История государства и права

Приведенные ниже документы относятся к периоду от разложения рабовладельческих отношений до утверждения феодального способа производства в Византии. Первый раздел: "Восточная Римская империя во время разложения рабовладельческих отношений в IV-VI вв." - содержит семь документов, которые дают представление о социально-экономических процессах, протекавших в то время: об отмирании рабства, о попытках государственной власти стабилизировать рабовладельческие порядки с помощью законодательных и полицейских мероприятий, о постепенном сближении в положении рабов и колонов, об обнищании колонов и крестьян, обязанных тяжелыми платежами в пользу своих господ и государства, и о росте крупного землевладения за счет земель разорявшихся земледельцев.

Второй раздел: "Славянская колонизация и развитие феодальных отношений в VII-XI вв." - наиболее крупный и по количеству и по объему собранных в нем документов. Первые семь из них свидетельствуют о масштабах и характере вторжения варваров (главным образом славян) на территорию империи. Особое место среди этих материалов занимает док.№ Неславянских поселенцах в Южной Македонии в начале XI в., показывающий, что славяне даже три - четыре века спустя после поселения на византийской территории сохраняли свое этническое своеобразие. Док № 14 можно использовать также и при изучении аграрных отношений, так как он сообщает о судьбах мелкой крестьянской собственности, о практике продажи земли, об аренде и о путях роста монастырского землевладения.

Большое значение имеет приведенный здесь "Земледельческий закон" - памятник, наиболее полно отразивший в себе изменения, которые наступили в византийской деревне в результате вторжения "варваров". Изучение этого памятника помогает уяснить главные предпосылки и пути развития феодальных отношений в византийском обществе. Сообщая ценнейшие сведения о византийской сельской общине, "Земледельческий закон" свидетельствует также о ее разложении и постепенном закабалении.

Следующие четыре документа (№ 17-20) дают представление о бурном развитии тех процессов феодализации, которые нашли отражение уже в "Земледельческом законе". Новеллы императоров Македонской династии позволяют выяснить цели их законодательных мероприятийv ограничивающих могущество земельных собственников. Буржуазная историография стремится доказать, что это ограничение проводилось в интересах крестьянства. Приведенные документы показывают, что это законодательство было продиктовано стремлением сохранить слой мелких земельных собственников как основной контингент налогоплательщиков и военную опору государства.

Новеллы (док. № 17-19) свидетельствуют о бесплодности этого законодательства, о возрастании государственных повинностей крестьянства, обязанного в условиях обнищания и обезземеливания восполнять усилиями общины недостаток средств для экипировки имущественно несостоятельных воинов. Эти две новеллы сообщают также об имущественном и правовом положении .феодально-зависимого крестьянства, пока еще лично свободного, но уже находящегося под непосредственной угрозой закрепощения.

В третьем разделе: "Ремесло и торговля в IX-X вв." приведен отрывок из "Книги эпарха" - законодательного памятника начала X в., целиком посвященного вопросам хозяйственной жизни крупнейшего ремесленного и торгового центра империи Константинополя. В разделе приводятся лишь два титула "Книги эпарха" - о двух наименее привилегированных коллегиях ремесленников (мойщиков шерсти и кожевников), но они могут дать некоторое представление о регламентации со стороны государства всей внутренней жизни ремесленных и торговых корпораций в Византии, о своеобразии условий развития византийского цеха, носившего к тому же ясные следы дофеодальных отношений.

Отрывок из сочинения византийского императора Константина VII Багрянородного "Об управлении государством" свидетельствует о масштабах византийских внешнеторговых связей и сообщает ценнейшие сведения не только об условиях торговли восточных славян в то время, но и о других сторонах их внутренней жизни.

Раздел "Социальные противоречия и формы классовой борьбы в VI-X вв." представлен семью документами. Первый из них - сообщение Прокопия Кесарийского о знаменитом восстании 532 г. "Ника", затем следуют два документа (№ 25, 26), которые отражают социальные противоречия в империи в период иконоборчества, сказавшиеся на ходе борьбы внутри господствующего класса за секуляризацию церковно-монастырских земель.

Документ № 27 представляет собой мало использованный до сих пор в историографии памятник о широком крестьянском движении в Малой Азии - о восстании Фомы Славянина, социальном движении, направленном против феодального землевладения, обезземеливания крестьян и роста феодальной зависимости. Приводимый документ представляет собой в то же время весьма интересный пример личной переписки двух монархов по поводу одного из крупнейших революционных движений того времени.

Док. № 28-29 сообщают о павликианстве - широком антифеодальном движении, в форме богословской ереси, охватившей в IX в. огромные районы Малой Азии.

Последний документ раздела рассказывает об одном из восстаний X в., руководитель которого выдавал себя за императора, которого якобы ошибочно считали умершим.

Наконец, особое место занимают последние три источника, которые почти невозможно объединить каким-либо одним общим заголовком. Это образчик византийской поэзии (№ 31) -стихотворение, написанное под свежим впечатлением войн Византии со Святославом, когда войска киевского князя угрожали одно время самой столице империи. Автор стихов - поклонник Никифора Фоки, убитого незадолго перед этим узурпатором Иоанном Цимисхием с помощью жены Фоки Феофано. Стихотворение является вместе с тем свидетельством оппозиционного отношения части знати к новому императору. XI в. - поистине "век переворотов" в истории Византии, и следующий документ (№32) дает представление об отношениях, складывавшихся иногда между императором и победоносным узурпатором. Мятежи знати, лихорадившие государственный организм империи почти до конца XI в., были выражением политического кризиса, вызванного острой борьбой за доходы и власть между столичной и провинциальной военной аристократией. Эта борьба тяжело отражалась на положении угнетенных и привлекала пристальное внимание всех слоев византийского общества. Документ принадлежит перу крупнейшего средневекового византийского писателя, философа, ученого и государственного деятеля Михаила Пселла, принимавшего самое деятельное участие как в организации, так и ликвидации мятежей против центрального правительства Отрывок из "Хроногра-фии" Пселла дает представление и о византийском церемониале.

В последнем документе - отрывке из сочинения Михаила Атталиота - рассказывается о битве при Манцикерте в 1071 г., окончившейся страшным разгромом византийских войск турками и явившейся выражением политического банкротства столичной чиновной бюрократии, отстраненной через 10 лет после этого от власти провинциальной военной знатью во главе с Комнинами.

I. Восточная-Римская империя в период разложения рабовладельческих отношений в IV-VI вв.

I. Эдикт Константина о прикреплении колонов к земле (332 г,)

Тот, у кого будет найден принадлежащий другому колон (colonus juris alieni), не только должен его вернуть туда, откуда он родом, но и должен заплатить подать (capitatio-nem), причитающуюся с (колона), за все то время, какое колон у него находился. А самих колонов, которые вздумают бежать, следует заковывать в кандалы, как рабов, чтобы в наказание заставить их рабским способом исполнять обязанности, приличествующие свободным людям.

"Codex Theodosianus", v 91 Цит по "Сборнику документов по социально-экономической истории Византии", М , 1951, стр 23.

2. Постановление императоров Валентиниана (364-375 гг.) и Валента (364-378 гг.), запрещающее продавать рабов без земли

Как запрещено продавать [рабов] уроженцев (originarios) без земли, так не следует продавать без земли рабов, сидящих на земле и приписных (rusticos, censitosque servos). Мы также запрещаем обходить закон, что часто имеет место относительно [рабов] уроженцев (originarios), и продавать слишком малую часть от той земли, к которой они прикреплены, но мы требуем, чтобы господа и собственники продавали количество рабов (servi) и [рабов] уроженцев (origina-rii) в соответствии с количеством земли и всегда соблюдали бы это соотношение...

"Codex Justinianus". XI, 48, § 7.

Цит. по "Сборнику документов по социально -

Экономической истории Византии", М., 1951, срт. 22.

3. Папирус о сборе податей с крестьян Египта с помощью войск (ок. 346 г.)

Фл[авий] Макарий, славнейший прокуратор1 императорских владений, Фл[авию] Аминнею, пр[епозиту] лагерей2 Дионисиады - привет!

Власть господина моего Флавия Феликиссима, слав[ней-шего] комита и дукса3, проявляя попечение об императорских владениях, поручила моей заботе предоставление военной помощи для взыскания императорских регулярных доходов из (числа) находящихся под твоим попечением воинов. Итак, постарайся, согласно написанному тебе самим моим господином, слав[нейшим] дуксом, послать воинов для этого взыскания через должностное лицо, посланное самим моим господином, славнейшим дуксом, а также и моим господином, слав[нейшим] казначеем. Знай, что если ты не захочешь послать их, то будет доведено до сведения самого моего господина дукса, что ты препятствуешь взысканию (доходов) с императорских владений.

Желаю тебе, господин и брат, здравствовать долгие времена.

"Greeck Papyri in the British Museum", vol. II,

London, 1898, p. 287 (P. Lond. 234).

4. Постановление императоров Валентиниана, Валента и Грациана о беглых рабах императорских ткацких мастерских (372 г.)

Те же а[вгусты] и Грациан а[вгуст] Филематию, комиту священных щедрот4.

Те, кто уличены в сокрытии кого-либо из рабов гинекея5, подвергаются штрафу в пять фунтов золота.

"Codex Justinianus", XI, 8,5.

5. Постановление императоров Аркадия и Гонория о прикреплении ремесленников (398 г.)

Императоры] Аркадий и Гонорий а[вгусты] магистру оффиций6 Осию.

Пусть поставят стигматы, т. е. государственные клейма, на руках ремесленников (fabricensium), как рекрутам, чтобы таким образом могли по крайней мере быть опознаны укрывающиеся; [те, кто имеет эти клейма, или их дети, без сомнения, должны быть возвращены мастерской] и те, кто путем какого-либо обмана уклонились от [своего] дела и перешли, дав военную присягу, к какому угодно общественному [занятию].

"Codex Justinianus", XI, 10, 3.

6. Новелла Юстиниана I об обнищавших колонах Фракии (535 г.)

Чтобы никто, дав земледельцу взаймы, не владел его землей и чтобы брали с земледельцев [только] тот процент, который они должны.

Имп[ератор] Юстиниан Август Агерохию, светлейшему наместнику Эмимонта во Фракии.

Мы решили исправить ужасное дело, превосходящее всяческое нечестие и алчность, с помощью всеобщего закона, который мог бы соблюдаться не только в теперешней нужде, но и на все будущее вр.емя. Ибо мы узнали, что в провинции, во главе которой ты стоишь, отдельные лица, воспользовавшись неурожаем хлебов, осмелились давать некоторым взаймы незначительное количество плодов и за это забирать всю их землю, так что одни из колонов бежали, другие погибли от голода, и прозошло великое бедствие, не уступающее набегу варваров.

Итак, предписываем, чтобы те, кто дает взаймы какое-либо количество каких бы то ни было сухих плодов, возвращали их себе без какой-либо дополнительной отдачи земледельцами [своих] участков и чтобы никто не осмеливался удерживать землю под предлогом условий займа, записаны они или нет. Но если кто-нибудь дает взаймы плоды, то пусть берет за полный год по Ye модия7 с каждого модия или, если одалживаются деньги, - по одному кератию8 с каждой номисмы9 в качестве годового процента. Впоследствии же заимодавцы, удовлетворенные Ye модия за каждый модий или кератием, в течение одного года или, согласно этому проценту, пока действует заем, возвращают (себе) все или берут в залог землю или что-либо другое, будь то быки или овцы или рабы. И это - общий для всех закон, который одновременно человеколюбив и благочестив: он и заботится о потребностях нуждающихся и приносит заимодавцам умеренное возмещение.

Итак, пусть твоя светлость старается осуществить и исполнить то, что нам угодно. И пусть заимодавец знает, что если он осмелится сделать что-либо в нарушение этого [закона], то лишится [права] взыскания, а взявший [в долг] и затем потерпевший несправедливость будет иметь в утешение то, что сам он освобожден от забот и видит, как заимодавец терпит ущерб в своих делах.

"Novellae Justimani", XXXII.

7. Папирус о договоре энапографов со своим господином Апионом (577 г.)

В 12-й год царствования бож[ественнейшего] и [благоче-стив]ейш[его нашего владыки], величайшего благодетеля Фл[а-вия] Юстина, вечного августа и автократора10, во второй год консульства их милости и Фл[авия] Тиверия, также [прозванного] новым Константином, нашего счастливейшего кесаря, в 22-й пахон11 10-го инд[иктиона]12.

Фл[авия] Апиона, славнейшего и великолепнейшего, бывшего ординарного консула13 и патрикия14, владеющего землей здесь, в Новом городе Юстина, через Мену, раба, действующего в его интересах и принимающего на себя для своего владыки, этого славнейш[его] мужа, руководство и ответственность [за исполнение дел], приветствуют ваши земледельцы энапографы15 Аврелии: Фойваммон - управляющий, сын Правта, и Фив - сын Папнуфия, и Авраамий - сын Филиппа, и Макарис - сын Анупа, и Фойваммон - сын Папоэ, и Папнуфий - сын Анупа, и Авраамий - сын Папнуфия, и Павел- сын Гора - все происходящие из поселка Льва, принадлежащего вашему великолепию. Мы признаем этой нашей письменной гарантией, что готовы, неся взаимную ответственность, в счет господского урожая дать вашему великолепию во время сбора винограда в месяце Месорё16 текущего 10-го инд[иктиона] с господских виноградников вашего владения вино за 11-й - с божьей помощью - индиктион - три тысячи господских сосудов вина по восемь секстариев17 [в каждом] вместе с оставшейся задолженностью [за] текущий 10-й ин-д[иктион], то [есть] вин[а]: господ[ских] сос[удов] 3 тыс. по [восемь се]кс[тариев]. И их мы [обязуе]мся доставить к [вашему] погребу сполна и без утайки. [Если же не сд]елаем [эт]ого, то обязуемся отдать за каждый книдий...18 под ответственность нашего имущества].

"The Oxyrhynchus papyri", part. XVI,

London, 1898, № 1896.

II. Славянская колонизация и развитие феодальных отношений в VII-XI вв.

8. Осада Константинополя аварами, славянами, персами

Год 617. В этом году царь персов Хосрой набрал новое войско, собрав иноземцев, граждан, рабов и людей всякого рода. Это войско он отдал под командование военачальника Саиса, присоединив к нему еще пятьдесят тысяч, взятых из войска Сарвара, назвал их "носителями золотых копий" и послал против императора. Сарвара же с оставшимся у него войском он послал на Константинополь, чтобы, договорившись с западными гуннами (их называют также аварами), с аварами, склавинами и гепидами, тот двинулся вместе с ними на город и осадил его. И узнав это, император разделил свое войско на три части: одну он послал защищать город, другую отдал под командование своему брату Феодору, приказав ему идти войной на Саиса, а третью часть взял сам и двинулся в Лазику...

А Сарвар подошел к Халкидону, и авары из Фракии, приблизившись к городу, хотели захватить его. Придвинув к нему множество машин, они в несметном множестве, превосходя числом [противника], приплыли с Истра на выдолбленных челнах и заполнили весь залив "Рога". И после десяти дней осады города с суши и с моря они были побеждены благодаря силе и помощи бога и молитвам непорочной девы богородицы. И, потеряв великое множество на суше и на море, они отступили с великим стыдом. А Сарвар, осадивший Халкидон, не отступил, но перезимовал там, производя набеги и опустошая земли и города на другом берегу.

Theophanes1, Chronographia, t. II Bonnae, 839, p 484 - 485

9. О нападении славян на Фракию и Македонию

На Иллирию и на всю Фракию (от самого Ионийского залива вплоть до пригородов Византия), между которыми находится страна Эллада и земля херрониситов2, гунны, славяне и анты совершали почти каждый год нападения, [начиная] с года [527], когда принял державу ромеев Юстиниан [I], и творили нестерпимые дела ее людям. Ведь при каждом вторжении было здесь, я думаю, более, чем по двадцать мириад убитых и пленных ромеев, так что вся эга земля оказалась настоящей скифской пустыней.

Ргосорп Caesanensis anecdota, ed.

M. Kjaschemnmkov, Jurievi, 1899, p. 85.

10. О состоянии византийских городов после нападения славян

..Мидяне и сарацины разорили огромные пространства Азии, а гунны, славяне и анты всю Европу. Одни города они разрушили до основания, в других же начисто забрали все деньги, а людей поработили, [уведя] вместе со всем их имуществом. Вся страна обезлюдела из-за ежедневных набегов [этих врагов]

Однако [Юстиниан I] не отменил налога ни для одного изо всех этих городов, кроме, разумеется, захваченных [неприятелями], да и то только на один год.

Ргосорп Caesantnsis anecdota, ed M Kraschenmmkov Jurievi, 1899, p 106

11. О переселении славян в Малую Азию

После Константина [IV]3 царствовал в течение десяти лет его сын Юстиниан [II]4. Выступив в поход в западные области [империи], он отразил огромные полчища славян, встречая одних из них войною, а других - словом. Отобрав из них тридцать тысяч и сделав воинами, он назвал их примерным войском. Итак, вооружив их, приблизив к себе и доверившись их храбрости и союзу с ними, он пишет сарацинам, что не скрепляет письменно уже согласованного между ромеями и сарацинами мира. Взяв затем эту примерную (а вернее - неверную) рать и прочие войска, он ушел к Севастополю5. Приходившие в город сарацины предупреждали императора не отвергать того, что было согласовано с [взаимными] клятвами, ибо сам бог станет тогда судьею и мстителем за них. [Но] император решительно не принял дела мира и выстроился для битвы. Сарацины, разумеется, тотчас порвав уже написанную хартию мира и нацепив ее на острие копья, устремились против ромеев. И когда произошло столкновение [противников], двадцать тысяч из тех славян перешло к сарацинам. Поэтому ромеи потерпели сильное поражение и бесчисленное их [множество] было перебито. Справедливость и победа перешли к неприятелям, поучая [нас] никогда не преступать божественной клятвы, хотя бы она была дана врагам и неверным. Император же, прибыв как беглец к побережью Левката6, уничтожил остальные десять тысяч славян вместе с их женами и детьми. Поэтому сарацины, еще более осмелев с тех пор, сильно разоряли'Романию, имея с собою и двадцать тысяч перебежавших на их сторону славян.

Georgu Monachi Chronicon, ed. C. de Boor,

vol II, Lipsiae, 1904, p 729-731

12. Вифинские славяне (694-695 гг.)

Печать с упоминанием вифинских славян опубликована впервые Б. Панченко (Памятник славян в Вифинии VII века, "Известия Русского археологического института в Константинополе", т. 8, 1902). Здесь учтена поправка к чтению Панченко, сделанная Г. Шломберже (G. Schlumberger, Byzan-tinische Zeitschrift, Bd. 12, 1903, S. 277). Датировка печати дана по Г. Острогорскому (G. Ostrogorsky, History of the Byzantine State, New Brunswick - New Jersey, p. 117).

[Печать] Апоипата7 пленных славян эпархии Вифинии.

13. Схолия Арефы1 к Монемвассийской хронике о нападении славян на Византию

На четвертый год его [Никифора I]2 царствования произошло переселение жителей Пелопоннесских Патр3, отечества нашего, из Калаврского города Ригиоса4 (обратно) в древний городок Патры. Ведь [население] города было, собственно, изгнано, переселенное народом славян, обрушившихся войною на Первую и Вторую Фессалии, а кроме того, на [страну] энианов5 и на [область] тех и других локров, эпикменидских и озольских6, наконец, на древний Эпир, на Аттику, Эвбею и на Пелопоннес. Они выгнали [отсюда] природные эллинские народы и сокрушили их, а сами поселились [и жили здесь] от шестого года царствования Маврикия7 до четвертого года [правления] Никифора [I], когда восточная часть Пелопоннеса, от Коринфа до Малеи8, оказалась свободной от славянина и туда был послан стратиг для Пелопоннеса. Один из этих стратигов, происходящий из Малой Армении, из рода, носящего имя Склиров, столкнувшись с народом славян, одолел их в войне и совершенно уничтожил. Он предоставил возможность издревле [населявшим эти места] жителям восстановить свои очаги. Ведь и упомянутый император, узнав, куда [нужно было] совершить переселение, повелел, чтобы народ его вернулся на издревле [населяемую им] землю, и предоставил Патрам, бывшим до этого епископией9(?), права митрополии.

P. Charanis, The Chronicle of Monemvasia.

Dumbarton Oaks Papers, V. Cambridge, Massachusetts, 1950, p. 152.

14. Славянские поселенцы в Македонии в начале XI в.

Протокол свидетельских показаний от 22 мая 1008 г. (из архива Ивирского монастыря)

[В начале грамоты поставлены кресты пяти свидетелей: священника Павла, отца Иоанна Звездицы, экзарха Иоанна Стой-ины, священника Георгия и монаха Павла].

Во имя отца и сына и святого духа мы, вышеупомянутые: Павел Поплавица, отец Иоанн Звездица, экзарх Иоанн Стойина, собственноручно поставившие в соответствии со всем содержанием честные и животворные кресты. Благословен господь, отец господа нашего Иисуса Христа, который благословен вовеки.

Мы знаем и свидетельствуем, что хорафий10, который возделывает архидиакон [Константин], принадлежал Фаззели; он был господином хорафия и его наследники, а священник Павел обрабатывал этот [хорафий] и платил морту11 тому Фа-зелли и его наследникам в течение долгого времени. Свидетельствует перед богом.

Так и я, отец Иоанн Звездица, знаю, что господином этого хорафия был Фаззели, по имени Стефан Пестарис, муж Сиры, дочери Феофании. После того, как умерла Фео-фания, его теща, этот Стефан решил удалиться от мира и со страхом божиим и [всей] истиной- продал мне этот хорафий, который возделывает архидиакон Константин. Помню, был он свободен и не были его господами наследники Сиры.

И я, экзарх Иоанн Стойина, со страхом божиим и [всей] истиной знаю и помню, что хорафий, который отдал скромнейший монах, священник и игумен Климского монастыря пречистой богородицы, сын Иоанна Грузина12, архидиакону Константину, а тот возделывал его - [этот хорафий] принадлежал Фаззели, который был его господином; после смерти Фаззели принадлежал хорафий его наследникам, Феофании и Сире, ее дочери, которые и отдали его как вклад во спасение души пречистой климской богородице. Это я знаю и свидетельствую со страхом божиим и всей истиной.

И я, священник Георгий, сын монаха Никифора Четыре-леха, слышал от покойного моего отца и священника, говорившего и мне, и многим [другим] - благословен господь и благословенно царствие его, - что хорафий, который возделывает архидиакон Константин, принадлежал издревле Фаззели Ара-виникиоту и тот был его господином; после смерти он оставил все свое имущество Феофании и Сире, ее дочери, наказав им дать его в качестве вклада, когда они захотят и пожелают, ибо свободно его имущество и других наследников у него нет.

И я, монах Павел, сын экзарха отца Андрея Вруха, точно знаю и помню, и от отца слышал и собственными глазами видел хорафий, который возделывает архидиакон Константин: он принадлежал Фаззели, бывшему господином [хорафия], и его наследникам, и я не знаю, чтобы кто-нибудь другой господствовал на нем. Об этом перед богом свидетельствую.

Написана настоящая грамота с живых слов священника Павла [По]плавицы, домовладельца отца Иоанна Звездицьц клирика и экзарха Иоанна Стойины, священника Георгия Четырелеха и монаха Павла, сына отца Вруха, рукой Андрея, священника и девтеревона13 вселенской церкви, 22 мая, VI индикта, 6516 года [от сотворения мира], в присутствии [следующих] достоверных свидетелей, бывших на месте и подписавшихся в даче показаний:

Стефан, сын священника Пофа, слышав показания, собственноручно подписался.

Георгий, блаженнейшего епископа племянник, слышав вышеприведенные показания, собственноручно подписался.

Священник Фотий, слышав вышеприведенные показания, собственной рукой подписался.

Лев, сын блаженного протопапы Никифора, слышав показания, подписался собственноручно.

Василий, бывший друнгарий Эллады, слышав вышеприведенные показания, собственной рукой подписался.

Священник Георгий Ради, слышав вышеприведенные показания, собственной рукой подписался.

Власий Какодики, друнгарий Иерисса, слышав вышеприведенные показания, подписался рукой священника Георгия.

Священник и девтеревон Андрей написал и заверил.

"Aus den Schatzkammern des Heiligen Berges",

hrsg von F. Dclger, Munchen, 1948, № 109

15. Земледельческий закон (начало VIII в.)

1. Земледельцу, возделывающему свое поле, следует быть справедливым и не переступать межи соседа; если же кто-либо переступит и умалит долю соседа своего, то, если он сделал это во время распашки нови, лишается своей нови, если же он сделал это нарушение во время посева, то лишается и посева, и пашни, и урожая переступивший границу земледелец.

2. Если какой-либо земледелец без ведома хозяина земли войдет и распашет новь и засеет, то не получит он не только за труд по распашке нови, но ни урожая за посев, ни даже семени, уже засеянного.

3. Если договорились друг с другом два земледельца перед двумя или тремя свидетелями обменяться землями и договорились бы окончательно, пусть остается их обмен законным, прочным и непоколебимым.

4. Если два земледельца договорились обменяться землями на время посева и одна сторона отступится, то, если семя засеяно, пусть не расторгают договора; если же не засеяно, пусть расторгнут. Если отступившийся не вспахал нови, другой же вспахал, пусть распашет и отступившийся, и тогда расторгнут [договор].

5. Если два земледельца обменялись землями либо на время, либо навсегда и обнаружено, что одна доля меньше другой, и если о том не договаривались, пусть отдаст имеющий больше соответствующее количество земли имеющему меньше; если же так договорились, пусть не отдает ничего.

6. Если бы земледелец, имеющий тяжбу о поле [ниве], вошел без ведома засеявшего и самовольно сжал, то, если притязание справедливо - ничего не получит из этого; если же его притязание еще и несправедливо - отдаст вдвойне столько плодов, сколько было сжато.

7. Если два села спорят о границе или поле [ниве], пусть обследуют сведущие люди [судьи] и признают право за владеющим в течение более долгого срока; если же есть и старая граница, пусть будет старое владение непоколебимым.

8. Если был произведен раздел несправедливо для некоторых в жребиях и в местоположении, пусть позволено будет аннулировать произведенный раздел.

9. Если земледелец-мортит14 сжал без ведома земледавца и собрал снопы его, то, как вор, будет лишен всех своих плодов.

10.

11. Если кто-либо взял землю у обедневшего земледельца, чтобы засеять, и, договариваясь, договорился бы только распахать новь и разделиться, пусть соблюдает договор; если же договорились и о посеве, пусть придерживаются договора.

12. Если земледелец возьмет землю, чтобы засеять исполу, и к требуемому времени не распашет нови, но разбросает семя по поверхности, пусть ничего не получит из плодов, потому что, обманув, надсмеялся над хозяином земли.

13. Если земледелец взял у какого-либо обедневшего земледельца виноградник для обработки исполу и не обрезал его, как полагается, не окопал и не обнес его частоколом, пусть не получит ничего из плодов.

14. Если взявший поле исполу у бедного [неимущего] земледельца, находящегося в отсутствии, раздумав, не возделает поля, - вдвойне столько отдаст плодов.

15. Если взявший в обработку поле исполу до времени возделывания, раздумав, заявит хозяину поля, что не в состоянии [возделать его] и хозяин поля не озаботится этим, пусть будет не ответственен испольщик.

16. Если земледелец, взявшийся возделать виноградник или землю, договорился с хозяином и, взяв задаток, приступил к работе, но, отступившись, оставил его, пусть отдаст справедливую цену поля и поле хозяину его.

17. Если земледелец войдет и возделает поросшую лесом землю [лядину] другого земледельца, то три года будет пользоваться ее плодами, затем отдаст ее хозяину ее.

18. Если не имеющий средств для обработки своего поля земледелец бежал и ушел в чужие края, то пусть ответственные перед казной за подати собирают плоды, и не имеет права возвратившийся назад земледелец взыскивать с них что-либо.

19. Если земледелец, убежавший с своего поля, платит [платил] ежегодно казенные экстраординарные налоги, то пусть собирающие плоды и пользующиеся его полем понесут ответственность в двойном размере.

20. Вырубающий чужой лес без ведома его хозяина и возделывающий и засевающий ничего не получит из плодов.

21. Если бы земледелец построил дом или посадил виноградник на чужой пустоши и со временем вернулись бы хозяева ее, то они не имеют права разрушить дом или вырыть виноградники, но должны взять равноценный участок, где бы ни захотели. Если же отказался бы поселившийся или посадивший на чужом и не дал бы равноценного участка, то имеет право хозяин участка и виноградник вырыть и дом разрушить.

22. Если земледелец украдет во время пахотьбы лопату или мотыгу и со временем опознан будет, то отдаст за это в •день по двенадцать фоллов15. Равным образом и укравший в самую пору садовый нож или во время жатвы серп или во время рубки леса топор.

23. Если бы пастух поутру взял быка у земледельца и пустил его в стадо и если случилось [бы] быку быть зарезанным волком, пусть покажет тушу хозяину его и сам будет считаться невиновным.

24. Если пастух, принявший быка, потеряет [его] и в самый день потери быка не даст показания хозяину быка, что, мол, "быка до такого-то места видел, а что же случилось, не знаю", то будет ответственен за убытки: если же даст показание, пусть считается неответственным.

25. Если пастух примет утром от земледельца быка и бык, отбившись от стада, уйдет и войдет на возделанные земли или виноградники и причинит ущерб [потраву], то не будет лишен пастух наемной платы, но возместит весь ущерб.

26. Если пастух принял быка у земледельца и бык пропал без вести, то пусть поклянется [пастух] именем господа, что не поступил с ним злонамеренно, что не причастен к гибели быка, и не будет нести ответственности за убытки.

27. Если пастух утром принял у земледельца быка невредимого и здорового и случится ему пораниться или ослепнуть, пусть поклянется пастух, что не поступил с ним злонамеренно, и да будет неответственным за убытки.

28. Если пастух поклялся, что он неповинен в гибели, ранении или ослеплении быка, а затем был изобличен двумя или тремя достойными доверия свидетелями, что убил он, то да будет у него обрублен язык и пусть он возместит убытки хозяину быка.

29. Если пастух находящейся в его руках дубиной- убил, поранил или ослепил быка, то будет [считаться] виновным и ответит за убытки; если же сделал это камнем, будет считаться неответственным.

30. Если кто-либо обрезал колокольчик у быка или овцы и опознан, пусть будет высечен, как вор; если же и скотина пропала, то отдаст ее совершивший кражу колокольчика.

31. Если дерево находится на участке возделанной земли [в вариантах: села] и если соседний участок - сад и на сад падает тень от соседнего дерева, то пусть обрубит его ветви хозяин его; если же нет сада, пусть не обрубает.

32. Если дерево взращено кем-либо на неразделенном месте и затем при проведении раздела досталось в долю другому, пусть не имеет права распоряжения деревом никто, кроме взрастившего его. Если же взывает хозяин участка, что я, мол, терплю неудобства от дерева, пусть отдаст вместо этого дерева другое вырастившему и получит это.

33. Если захвачен садовый сторож ворующим в охраняемом им месте, то пусть будет лишен наемной платы и пусть будет сильно избит.

34. Если захвачен наемный пастух доящим скот тайком от хозяина его и продающим [молоко], пусть будет избит и лишен своей наемной платы.

35. Если кто-либо захвачен ворующим чужую солому, в двойном количестве пусть отдаст ее.

36. Если кто-либо возьмет быка или осла или другую какую-либо скотину без ведома ее хозяина и уйдет по делам, пусть отдаст в двойном размере за наем его. Если же издохнет скотина по дороге, то отдаст двоих за одну, какая бы то ни оказалась.

37. Если кто-либо возьмет быка для работы и бык издохнет, то пусть обследуют сведущие люди [судьи], и если он издох на той работе, для которой его спрашивали, - пусть будет не оштрафован [взявший быка]. Если же издох на другой работе, то пусть отдаст вполне здорового быка.

38. Если кто-либо найдет быка в винограднике или поле или в другом месте, делающего потраву, и не передаст его хозяину его с намерением потребовать с него все погибшие плоды, но убьет или ранит быка, то отдаст быка за быка или осла за осла, или овцу за овцу.

39. Если кто-либо, рубящий в чаще леса дерево, не обратит внимания и оно упадет и убьет быка или осла или какую-либо другую скотину, отдаст голову за голову.

40. Если кто-либо рубящий дерево в неведении сбросит топор и убьет чужую скотину, отдаст ее.

41. Если кто-либо украдет быка или осла и будет уличен, отдаст его и все сработанное им.

42. Если кто-либо захочет украсть одного быка из стада и угнанное стадо будет съедено зверями, виновный будет ослеплен.

43. Если кто-либо вышел, чтобы привести своего быка или осла, и, загоняя своего, загнал вместе с ним и другого и не присоединил его к своему и погиб тот или зарезан волками, пусть отдаст душу за душу хозяину быка или осла. Если же заявит и укажет место, оправдываясь, что был не в силах его удержать, не будет нести ответственности за убытки.

44. Если кто-либо захватит в чаще леса быка, зарежет его и присвоит тушу его, то карается отсечением руки.

45. Если какой-либо раб зарежет быка или барана, или свинью в чаще леса, то господин его отдаст скотину.

46. Если какой-либо раб, желая совершить ночью кражу, угонит из загона овец и если они погибнут или будут съедены дикими зверями, то пусть будет казнен на фурке, как убийца.

47. Если какой-либо раб, часто крадущий по ночам скот, причинит гибель стада, хозяин его понесет ответственность за погибшее, как знающий о виновности раба. Сам же он будет казнен на фурке.

48. Если кто-либо нашел быка, делающего потраву, и не передаст его хозяину его, но обрежет ему уши или ослепит, или обрежет ему хвост, то пусть не принимает его хозяин его, но возьмет взамен его другого.

49. Если кто-либо нашел поросенка, делающего потраву, или овцу, или собаку, пусть в первый раз передаст животное, затем, во второй раз, передавая, пусть сделает предупреждение хозяину его, в третий же раз пусть обрежет уши или убьет его и будет считаться невиновным.

50. Если бык, намереваясь войти в виноградник или сад, свалится в ров виноградника или сада и издохнет, то пусть неответственным будет считаться хозяин сада или виноградника.

51. Если бык или осел, намереваясь войти в виноградник или сад, напорется на колья изгороди, пусть неответственным будет хозяин виноградника или сада.

52. Если кто-либо поставил западню во время [сбора! плодов и если в нее попала собака или свинья и издохла, то неответственным будет хозяин западни.

53. Если кто-либо после первой или второй оплаты за потраву убьет и не передаст животного хозяину его, чтобы получить за потраву, - отдаст то самое, что убил.

54. Если кто-либо запер поросенка или собаку чужую и убил, в двойном размере заплатит.

55. Если кто-либо убьет пастушескую собаку и не сообщит об этом и произойдет нападение диких зверей на загон, затем же будет опознан убийца собаки, то отдаст все погибшее стадо вместе со стоимостью собаки.

56. Если кто-либо развел огонь в своем лесу или поле и случилось, что огонь распространился и сжег дома или плодоносные поля, то не осуждается, если не сделал этого при сильном ветре.

57. Сжигающий чужой холм [границу] [в вариантах: лес] или срубающий чужие деревья присуждается в двойном размере16.

58. Сжигающий ограду виноградника не только подвергается сечению и клеймению руки, но и ответит вдвойне за ущерб.

59. Срубающий чужие плодоносные виноградные лозы или вырывающий [с корнем] подвергнется отсечению руки и ответит за убыток.

60. Входящие во время жатвы в чужие границы и ворующие [в вариантах: срезающие] снопы или колосья, или бобы будут лишены одежд и высечены.

61. Входящие в чужие виноградники и смоковничные рощи ради потребления [плодов] будут безнаказанны. Если же • ради покражи - будут высечены и лишены одежд.

62. Ворующие плуг или сошник, или ярмо понесут ответственность за убытки по числу дней от того дня, когда произошла кража, за каждый день по двенадцати фоллов.

63. Сжигающие чужую повозку или ворующие пусть заплатят в двойном размере.

64. Бросающие в гумно или стога огонь из вражеской мести пусть будут преданы сожжению.

65. Бросающие огонь в сарай для сена или шелухи [соломы] пусть подвергнутся отсечению руки.

66. Разрушающие чужие дома самовольно или делающие непригодной ограду, намереваясь огородить или построить свои, пусть подвергнутся отсечению руки.

67. Если взяли поле в рост и обнаружено, что пользовались плодами с него более семи лет, пусть судья произведет расчет от семилетия и до него и со всего дохода половину засчитает в счет капитала

68. Захваченный в амбаре ворующим чужое зерно пусть будет высечен в первый раз сотней плетей и возместит убытки обкраденному; если же и вторично обнаружен, пусть будет высечен и оштрафован двойным возмещением покражи; если же и в третий раз - пусть будет ослеплен.

69. Ворующий ночью вино из бочки или из чана подлежит тому же наказанию.

70. Имеющие уменьшенную меру для жита и вина пусть будут высечены как нечестивые.

71. Если рабу передана для пастьбы скотина без ведома хозяина его [раба] и затем [в вариантах: поэтому] раб продаст ее или как-либо иначе сделает ее непригодной, пусть не ответственен будет и раб и хозяин его.

72. Если с ведома хозяина примет раб каким бы то ни было образом животных и съест или как-либо иначе уничтожит их, хозяин раба возместит ущерб хозяину животных.

73. Если проходил кто-либо по дороге и нашел изувеченную или убитую скотину и, сжалившись, донес, хозяин же скотины имеет подозрение, что повреждение было нанесено тем, кто донес, пусть поклянется об увечье; о погибели же пусть никто не расследует.

74. Обнаруженный убивающим чужую скотину по какому бы то ни было поводу возместит убытки хозяину ее.

75 Убивающий необходимую для стада собаку ядом пусть получит сотню плетей и отдаст двойную цену собаки ее хозяину; если же последовала и гибель стада, то убийца возместит весь ущерб, как виновник гибели сторожевого пса. Да будет освидетельствована собака, и если это был зверобойный пес, пусть будет, как мы сказали ранее; если же и простой, какие встречаются обычно, то [пусть отдаст] цену собаки и только

76. Если грызутся две собаки и хозяин одной ударил другую мечом или палкой, или камнем и если от этого удара она ослепла или издохла, или как-либо иначе пострадала, то убийца отдаст возмещение ее хозяину.

77 Если кто-либо, имеющий сильную собаку, разъяренную против других, натравил сильную собаку против более слабых и случилось, что какая-либо собака изувечена или издохла, то возместит ущерб хозяину ее и получит 12 плетей.

78. Если кто-либо сжал свою долю в то время, как доли соседей еще не сжаты, и привел свой скот и причинил ущерб соседям, то получит 30 плетей и возместит ущерб потерпевшему.

79. Если кто-либо снял урожай в своем винограднике и в то время, когда на многих полях плоды еще не сняты, приведет свой скот, то получит 30 плетей и отдаст возмещение за ущерб потерпевшему.

80. Если кто-либо самовольно, имея с кем-либо тяжбу, срубит виноградное или какое-либо другое дерево, наказывается отсечением руки.

81. Если кто-либо живущий в селении определил, что общинная земля [букв.: общее место] пригодна для сооружения мельницы, и займет ее и если затем после окончания сооружения сельская община [в вариантах: члены общины] заявит хозяину мельницы, что он присвоил себе общинную землю [букв.: общее место], пусть отдадут ему все причитающиеся платежи за издержки по устройству и станут сотоварищами с прежде сделавшим.

82. Если после раздела земли в селении кто-либо найдет на своей доле место, пригодное для построения мельницы, и озаботится этим, то не имеют права земледельцы с других доль возражать что-либо против этой мельницы.

83. Если вода, идущая к мельнице, опустошает возделанные земли и виноградник, то отдаст возмещение за ущерб [в вариантах: вставка - хозяин мельницы]; если же нет - пусть будет упразднена мельница.

84. Если владельцы возделанных земель не желают, чтобы вода проходила через их участки, пусть имеют на то право.

85. Если земледелец нашел чужого быка, творящего потраву в чужом винограднике, и не заявил хозяину его [быка], но, желая прогнать, убил или вообще изувечил, возместит его здоровым.

"Сборник документов по социально-экономической

истории Византии", М., 1951, стр. 103 - 108

16. Письмо патриарха Фотия1 ксенодоху2 Дамиану о насилиях динатов

Пришел к нам вчера, когда уже лампы зажигают, бедный человек (ведь беда его оказалась посильнее [сознания] несвоевременности [прихода]) и, плача, взывал на все голоса о милосердии, так что был способен смягчить и разжалобить даже зверя. Хитонишко, [единственное его] прикрытие в жизни, был на нем совершенно разодран, а лицо носило следы ударов от руки человека, что более прочего побуждает зрителей к сочувствию и слезам, а в особенности же меня, как только я узнал, что страдания бедняги - дело [рук] знакомых [мне лиц], и когда мне стало ясна и причина, по которой он претерпел мытарства, а именно: побои были расплатой за то, что он, будучи сначала обижен, не смолчал и не возжелал [отдать] эту землицу, благодаря которой у него еще теплились надежды на жизнь. Поэтому, когда и это было добавлено к прочему, я был совершенно подавлен и ничть не менее бедняги (ведь нельзя же сказать - больше) смущен духом. [Действительно], если бы кто видел мою печаль по тебе и по обиженному [тобою], разве не назвал бы ее удвоенной Избавь, человече мой, беднягу от несчастья, отдав несправедливо отнятое и раны [его] исцелив елеем благодеяния. Если же ты пренебрегаешь беднягой, то тогда мою разреши беду, скорее же - твою: ведь она твоя в большей мере, чем бедняги и нас, хотя, пожалуй, ты еще не осознал этого.

Photn Opera omnia, Patrologiae cursus

completus, series Graeca, t. 102, col. 952, А - В

17. Из новеллы императора Романа I Лакапина (919-944 гг.) против динатов1 о праве предпочтительной покупки земельных участков односельчанами (934 г.)

...Если вследствие каких-либо обстоятельств представится необходимость или появится собственное желание у владельца продать всю свою землю или часть ее, то пусть покупка будет предложена жителям того же селения или соседних полей или селений. Мы постановляем это не из ненависти .или зависти к сильным, но из благорасположения к бедным, ради их защиты и ради общего блага Ибо те, которые получили от бога власть и возвысились над толпой славой и богатством, те, вместо того чтобы, как это следовало бы, взять на себя попечение о бедных, смотрят на них как на свою добычу и досадуют, что не могут поскорее схватить ее... Итак, пусть никто впредь из высших и низших чинов гражданских, военных и церковных - ни сам собой, ни при помощи какого-либо посредствующего лица - не осмеливается вступить посредством покупки, дара или каким другим путем в какое-либо селение или деревню, покупая его земли в целом или хотя бы даже часть, так как всякое такого рода приобретение будет считаться недействительным и самое имущество со всякими улучшениями - подлежащим безвозмездному возврату прежним владельцам или их наследникам или же, в случае неимения таковых, жителям того же самого селения или имения ...2

Злоупотребление властью со стороны таких лиц, являющихся в села со множеством мистиев3, рабов и всякого рода спутников, не только увеличивает тяготы бедных и ведет за собой восстания, преследования, барщину, притеснения, вымогательства, но, как это поймет каждый способный прямо смотреть на вещи, служит к непосредственному и немалому государственному ущербу и вреду. Потому что именно крестьянское землевладение удовлетворяет двум существенным государственным потребностям, внося казенные подати и исполняя воинскую повинность. То и другое должно будет сократиться, если сократится число крестьян... Недавнее общественное бедствие4, наведенное на нас изменчивостью времен или, скорее, посланное нам в наказание за наши грехи, для многих было только удобным случаем для собственного обогащения. Вместо того чтобы проявить по отношению к бедным, страдающим от голода, человеколюбие или сострадание, они спешили деньгами или хлебом, или какими-либо другими выдачами купить по дешевой цене земельные участки несчастных. Они обнаружили большую жестокость, чем сама постигшая бедных горькая нужда, и даже в последовавшее за тем время продолжали быть для несчастных сельских жителей все тем же мором или же гангреной, въевшейся в здоровое деревенское тело, чтобы довести его до гибели.

Итак, кто из знатных, находящихся под вышеуказанным запрещением, после 1-го индикта5, т. е. после начала или конца голода, завладел целиком или частично участками в селах, получив обратно уплаченную ими цену, должны быть удалены оттуда или первоначальными владельцами, или их наследниками и родственниками, а за отсутствием их - соучастниками в уплате повинностей или целой общиной.

За сделанные улучшения вышеуказанные лица вносят подобающую сумму, если имеют для этого средства и желание; при отсутствии же того и другого пусть знатные уходят, взяв с собой материал, если только они произвели улучшения за свой счет, а не из имущества и трудов бедных. Но все это говорится о кажущемся справедливом приобретении путем покупки; дарения же или наследования и другие подобные обходные приобретения или хищения считаем и раньше и теперь... недействительными... и подлежащими безвозмездному возвращению прежним владельцам.

Тем людям, которых божье провидение по своей большой милости или другим непонятным основаниям возвысило из скромной доли на высшую ступень жизни, мы считаем справедливым оставаться при том наследстве и владении, которое им сначала досталось, и, преступая меры своего благосостояния, не делать несчастными своих соседей, грабя их имущество...

Если такие лица [бедные, превратившиеся в динатов] вступили во владение приобретенным ими имуществом ранее означенного в нашем законе срока [т. е. до начала года] и если притом они остаются с того времени все в том же положении, то и теперь мы позволяем им оставаться по-прежнему, причем им, как и всем другим [динатам], запрещается приобретать соседние имения. Если же они оказываются тягостными и несносными для соседей, причиняя постоянный и тяжкий вред убогим, то они должны быть удалены и даже изгнаны, в возмездие за свою строптивость и ненасытность подвергаясь лишению своей собственности...

"Сборник документов по социально-

экономической истории Византии", М., 1961, стр. 157-159.

18. Константин VII Багрянородный о расселении пленных арабов и о плате стратиотам

Константин VII Багрянородный - византийский император (913-959 гг.), автор ряда сочинений, посвященных политическому устройству империи.

Кн. II, гл. 49... Следует знать, что [пленные сарацины, принявшие крещение], должны получить от протонотария фемы на каждого из них по 3 номисмы1 и на упряжку быков - по 6 номисм, и на посев и пропитание - по 54 модия2 жита. Да будет известно [следующее] относительно пленников - зятьев, даваемых в хозяйства: если зять - сарацин вступит в дом стратиота или гражданского лица, то этот дом должен получить экскуссию3 на три года как от синоны, так и от капникона4; через три года этот дом должен вновь платить и си-нону, и капникон. Да будет известно, что даваемые [в хозяйства] пленники и другие лица, если они получают землю для поселения, в течение трех лет пребывают свободными от всех государственных повинностей и не вносят ни капникона, ни синоны. По истечении трех лет они платят и синону, и капникон.

Да будет известно, что стратиот-всадник должен иметь недвижимого имущества, т. е. земли, на 5 литр5 или, самое меньшее, на 4 литры. Да будет известно, что стратиот царского флота должен иметь недвижимого имущества, т. е. земли, на 3 литры. Следует знать, что сохранилось [следующее] постановление: во время похода пусть не набирают в войско корысти ради новичков - соплателыциков, но лишь самих стратиотов. Если же они обеднели, им придаются со-плателыцики, чтобы с их [помощью стратиоты] имели возможность выполнять свою воинскую службу. Если же они совершенно разорились и не могут выполнять свою воинскую службу даже с [помощью] приданных им соплателыциков, то они лишаются [земли] и переводятся в разряд легко вооруженных, к числу которых [относятся] и цаконы6, [посылаемые для разведки] в укрепления [противника]. Земли этих стратиотов не продаются никому, но передаются в казну, и если затем кто-нибудь из лишенных [земли] получит возможность вернуться [к прежнему состоянию], он приобретает свой надел и вновь начинает отбывать свою воинскую службу.

Constantmi Porphyrogeniti De cerimoniis aulae

byzantinae hbri duo, vol. I, Bonnae, 1829, p. 694-696

19. Из новеллы императора Константина VII (913-959 гг.) о воинских участках

Как в теле голова, так в государстве войска: от того или иного состояния их неизбежно меняется все, и кто не прилагает большой заботы о них, тот грешит против собственного благополучия, если только можно считать общее благо своим, а так как с течением времени имущества воинов, дававшие им средства к существованию и жизни, расстроились, то наше царство привело их в лучшее положение в интересах общей пользы.

1. Итак, мы постановляем уже раньше неписанным обычаем утвержденное: именно, что воинам нельзя продавать имения, с которых они отправляют воинскую службу, но для каждой службы должно сохраняться недвижимое имущество в 4 литры для всадников. К ним мы приказываем присоединить и зачисленных во флот моряков фем Эгейского моря, Самоса и Кивирреотов7, так как они несут тяжелую службу, сами снаряжая суда и ставя на них гребцов А обслуживающим царские суда на жалованье морякам и прочим уже теперь вошел в силу обычай иметь для каждой службы недвижимое имущество в 2 литры, что и нам кажется достаточным. Итак, если такое недвижимое владение имеют люди, внесенные в список той или другой военной службы, то они и должны сохранять неотчуждаемым участок и передавать его наследникам каким угодно законным путем, но вместе с лежащей на нем повинностью. Воинский участок не может быть передан ни по наследству, ни по завещанию лицам, характер или положение которых несовместимы с военной службой, т. е. лицам сановным.

Если же .имение при переходе по наследству подвергается разделу на неравные доли, то обязанность должна распределяться сообразно с количеством земли, какое получит каждый, т. е. владельцы должны складываться и сообща ставить одного вооруженного человека.

а) ...если у внесенных в списки стратиотов есть наследники, то они сообразно со степенью своей родственной близости имеют преимущественное право покупки и вместе с тем право вчинять иск для возвращения воинских имений, захваченных насилием властелей или просто неправильно отчужденных владельцами; если же ближайшие сродники не могут или не хотят этого делать, то право судебного иска переходит к более отдаленным родственникам;

б) затем оно принадлежит складчикам и сокопейникам, т. е. лицам, которые сообща ставят и вооружают стратиота или сами лично несут вместе военную службу, а если таковых нет, то более бедным и нуждающимся стратиотам, принадлежащим одному податному тяглу, дабы они могли из этих имений восполнить недостаток средств и могли оправиться до степени состоятельности...

[Ранее] всякий, кто имел значение и силу, захватывал себе необозримые территории и превращал несчастных поселян, на них сидевших, как бы в рабов своих...

Таким образом, те, которым доставалось начальствовать над войском, все без исключения - как будто уже закон требовал, чтобы стратиг вел себя подобным образом, - подвергали своих стратиотов всяческим мытарствам и вымогательствам, либо, получив хорошие подарки, совсем освобождали их от военной службы. Это были люди продажные и в то же время беспечные и невоинственные: трусливее муравьев и хищнее волков. Не умея брать дань с врагов, они обирали подданных. Немногого недоставало, чтобы довести дела до окончательной катастрофы; благодаря их поведению Ромей-ское государство пришло к краю гибели... Чтобы обеспечить их [императорских законоположений] действительное исполнение на будущее время и навсегда, мы определяем, что, кто будет держать стратиота в виде парика или захватит насилием его землю, с которой он должен нести военную службу, тот подвергнется взысканию в количестве 36 номисм, из коих половина должна идти стратиоту, для того чтобы он мог восстановить себя в первобытном своем состоянии, а другая половина поступает в казну в возмещение службы, которой государство было лишено. Если же имение не было захвачено силой, но приобретено покупкой, то полагается штраф в пользу казны в 24 монеты и купленное имение отбирается без права вчинять иск о возвращении покупной цены... А тот, кто осмелится держать стратиотов для собственных послуг, отняв их у войска, подвергнется штрафу в 6 номисм за один год в пользу казны...

"Сборник документов по социально

экономической истории Византии", М., 1951, стр. 160 - 162.

20. Постановление магистра Косьмы о париках (середина X в.)

Если надел, принадлежащий епископии, был сдан на правах эмфитевсы1 или аренды со всей юридической строгостью и если было указано, что имеет место аренда или эмфитевса, сделка имеет силу и в соответствии с ее содержанием эмфи-тевт или арендатор имеет право владеть и пользоваться [участком], полученным им в аренду или эмфитевсу. Если же не имела места аренда или эмфитевса, но [поселенцы] обосновались на принадлежащем епископии наделе на паричском праве2, они приобретали3 паричское право на эти [земли], ограниченное волей и желанием господина вчинить им иск; [такие отношения также] имеют силу и законное основание. Вступивший [на господскую землю] в качестве парика или инквилина (???????)4 не может ни продать, ни сдать в аренду переданный ему надел Поэтому, если они вступили и поселились в качестве париков на наделе, принадлежащем еписко-пии, пусть они не смеют передавать эти земли другим лицам даже в том случае, если они возвели на этих [землях какие-то] сооружения; если же они будут уходить, пусть епископия, являющаяся владычицей и госпожой своего надела, возьмет его назад, выдав парикам один только материал для сооружения дома. Если же так случилось, что парики продали какие-то [земли] посторонним [лицам], эта продажа не имеет [законной] силы, ибо она не опирается на строгие юридические основания и к тому же является бессмысленной, коль скоро продавцом выступил не собственник; поэтому еписко-пии беспрекословно возвращаются ее земли, если только время не придало [сделке] силы, т. е. если с момента продажи еще не прошло сорока лет. Итак, возбудив против них процесс и опираясь на всю строгость законов, [епископия] не встретит препятствий в возвращении [владений; буквально: в исключении], если только не [возникнет] бесспорного препятствия в [факте] долголетнего [владения].

Ф. И. Успенский и В. В. Бенешевич, Вазелонские

Акты. Материалы для истории крестьянского

и монастырского землевладения в Византии

XIII -XV веков, Л., 1927, стр. XXXV -XXXVI.

21. Парики в XI в.

Письмо Михаила Пселла5

Угождай могущественным лицам, возлюбленный мой племянник6, угождай, сколько ты можешь, но щади и более слабых и в том числе патрикия, сына иканатиссы7. Узнав, что парики его монастырей собираются улететь прочь с мест, которые они населяют, он огорчился душевно и просит гебя через наше посредство, чтобы они не покидали монастырской парикии Патрикий этот - благородный [человек] и происходит из знатной семьи, однако невелики у него источники для счастливого существования: собирает он честным путем по капле необходимое для жизни. Так не заграждай ему каналы, но лучше сам приоткрой.

С. Sathas, Bibhotheca graeca medn aevi,

Vol. V, Venetia - Paris, 1876, p. 381.

III. Ремесло и торговля в IX-X вв.

. 22. Из "Книги эпарха"1 (конец IX - начало X в.)

Титул VII

О КАТАРТАРИЯХ2

§ 1. Те, которые очищают шелк, могут покупать шелк-сырец, привозимый из-за границы, лишь в количестве, какое могут обработать; если же будут уличены в том, что продают его в необработанном виде или же, тайно входя в соглашение с богатым лицом, покупают и закладывают сырец, будут подвергнуты ударам плетьми, острижению волос и лишены права заниматься ремеслом.

§ 2. Более бедные из катартариев, а также те из метакса-риев3, которые не включены в список, мужчины или женщины, не имеющие возможности закупать сырец, привозимый из-за границы, и покупающие шелк от метаксопратов4, должны приплачивать по одной унции5 на каждую номисму, затраченную при покупке шелка метаксопратами.

§ 3. Если какой катартарий желает быть принятым в коллегию метаксопратов, то, если он не раб, должен заявить об этом эпарху, должен представить свидетельские показания в том, что он бросает обработку шелка-сырца, и после этого он будет зачислен в коллегию, выплачивая, как полагается по уставу, две номисмы

§ 4. Катартарий не должны самовольно производить закупку шелка-сырца, но только по приглашению метаксопратов, заключая вместе с ними товарищество, должны покупать шелк-сырец согласно обоюдному соглашению, не увеличивая, не снижая цены.

§ 5 Кагартарии, желающие покупать шелк-сырец для обработки, должны сначала записаться у эпарха, притом [представить свидетельские показания], что они не являются рабами, не слишком бедны и не имеют о себе дурную славу, но что они принадлежат к числу почтенных людей. Это делается, чтобы шелк-сырец не распылялся по слишком мелким частям, чтобы не расходился по неизвестным путям использования и чтобы не попадал в руки людей посторонних и неучтенных.

§ 6. Если же кто из катартариев будет уличен в том, что в кабаке пропивает сырец или же что он совершает противозаконное, или же если это болтливый человек, ругающийся "лошадиной бранью" и смутьян, такой катартарий будет подвергнут побоям и с позором изгнан из коллегии, чтобы не распродавал (шелка-сырца).

Титул XIV

О ЛОРОТОМАХ6'

§ 1. Лоротомы должны состоять в ведомстве эпарха, подчиняться ему и следовать его приказаниям в выполнении государственных повинностей, но зато они не участвуют в платежах, полагающихся для всех [лиц], подведомственных эпарху. Их простат7 назначается эпархом.

Если же понадобится выполнение повинностей для императорского двора, то пусть они с ведома эпарха находятся в подчинении императора и пусть получают в качестве дохода, что соизволит им пожаловать император. Они не должны покупать кожи больше положенного, сколько они желают употреблять для подготовки к изготовлению ремней.

§ 2. Нельзя объединить в одном сообществе лоротомов с малакатариями8. Малакатарии должны иметь собственного простата, которого по своему усмотрению назначает эпарх. Работать малакатарии должны так же, как лоротомы, и вместе с ними работать над кожей, которую подготовили дубильщики, но обрабатывать не те кожи, которые идут на обувь. Вирсодепсы (дубильщики) пусть занимают особое положение, так как обрабатывают кожу в чанах, хотя они и имеют общего с ними простата и выполняют повинность одному и тому же симпону9. В этом и состоит разница (между ними); одни поэтому называются малакатариями, другие - вирсо-депсами. Если же кто станет нарушать этот порядок, то не только подвергнется телесному наказанию, но будет лишен права заниматься также собственным ремеслом.

М. Я. Сючюмов, Византийская "Книга эпарха".

23. О торговых связях Руси с Византией в X в.

Из трактата "Об управлении юсударством"

Константина Багрянородного

О руссах, приезжающих из России на однодеревках в Константинополь

Глава 9. Однодеревки, приезжающие в Константинополь из внешней Руси, идут из Невогарды [Новгорода], в которой сидел Святослав, сын русского князя Игоря, а также из крепости Милиниски [Смоленска], из Телюцы [Любеча?], Черни-гори [Чернигова] и из Вышеграда. Все они спускаются по реке Днепру и собираются в Киевской крепости, называемой Самвата. Данники их - славяне, называемые кривитеинами [кривичами] и лензанинами, и прочие славяне рубят однодеревки в своих горах в зимнюю пору и, обделав их, с открытием времени [плавания], когда лед растает, вводят в ближние озера. Затем, так как они [озера] впадают в реку Днепр, то оттуда они и сами входят в ту же реку, приходят в Киев, вытаскивают лодки на берег для оснастки и продают руссам. Руссы, покупая лишь самые колоды, расснащивают старые однодеревки, берут из них весла, уключины и прочие снасти и оснащают новые. В июне месяце, двинувшись по реке Днепру, они спускаются в Витечев, подвластную Руси крепость. Подождав там два-три дня, пока подойдут все однодеревки, они двигаются в путь и спускаются по названной реке Днепру. Прежде всего они приходят к первому порогу, называемому Эссупи, что по-русски и по-славянски значит "Не спи". Этот порог настолько узок, что не превышает ширины циканистирия [дворцового ипподрома в Константинополе]; посредине его выступают обрывистые и высокие скалы, наподобие островков. Стремясь к ним и поднимаясь, а оттуда свергаясь вниз, вода производит сильный шум и [внушает] страх. Посему руссы не осмеливаются проходить среди этих островов, но, причалив вблизи и высадив людей на сушу, а вещи оставив в однодеревках, после этого нагие ощупывают ногами [дно], чтобы не наткнуться на какой-нибудь камень; при этом одни толкают шестами нос лодки, а другие - середину, третьи - корму. Таким образом они со всеми предосторожностями проходят этот первый порог по изгибу речного берега. Пройдя этот порог, они опять, приняв с берега остальных, отплывают и достигают другого порога, называемого по-русски Улворси, а по-славянски Островунипраг, что значит "Остров порога". И этот порог подобен первому, тяжел и труден для переправы. Они опять высаживают людей и переправляют однодеревки, как прежде. Подобным же образом проходят и третий порог, называемый Геландри, что по-славянски значит "Шум порога" Затем так же [проходят] четвертый порог, большой, называемый по-русски Аифор, а по-славянски Неясыть, потому что в камнях порога гнездятся пеликаны. На этом пороге все ладьи причаливают к земле носами вперед, отряженные люди сходят держать с ними стражу и уходят, они неусыпно держат стражу из-за печенегов. Остальные, выбрав поклажу, находившуюся в однодеревках, и рабов в цепях, переводят их сухим путем 6 миль, пока не пройдут порога. Затем одни тащат свои однодеревки волоком, другие несут на плечах и таким образом переправляют на другую сторону порога, спускают их там в реку, грузят поклажу, входят сами и продолжают плавание. Прибыв к пятому порогу, называемому по-русски Варуфорос, а по-славянски Вульнипраг, потому чю он образует большую заводь, и опять переправив однодеревки по изгибам реки, как на первом и на втором пороге, они достигают шестого порога, по-русски называемого Леанти, а по-славянски Веруци, что значит "Бурление воды", и проходят его таким же образом. От него плывут к седьмому порогу, называемому по-русски Струкун, а по-славянски Напрези, что значит "Малый порог", и приходят к так называемой Крарийской переправе [ныне Кичкасский перевоз], где херсониты переправляются на пути из Руси, а печенеги - в Херсон. Эта переправа шириною приблизительно равна ипподрому [ = 270 футов], а вышиною- от его низа до того места, где сидят союзники, так что долетает стрела стреляющего с одной стороны на другую. Посему печенеги приходят и на это место и нападают на руссов. Пройдя это место, они достигают острова, называемого св. Григорием [о. Хортица], и на этом острове совершают свои жертвоприношения, так как там растет огромный дуб. Они приносят в жертву живых петухов, кругом втыкают стрелы, а иные [приносят] куски хлеба, мясо и что имеет каждый, как требует их обычай. Насчет петухов они бросают жребий, зарезать ли их [в жертву] или съесть, или пустить живыми. От этого острова руссы уже не боятся печенега, пока не достигнут реки Селины. Затем, двинувшись от этого острова, они плывут около четырех дней, пока не достигнут лимана, составляющего устье реки; в нем есть остров св. Эферия [о. Березань]. Пристав к этому острову, они отдыхают там два-три дня и опять снабжают свои однодеревки недостающими принадлежностями, парусами, мачтами и реями, которые привозят с собою. А так как этот лиман, как сказано, составляет устье реки и доходит до моря, а со стороны моря лежит остров св. Эферия, то они оттуда уходят к реке Днестру и, благополучно достигнув ее, снова отдыхают. Когда наступит благоприятная погода, они, отчалив, приходят к реке, называемой Белою, и, отдохнувши там подобным образом, снова двигаются в путь и приходят к Селине, так называемому ответвлению [рукаву] реки Дуная. Пока они не минуют реки Селины, по берегу за ними бегут печенеги. И если море, что часто бывает, выбросит однодеревки на сушу, то они все их вытаскивают на берег, чтобы вместе противостоять печенегам. От Селины они никого уже не боятся и, вступив на Булгарскую землю, входят в устье Дуная. От Дуная они доходят до Конопа, от Конопа - в Констанцию по реке Варне, от Варны приходят к реке Дичине - все эти места находятся в Булгарии; от Дичины достигают области Месемврии; здесь оканчивается их многострадальное, страшное, трудное и тяжелое плавание.

Зимний и суровый образ жизни этих самых руссов таков. Когда наступит ноябрь месяц, князья их тотчас выходят со всеми руссами из Киева и отправляются в полюдье, т. е. круговой объезд, и именно в славянские земли вервианов [древлян?], другувитов, кривичей, севериев [северян] и остальных славян, платящих дань руссам. Прокармливаясь там в течение целой зимы, они в апреле месяце, когда растает лед на реке Днепре, снова возвращаются в Киев Затем забирают свои однодеревки, как сказано выше, снаряжаются и отправляются в Романию.

С печенегами могут воевать узы.

"Извесшя ГАИМК" вып. 91, М - Л., 1934, стр. 8-10.

IV. Социальные противоречия и формы классовой борьбы в VI-Х вв.

24. Восстание "Ника" в Константинополе (532 г.)

Procopius Caesanensis. "De bello Persico". Прокопий Кесарий-ский - полководец Юстиниана и современник описанных здесь событий.

Около того же времени в Византии неожиданно вспыхнул в народе мятеж, который против чаяния чрезвычайно распространился и имел самый пагубный для народа и сената конец. Вот как это было. Издревле жители в каждом городе разделялись на венетов [синих] и прасинов [зеленых], но с недавнего времени за эти имена и за места, на которых сидят во время зрелищ, стали расточать деньги и подвергать себя жесточайшим телесным наказаниям и даже постыдной смерти. Они заводят драки со своими противниками, сами не ведая за что, подвергают себя опасности, будучи, напротив того, уверены, что, одержав верх над ними в этих драках, они не могут ожидать ничего более, как заключения в темницы и казни. Вражда к противникам возникает у них без причины и остается навеки; не уважаются ни родство, ни свойство, ни узы дружбы. Даже родные братья, приставшие один к одному из этих цветов, другой к другому, бывают в раздоре между собою. Им нужды нет ни до божьих, ни до человеческих дел, лишь бы одолеть противников. Им нужды нет до того, что которая-либо сторона окажется нечестивою перед богом, что законы и гражданское общество оскорбляются людьми своими или их противниками, ибо даже в то самое время, когда они нуждаются, может быть, в необходимом, когда отечество обижено в самом существенном, они нимало о том не беспокоятся, лишь бы их стороне [партии] было хорошо; стороною они называют своих сообщников. И даже женщины принимают участие в этой нечисти; они не только следуют мнению своих мужей, но даже пристают к противной партии, несмотря на то что они не ходят на зрелища и ничто их к такому участию не побуждает. И не могу я иначе назвать это, как душевной болезнью. Вот что происходит в каждом городе между жителями его!

Около того времени главари дима1 в Византии приговорили к смерти некоторых из этих мятежников. Тогда обе стороны сговорились, соединились и освободили тех, кого вели на казнь; тут же ворвались в темницу, выпустили всех содержавшихся там связанными за мятеж или за другие проступки. При этом служители городского начальства были по произволу избиваемы.

Мирные граждане, чуждые всех беспорядков, бежали на противолежащий материк; город был поджигаем, как будто был в руках неприятелей. Храм Софии, бани Зевксиппа и царские дворцы, начиная от Пропилеев до так называемого дома Арея, сделались жертвою пламени и вместе с ними большие Портики, простирающиеся до площади, называемой Константиновою, многие дома богатейших людей и большое богатство. Царь и супруга его вместе с некоторыми сенаторами заперлись в Палатии и там оставались в бездействии. Димы подавали друг другу условное выражение: Ника [побеждай], и оттого мятеж тот известен до сих пор под именем Ника.

В это время эпархом двора2 был Иоанн Каппадокиянин; советником же царским, или квестором3, как называют его ромеи4, был Трибониан, родом из Памфилии. Иоанн был человек неученый и необразованный. Он ничему другому не научился от грамматиста, как писать письма, да и те писал плохо и нескладно; но силою ума превышал он всех известных мне людей; отлично понимал, что нужно делать, и умел разрешать труднейшие обстоятельства. Быв самым дурным человеком, он употреблял все способности свои на дурное. Ни помышление о боге, ни стыд перед людьми не входили в душу его; из корысти погубил он множество людей и целые города. Нажив в короткое время великое богатство, он вдался в непомерное пьянство; до обеденного часа он грабил имущество подданных, после обеда проводил время в пьянстве и в самом гнусном разврате, от которых никак не мог себя удерживать; пищу употреблял он до пресыщения и до рвоты. Он был всегда готов красть деньги и еще более готов тратить и расточать их. Таков был этот Иоанн!

Трибониан имел хорошие способности и достиг высокой степени учености, не уступая в ней никому из современников, но был до безумия предан жадности и всегда готов торговать правосудием. Он ежедневно то уничтожал, то составлял законы, продавая их, смотря по надобностям просителей.

Пока в народе происходил раздор из-за различия цвета, никто не заботился о преступном по отношению общества поведении этих двух лиц. Но когда обе стороны соединились, как сказано выше, и возгорелся мятеж, то все стали явно поносить Иоанна и Трибониана и искали их повсюду, чтобы умертвить. Царь, желая угодить народу, немедленно отрешил обоих от должностей. Он назначил эпархом двора пагрикия Фоку, человека весьма благоразумного и справедливого, а в квесторы возвел Василида, человека благородного происхождения, известного между патрикиями своей кротостью. Несмотря на все это, беспокойство продолжалось во всей силе. В пятый день мятежа, под вечер, царь Юстиниан велел Ипа-тию и Помпию, племянникам по сестре бывшего царя Анастасия, идти в свои дома. Подозревал ли он их в посягательстве на жизнь свою или судьба сама вела их к тому... Боясь, чтоб народ не принудил их принять верховную власть, как то и последовало, они сказали царю, что считают несправедливым оставлять царя своего в такой опасности Эти слова ввели Юстиниана в еще большее подозрение, и потому он велел им немедленно удалиться. Они повиновались и, возвратясь домой, предались покою; была уже ночь.

На другой день, с восходом солнца, распространилось в народе известие, что эти лица удалены от двора, где прежде имели пребывание Весь народ бросился к ним, провозгласил Ипатия царем и повел на площадь, чтоб заставить его принять управление государством. Но Ипатиева супруга, Мария, женщина разумная и знаменитая своей добродетелью, крепко держась за мужа, не пускала его, громко вопияла, что народ ведет мужа ее на казнь, и молила всех приближенных о помощи. Однако толпа превозмогла, Мария вынуждена была оставить мужа, и народ, приведя Ипатия против его воли на площадь Константина, просил его принять верховную власть. И так как у мятежников не было диадемы или другого, чем украшаются цари, то они надели ему на голову золотую цепь и провозгласили царем ромейским Между тем собрались те сенаторы, которые оставались вне царского двора. Многими подано было мнение напасть вооруженною рукою на Палатию [дворец]. Тогда Ориген, один из сенаторов, выступил вперед и произнес следующую речь: "Ромеи! Настоящее положение дел не может быть решено иначе, как войною. Всеми признано, что война и царская власть у людей считаются важнейшими. Но дела великие не совершаются в короткое время, а разумными советами и усилиями физическими приводятся в исполнение в течение долгого времени. Итак, если мы пойдем на противника сейчас, то наши дела будут, как говорится, на острие бритвы; участь наша решится в самое короткое время, и мы должны будем, за все то, что может последовать, или поблагодарить счастье, или роптать на него, ибо вообще все дела, производимые с поспешностью, зависят от могущества счастья; но если мы устроим наши дела спокойнее, тонам будет возможно захватить Юстиниана в Палатии, хотя бы мы этого и не хотели, и он будет рад, если только ему будет позволено скорее бежать; власть презираемая, теряя ежедневно силы свои, обыкновенно рушится; у нас есть и другие царские дворцы: Плакиллы и так называемые Еленины. Оттуда новому царю можно будет вести войну и всем управлять наилучшим образом".

Так сказал Ориген. Но другие, как то бывает в скопищах народных, хотели приступить к делу поспешнее, полагая, что нет ничего полезнее быстроты в действиях; того же мнения был сам Ипатий. Ему уже было суждено погибнуть, и он велел вести себя к ипподрому. Некоторые говорят, что он пошел туда потому только, что хранил верность царю.

Между тем у царя происходило совещание: что лучше делать, оставаться тут или бежать на судах. Много говорено было в пользу того и другого мнения. Наконец царица Фео-дора сказала: "Лишним было бы теперь, кажется, рассуждать о том, что женщине неприлично быть отважною между мужчинами, когда другие находятся в нерешимости, что им делать или чего не делать. При столь опасном положении должно обращать внимание на то, чтоб устроить предстоящие дела лучшим образом. По моему мнению, бегство теперь, больше чем когда-нибудь, для нас невыгодно, хотя бы оно и вело к спасению. Тому, кто появился на свет, нельзя не умереть; но тому, кто однажды царствовал, скитаться изгнанником невыносимо! Не дай бог мне лишиться этой багряницы и дожить до того дня, в который встречающиеся со мною не будут приветствовать меня как царицу! Итак, государь! Если хочешь спасти себя бегством, это нетрудно! У нас много денег; вот море, вот суда! Но смотри, чтоб после, когда ты будешь спасен, не пришлось тебе когда-нибудь предпочитать смерть такому спасению. Нравится мне старинное слово, что царская власть - прекрасный саван".

Так сказала царица; слова ее воодушевили всех. Укре-пясь духом, советники рассуждали уже о том, каким образом можно бы защититься, если мятежники нападут на них. Все воины, как те, которые служили при дворе царском, так и остальные, не были привержены царю и в ожидании, чем все решится, не хотели явно принять участие в деле. Царь полагал всю надежду на Велисария и на Мунда.

Между тем Ипатий пришел на ипподром, взошел на царское место и сел на царское седалище, с которого царь обыкновенно смотрит на конские ристания и на гимнастические упражнения. Велисарий направлялся сперва прямо к Ипатию и к царскому седалищу и, достигши ближайшего дома, где всегда стоит стража, кричал воинам, и приказывал им немедленно отпереть дверь, чтоб ему идти на похитителя. Но воины, вознамерившись ни за кого не вступаться, пока не будет явной победы на одной стороне, притворились, что ничего не слышат. Велисарий, возвратясь к царю, уверял его, что все для него кончено, когда против него даже те воины, которым поручена охрана дворца. Царь велел ему идти к Халке и к тамошним Пропилеям. С великими усилиями и не без больших опасностей, пробираясь по развалинам и полусгоревшим местам, Велисарий вошел на ристалеще и, став у портика венетов, что на правой стороне от царского места, сперва хотел устремиться на самого Ипатия; но как тут есть малые ворота, которые тогда были заперты и охраняемы изнутри воинами Ипатия, то он боялся, что народ нападет на него в таком тесном проходе, уничтожит его вместе с отрядом, а потом тем удобнее ринется на царя. Итак, он рассудил лучше напасть на народ, на это бесчисленное множество стоявших на ристалище и в большом беспорядке толкавшихся людей. Он обнажил меч, велел воинам своим следовать его примеру и с криком ринулся в середину скопища. Народ, не знавший строя, видя, что покрытые латами воины, заслужившие великую славу храбростью и опытностью, поражали всех без пощады, предался бегству. Поднялся громкий крик. Находившийся недалеко оттуда Мунд, человек смелый и предприимчивый, хотел принять участие в деле, но в настоящем положении не знал, что ему делать. Догадавшись наконец, что Велисарий уже действует, он вторгся на ипподром входом, который называется Некра [мертвые]. Тогда ипатиевы мятежники, поражаемые с двух сторон, подверглись истреблению. Победа была полная; убито великое множество народа. Полагают, что тогда погибло более 30 тысяч человек. Вораид и Юст, племянники царя Юстиниана, которым уже никто не смел противиться, стащили Ипатия с седалища и привели его к царю вместе с Помпием. Царь велел содержать их в тесной темнице. Помпий рыдал и говорил жалобные речи; он еще не испытал бедствий жизни, но Ипатии, упрекая его, говорил, что не следует рыдать тому, кто погибает невинно, чго с самого начала они были вынуждены уступить насилию народа, а потом пришли на ипподром не с тем намерением, чтоб действовать против царя. На другой день и тот и другой были умерщвлены воинами; тела их брошены в море. Царь списал в казну имение их и всех других сенаторов, приставших к их стороне. Впоследствии он возвратил всем им, равно как и сыновьям Ипатия и Помпия, достоинства, которые они до того имели, и те имущества, которые не были еще розданы приближенным его. Таков был исход византийского мятежа.

"Сборник документов по социально-

экономической истории Византии", М. 1951, стр. 54-57.

25. О преследовании иконопочитания при Льве III и Константине V

В 20-х годах VIII в у острова Фиры и Фирасии, близ Крита, произошло сильное землетрясение и извержение вулкана.

Говорят, что император [Лев III], услышав об этом [явлении], счел его свидетельством божьего гнева и старался угадать, какова же его причина. Поэтому-то он и восстал против благочестия и святых икон, замышляя их низвержение, ибо полагал по невежеству, что будто бы от водружения икон и от поклонения им произошло страшное знамение. И начал он учить народ собственным догматам. Многие, впрочем, горько оплакивали оскорбление церкви. Именно поэтому жители Эллады и Кикладских островов, отвергая неблагочестие, ополчились на императора. Собрав многочисленный флот, они поставили над собою императором [некоего человека] по имени Косьма и прибыли к царственному городу. Жители города, сразившиеся с ними, подожгли многие из кораблей вокруг Косьмы. Видя поражение, [мятежники] побежали к [своему] императору. Один из его архонтов, по имени Агал-лиан, увидев это и отчаявшись в собственном спасении, предал себя вместе с войском [морской] пучине. Косьма же и другой [мятежник], [именем] Стефан, были схвачены и обезглавлены.

....................................................................................................................

После этого [нападения арабов на Никею] император со^ брал вокруг своего дворца огромную толпу из жителей города, позвал тогдашнего архиерея Константинополя, [патриарха] Германа, и принуждал его подписать [документ] о низвержении святых икон. Тот же отказался и сложил священство, говоря: "без вселенского собора я не излагаю веру письменно". Уйдя затем в свой отеческий дом, он завершил путь своей бренной жизни. После него рукоположили в архиереи Анастасия, бывшего клириком Великой церкви [св. Софии]. Многие благочестивые, не присоединившиеся к императорским догматам, претерпели от этого [патриарха]величайшие кары и бесчестие.

..................................................................................................................

Еще дыша гневом против благочестия, он [Константин V] оскорбил священную схиму назареев [т. е. монашество]. Ведь тотчас, назначив конное ристание, он повелел вытащить некоторых из них [монахов] на середину театра и вести каждому из них за руку монахиню. И многие из глазеющей толпы поносили их и плевались на них, как это в привычке у скопища черни, и с бранью разверзали свою постыдную безбожную пасть.

Nicepbori1 archiepiscopi Constantinopolitani

opuscula histonca, ed. C. de Boor, Lipsiae, 1880, p. 57, 58, 74.

26. Письмо Псевдо-Епифания Кипрскогб епископу Иерусалима Иоанну, осуждающее почитание икон (конец VIII в.)

Господь мира По человеколюбию своему даровал нам [силы] попрать сатану ногами христиан и удалиться от всего гибельного, дабы не расточились меж нами узы нелицеприятной любви христовой, веры правой и истины. Как я услышал, Некоторые взроптали против Нас по следующей причине. На пути нашем в святое место Вефил, чтобы встретиться с твоею честностью, мы пришли в деревню, называемую Анауфа, и, увидев там зажженный светильник и Спросив, [что это], узнали, что в местечке есть церковь. Войдя в нее, чтобы помолиться, мы обнаружили в ее дверях раскрашенный занавес, на котором было изображено нечто, напоминающее человека и идолоподобное. Они сказали, что это было якобы изображением Христа или одного из святых - [точно] не помню, хотя сам видел. Зная, что держать подобные [вещи] в церкви - мерзость, я разорвал занавес и посоветовал завернуть в него умершего бедняка. [Бывшие же здесь] сказали, возроптав) "Следовало бы ему заменить занавес своим, прежде чем рвать его". Хотя я обещал, что пошлю вместо этого другой, но замешкался с посылкой, ибо мне было необходимо найти [хороший занавес]: я ждал, что он будет прислан мне с Кипра. Поэтому теперь, когда я его обрел, я его выслал. Удостой посему приказать пресвитеру [того] поселения принять посланное у [нашего] чтеца, призываю также: распорядись, чтобы подобные [вещи] не развешивались в церквах, ибо твоей честности подобает заботиться обо всем и радеть о чистоте [всего], приличествующего церкви и прихожанам.

G. Ostrogorsky, Studien zur Geschichte des

byzantmischen Bilderstreites, Breslau, 1929, S. 73-75.

27. Восстание Фомы Славянина (Из письма императоров константинопольских Михаила II и Феофила императору Людовику [Благочестивому] (10 апреля 824 г.))

...Итак, во времена Льва [V Армянина (813-820 гг.)], ко-1орый до нас управлял этой империей, жил некий человек по имени Фома, который был учеником древнего дьявола и охотным исполнителем его дел. Он находился на службе одного из виднейших патрикиев1 в правление императрицы Ирины [(797-802 гг.)] он совершил предательский поступок по отношению к своему господину, а именно вступил в связь с его женой. Когда эта история обнаружилась, он бежал в Персию, боясь, что будет подвергнут судебному наказанию. Там он пробыл от дней вышеназванной Ирины до [воцарения] вышеназванного Льва, отвергнув веру в Христа; отказ от христианской религии облегчил ему возможность подчинить своему влиянию многих неверных из числа сарацинов и других подобных народов, которых он уверял, что является Константином, сыном уже упомянутой императрицы Ирины2, что он благополучно бежал, тогда как другой был ослеплен вместо него. Из-за этого-то вышеназванные язычники и поддерживали его. Прежде всего он начал вместе с ними совершать грабежи и силой подчинять своей власти других. Кое-кому он раздавал деньги, а иных соблазнял обещанием чинов и должностей. Короче говоря, этот Фома, выступив из Персии с сарацинами и персами, грузинами, армянами, авасгами и другими племенами, подверг во времена названного Льва [многие области] разорению, захватил и подчинил своей власти всю фему Армению [т. е. Армениак], а также фему Хал-дию, население которой обитает у Кавказских гор; с большими силами он нанес поражение стратигу Армениака.

Мы опускаем подробности, ибо не к чему подробно говорить о подобных смутах; тем временем упомянутый император Лев, который оказался бессильным противостоять натиску тирана, попал в затруднительное положение и совершенно отчаялся; этот Лев был внезапно убит злонамеренными людьми, составившими против него заговор. После его смерти не было правителя, и тогда с соизволения отца и сына и святого духа, составляющих одну божественную субстанцию, и при посредничестве владычицы пречистой богородицы и всех святых были собраны согласно древнему обычаю все, а именно: блаженнейший патриарх [Феодот Мелиссин (815-821 гг.)], славные наши патрикии, светлейшие синклитики3 и архонты4 различных провинций, которые в то время были [в Константинополе] С их общего согласия мы были поставлены во глазе империи: в значительной мере из-за грозной опасности и волнений, которые вызвал этот убийца и предатель родины. Нас ведь знали и ценили наши светлейшие архонты.

Таким образом, придя к власти, мы нашли христиан разделенными и несогласными; точнее говоря, многие стали последователями обмана и нечестия, возбужденного этим нечестивым тираном; поэтому мы не могли легко объединить наших верных христиан, чтобы вести против него войну. Эти обстоятельства мешали нам и, наоборот, благоприятствовали Фоме; ему удалось соблазнить и присоединить многих; собрав флот из наших кораблей и дромонов5, он получил возможность достигнуть Фракии и Македонии. Итак, быстро подойдя к нашему городу, он осадил его с суши и с моря в декабре XV индикта, [т. е. 821 г.]. Мы, однако, несмотря на малочисленность воинов и бойцов, не оставались безучастными, но вступали с ним в схватки и отражали от города. Однако Фома, как уже было сказано, привел большую армию [наших] врагов; с ним были не только те, о ком мы уже говорили, но также и выходцы из [различных] областей Азии и Европы, из Фракии, Македонии, Солуни и из окрестных Склавиний, и это обстоятельство сделало осаду длительной: она продолжалась - более или менее точно - около одного года.

Мы же, видя стойкое упрямство этого дьявола и убийцы, его нечестие и соблазнение христиан, которых он соблазнил, возложили свои надежды на Христа, истинного бога нашего и заступника, и с чистой верой вышли из нашего города против этого тирана, а он стоял тогда лагерем в 30 милях от города. Когда мы сошлись в битве, сам господь бог, который всегда был заступником и хранителем империи нашей, послал князя своего воинства Иисуса Навина, и он рассеял и разогнал войско [врагов] и дал нам одержать верх над ними. Желая щадить христиан, мы приказали дать сигнал к отступлению и удерживали наших от побоища. Воспользовавшись этим, язычники и инородцы, которые были вместе с Фомой, виновником их гибели, смогли ускользнуть; они бежали, преследуемые нами, и были окружены в Аркадиополе - одном из фракийских городов. Часть из них, рассеявшись, скрылась в горах; другие вступили в город Панид.

Послав войска, мы приступили к осаде. Город, в котором находился ненавистный богу и забытый им Фома и его приспешники, был осажден пять месяцев. Желая, как уже говорили, щадить наш народ и город, мы взяли живыми как самого Фому, так и всех, кто был с ним, - и соотечественников, и инородцев; самого Фому, лишенного рук и ног, мы приказали подвесить на фурке6. Один из его приемных сыновей был убит нашими верными людьми в Азии, другого мы приказали подвергнуть той же казни, что и его мнимого отца. Таким путем была уничтожена память о них на земле во веки веков, согласно написанному [Псалтирь, 9, 7]: "у врага совсем не стало оружия [и города ты разрушил; погибла память их с ними]". Всех сарацинов и армян, и прочих, кто бежал с поля боя, мы взяли живыми и согласно воле божией наказали их. Затем мы подошли к крепости, которая называется Панид, куда укрылась, как мы уже упомянули, часть наших врагов; мы обещали им жизнь, если они захотят принять нашу веру. Они, однако, не желали повиноваться нашему приказу, предпочитая умереть, но не сдаться, и тогда господь наслал на них землетрясение, и содрогнулся город, и пали его стены, как это случилось, говорят, в Иерихоне, и таким образом они были преданы в наши руки.

"Monuments Germaniae Histonca", Legum sectio III,

Consiha, t. II, 2, p. 476 - 478.

28. Из сочинения Петра Сицилийца (IX в.)

Петра Сицилийца история, необходимая для обличения и опровержения ереси манихеев и тех, которые именуются павликианами, представленная архиепископу Болгарии.

Я хочу написать вам о так называемой ереси манихеев или павликиан... Во-первых, согласно их воззрениям, признается два начала - бог зла и бог добра. Один является создателем этого мира и властителем его; другой - будущего мира.

Во-вторых, они вечную деву [Богородицу] исключают из числа почитаемых добрыми людьми...

В-четвертых, образ, воздействие и сила чтимого и животворящего креста ими не признаются, и они подвергают его всяческим поруганиям.

В-пятых, они не признают книги Ветхого завета, называя пророков безумцами и обманщиками...

В-шестых, ими отвергаются священнослужители церкви.

Сборник документов по социально-

экономической истории Византии", М.,

1951, стр. 122

29. Из продолжателя Феофана

Условное обозначение анонимного автора X в., писавшего по поручению Константина VII.

[Императрица] Феодора [середина IX в.] ...возымела сильное желание привести к правой вере на Востоке павликиан, либо искоренить их и удалить из числа живых. Это принесло много бед нашей стране. Ибо она послала некоторых из магистров [Аргира, Дуку и Судалу - так именовались ею посланные]; они одних распяли на дереве, других поразили мечом, третьих бросили в морскую пучину.

"Сборник документов по социально-

экономической истории Византии", М.,

1951, стр. 122 - 123.

30. Восстание Василия Медной руки (около 932 г.)

(По хронике Симеона Логафета (X в ))

Некто Василий, родом из Македонии, обманщик, приняв имя Константина Дуки3, многих объединил вокруг себя. Он был схвачен турмархом4из [фемы] Опсикий - Элефантином и доставлен в Константинополь, где по приказу эпарха ему отрубили одну руку. Затем, воспользовавшись [благоприятными] возможностями, он вернулся в Опсикий; приделав медную руку взамен отрубленной и приспособив огромный меч, он стал [повсюду] ходить, обманывая толпы бедняков [и утверждая], что он - Константин Дука. Он привлек их [на свою сторону] и поднял большое восстание против Ромейской империи. Он захватил крепость Плоские скалы (Платиа петра), где был склад продовольствия разного сорта. Отсюда он выходил за добычей и грабил первых попавшихся.

Император послал против него войско. Василий был схвачен вместе со своими [сподвижниками] Его привезли в столицу и отдали под суд; суровыми пытками его принуждали назвать, кто [еще] был в [числе] заговорщиков. Василий лживо оклеветал многих вельмож, [утверждая], что они поддерживали его Он был уличен в том, что его обвинения ложны, и предан огню на Амастрианской [площади].

Theophanes Conttnua us, ex rec I. Bekken, Bonnae, 1838, p. 912.

31. Иоанн, митрополит Мелитинский [Иоанн Геометр?]

О движении Святослава к Константинополю

(в 970 или 972 г.)

Эпитафия императора Никифора Фоки

Тот, кто мужей всегда был крепче и мечей,

Стал женщины добычей легкой и мечей

Тому, кто некогда царил над всей землей,

В удел достался крохотный клочок земли

5 Тот, кто священ был раньше даже для зверей,

Убит супругой5 - частью тела своего.

Тот, кто и ночью не хотел вкусить покой,

Теперь надолго успокоился в гробу

Печально зрелище! Восстань же ныне, царь!

10 Пехоту собери, стрелков и всадников

И войско все свое фаланги и полки,

Ибо идет оружье русское на нас,

К убийству жадно рвутся скифов племена

Твой град - добыча всех племен, которых в страх

15 Когда то повергал один лишь образ твой,

Что был начертан у ворот Византия

Нет! Не останься равнодушным' Камень сбрось,

Teбя гнетущий, и камнями всех зверей

Разноплеменных прогони и на скале

20 Нам основание незыблемое дай.

Когда ж не хочешь из могилы ты восстать,

Подай хоть голос племенам из-под земли,

Быть может, он один их в бегство обратит

Когда ж и это невозможно, то прими

25 Нас всех в свой гроб - ведь, кроме собственной жены,

Всех победил ты6, и у мертвого тебя

Довольно сил, чтоб толпы христиан спасти.

Ceorgius Cedrenus, t. II, Bonnae, 1839, p. 378

32. Посольство императора Михаила VI

в лагере узурпатора Исаака Комнина (1057 г.)

Кн. VI, § 22. Пока мы договаривались, день уже занялся, и солнце, появившись над горизонтом, поднималось сияющим диском Оно еще не прошло значительной части своего пути, когда явились первые [лица] совета, чтобы пригласить нас и, сопровождая, отвести к правителю. И вот мы оказались перед большой палаткой, которая была бы вполне достаточной и для [императорского?] лагеря, и для иноземных войск. Ее окружало множество [людей], но это не были праздные и беспорядочные [толпы]: нет, одни были перепоясаны мечами, другие держали на плечах тяжелые стальные секиры, третьи сжимали в руках копья; они расположились в порядке, [образуя] кольца, отделенные друг ог друга небольшим промежутком. Не было слышно ни звука, в страхе все замерли и напряженно смотрели на [человека], стоявшего у входа в палатку: это был начальник телохранителей, человек не только благородный, но вместе с тем быстрый и решительный, умевший и говорить, и промолчать, и обдумать, - дука7 Иоанн [Ком-нин], унаследовавший от длинного ряда предков и благородство, и твердость.

§ 23. Когда мы приблизились к входу, он приказал нам остановиться и вошел внутрь императорской палатки; через некоторое время он возвратился и, не сказав нам ни слова, внезапно распахнул двери, чтобы поразить [нас] внезапностью [открывшегося] зрелища Действительно, все было царственным и устрашающим: сперва мы едва не оглохли от кликов толпы, ибо не все воскликнули одновременно, но сперва первый отряд совершил славословие, затем был дан сигнал следующему, потом - третьему, и эти несогласованные [клики] были новостью; когда же прокричал последний ряд, они вновь и все вместе [издали приветственный крик], едва не оглушив нас.

§ 24. Когда они перестали [кричать], мы получили возможность заглянуть внутрь палатки; мы ведь вошли не сразу после того, как распахнулись двери, но стояли поодаль, ожидая знака, [приглашающего] войти. А в палатке [мы могли видеть] императора [Исаака Комнина], сидящего на двуглавом троне, высоком и украшенном золотом; ноги его покоились на подставке, а сам он был облачен в сверкающие одежды. [Император] откинул голову назад, выпятил грудь, его щеки покраснели от напряжения, глаза застыли от внутренней сосредоточенности, выдавая раздумье, наполнявшее его сердце; затем он вознес их горе, словно вырвавшись из пучины на морскую гладь. Многие стояли вокруг него: внутреннее кольцо - самое малочисленное - образовали самые близкие [лица]; это были мужи из знатных родов, отличавшиеся героическим величием. Они образовали первый класс и служили образцом для остальных. Вокруг них расположился другой хор: их помощники, бойцы первого ряда, кое-кто из [воинов] следующих отрядов, командиры полуотрядов, которые сражались на левом фланге8. Их окружали легковооруженные, за ними - союзные отряды, созданные из [различных] племен, в том числе из итальянцев и тавроскифов9, страшных своим видом и обликом.

Michel Psellos, Chronogiaphie, Texte ctabli et

traduit par E. Renauld, Pans, 1928, t. II. p. 95-97.

33. Битва при Манцикерте (19 августа 1071 г.)

Приход послов [турок] еще не был ни отменен, ни отсрочен, а некоторые из приближенных императора [Романа IV Диогена] убеждали его отвергнуть мир, как лживый по существу и скорее бесполезный, чем сулящий выгоды. Ведь султан, говорили они, боится [нас], ибо не имеет значительных сил и, ожидая [войска], идущие следом за ним, выигрывает время, чтобы соединиться с остальными силами. Эти речи толкали императора на войну. Таким образом, турки хлопотали у себя о деле мира, император же, издав боевой клич, неожиданно одолел в [первой] схватке. Молва об этом, достигнув врагов, поразила их. Пока же они, также вооружившись, отогнали беспомощную толпу [своих] в тыл, а сами тотчас сделали вид, что построились в военный порядок Но большинство их [тут же] обратилось в бегство, увидев выстроившиеся в порядке и военном великолепии фаланги ро-меев. Турки отступили назад, а император устремился следом за ними со всем войском [и преследовал их], пока не наступил поздний вечер. Однако, не встречая у врагов сопротивления и зная, что лагерь лишен конных воинов и пешей стражи, ибо у императора не было с собою достаточного войска, чтобы и здесь оставить защиту, [к тому же] большинство [воинов], как выше упоминалось, было утомлено еще раньше, император решил не продолжать более преследования, чтобы турки, устроив засаду, не напали на беззащитный лагерь Вместе с тем он учитывал, что если он продолжит свой путь, то ночь застигнет его при возвращении и тогда турки, будучи хорошими стрелками из лука, изменят [направление] своего бега на противоположное. Поэтому, повернув императорское знамя, он возвестил, что пора вспомнить о возвращении, Стратиоты же, оказавшиеся далеко от [своих] фаланг, видя поворот императорского знамени, решили, что император потерпел поражение. Многие, впрочем, уверяют, что некто из злоумышлящих против императора, двоюродный брат Михаила, пасынка императора, давно затаив на него злой умысел, сам сеял среди стратиотов подобные слухи и тотчас, захватив своих [воинов] (а ведь ему по доброте императора была вверена немалая часть войска), вернулся, как беглец, в лагерь. Подражая ему, и соседние с ним лохи (отряды) один за другим без боя обратились в бегство, а за ними - и другие. Тогда император, видя бессмысленное и беспричинное бегство, остановился вместе с окружавшими его людьми, призывая, как обычно, своих [воинов] прекратить бегство. Но никто не повиновался.

Те же из неприятелей, которые стояли на холмах, видя нежданную беду ромеев, сообщили султану о случившемся и убеждали его повернуть [на ромеев]. И вот, после возвращения султана, тотчас и неожиданно для императора битва разразилась. Приказав окружавшим его не поддаваться и не впадать в малодушие, император долго и мужественно защищался. Среди же прочих [воинов] вне укреплений [лагеря], захлестнутых [волною] паники, стоял разноголосый вопль, господствовало беспорядочное бегство, и никто там не сказал нужного слова. А если и говорили, то одни о том, что император храбро сопротивляется с оставшимися у него [воинами] и что варвары [уже] обращены в бегство, другие же возвещали о его гибели или пленении, третьи же болтали совсем другое и приписывали победу то той, то другой стороне, пока не начали многие из бывших с императором [в походе] каппадо-кийцев дезертировать оттуда [целыми] отрядами.

О том же, как я сам, став на пути б.егущим, многих задержал, стремясь отвратить поражение, пусть расскажут другие.

После этого многие из императорских конюхов, возвращавшиеся с конями10, на вопрос о том, что случилось, отвечали, что не видели императора И какое было смятение, и плач, и горе, и ужас неудержимый, и пыль до небес, и, наконец, турки, нахлынувшие на нас отовсюду! Поэтому каждый, сколь у него нашлось рвения или стремительности или сил, вверил бегству собственное спасение. Неприятели же, преследуя бегущих по пятам, одних убили, других взяли живыми, а третьих растоптали [лошадьми]. И случилось ужасное, всякие слезы и жалобы превышающее, ибо что может быть печальнее, чем лагерь императора бегством и поражением от варваров бесчеловечных и грубых низринутый, чем император, лишенный помощи и варварским оружием окруженный, чем палатки императора, командиров и стратиотов, ставшие добычей этих мужей, [что может быть горше], чем узреть все у ромеев опустошенным, а царство увидеть в мгновенье ока рухнувшим?!

Так обстояло дело с остальным войском. Но окружавшие императора враги отнюдь не легко и не сразу его одолели. Обладая стратиотским и военным опытом, знакомый со многими опасностями, он оказал сильное сопротивление нападающим, убив многих [из них] Наконец, он был ранен мечом в руку, а затем конь его был повержен стрелой, и ему пришлось сражаться пешим. И вот к вечеру, вконец утомленный, о, горе, он смирился и стал пленником [турок].

Michaelis Attaliotae11 Historia, Bonnae. 1853, p. 160-163.

Классики марксизма-ленинизма о процессе феодализации в Европе

...В каждую историческую эпоху преобладающий способ экономического производства и обмена и необходимо обусловливаемое им строение общества образуют основание, на котором зиждется политическая история этой эпохи и история ее интеллектуального развития, основание, исходя из которого она только и может быть объяснена; что в соответствии с этим вся история человечества (со времени разложения первобытного родового общества с его общинным землевладением) была историей борьбы классов, борьбы между эксплуатирующими и эксплуатируемыми, господствующими и угнетенными классами...

Ф. Энгельс, Предисловие к английскому

изданию "Манифеста Коммунистической партии"

888 года, К. Маркс и Ф Энгельс, соч., т 21, 2 изд , стр 367

История всех до сих пор существовавших обществ была историей борьбы классов.

Свободный и раб, патриций и плебей, помещик и крепостной, мастер и подмастерье, короче, угнетающий и угнетаемый находились в вечном антагонизме друг к другу, вели непрерывную, то скрытую, то явную борьбу, всегда кончавшуюся революционным переустройством всего общественного здания или общей гибелью борющихся классов.

В предшествующие исторические эпохи мы находим почти повсюду полное расчленение общества на различные сословия,- целую лестницу различных общественных положений. В Древнем Риме мы встречаем патрициев, всадников, плебеев, рабов; в средние века-феодальных господ, вассалов, цеховых мастеров, подмастерьев, крепостных, и к тому же почти в каждом из этих классов - еще особые градации.

К Маркс и Ф Энгельс, Манифест

Коммунистической партии, Соч.,

т. 4, 2 изд, стр. 424-425.

...Рабство -первая форма эксплуатации, присущая античному миру; за ним следуют: крепостничество в средние века, наемный труд в новое время. Таковы три великие формы порабощения, характерные для трех великих эпох цивилизации; открытое, а с недавних пор замаскированное рабство всегда ее сопровождает.

Ф. Энгельс, Происхождение семьи, частной

собственности и государства, К. Маркс,

Ф. Энгельс, Соч., т 21, 2 изд., стр. 175.

...Во всех формах, при которых непосредственный рабочий остается "владельцем" средств производства и условий труда, необходимых для производства средств его собственного существования, отношение собственности должно в то же время выступать как непосредственное отношение господства и порабощения, следовательно, непосредственный производитель-как несвободный; несвобода, которая от крепостничества с барщинным трудом может смягчаться до простого оброчного обязательства. Согласно предположению, непосредственный производитель владеет здесь своими собственными средствами производства, вещественными условиями труда, необходимыми для осуществления его труда и для производства средств его существования; он самостоятельно ведет свое земледелие, как и связанную с ним сельско-домашнюю промышленность.

К. Маркс, Капитал, т. Ill, M., 1955, стр. 803.

При собственно натуральном хозяйстве, когда земледельческий продукт совсем не вступает в процесс обращения или вступает в него лишь очень незначительная часть этого продукта и лишь сравнительно незначительная доля даже той части продукта, которая представляет доход земельного собственника,- как, напр., во многих древнеримских латифундиях, равно как в виллах Карла Великого, а также... в большей или меньшей мере на всем протяжении средних веков,- продукт и прибавочный продукт крупных имений состоит отнюдь не только из продуктов земледельческого труда. Он охватывает также и продукты промышленного труда. Домашний ремесленный и мануфактурный труд как подсобное производство при земледелии, образующем базис, является условием того способа производства, на котором покоится это натуральное хозяйство как в древней и средневековой Европе, так - еще до настоящего времени-и в индийской общине, где ее традиционная организация еще не разрушена.

К. Маркс, Капитал, т. Ill, M., 1Э55, стр. 799.

... Могущество феодальных господ, как и всяких вообще суверенов, определялось не размерами их ренты, а числом их подданных, а это последнее зависит от числа крестьян, ведущих самостоятельное хозяйство.

К Маркс, Капитал, т. I, К.. Маркс и Ф. Энгельс

Соч., т. 23, 2 изд., стр. 729.

...Германские народы, ставшие господами римских провинций, должны были организовать управление этой завоеванной ими территорией. Однако невозможно было ни принять массы римлян в родовые объединения, ни господствовать над ними посредством последних. Во главе римских местных органов управления, вначале большей частью продолжавших существовать, надо было поставить вместо римского государства какой-то заменитель, а этим заменителем могло быть лишь другое государство. Органы родового строя должны были поэтому превратиться в органы государства, и притом, под давлением обстоятельств, весьма быстро. Но ближайшим представителем народа-завоевателя был военачальник. Защита завоеванной области от внутренней и внешней опасности требовала усиления его власти. Наступил момент для превращения власти военачальника в королевскую власть, и это превращение совершилось.

Остановимся на Франкском королевстве. Здесь победоносному народу салических франков достались в полное обладание не только обширные римские государственные имения, но также и все огромные земельные участки, оказавшиеся при разделе не включенными в общинные владения крупных и мелких округов [Gau] и общин-марок - в частности все более крупные лесные массивы. Первым делом франкского короля, превратившегося из простого верховного военачальника в настоящего монарха, было превратить это народное достояние в королевское имущество, украсть его у народа и раздать его в виде подарков или пожалований своей дружине. Эта дружина, первоначально состоявшая из его личной военной свиты и остальных подчиненных ему военачальников, скоро увеличилась не только за счет римлян, то есть романизированных галлов, которые вскоре стали для него необходимы благодаря своему умению писать, своему образованию, своему знанию романского разговорного и латинского литературного языка, а также и местного права; она увеличилась также за счет рабов, крепостных и вольноотпущенников, которые составляли его придворный штат и из среды которых он выбирал своих любимцев. Все они получали участки принадлежащей народу земли, в первое время большей частью как подарки, позднее как пожалования в форме бенефициев, причем первоначально, как правило, до конца жизни короля. Так за счет народа создавалась основа новой знати.

Мало того. Ввиду обширных размеров государства нельзя было управлять, пользуясь средствами старого родового строя; совет старейшин, если он уже давно не исчез, не мог бы собираться и был вскоре заменен постоянными приближенными короля; старое народное собрание продолжало для вида существовать, но также все более и более становилось собранием лишь подчиненных королю военачальников и новой нарождающейся знати. Свободные, владевшие землей крестьяне, которые составляли массу франкского народа, были истощены и разорены вечными междоусобными и завоевательными войнами, последними особенно при Карле Великом, точно так же как раньше римские крестьяне в последние времена республики. Эти крестьяне, из которых первоначально состояло все войско, а после завоевания территории Франции - его основное ядро, так обеднели к началу IX века, что едва только один из пяти крестьян в состоянии был выступить в поход. Место созываемого непосредственно королем ополчения свободных крестьян заняло войско, составленное из служилых людей новой народившейся знати, включая и зависимых крестьян, потомков тех, кто прежде не знал другого господина, кроме короля, а еще раньше вообще не знал никаких господ, и короля в том числе. При преемниках Карла разорение франкского крестьянского сословия было довершено внутренними войнами, слабостью королевской власти и соответственными посягательствами магнатов - к ним прибавились еще назначенные Карлом графы округов [Gaugrafen], стремившиеся сделать свои должности наследственными, - наконец, набегами норманнов. Через пятьдесят лет после смерти Карла Великого империя франков столь же беспомощно лежала у ног норманнов, как за четыре столетия до того Римская империя лежала у ног франков.

И почти такой же она оказалась не только по своему бессилию перед внешними врагами, но и по своему внутреннему общественному порядку или, скорее, беспорядку. Свободные франкские крестьяне очутились в таком же положении, как и их предшественники, римские колоны. Разоренные войнами и грабежами, они должны были прибегать к покровительству новой народившейся знати или церкви, так как королевская власть была слишком слаба, чтобы защитить их; но это покровительство им приходилось приобретать дорогой ценой. Как прежде галльские крестьяне, они должны были передавать покровителю право собственности на свой земельный участок, получая последний от него обратно в виде зависимого держания на различных и меняющихся условиях, но всегда только взамен выполнения повинностей и уплаты оброка; раз попав в такого рода зависимость, они мало-помалу теряли и свою личную свободу; через несколько поколений они были уже в большинстве своем крепостными, Как быстро исчезало свободное крестьянское сословие, показывает составленная Ирминоном опись земельных владений аббатства Сен-Жермен-де-Пре, находившегося тогда близ Парижа, а теперь - в самом Париже. В обширных владениях этого аббатства, разбросанных по окрестностям, находились тогда, еще при жизни Карла Великого, 2788 хозяйств, заселенных почти исключительно франками с германскими именами. В это число входило 2080 колонов, 35 литов, 220 рабов и только 8 свободных поселенцев! Объявленный Сальвианом безбожным обычай, согласно которому покровитель заставлял крестьянина передавать свой земельный участок ему в собственность, а затем отдавал этот участок крестьянину лишь в пожизненное пользование, теперь повсюду практиковался церковью в отношении крестьян. Барщинные повинности, которые теперь стали все более и более входить в обыкновение, имели своим прообразом как римские ангарии, принудительные работы в пользу государства, так и повинности, выполнявшиеся членами германской общины-марки по сооружению мостов, дорог и для других общих целей. Таким образом, масса населения, спустя четыреста лет, вернулась как будто бы целиком к своему исходному положению.

Ф Энгельс, Происхождение семьи, частной собственности и

государства,К. Маск и Ф. Энгельс, Соч , т. 21, 2 изд , стр 150-153

Основы маркового строя начали подрываться уже вскоре после переселения народов. В качестве представителей народа франкские короли завладели огромными земельными пространствами, принадлежавшими всему народу, в особенности лесами, чтобы затем расточать их в виде подарков своей придворной челяди, своим военачальникам, епископам и аббатам. Таким путем они заложили основу позднейшего крупного землевладения дворянства и церкви. Последняя уже задолго до Карла Великого владела доброй третью всех земель во Франции; несомненно, что такое соотношение в течение средних веков имело место почти во всей католической Западной Европе.

Продолжавшиеся без конца внутренние и внешние войны, неизменным последствием которых были конфискации земель, разорили огромное число крестьян, так что уже во времена Меровингов имелось весьма большое количество свободных людей, лишенных земли. Беспрерывные войны Карла Великого сломили главную силу свободного крестьянства. Первоначально каждый свободный владелец земли был обязан службой и должен был на свои средства не только вооружиться, но также и прокормить себя на военной службе в течение шести месяцев. Нет ничего удивительного в том, что уже во времена Карла на военную службу мог действительно быть взят едва лишь каждый пятый мужчина. Во время хаотического правления его преемников свобода крестьян еще быстрее сводилась на нет. С одной стороны, бедствия от набегов норманнов, вечные войны королей и междоусобицы знати вынуждали свободных крестьян, одного за другим, искать себе покровителя. С другой стороны, алчность той же знати и церкви ускоряла этот процесс; хитростью, обещаниями, угрозами, силой они подчиняли своей власти еще больше крестьян и крестьянских земель. Как в том, так и в другом случае крестьянская земля превращалась в господскую и, самое большее, вновь передавалась крестьянам в пользование за оброк и барщину. Крестьянин же из свободного землевладельца превращался в зависимого, обязанного платить оброк и отбывать барщину, или даже в крепостного. В Западнофранкском королевстве, и вообще к западу ог Рейна, это было правилом. К востоку от Рейна, напротив, сохранилось еще сравнительно большое число свободных крестьян, преимущественно рассеянных в разных местах, реже соединенных в целые свободные села. Однако и здесь в X-XII столетиях под нажимом всемогущих дворянства и церкви все большее количество крестьян попадало в крепостную кабалу.

Когда феодал - духовный или светский - приобретал крестьянское владение, он вместе с тем приобретал и связанные с этим владением права в марке. Таким образом, новые землевладельцы становились членами марки и первоначально пользовались в пределах марки только равными правами наряду с остальными свободными и зависимыми общинниками, даже если это были их собственные крепостные. Но вскоре, несмотря на упорное сопротивление крестьян, они приобрели во многих местах привилегии в марке, а нередко им удавалось даже подчинить ее своей господской власти. И все же старая община-марка продолжала существовать, хотя и под господской опекой.

Ф. Энгельс, Марка, К Маркс и Ф. Энгельс,

Соч., т. 19, 2 изд., стр. 337-338.

...У франков рабы и вольноотпущенники короля играли большую роль сначала при дворе, а затем в государстве; большая часть новой знати ведет свое происхождение от них.

Возникновению королевской власти содействовал один институт - дружины... После завоевания Римской империи эти дружинники королей образовали, наряду с придворными слугами из числа несвободных и римлян, вторую из главных составных частей позднейшей знати.

Ф. Энгельс, Пвоисхождение семьи, частной собственности

и государства, К Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 21, 2 изд., стр. 143.

Энгельс, имея в виду франкское завоевание Галлии, указывал, что с падением Римской империи "...исчезло античное рабство, исчезли разорившиеся, нищие свободные, презиравшие труд как рабское занятие. Между римским колоном и новым крепостным стоял свободный франкский крестьянин... Общественные классы IX века сформировались не в обстановке разложения гибнущей цивилизации, а при родовых муках новой цивилизации. Новое поколение - как господа, так и слуги - в сравнении со своими римскими предшественниками было поколением мужей. Те отношения между могущественными земельными магнатами и зависимыми от них крестьянами, которые для римлян являлись формой, выражавшей безысходную гибель античного мира, были теперь для нового поколения исходным моментом нового развития. И затем, какими бесплодными ни представляются эти четыреста лет, они оставили один крупный результат: современные национальности, новое формирование и расчленение западноевропейской части человечества для грядущей истории".

Ф. Энгельс, Происхождение семьи, частной

собственности и государства, К. Маркс

и Ф. Энгельс, Соч., т. 21, 2 изд., стр. 153-154.

Крестьяне первоначально делились на две категории: сер-вов (происходивших от прежних рабов) и колонов; но это различие вскоре стирается, и возникает среднее состояние, которое, однако, не уничтожало бесправного положения крестьянина и не ограждало его от нарушения обязательств со стороны господина.

Ф. Энгельс, [О Франции в эпоху феодализма],

Выписки из "Истории Франции" Мартена,

"Архив Маркса и Энгельса", т. X, М., 1948, стр. 281.

Разве феодализм когда-либо соответствовал своему поня-fnro? Возникший на западе во Франкском королевстве, развитый дальше в Нормандии норвежскими завоевателями, усовершенствованный французскими норманнами в Англии и южной Италии - он больше всего приблизился к своему понятию в эфемерном Иерусалимском королевстве, которое оставило после себя в "Иерусалимских ассизах" наиболее классическое выражение феодального порядка.

Энгельс - К. Шмидту, 12 марта 1895 г.,

К- Маркс, Ф. Энгельс, Избранные письма, М., 1953, стр. 484.

Аллодом создана была не только возможность, но и необходимость превращения первоначального равенства земельных владений в его противоположность. С момента установления аллода германцев на бывшей римской территории он стал тем, чем уже давно была лежавшая рядом с ним римская земельная собственность, - товаром. И таков уж неумолимый закон всех обществ, покоящихся на товарном производстве и товарном обмене, что распределение собственности делается в них все более неравномерным, противоположность между богатством и бедностью становится все резче и собственность все более концентрируется в немногих руках,- закон, который при современном капиталистическом производстве достигает, правда, своего наиболее полного развития, но отнюдь не только при нем вообще вступает в силу. Итак, с того момента, как возник аллод, свободно отчуждаемая земельная собственность, земельная собственность как товар, возникновение крупной земельной собственности стало лишь вопросом времени.

Ф Энгельс, Франкский период. К.. Маркс и

Ф. Энгельс, Соч., т 19, 2 изд., стр. 497

... Прежде чем свободные франки могли сделаться чьими-либо держателями, они должны были каким-нибудь образом потерять аллод, полученный ими при занятии территории, должен был образоваться особый класс безземельных свободных франков.

Ф. Энгельс, Франкский период, К. Маркс и

Ф. Энгельс, Соч., т. 19, 2 изд., стр. 502.

Конечно, не приходится сомневаться в том, что уже во времена Меровингов на землях светских магнатов создались совершенно такие же отношения, как и на церковных землях, что, следовательно, также и там наряду с несвободными были посажены на оброк и свободные держатели. Их, должно быть, даже при Карле Мартелле было уже очень много, потому что в противном случае начатый им и завершенный его сыном и внуком переворот в аграрных отношениях оставался бы, по крайней мере, в одном отношении совершенно необъяснимым.

Этот переворот в основе своей покоится на двух новых установлениях. Во-первых, для гого чтобы прочнее привязать магнатов государства к короне, им, как правило, коронных земель больше не дарили, а предоставляли в пожизненное пользование в качестве "бенефиция" на определенных условиях, под страхом отнятия бенефиция за несоблюдение условий. Так магнаты сами становились держателями земельных владений короны. И, во-вторых, для того чтобы обеспечить крупным магнатам набор свободных держателей для военной службы, этим магнатам была передана часть должностных функций графа данного округа по отношению к свободным людям, поселенным в их владениях, и они были назначены "сеньорами" над этими последними.

Ф. Энгельс, Франкский период, К. Маркс

и Ф. Энгельс, Соч., т 19. 2 изд., стр. 503

Бенефиций, этот новый институт,., еще не был позднейшим леном, но был уже его зародышем. Его жаловали с самого начала пожизненно - до смерти как жалователя, так и получателя. Если умирал один из них, то бенефиций переходил к собственнику или к его наследнику... Земельное пожалование, предоставленное в качестве бенефиция, таким образом, согласно позднейшей формулировке, становилось недействительным как в случае смерти сеньора [Throniall], так и в случае смерти получателя и переходило к наследнику умершего сеньора [Heimfall]. Принцип недействительности бене-фициального пожалования в случае смерти сеньора или короля вскоре перестал применяться на практике; крупные бенефициарии стали могущественнее короля. В случае смерти бенефициария уже в очень ранние времена нередко практиковалось новое пожалование владения наследникам прежнего бенефициария.

Ф. Энгельс, Франкский период, К. Маркс

и Ф. Энгельс, Соч., т. 19, 2 изд., стр. 504.

...В созданной бенефициями общественной иерархии, идущей сверху вниз от короны через крупных бенефициариев, предшественников имперских князей, к средним бенефициа-риям, позднейшему дворянству, а от них к свободным и несвободным крестьянам, большая часть которых живет марками, мы видим основы позднейшей замкнутой феодальной иерархии.

Ф. Энгельс, Франкский период, К. Маркс и

Ф. Энгельс, Соч., т. 19, 2 изд., стр. 506.

Так, церковь, - и то же самое мы должны предположить относительно крупных землевладельцев и бенефициариев,- церковь, которая раньше передавала земли своим свободным держателям большей частью только в прекарий, во временное пользование, должна была подчиниться импульсу, исходившему от короны. Она не только также начала жаловать бенефиции, но эта форма пожалования стала до такой степени преобладающей, что уже ранее существовавшие прека-рии незаметно принимали характер бенефициев, становились пожизненными, пока в IX веке прекарий почти полностью не превращается в бенефиций. Во второй половине IX века бенефициарии церкви, а также и светских магнатов, должно быть, заняли уже видное положение в государстве; некоторые из них были, по-видимому, довольно крупными собственниками, основателями позднейшего низшего слоя знати.

Ф Энгельс, Франкский период, К. Маркс

и Ф Энгельс, Соч , т 19, 2 изд , стр 506

...Тенденция превращения бенефиция в служилое поместье уже бесспорно имеется налицо и приобретает в IX веке все большее распространение; и по мере дальнейшего распространения этой тенденции бенефиций развивается в лен.

Ф Энгельс, Франкский период, К Маркс

и Ф Энгельс, Соч , т 19, 2 изд , стр. 506

Обязанности и права вассалов и ленная система - одни и те же на всех ступенях иерархии от мельчайшего феода простого воина до самого большого коронного лена. "Краеугольный камень всего здания - королевская власть, избираемая условно сеньерами самого высокого ранга... она может потерять право на их повиновение, если король нарушит данную им клятву - охранять права каждого". В этой иерархии уже нет места для аллода- нет земли без сеньера [nulle terre sans seigneur]. Даже духовенство, владеющее землей, "должно либо нести службу с земли, либо покинуть ее" (стр. 4).

Так как все сеньеры и вассалы обязаны носить оружие, то дочери их тем самым лишаются {права наследования}; неизбежным следствием неделимости лена является право первородства. Если же имеется налицо несколько ленов, их делят между сыновьями, чтобы не уменьшать число воинов (стр.5).

Все, что не входит в феодальную иерархию, так сказать, не существует; вся масса крестьян, народа, даже не упоминается в феодальном праве. Их непосредственный сеньер был для них абсолютным государем, и ни один высший член иерархии не может встать между ними обоими.

Ф. Энгельс, [О Франции в эпоху феодализма],

Выписки из "Истории Франции" Мартена, "Архив

Маркса и Энгельса", т. X, М , 1948, стр. 279 - 280.

Но феодальная система непоследовательна, она сама наносила себе удары. Уже в XI веке салический закон наследования1 часто нарушается; дочерям, хотя они и стоят на втором месте после сыновей, отдается предпочтение перед наследниками по боковой линии.

Ф Энгельс, |О Франции в эпоху феодализма],

Выписки из "Истории Франции" Мартена, "Архив

Маркса и Энгельса", т. X, М , 1948, стр 282.

Во время франкского господства - упадок городов, даже остатки галло-римской аристократии, следуя примеру германцев, возвращались к земле. Но с этим были связаны и преимущества: наместники провинций и их заместители, их pedanei judices [судьи по малоценным искам], исчезли, и курии завладели гражданской юрисдикцией и творили суд по уголовным делам над своими подданными под председательством франкского графа (стр. 223). Затем было уничтожено ужасное налоговое бремя курии вместе с налогами Римской империи, ценз 25 арпанов давно уже потерял свою силу; члены ремесленных корпораций, мелкие собственники и пр. демократизировали курию. Все должности были выборными, и большей частью только на один год; иногда горожане совещались под председательством епископа.

Епископ одновременно-,ноддерживал и уничтожал эту демократию. Вначале он ей покровительствовал, хотя и тогда уже претендовал на большие преимущества для себя: он добился для многих городов королевского иммунитета и защиты от королевских податных чиновников и судей; королевские чиновники продолжали взимать лишь косвенные налоги (стр. 224).

При Карле Великом в городах введена {должность} ска-бинов, выполнявших судебные и административные функции; они избирались совместно императорским посланцем [missus dominicus]2, графом и народом; вскоре после этого скабины уже назначаются либо графом, либо епископом.

При развитии феодальной системы города, которые не сделались в результате узурпации наследственными владениями графов, попали под власть епископов, "которые стали их сеньерами, превратили свою муниципальную власть во власть феодального сюзерена и завладели муниципальными налогами, как официальным источником дохода". То, что короли и императоры не хотели удержать в своих руках, они передавали скорее духовным сеньерам, чем светским - особенно на Рейне, в Ломбардии и во Франции, в частности и во 2-й Бельгии3. Во всех этих случаях почти везде была отменена выборность должностей, должности были превращены в наследственный лен именитых граждан, а "ремесленные корпорации были доведены системой произвольных поборов до полукрепостного состояния" (стр. 225).

Теперь появляется название мэр, mayeur, а скабины часто называются пэрами; они равны между собой как вассалы одного и того же сеньера.

Ф. Энгельс, [О Франции в эпоху феодализма],

Выписки из "Истории Франции" Мартена, "Архив

Маркса и Энгельса", т. X, М., 1948, стр. 287-288.

...Франция вместе с тем является центром развития рыцарства, и здесь оно впервые оформилось к концу XI века.

Ф. Энгельс, [О Франции в эпоху феодализма],

Выписки из "Истории Франции" Мартена, "Архив

Маркса и Энгельса", т. X, М., 1948, стр. 301.

...Рабство в громадном большинстве стран в своем развитии превратилось в крепостное право. Основное деление общества- крепостники-помещики и крепостные крестьяне. Форма отношений между людьми изменилась. Рабовладельцы считали рабов своей собственностью, закон укреплял этот взгляд и рассматривал рабов как вещь, целиком находящуюся в обладании рабовладельца. По отношению к крепостному крестьянину осталось классовое угнетение, зависимость, но крепостник-помещик не считался владельцем крестьянина, как вещи, а имел лишь право на его труд и на принуждение его к отбыванию известной повинности.

В. М. Ленин, О государстве, Соч., т. 29, стр. 438 - 439.

...Сущность тогдашней (эпохи крепостного права. - Ред.) хозяйственной системы состояла в том, что вся земля данной единицы земельного хозяйства, т. е. данной вотчины, разделялась на барскую и крестьянскую; последняя отдавалась в надел крестьянам, которые (получая сверх того и другие средства производства - например, лес, иногда скот и т. п.) своим трудом и своим инвентарем обрабатывали ее, получая с нее свое содержание. Продукт этого труда крестьян представлял из себя необходимый продукт, по терминологии теоретической политической экономии; необходимый - для крестьян, как дающий им средства к жизни, для помещика, как дающий ему рабочие руки; совершенно точно так же, как продукт, возмещающий переменную часть стоимости капитала, является необходимым продуктом в капиталистическом обществе. Прибавочный же труд крестьян состоял в обработке ими тем же инвентарем помещичьей земли; продукт этого труда шел в пользу помещика. Прибавочный труд отделялся здесь, следовательно, пространственно от необходимого: на помещика обрабатывали барскую землю, на себя - свои наделы; на помещика работали одни дни недели, на себя - другие. "Надел" крестьянина служил, таким образом, в этом хозяйстве как бы натуральной заработной платой (выражаясь применительно к современным понятиям), или средством обеспечения помещика рабочими руками. "Собственное" хозяйство крестьян на своем наделе было условием помещичьего хозяйства, имело целью "обеспечение" не крестьянина- средствами к жизни, а помещика - рабочими руками.

Эту систему хозяйства мы и называем барщинным хозяйством. Очевидно, что ее преобладание предполагало следующие необходимые условия: во-первых, господство натурального хозяйства. Крепостное поместье должно было представлять из себя самодовлеющее, замкнутое целое, находящееся в очень слабой связи с остальным миром... Во-вторых, для такого хозяйства необходимо, чтобы непосредственный производитель был наделен средствами производства вообще и землею в частности; мало того - чтобы он был прикреплен к земле, так как иначе помещику не гарантированы рабочие руки. Следовательно, способы получения прибавочного продукта при барщинном и при капиталистическом хозяйствах диаметрально противоположны друг другу: первый основан на наделении производителя землей, второй - на освобождении производителя от земли. В-третьих, условием такой системы хозяйства является личная зависимость крестьянина от помещика. Если бы помещик не имел прямой власти над личностью крестьянина, то он не мог бы заставить работать на себя человека, наделенного землей и ведущего свое хозяйство. Необходимо, следовательно, "внеэкономическое принуждение", как говорит Маркс, характеризуя этот хозяйственный режим (подводимый им, как уже было указано выше, под категорию отработочной ренты...). Формы и степени этого принуждения могут быть самые различные, начиная от крепостного состояния и кончая сословной неполноправностью крестьянина. Наконец, в-четвертых, условием и следствием описываемой системы хозяйства было крайне низкое и рутинное состояние техники, ибо ведение хозяйства было в мелких крестьян, задавленных нуждой, приниженных личной зависимостью и умственной темнотой.

В. И. Ленин, Развитие капитализма в России,

Соч., т. 3, 5 изд., стр. 183 - 185

...Основной признак крепостного права тот, что крестьянство (а тогда крестьяне представляли большинство, городское население было крайне слабо развито) считалось прикрепленным к земле, - отсюда и произошло и самое понятие- крепостное право. Крестьянин мог работать определенное число дней на себя на том участке, который давал ему помещик; другую часть дней крепостной крестьянин работал на барина. Сущность классового общества оставалась: общество держалось на классовой эксплуатации. Полноправными могли быть только помещики, крестьяне считались бесправными. Их положение на практике очень слабо отличалось от положения рабов в рабовладельческом государстве. Но все же к их освобождению, к освобождению крестьян, открывалась дорога более широкая, так как крепостной крестьянин не считался прямой собственностью помещика. Он мог проводить часть времени на своем участке, мог, так сказать, до известной степени принадлежать себе, и крепостное право при более широкой возможности развития обмена, торговых сношений все более и более разлагалось, и все более расширялся круг освобождения крестьянства. Крепостное общество всегда было более сложным, чем общество рабовладельческое, В нем был большой элемент развития торговли, промышленности, что вело еще в то время к капитализму. В средние века крепостное право преобладало. И здесь формы государства были разнообразны, и здесь мы имеем и монархию и республику, хотя гораздо более слабо выраженную, но всегда господствующими признавались единственно только помещики-крепостники. Крепостные крестьяне в области всяких политических прав были исключены абсолютно.

В. И. Ленин, О государстве, Соч., т. 29, стр. 443-444.

...Крепостная или барщинная система хозяйства одина? кова с капиталистической в том отношении, что в обеих работник получает лишь продукт необходимого труда, отдавая продукт прибавочного труда без оплаты собственнику средств производства. Отличается же система крепостного хозяйства от капиталистической в трех следующих отношениях. Во-первых, крепостное хозяйство есть натуральное хозяйство, капиталистическое же - денежное. Во-вторых, в крепостном хозяйстве орудием эксплуатации является прикрепление работника к земле, наделение его землей, в капиталистическом же - освобождение работника от земли. Для получения дохода (т. е. прибавочного продукта) крепостник-помещик должен иметь на своей земле крестьянина, обладающего наделом, инвентарем, скотом. Безземельный, безлошадный, бесхозяйный крестьянин - негодный объект для крепостнической эксплуатации. Для получения дохода (прибыли) капиталист должен иметь перед собой именно безземельного, бесхозяйного работника, вынужденного продавать свою рабочую силу на свободном рынке труда. В-третьих, наделенный землей крестьянин должен быть лично зависим от помещика, ибо, обладая землей, он не пойдет на барскую работу иначе как под принуждением. Система хозяйства порождает здесь "внеэкономическое принуждение", крепостничество, зависимость юридическую, неполноправность и т. д. Напротив, "идеальный" капитализм есть полнейшая свобода договора на свободном рынке - между собственником и пролетарием.

В. И. Ленин, Аграрный вопрос в России

к концу XIX века, Соч., т. 15, стр 66.

...История показывает, что государство, как особый аппарат принуждения людей, возникало только там и тогда, где и когда появлялось разделение общества на классы - значит, разделение на такие группы людей, из которых одни постоянно могут присваивать труд других, где один эксплуатирует другого.

В. И. Ленин, О государстве, Соч., т. 29, стр. 438.

Все и всякие угнетающие классы нуждаются для Охраны своего господства в двух социальных функциях: в функции палача и в функции попа. Палач должен подавлять протест и возмущение угнетенных. Поп должен утешать угнетенных, рисовать им перспективы (это особенно удобно делать без ручательства за "осуществимость" таких перспектив...) смягчения бедствий и жертв при сохранении классового господства, а тем самым примирять их с этим господством, отваживать их от революционных действий, подрывать их революционное настроение, разрушать их революционную решимость.

В И Ленин, Крах П Интернационала, Соч. т. 21, стр. 206.