, правовое взаимодействие, как и любое человеческое взаимодействие, ситуативно, его средой и объектом выступает правовая ситуация как локализованная в конкретных условиях пространства и времени неповторимая совокупность существующих и возможных видов правовых отношений, правовых положений, иных внешних и внутренних факторов (условий, обстоятельств), открывающихся переживанию и деятельности субъектов правового взаимодействия (подробнее о правовой ситуации см. § 3 настоящей главы).

Таким образом, можно сформулировать следующее определение: правовое взаимодействие - это вид и форма социальных взаимодействий, особый обладающий специфическими закономерностями способ осуществления общественных связей через взаимный обмен субъектов права юридически значимой деятельностью и (или) ее результатами, посредством которого осуществляется взаимное влияние субъектов права на сознание и поведение (деятельность) друг друга, носящий информационный характер, протекающий в правовой ситуации и направленный на изменение последней.

Выявление существенных и отличительных признаков понятия правового взаимодействия приводит к выводу о его универсальности, проявляющейся в отражении им многих явлений и процессов правовой сферы общественной жизни, что в методологическом плане обусловливает необходимость научного изучения правового взаимодействия через призму определенных категорий, которые выделяются среди понятий любой науки, в том числе и юриспруденции.